Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Л.С. Жалимов. На службе милицейской. Книга вторая. Часть вторая. История Красноярской милиции (1930-1941 гг.) (фрагменты)


<...>

УЧАСТИЕ МИЛИЦИИ В ПРОВОДИМЫХ В СТРАНЕ НАРОДНОХОЗЯЙСТВЕННЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ КАМПАНИЯХ

Одновременно с проведением мероприятий по перестройке своей работы и выполнения основных функций по обеспечению общественного порядка и борьбе с преступностью милиция должна была участвовать в проводимых в стране народнохозяйственных и политических кампаниях. В частности, в продолжающейся работе по выселению кулаков, хлебозаготовках, лесозаготовках, в мероприятиях против хищнического убоя скота.

В первой части книги говорилось, что выселение кулаков производилось в первую очередь только из районов сплошной коллективизации. Перед разделением Сибирского края коллективизация на его территории была проведена на 50 процентов. Поэтому через определенные промежутки времени, т.е. по мере завершения сплошной коллективизации в очередной группе районов операция по выселению повторялась. 15 марта 1931 года начальник комендантского отдела Западно-Сибирского края Долгих доложил крайисполкому: «В соответствии с решением бюро крайкома ВКП(б) в 20 числах этого месяца будет производиться операция по выселению кулаков из 25-ти районов. Учитывая, что в прошлую операцию по выселению (30.XII) Омский район по некоторым причинам не имел возможности провести выселение всех своих кулаков (из 50 семей выселил 21), в постановлении по ходатайству Омского горсовета от 21.1.с.г. необходимо включить пункт о выселении и оставшихся в этом районе кулаков».

Вскоре комиссия по выселению постановила: выселение кулацких хозяйств из районов сплошной коллективизации произвести не позднее 25 марта с.г. Не подлежат выселению нацмены запада (немцы, латыши, эстонцы), красные партизаны, семьи красноармейцев и эмиро-бухарцы. К началу 1931 года на учете комендантского отдела управления вновь организованного Западно-Сибирского края находилось 48978 сибирских и западных кулаков. Управление кулацкими поселками на местах было сосредоточено в десяти комендатурах, со штатом 164 человека строевого состава. Новая партия выселяемых направлялась дальше на север.

Начальник ЗСКУ милиции Пупков и врид начальника отдела организации службы Ситников дали районным управлениям, с территории обслуживания которых подлежали выселению кулаки, и начальникам РУМ, через территории которых должны были следовать партии выселяемых, директиву с подробным перечислением мер, необходимых для принятия и маршрута следования. Документ состоит из 13 пунктов. Мы не будем приводить его здесь полностью, но два пункта выделим, чтобы подчеркнуть, какой объем работы милицией при этом выполнялся. Так, пунктом 5 директивы предписывалось: «Начальнику РУМ по сформировании групп выселяемых кулаков уполномоченными ЗСКИК принять таковых от последних и лично самому или при непосредственном участии своего заместителя (но ни в коем случае не работниками УР), а если нет заместителя, то при непосредственном участии одного из участковых инспекторов из числа наиболее выдержанных и проверенных (предпочтительно члена партии) сопровождать группу выселяемых до места назначения и по прибытии группы на место передать по уполномоченному комендантского отдела. При приеме людей, лошадей, натурфонда должен быть составлен сдающими Вам партию лицами список, по которому Вам надлежит производить прием, а по прибытии на место и сдачу группы. Вся ответственность за своевременную доставку группы по плану возлагается на Вас». Пункт 9-1 гласил: «Начальникам РУМ, из районов которых будет производиться выселение, для конвоирования партии кулаков назначить исключительно милицейский конвой из числа проверенных товарищей». Из этих двух пунктов директивного письма видно, что если раньше сопровождение групп выселяемых кулаков осуществлялось работниками милиции совместно с работниками ОГПУ, то теперь эта задача была возложена только на милицию. Хочется отметить, что работники милиции при сопровождении выселяемых строго соблюдали предписание, не допускали грубого отношения к ним, наоборот, терпя сами тяготы длительного изнурительного пути к месту доставки людей, старались при этом облегчить трудности пути детя, женщинам, старикам, помогали в меру своего положения устраивать их удобнее в пунктах остановки и др. Вообще, как свидетельствуют материалы, работники милиции не допускали, за отдельными исключениями, предвзятости к «классовым врагам», были объективны, и даже есть примеры, когда они ограждали кулаков от необоснованных обвинений, от произвола чиновников. 31 марта 1931 года в деревне Печора Рыбинского района возник пожар в скотных дворах коммуны «Искра», в результате пожара погибло 50 голов крупного рогатого скота и 149 свиней. Убытки составили 11000 рублей. Когда работники милиций приступили к расследованию, раздавались голоса, что это дело рук кулаков и надо искать виновных среди пик, что вроде нечего копаться, зря тратить время, арестовать кулаков и они сознаются. Но работники милиции не пошли по этому пути и в результате тщательной проверки установили в происшедшем вину сторожа Речкина председателя правления коммуны Герасимова и животновода Бродягина. Однако сторонники классовой борьбы не удовлетворились таким ходом дела и материалы были переданы в органы ОГПУ. Но там после длительной проверки подтвердили выводы сотрудников милиции. Надо отметить, что за нарушения законности в работе с сотрудников милиции строго спрашивали, в том числе требовали исполнения законов и в отношении кулаков. В Красноярске по докладам прокурора Петровского и начальника милиции Пантюшева было принято постановление, один из пунктов которого гласил: «Для предупреждения перегибов дать на места директиву о категорическом запрещении массовых арестов, создания дутых дел о кулаках, об обеспечении качества расследования в строгом соответствии с требованием ст. III УПК...».

Как было сказано выше, новые партии выселяемых кулаков направлялись на север и, главным образом, в места лесозаготовок Сиблестреста. Развернувшееся по всей стране строительство требовало леса, кроме того, государству нужна была валюта. И одним из источников ее был сибирский лес. «Красноярский рабочий» писал: «Лес - это золотая россыпь, на которой наша страна черпает огромные средства. Наши неизмеримые лесные богатства позволяют безболезненно давать на социалистическую стройку миллионы кубометров леса. Кроме этого, экспортируя лес, мы получаем машины, всевозможное оборудование, каучук и много других материалов, которых имеем пока недостаточном количестве». Для крупномасштабной заготовки леса нужно было строить леспромхозы, лесозаготовительные, лесоперевалочные пункты и в эти места и на эти работы направлялись большей частью группы выселяемых. Кроме этого, задания на заготовку леса получали еще не выселенные кулаки, а также единоличники. Спешно создавались постоянные рабочие бригады. Из Красноярска лес перевозился на стройки страны, в основном на Кузбасстрой, из северных районов сплавлялся по Енисею в Игарку, а оттуда шел за границу. Индивидуальные задания по лесозаготовкам давались большие и выполнить их было многим не по силам. «Красноярский рабочий» писал: «Одна из причин слабой работы на лесозаготовительном фронте — отсутствие нужного количества людей и лошадей. Последняя пятидневка не принесла улучшения. В лесу все так же мало людей и лошадей... Все уклоняющиеся сидят под носом председателей сельсоветом и комиссий содействия лесозаготовкам, но почему-то никто не тянет их к ответу за срыв кампании». И далее: «Торгашинский кулак Шеходанов, получив твердое задание вырубить 772 кубометра и вывезти 225 кубов леса, под всякими предлогами саботировал выезд. Однако этот кулацкий маневр ему не удался. Сельсовет направил его на участок, заставил работать. Шеходанов для отвода глаз проработал на лесозаготовках две недели, а затем сбежал домой. Народный суд приговорил кулака за злостное неисполнение твердого задания к 3 годам высылки из пределов Красноярского района и штрафу в тысячу рублей». Газеты того времени пестрят материалами, упрекавшими Прокуратуру, суды и милицию за то, что они «еще не взялись за кулаков, саботирующих лесозаготовки». Насколько жестко решались вопросы принуждения людей к выполнению заданий по выработке леса, видно хотя бы из статьи «Наказаны пролетарским судом», опубликованной в той же газете «Красноярский рабочий» в 1931 году: «Спекулянт-лишенец Тропин из д. Солонцы отказался выполнить твердое задание по лесозаготовке. Дело передано в суд. Зажиточный д. Солонцы Непомнящий тоже отказался от выполнения твердого задания. Прокуратура передала дело в горисполком для привлечения его к ответственности в административном порядке. Сын частоостровского кулака Чураков и зажиточный Толстихин отказались поехать на лесозаготовки. Дело рассмотрено в суде. Толстихин приговорен к году лишения свободы и штрафу 500 рублей, а Чураков — к году лишения свободы и штрафу 100 рублей. Кулак-лишенец села Куваршино Остапов отказался выехать на лесозаготовки. Он приговорен к двум годам лишения свободы и 250 рублям штрафа». В одном из своих номеров «Красноярский рабочий» сообщил, что «выездная сессия нарсуда за халатное отношение к лесозаготовкам дала год принудительных работ председателю Мостовского сельсовета». Иногда уголовные дела по лесозаготовкам обретали политическую окраску и передавались в органы ОГПУ, а оттуда направлялись в суды как контрреволюционные. Газета «На колхозной стройке» рассказала: «Группа кулаков деревни Налобиной были направлена на лесозаготовки. Влившись в среду крестьян-бедняков, работавших там, кулаки сразу же взялись за контрреволюционную агитацию. Они стали отговаривали рабочих от работы, говоря, что Советская власть скоро будет свергнута. Стремясь избавиться от работы, кулаки изыскивали способы саботажа: ломали свои сани, спускали с гор лесины, приводили их в негодность. Во главе этой контрреволюционной группировки стоял бывший владелец колбасного производства и спекулянт Охота Франц. Он призывал всех работающих к организации шайки против Советской власти. Суд приговорил симулянтов к личным срокам лишения свободы, от двух до восьми лет с ссылкой в Туруханский край. Руководителя этой шайки Охоту — к высшей мере наказания — расстрелу».

Очередная кампания по хлебозаготовкам в 1931 году проходила так же трудно, пожалуй, даже трудней, чем предыдущие, и милиции приходилось отвлекать на это значительные силы. Меры принудительного характера по мере роста сопротивления хлебосдатчиков становились все жестче. 29 октября 1931 года прокурор Восточно-Сибирского края писал в информационной сводке: «Развернувшаяся по краю кампания хлебозаготовок сопровождается саботажем со стороны кулацко-зажиточной верхушки. Кулак прибегает к ряду новых методов противодействия, направленных на подрыв мероприятий, проводимых на селе. Отмечены факты, когда он не только прячет хлеб в ямы, но и стремится дискредитировать меры общественного поощрения лучших хлебосдатчиков из числа бедняцко-середняцкой группы. Кулак не только не выполняет твердых заданий, но и ведет агитацию против сдачи хлеба, запугивая крестьян якобы надвигающейся войной (Уярский район). Не желая молотить хлеб, бросает его на корню, и скрывается из района (Нижнеингашский, Тасеевский районы). Борьба с кулацко-зажиточной частью, срывающей хлебозаготовки, была развернута в большинстве обследованных зерновых районов своевременно. Еще с конца августа месяца имели место факты привлечения кулаков за срыв хлебозаготовок, например, в Черемховском районе.

К 9 сентября осуждены за срыв хлебозаготовок кулаки и зажиточные в Рыбинском районе. В конце сентября месяца имели место приговоры такого же рода в Куйтунском районе и т.д. В настоящей момент нужно говорить не о малом количестве привлеченных (Рыбинский район — 32 человека, Куйтунский — 23 человека и т.д.), а о качестве привлечения и эффективности карательной политики по делам этого рода. Карательную политику по отношению к кулакам в обследованных районах нужно признать основном правильной и достаточно классово выдержанной. Как правило, избирались меры социальной защиты в виде лишения свободы или ссылки. При избрании дополнительных мер экономического порядка (конфискация имущества) в отношении зажиточных однако отмечается перегиб, выражающийся в отсутствии у большинства районов дифференцированного подхода к последним». А вот что рассказывает информационная сводка о мерах, принятых к невыполняющим задания по хлебосдаче в Канском районе: «В марте месяце 1931 г. в связи с упорным сопротивлением кулацко-зажиточной группы и злостным невыполнением самообязательств осуждено 54 человека, из них 17 кулаков, 31 зажиточный и 6 середняков. А за время всей кампании по ст. 61 УК (невыполнение твердых заданий и самообязательств) осужден 141 человек, тогда как в прошлом за те же преступления за всю кампанию был осужден 61 человек». В Красноярском районе имело место доведение твердого задания по севу до бедняцких хозяйств. Заготовители хлеба использовали для воздействия на хлебосдатчиков различные методы, в том число недозволенные. В Ирбейском районе в с. Усть-Уруле, как сообщал судья, додумались до того, что стали водить по селу быка, на рога которого прицепили красную и чёрную доски с фамилиями хороших и плохих сдатчиков хлеба. Конечно, принимаемые столь жесткие меры, репрессии не могли не вызывать жалоб, они доходили и до Кремля. Шли запросы туда по этим вопросам и от некоторых партийных и советских органов. Причины проводимых репрессивных мер по отношению к крестьянам, не спешившим продавать государству хлеб по низким ценам, позже объяснил сам Сталин. Обращаясь ко всем организациям ВКП(б), он писал, что в борьбе за усиление заготовок ЦК прибегало к этим мерам вынуждено: «При других условиях и в другой обстановке партия могла бы пустить в ход и другие формы борьбы, выбросив, например, на рынок десятки миллионов пудов хлеба и взяв, таким образом, измором зажиточные слои деревни, не выпускавшие хлеба на рынок. Но для этого нужно было иметь либо достаточные хлебные резервы в руках государства либо серьезные валютные резервы для ввоза десятков миллионов пудов хлеба из-за границы. Однако этих резервов не оказалось, как известно, у государства, и именно потому что этих резервов не оказалось, перед партией стали на очередь те чрезвычайные мероприятия, которые отразились в директивах ЦК и которые получили свое выражение в развернувшейся заготовительной кампании, и большая часть которых может сохранить силу лишь на период текущего заготовительного года».

1 ноября 1930 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О мерах против хищнического убоя скота», которым воспретили всем государственным и общественным организациям, а также частным лицам убой племенных животных, молодняка крупного рогатого скота, быков, баранов и хряков, пригодных в качестве производителей, беременных маток всех видов скота.

Постановлением были определены санкции в отношении нарушителей. В частности в нем говорилось, что «... 2. Нарушители настоящего закона несут ответственность в административном порядке на основании обязательных постановлений районных исполнительных комитетов и городских Советов. Эти постановления должны предусматривать штраф в размере до десятикратной стоимости убитого животного по местным заготовив тельным ценам.

У кулаков же и частных скупщиков, которые злостно нарушают настоящий закон или подстрекают к этому других, районные исполнительные комитеты и городские Советы имеют право сверх того конфисковать весь принадлежащий им скот или часть его. Одновременно эти лица привлекаются к уголовной ответственности, причем суд применяет к ним лишение свободы на срок до двух лет с выселением из данной местности или без выселения.

3. Должностные лица государственных учреждений и предприятий и кооперативных организаций, в частности председатели и члены правлений колхозов, нарушающие .настоящее постановление, привлекаются к уголовной ответственности как за должностное преступление».

Во исполнение этого постановления Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский крайисполкомы приняли свои обязательные постановления, которыми возложили наблюдение за исполнением постановления ЦИК и СНК на райисполкомы, городские и сельские Советы, органы милиции и ветеринарный надзор. Милиция обязана была проводить дознание по фактам убоя скота и доводить уголовные дела до суда.

Основную работу по борьбе с хищническим убоем скота вели участковые инспектора, которые широко использовали в этом помощь членов ОСОДМИЛа. «Красноярский рабочий» сообщал: «За убой скота привлечены к ответственности кулаки Максимов, Ермолаева, Осипов (все д. Кубеково), Шеходанов (Торгашино)». И здесь же: «Затяжка в разборе кулацких дел свидетельствует о наличии правого оппортунизма в рядах судебных работников. Нужно со всей решительностью ударить по таким настроениям, играющим на руку классовым врагам, срывающим скотозаготовки». никой же легкостью навешивали тогда ярлык «оппортунист», уклониста и т.д. на человека. За волокиту в расследовании уголовного дела можно было оказаться и пособником. Постановление «О мерах против хищнического убоя скота» действовало до 1 января 1932 года. Но убой скота не прекращался и, поэтому прокуратура Республики письмом от 8 февраля 1932 года за подписью Вышинского предложила: «Учитывая сообщения с мест о продолжении кулацко-зажиточной верхушкой деревни хищнического убоя скота впредь, до издания нового закона, во всех случаях хищнического уничтожения и убоя скота с целью спекуляции кулацко-зажиточной частью села принимать меры уголовной репрессии по ст. 79-1 УК. В отношении же единоличников, не вступивших в колхозы, и колхозников следует ограничиваться мерами административного воздействия, предусмотренными законом от 1 ноября 1930 года». А статья 79-1 УК, которой предписал Вышинский руководствоваться, была принята в январе 1930 года и гласила: «Хищнический убой и умышленное изувечение скота, также подстрекательство к этому других лиц с целью подрыва коллективизации сельского хозяйства и воспрепятствования его подъему — лишение свободы на срок до двух лет с высылкой из данной местности или без таковой».

Следует отметить, что постановление ЦИК и СНК СССР, запрещающее убой скота, было принято в связи с тем, что к тому периоду резко сократилось в стране поголовье скота и нужно было срочно поправить это положение. Кроме того, скот был нужен, особенно племенной, для отправки и разведения его в малообжитых районах, в основном Дальнего Востока, которые интенсивно обживались.

<...>

С первых дней у Найденова сложились хорошие отношения и взаимопонимание с начальником УНКВД края Павловым. Но вместе им пришлось проработать всего полгода.

23 сентября 1936 года старший майор госбезопасности Павлов сдал дела Залпетеру. В этот день он подписал приказ № 527, который гласил: «Сего числа дела и должность начальника Управления НКВД по Красноярскому краю сдал вновь назначенному на эту должность старшему майору госбезопасности тов. Залпетеру А.К. Основание: приказ НКВД СССР № 809-36 года».

На IV пленуме крайкома партии, проходившем 1—3 ноября 1936 года, Залпетер был кооптирован в состав членов бюро. Об этом пленуме, пожалуй, надо сказать подробнее. Присутствовали на нем члены крайкома: Акулинушкин, Алфеев, Большаков, Болховитин, Вишня¬ков, Голюдов, Горчаев, Цалюк, Крестьянкин и другие, всего 47 чел.; члены ревкомиссии: Иванов, Кокрятский, Королев; секретари райкомов: Шахновский, Тараканов, Солодовников, Тихомиров, Тулкин, Майский, Дарган, Аганов, Корчак и др.

В повестке пленума были вопросы:

1. Итоги обмена парт документов;
2. План работы бюро крайкома на зимний период;
3. Организационные вопросы.

По первому вопросу — итоги обмена партдокументов — сделал доклад Акулинушкин. В прениях по докладу Акулинушкина выступили несколько человек. Многие из них говорили о необходимости дальнейшего развертывания, как того требовал ЦК ВКП(б), критики и самокритики, о повышении бдительности и недостатках в этой области. В частности, Горшков (секретарь партколлегии) сказал: «...В отдельных организациях самокритику зажимают. По городу Красноярску крупный ответственный работник Субботин невзлюбил самокритику. Когда его пригласили в районный комитет партии и поставили о нём вопрос, он заявил: «Кто дал право рядовым членам партии критиковать меня, к тому же еще члена крайкома??». Вот как отдельные коммунисты понимают вопросы критики и самокритики. Этот Субботин не единственный. Таких еще достаточно».

И далее: «...Вопрос о бдительности. Опять-таки я игру пример по Красноярску, с тем же Субботиным. Он является крупным руководителем Красмашстроя. Он принял на работу сына Троцкого — Седова. На активе Субботин заявил: «Сына Троцкого, как говорят, богом сюда занесло, как ссыльного, как инженера-специалиста. Ко мне пришел в кабинет человек, назвался Седовым и стал предлагать свои услуги как специалист по газогенерации. Я, говорит, сын Троцкого. Он несколько дней ходил, затем его приняли на работу».

По третьему вопросу пленум принял решение: «1. Кооптировать в состав членов крайкома т.т. Залпетера и Ломакина.
2. Ввести в состав членов бюро крайкома т.т. Залпетера, Савкевича и Эмолина, освободив из состава членов бюро т.т. Павлова и Судакова, в связи с отзывом их из края.
3. Ввести в состав кандидатов в члены бюро Тизанова, Балаханова и Ломакина».

Залпетер проработал начальником УНКВД края недолго. В апреле 1937 года он был вызван в Москву и там арестован. Вскоре из Новосибирска в Красноярск приехала бригада по линии УГБ УНКВД с проверкой во главе со старшим майором госбезопасности Леонюк.

3 мая 1937 года Леонюк вступил в должность начальника УНКВД, но уже 27 сентября того же года он, на основании приказа НКВД СССР от 13.IX-37 г., сдал дела капитану госбезопасности Гречухину Д.Д. Репрессии, которые проводились в тот период в стране, не обошли Красноярский край. Многие из тех, кто принимал участие в работе названного выше IV пленума крайкома, подверглись этой участи. В числе репрессированных были: первый секретарь крайкома Акулинушкин, второй секретарь крайкома Голюдов, председатель крайисполкома Рещиков, заместитель председателя Лютин, зав. отделом крайкома Эмолин, больше половины секретарей райкомов партии, другие руководители и рядовые работники. Подробнее об этом сказано в докладе исполнявшего обязанности первого секретаря крайкома партии Кулакова и в выступлениях ряда делегатов на II краевой партийной конференции, проходившей 5—6 июля 1938 года. Эта конференция была посвящена итогам выполнения постановления январского 1938 года Пленума ЦК ВКП(б), осудившее* огульное исключение коммунистов из рядов партии.

Из доклада Кулакова: «...Краевая партийная организация за истекшие годы под руководством ЦК партии и товарища Сталина проделала большую работу по очистке своих рядов от троцкистов, бухаринцев, диверсантов.

Разоблаченные враги народа направляли свою вредительскую работу на то, чтобы перебить партийные кадры, вызвать озлобление в партийной организации. Так, например, в период проверки и обмена партдокументов было исключено из партии 2340 человек, из них троцкистов 252 человека, или 11% к общему числу, и правых только 3 человека. Исключено же за мелкие проступки 302 человека, за пассивность 252 человека, по прочим партпроступкам 338 человек. Эти цифры свидетельствуют о том, что враги народа, орудовавшие здесь в Красноярской организации, стремились как можно больше исключить честных коммунистов. Ведь подумать только, они сумели найти только 3-х правых...». И далее: «...Следствием по ликвидированной контрреволюционной организации правых установлено, что деятельность их охватывала псе участки народного хозяйства и в значительной мере были поражены комсомольские и советские аппараты. Ими были захвачены командные должности. Во главе руководящих органов края стояли первый секретарь крайкома Акулинушкин, второй секретарь Голюдов, председатель крайисполкома Рещиков, заместитель председателя Лютин и т.д. Шло вредительство в области сельскохозяйственного планирования, неправильное размещение производственных сил, средств производства, неправильное финансирование...

За период с июля месяца прошлого года в крайкоме партии было разоблачено и исключено из партии 32 работника, из них 20 человек как враги народа и сняты по политическим мотивам 26 человек. За это время снято с работы и исключено из партии первых секретарей райкомов 38 человек и вторых — 44, из них разоблачены и арестованы как враги народа 31 человек. Кроме того, снято по разным политическим мотивам 11 секретарей райкомов. Из 558 исключенных как врагов народа арестовано по неполным данным 373 человека.

Но, между прочим, дальше придется в своем докладе сказать о том, что эта работа по разоблачению врагов народа не прошла везде как следовало, во многих мести;; и здесь допустили те же самые грубые ошибки и дальше, несомненно, после решения январского Пленума ЦК, ВКП(б) краевой партийной организации нужно было как следует исправлять то, что было допущено...

После решения январского Пленума по 1 июля крайкомом партии рассмотрено 280 апелляций, из них восстановлено 160 человек, или 57%. Партколлегией рассмотрено 604 апелляции, восстановлено 383 человека, или 69%. Всего рассмотрено крайкомом и партколлегией 884 апелляции, из них восстановлено 543 человека, или 63%.

При исправлении допущенных ошибок, по неполным данным, разоблачили и привлекли к ответственности 32 человека коммунистов, которые охарактеризованы как карьеристы, старавшиеся выдвинуться на оклеветании товарищей, оклеветании честных большевиков...».

Из выступления секретаря краевого комитета комсомола Куликова: «У нас ошибок больше, чем в партийных организациях. Только после решения январского Пленума ЦК ВКП(б) и пятого пленума ЦК комсомола мы начали по-настоящему исправлять свои ошибки. Мы исключали ни в чем неповинных людей, оклеветанных шкурниками, карьеристами, перестраховщиками... Дело в комсомоле доходило до анекдотов. Так, в Каратузском районе исключена комсомолка Винокурова за связь с врагами народа. Эта связь выразилась в том, что она купила на базаре вещи, принадлежащие врагу народа. В Боготоле исключили Балабанова за то, что его отец ходил в синих брюках, возникла мысль, что он был сын офицера... Я мог бы привести много таких фактов.

Выполняя решения партии и ЦК комсомола, мы возвратили в ряды комсомола 1300 человек, незаслуженно исключенных. Разбор апелляций в крайкоме комсомола был поставлен вредительски. Руководитель отдела апелляций Губанов, который арестован, скопил сотни апелляций, которые лежали по году и больше. Ликвидируя эти последствия мы разобрали 2000 апелляций».

Фадеев, Артемовская организация: «К таким организациям относится и наша Артемовская. Она исключила 36 человек, из них 19 как врагов народа, причем 14 человек органы НКВД не нашли нужным изъять, а после Пленума ЦК было из этих 14 восстановлено в партии 8 товарищей. У нас было глумление над рабочим классом, когда ни за что арестовывали рабочих и держали по 12 дней».

Фомичев: «...Я хочу остановиться на том, что уже в этой работе по исправлению допущенных ошибок, мне нижется, мы опять допускаем ошибки. В чем они выражаются? Они выражаются в том, что некоторых людей крайком партии и КПК восстанавливает в партии, тогда как их не следует восстанавливать. Я приведу конкретный факт. В Каратузском районе проводил вражескую работу механик МТС Никонов, который проводил вредительский ремонт тракторов и всего машинного парка. В конце концов это привело к тому, что в 1937 году угробили МТС. Мы исключили Никонова из партии. Он оказался отъявленным каппелевцем, служил в белой каппелевской части. Кроме этого пьяница и жулик. Но его восстановили в партии и заставили МТС заплатить ему за три мосяца прогула около 2 тысяч рублей. Сейчас он работает и МТС в Партизанском районе».

Широко проходило обсуждение постановления январского Пленума ЦК и в органах УНКВД края.

В Новоселовском РО 5 февраля 1938 года состоялось общее партийное собрание с повесткой «Постановление январского Пленума ЦК ВКП(б) «Об ошибках партийных организаций при исключении коммунистов из рядов ВКП(б) и мерах по устранению этих недостатков».

С докладом выступил начальник отдела милиции Грудцен Павел Иосифович. Он отметил: «Многие парторганизации, несмотря на неоднократные предупреждения ЦK партии о чутком отношении к людям, допускали грубые ошибки при исключении из рядов партии. Многие коммунисты исключались без серьезной проверки, по ложным доносам. Такие примеры имелись и у нас в районе, а также в РО УНКВД».

10 февраля 1938 года на собрании в управлении милиции края выступающие говорили:

Найденов: «...Пленум особо подчеркнул об огульном и даже преступном исключении из рядов партии коммунистов и требует, чтобы они со всей большевистской непримиримостью к врагам народа разоблачали карьеристов, двурушников, которые с целью скрыть свою вражескую деятельность клевещут на честных коммунистов. В нашей организации такие двурушники были (Гостев, Левин). Нам сейчас нужно пересмотреть все наши решения об исключении из партии».

Андреев: «...У нас тоже имеются грубые нарушения. Пример, начальник Ужурского РО УНКВД Григорьев и начальник Краснотуранского РО. Последний получил командировочные из зарплаты младших милиционеров, а когда против этого стал выступать член партии участковый инспектор, его тут же исключили из партии и арестовали. Апелляции исключенных, к примеру, Сталинским райкомом партии не рассматривались месяцами (Станиславчук, Семенов, Толоканников)».

А вот пример, как шло исправление ошибок и восстановление в партии исключенных. На собрании в УРКМ края было рассмотрено персональное дело Воробьёва. Докладывал секретарь парткома Скворцов: «Воробьёв был исключен из партии за то, что умышленно создал фиктивный материал на середняка, подведя его под кулака. Фактически Воробьёв сделал это под давлением бывшего начальника Ужурского РО НКВД Григорьева, ныне осужденного за вражескую деятельность. Райком партии предложил пересмотреть вопрос об исключении из партии Воробьёва.

Выступили:

Самохин: «Установлено, что Григорьев, уже будучи под следствием, дал подчиненному ему аппарату, в том числе Воробьёву, работнику милиции, сфабриковать мате^ риалы, оправдывающие его».

Воробьёв: «В 1937 году в совхозе в Ужурском районе были арестованы РО.НКВД 6 человек, в числе которых был один середняк. Об этом незаконном арес работники милиции Максимов и Григорьев (однофамилец начальника РО НКВД) написали заявление прокурору района. Выехавшие для расследования дела зам. начальника УРКМ Аверьянов и особоуполномоченный УНКВД Пулькацев арестовали работников милиции, сообщив о незаконных действиях Григорьева, но они вскоре бы освобождены, а приехавший вновь в район Пулькацев возбудил дело против начальника РО Григорьева. Вот тут Григорьев, чтоб как-то оправдаться, вызвал к себе председателя сельсовета и предложил ему дать справку, что арестованный середняк не середняк, а кулак. Мне же предложил допросить двух членов правления, чтобы они также это подтвердили и чтоб я без этого материала не возвращался».

Кулеш Иван Сидорович, заместитель начальника УР: «Я знаю этого Григорьева по работе его в ЭКО УНКВД. Это был такой зверь, что кого угодно мог заставить сделать то, что ему надо. Он незаконно арестовал директора совхоза за то, что тот стал требовать резину на автомашину, т.к. Григорьев, пользуясь автомашиной совхоза, испортил автопокрышки. Воробьёв был неплохим оперуполномоченным, но поддался угрозам Григорьева. Думаю, что Воробьёва нужно восстановить в партии и на работе».

С январским Пленумом ЦК не закончились выискивания, хотя, конечно, и в меньшей степени, врагов народа. Константин Симонов в своей книге «Глазами человека моего поколения» на стр. 299 пишет: «...Иногда изображают дело так, словно осенью 1938 года, осудив так называемые «перегибы» и наказав за них Ежова, Сталин поставил крест на прошлом, людей уже больше не объявляли врагами народа, а лишь освобождали и возвращали па прежние посты, в том числе и военных. С одной стороны это верно. В армию вернулась часть командиров, арестованных в 1937—1938 годах, и некоторые из них в войну командовали дивизиями, армиями и даже фронтами. Но с другой стороны и в 1940 и в 1941 году все еще продолжались пароксизмы подозрений и обвинений».

Интересно в этом плане решение бюро Сталинского райкома ВКП(б) г. Красноярска от 31 января 1939 года по персональному делу Певнева. Вот выписка из протокола заседания этого бюро:

«Певнев Сергей Яковлевич, рожд. 1898 года, по национальности русский, соц. положение — служащий, образование 4 класса духовной семинарии. Член ВКП(б) с 11(19 года, судимости не имеет. Партвзысканий не имеет, работает в краевом управлении милиции.

Решением первичной организации краевого управ- милиции от 9 января 1939 года Певнев Сергей Яковлевич из рядов ВКП(б) исключен как классово-чуждый элемент, проводивший вредительскую деятельность по засорению кадров РКМ классово-чуждым элементом, за сокрытие от парторганизации ареста за участие в эсеровском восстании в 1918 году. Проверкой установлено, что Певнев С.Я. сын торговца, служителя религиозного культа, образование получил в духовной семинарии, его близкие родственники — кулацкий элемент, репрессированные органами НКВД.

Несмотря на ряд указаний крайкома ВКП(б) и приказов НКВД СССР об очистке аппарата РКМ от классово-чуждых элементов, никаких мер не предпринимал, явно саботируя выполнение этих решений, и продолжал прием в аппарат классово-чуждый, уголовный элемент, а способные, проверенные работники РКМ по службе не продвигались. Специальные звания им не присваивали, что создало условия ухода из органов. Краевые курсы сержантов милиции укомплектованы непроверенными лицами и в конце года установлено, что там имеются классово-чуждые элементы.

В 1918 году Певнев участвовал в эсеровском восстании в г. Воронеже, за что был арестован и сидел в тюрьме. Свой арест за участие в эсеровском восстании скрыл от парторганизации.

Утвердить решение первичной парторганизации управления милиции. Певнева С.Я. из рядов ВКП(б) исключить как классово-чуждого, сознательно засорявшего классово-чуждым элементом органы милиции и за участие в эсеровском восстании в 1918 году и скрытие этого от парторганизации».

Вторая выписка из протокола этого же заседания бюро Сталинского райкома ВКИ(б) от 31 января 1939 года о Черникове М.С.:

«Черников Михаил Сергеевич, рожд. 1898 года, по национальности русский, соц. положение рабочий, образование среднее, член ВКП(б) с 1920 года. Работает в управлении милиции.

Первичная парторганизация краевого управления милиции 24 января 1939 года Черникову М.С. за необеспечение развертывания политико-массовой работы, за зажим критики в парторганизации, за примиренческое отношение к врагу народа Монахову и классово-чуждому Певневу и др. и за непринятие мер к очистке органов РКМ от классово-чуждых, разложившихся элементов объявила строгий выговор.

Черников Михаил Сергеевич, находясь с 1935 года начальником политотдела краевого управления милиции, не обеспечил своим руководством вскрытие деятельности бывшего начальника командного отдела Певнева, который, являясь классово-чуждым элементом, систематически засорял аппарат РКМ классово-чуждыми элементами, в результате чего имелись в аппарате следующие категории лиц: 13 человек служили в белой армии, 3 человека соучастники контрреволюционных группировок, 58 человек, имеющие родственников, репрессированных за контрреволюционную деятельность, 14 человек родственники осужденных за уголовные преступления, 4 человека имеющие родственников служителей культа и т.д.

Со стороны политотдела в лице Черникова имелись случаи грубого администрирования и запугивания коммунистов, что приводило к зажиму критики и самокритики на собраниях. Отдельным членам партии, выступающим с критикой, угрожали отобранием партбилетов (Демидчик, Ванюшкин).

Черников, будучи членом аттестационной комиссии, имея в наличии компрометирующие материалы, присваивал звания лицам в первую очередь, не заслуживающим этого звания, оказавшимися впоследствии врагами народа (Бензаревич, Монахов), а честным работникам звания не присваивал (Назаров).

Черников, являясь начальником политотдела, вместо разоблачения врагов народа и борьбы с ними сам защищал ярого врага Монахова, ныне арестованного органами НКВД. На партсобрании выступил в его защиту при восстановлении в партии, в результате парторганизация была введена в заблуждение. За претупление бдительности и непринятие мер к очищению органов милиции от классово-чуждых элементов, примиренческое отношение при разборе дела Монакова, за необеспечение политико-массовой работы в органах милиции Черникову объявить выговор с занесением и учетную карточку»

Черникова обвинили, как видим, в непринятии мер к очищению органов милиции от классово-чуждых элементов. Но, судя по архивным материалам, сотрудники, отнесенные райкомом к этой категории, хорошо характеризовались, были честными людьми. Некоторые (Старков, Пахомов, Федоров и др.) руководили ведущими службами УРКМ края, неоднократно проходили аттестацию, прошли чистку. И о том, что у этих работников, у кого отец, у кого брат и другие близкие родственники были судимы или служили в белой армии и т.д. было известно. Никто их к классово-чуждым элементам не относил. Главное, как было принято тогда, чтоб он не скрывал своего прошлого и не утаивал сведений о судимых, репрессированных и т.п. близких родственниках. 7 августа 1937 года Пахомову (начальнику отделения ОБХСС) на заседании парткома УРКМ за то, что он «при поступлении в органы и при обмене партийных документов не указал службу брата в армии Колчака», был объявлен выговор с занесением в учетную карточку. 9 августа партийное собрание это решение парткома утвердило.

22 ноября 1938 года в партийный комитет УРКМ представил заявление Паклин. В заявлении он указал, что 3 ноября 1938 года органами УГБ УНКВД края арестован его дядя. «Плохого я от него ничего не слыхал, правда, он иногда выпивал. Больше я за ним ничего плохого не замечал...». Никаких выводов по Паклину не делали. Он занимал в управлении милиции руководящие должности, избирался членом парткома. И даже в УГБ были сотрудники, которых тоже можно было отнести, по определению райкома партии, к классово-чуждым элементам.

В Тасеевском районе начальником РО УНКВД (т.е. сотрудник УГБ) работал, Максимов П.М. Брат его служил в белой армии. Павел Михайлович не скрывал этого. 14,мая 1938 года он был из кандидатов принят и партию.

Все это свидетельствует о том, что в Красноярском крае УРКМ и УГБ, т.е. УНКВД в целом, кадровые вопросы, во всяком случае в этом плане, решало не огульно, «не рубило с плеча».

 

Публикуется по:
Л.С. Жалимов. На службе милицейской. Книга вторая. Часть вторая. История Красноярской милиции (1930-1941 гг.)
КРАСНОЯРСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
2000