НАЗВАНИЕ новой полнометражной ленты Свердловске - студии документальных фильмов «А прошлое кажется сном» (режиссер — С. Мирошниченко операторы — Ю. Ермолин, Б Кустов, Е. Смирнов; автор сценария — В. Булгакова) настраивает вроде бы на элегический лад. Да и фабула фильма этому располагает: группа пожилых людей плывет на теплоходе вниз по Енисею в город, где прошло их детство Все они — авторы вышедшей в 1939 году коллективной книги «Мы из Игарки», созданной по замыслу Алексея Максимовича Горького.
Вот строки из его письма, адресованного игарским пионерам и школьникам:
«Едва ли где-нибудь на земле есть дети, которые живут в таких же. суровых условиях природы, в каких живете вы, едва ли где-нибудь возможны дети такие, как вы, но будущей вашей работой вы сделаете детей всей земли столь: же гордыми смельчаками».
Великий пролетарский писатель не уточнил только (а может, и не знал, ибо последние годы жизни Горького — тема для отдельного разговора), что и дети, и родители их отправились в Заполярье вовсе не по своей воле — большинство из них принадлежали к категории так называемых спецпереселенцев. И отношене к ним было соответственное — женщин, детей, стариков выбросили практически на голый берег, где к их приему ничего не было готово, да никто и не готовился: чего жалеть кулацкое отродье! Сколько погибло их в первую полярную зиму — кто бы считал?Герои фильма вспоминают о тяжких этих днях без надрыва, без истерик и озлобления — «тут ни прибавить, ни убавить». Но боль каждого из них становится особенно ясной и близкой теперь, когда нам дана свобода вспоминать и оплакивать. Она всегда тлела, эта свобода, она прорывалась в горьких застольях, ходила по рукам в перепечатках и ксерокопиях, магнитофонных лентах, жила, притаившись, на страницах сохранивших порядочность литераторов.
ОБ ИГАРКЕ ТЕХ ЛЕТ можно прочесть в книге Виктора Петровича Астафьева «Последний поклон», хотя слово «спецпереселенцы» там вроде и не употребляется. Кто хотел — тот все понял. А в фильме Сергея Мирошниченко Виктор Петрович за кадром рассказывает о том, что помогло людям выжить на этой жестокой земле — о духе русской крестьянской общины, о человеческих чувствах, которые не смогли заглушить самые громкие лозунги, и о том, что дух этот, увы, безвозвратно утрачен, и не на что будет опереться человеку, когда придут новые испытания...
Один из эпизодов переносит нас в разрушенную церковь в Коркино. Ходит по загаженному полу старуха, бормочет страшные слова о поруганном храме опустошенной человеческой души, и понимаешь, что дело вовсе не в религии, а в совести нашей, на которой висит неподъемный груз прошлых и нынешних грехов.
...А вот и другой разрушенный храм. Ну, не такой уж он и разрушенный. Я бы сказал, вполне прилично выглядит. Хотя и надписи на стенах есть, и, надо сказать, надписи эти друг друга исключают: на одной стене—«Урок тиранам», на другой — «Помним и чтим». Когда-то в этом храме находился музей «Сибирская ссылка И. В. Сталина». Бронзовый барельеф генералиссимуса смотрит на нас из грязной болотной воды по-прежнему мудро, по-отечески Дескать, глумитесь, дурачки, а того не понимаете, что без этого в России никак нельзя, порядку не будет. Барельеф, словно кусок оболочки чернобыльского реактора, продолжает излучать разлагающую радиацию страха. Вот в кадре местная жительница рассказывает «Здание музея строили эти... ну, умельцы народные, мастера... В восемь часов утра их приводили, в восемь вечера уводили...». До сих пор человек не может сказать прямо — строили, мол, заключенные Мало того, что специалист по языкознанию загнал людей на Крайний Север, он еще и храм себе заставил воздвигать на вечной мерзлоте. Сейчас его вроде бы хотят переделать под теплицу — благо окна огромные. Ходит по музею здоровенный лысый мужик с фотоаппаратом, голый торс зарос седым волосом. Сокрушается, как и старуха в Коркино, что все в одночасье порушили. Мужик, похоже, из бывших лагерных охранников- «вертухаев», так что у него к нашему времени свои претензии, далекие от заботы о душе. На съемку его нё приглашали — судьба привела...
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС Астафьева рассказывает, как в одну ночь выбросили из музея избушку, в которой бедовал величайший гений всех времен и народов, как полетел в реку беломраморный памятник означенному гению и как енисейские капитаны, ни бога, ни черта не боявшиеся, сворачивали с фарватера на всякий пожарный случай — ну как поднимется со дна!
Сталинисты не унимаются: пишут в газеты и журналы письма о «разгуле демократии», о «фонаре гласности», об очернении и оплевывании прошлого, предупреждают, негодуют и даже грозят новыми Соловками и Колымой. Они верят, что все это вернется, и уверенность их не на пустом месте — слишком сильны и живучи приметы сталинской эпохи в нашем сегодняшнем дне. Жива подозрительность, живы многопунктовые анкеты, живы позорные процедуры собирания справок по любому незначительному поводу, жива система привилегий для сильных мира сего.
Мы привыкли к этим явлениям, выросли среди них, все это кажется нам очевидным, а человеческое наше достоинство только-только начинает просыпаться. Мы еще не отдаем себе отчета в том, насколько сами принадлежим прошлому, какую страшную и унизительную власть имеет оно над нами. После долгих лет репрессий и войн, в результате которых гибли самые храбрые, самые умные, самые веселые и талантливые (в мирное время из-за чужой зависти, в военное — потому что совесть велела быть впереди) — после этого стоит ли удивляться унылому нашему пьянству, равнодушию, взывать к гражданской активности и одновременно встречать в штыки малейшие попытки ее проявления? Ведь на вопрос Василия Шукшина «Что же с нами происходит?» невозможно ответить, не задавшись другим вопросом: «Что же с нами делали все эти годы?», или, точнее: «Что же мы позволяли с собой делать?». Как и почему страна наша стала полигоном для социальных, экологических и прочих экспериментов и долго ли намерена терпеть их дальше? Схватят ли за горло Енисей новые плотины? На все эти вопросы можно ответить, зная правду. А она проста: никакие преобразования не должны калечить человеческие судьбы, идет ли речь об одной личности или целой нации.
...ПЛЫВЕТ ПО ЕНИСЕЮ теплоход, в кают-компании играет баян, а старый старик-игарчанин ведет рассказ о том, как его, студента-филолога, вместе с тремя сотнями таких же бедолаг, обвинили в заговоре с целью покушения не то на Сталина, не то на ныне здравствующего Кагановича и загнали в такие места, по сравнению с которыми Игарка казалась раем... Лицо этого человека вы не забудете.
...Звенит струна на палубе. Рыжий парень с гитарой поет широко известную (по неофициальной версии ее написал Ю. Алешковский) песню:
Товарищ Сталин,
Вы большой ученый,
В языкознаньи знаете Вы толк,
А я простой советский
заключенный,
И мой товарищ —
серый брянский волк...
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры строги и грубы.
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье
классовой
борьбы.
То дождь, то снег,
то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра
и до утра.
Вы здесь из искры
раздували пламя —
Спасибо Вам, я греюсь
у костра...
В ФИЛЬМЕ ЕСТЬ КАДРЫ старой, довоенной хроники. Под ту же песню о «большом ученом», переделенную под марш, идут люди с тачкам и лопатами — отцы наши и матери, дедушки, бабушки... На ударную работу идут и верят. что нам-то, которые придут после них. не доведется страдать, мучиться, сомневаться... Но нам, нынешним, уже трудно различить, где кончался энтузиазм и начинался страх — ведь люди склонны вспоминать только хорошее...
Люди, люди... На экране — семья современного лесника. Муж, жена, пятеро детей. Они ничего не говорят, просто смотрят в объектив. Простые русские лица — как у тех, из первых пятилеток, как на старых фотографиях. «Мы не изменились —- говорят эти лица — Мы — плоть от плоти народа, мы пребудем вовеки, мы любим, надеемся, верим...». И этих незнакомых людей вы полюбите, посмотрев фильм Сергея Мирошниченко.
И не забудем старика со старухой в финале. Старуха расскажет, как из-за лишней лошади описали у семьи имущество, как забрали у нее самой юбку в рамках конфискации, как погнали на Север, как встретила она там своего суженого. как помогали они друг другу выжить... И на вопрос ведущего: «Как вы относитесь к Сталину», — ответит так:
— А нам все равно, акая власть... Мы ничо не понимам...
И заплачет. И не грех бы нам заплакать вместе с ней. Заплакать о погубленных людях, о разрушенных семьях, о покинутых деревнях, о милосердии людском, напрочь забытом по случаю выполнения грандиозных задач и исторических решений. Наши народы перенесли и голод, и холод, и войну, но поток лжи, изливавшейся со всех сторон, грозил погубить последние остатки нравственности. «Лжа — что ржа, — говорит пословица.— Ржа точит железо, а лжа — душу».
ФИЛЬМ СЕРГЕЯ МИРОШНИЧЕНКО работает на правду. Кстати сказать, лента прошла все столичные инстанции и сейчас тиражируется. Верю — увидят ее красноярцы.
У нас нет другого пути, кроме правды, потому что прошлое, вопреки названию фильма, вовсе не кажется сном, а наоборот — живет, действует и все еще рассчитывает на победу.
.
Михаил Успенский
Красноярский комсомолец 15.03.1988