Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

«Не проявившего политической бдительности».


После того, как в январе 1920 года большевики одержали верх в гражданской войне, в Красноярске наступило относительное затишье. Однако отголоски жестоких классовых сражений еще долго звучали то здесь, то там. Не обошли они стороной и редакцию газеты "Красноярский рабочий".

Так, 18 мая 1931 года из ее штата был изгнан, сотрудник Мельников, как "скрывший свою службу добровольцем в колчаковской армии". В сентябре 1935 года подобная же участь постигла собкора Перминова, "разоблаченного при проверке партийных документов, как обманным образом получившего партбилет, а также давшего поручительство чужаку".

Одновременно усиливался идеологический контроль за прохождением материалов в газету, на журналистов сыпались наказания за разного рода неточности и опечатки.

23 января 1936 года редактор газеты И.Поляков издает приказ, в котором говорится: "Зав. промотделом т.Давидсон, при обработке статьи старшего экономиста уполнаркомпищепрома по Красноярскому краю т.Семенова, приписал ему должность "уполномоченный наркомпищепрома". И далее: "некоторые работники редакции игнорируют указания, данные нам в письмах Отдела печати ЦК ВКП(б)", "вместо повышения чувства ответственности..."

Короче говоря, схлопотал т.Давидсон, забывший на минутку, какому богу он служит, сочный выговор.

Тем же приказом редактор установил порядок: все оригиналы телеграмм, приходящих в редакцию из Москвы, хранить в течение десяти дней. По получении "Правды" немедленно, в тот же день, сверять напечатанный в "Крас. рабочем" текст наиболее важных телеграмм (речей членов ЦК партии и правительства, решений ЦК и СНК и т.д.). Всё это с одной целью - "вылавливать" ошибки и наказывать виновных.

Но это были еще цветочки, лишь первые признаки надвигавшейся грозы. Вскоре послышались раскаты настоящего грома. В новом приказе редактора говорилось: "В № 31 допущена грубейшая политическая ошибка, по существу контрреволюционного содержания..." И вновь, наряду с другими, повинным оказался все тот же Михаил Давидсон, на сей раз в роли "ночного редактора" (т.е. дежурного по номеру). Теперь ему, "не проявившему политической бдительности" (вот она, зловещая фраза, характерная для всех политических процессов 30-40 годов!), пришлось-таки расстаться с должностью зав. отделом.

После этого надо лишь удивляться забывчивости редактора, когда он за опоздание в верстке полосы, "посвященной годовщине речи тов.Сталина", виновным всего лишь "поставил на вид".

Ох, не приведет к добру эта интеллигентская мягкотелость, чуждая твердокаменным большевикам!

Дальше предоставим слово Иннокентию Николаевичу Цвейтову (ныне покойному), исполнявшему в те годы обязанности ответственного секретаря редакции.

 - Никогда не забуду тот день, когда арестовали нашего редактора, - рассказывал он нам, молодым журналистам, где-то в середине 50-х. - Понес я свёрстанные полосы на подпись редактору, только подхожу к его кабинету, как вдруг дверь открывается, на пороге он сам - бледный, трясущийся, глаза опустил... А по бокам двое - ну, эти, из НКВД... Я, понятное дело, в сторонку, в сторонку, тут уж не до полос. Забрали нашего редактора. Что же теперь делать, думаю? Заместителя редактора в те дни не было, а номер ведь обязательно кем-нибудь должен быть подписан. Схватил я полосы и - в крайком партии, прямо к секретарю. Пусть, думаю, берет ответственность на себя. Только подхожу к его кабинету, а его, как и нашего редактора, тоже выводят двое таких же... Идет, голову опустил. Так в тот раз номер газеты и вышел никем не подписанным...

Разве можно изгнать из памяти эти факты? Разве только редакторов да партсекретарей сажали, расстреливали пачками в то время?

В августе 1937 года решением бюро крайкома партии редактором "Красноярского рабочего" был назначен Анцелович.

Однако вскоре он был вызван в Москву и уже не вернулся назад...

Атмосфера в редакции накалилась до предела, журналисты опасались каждого своего шага, ночных дежурств боялись, как огня. Выговоры за опечатки, переставленные строки, прочие неточности сыпались на головы, как осенние листья. О чем писала сама газета - рассказывать не надо. Сплошные "враги народа", "диверсанты и шпионы", требования "раздавить их беспощадно".

Минул кровавый 1937-й, потом 1938-й, а репрессии все не утихали. И по-прежнему расплачивались как за свои, так и за чужие грехи журналисты.

"Приказ № 10 от 24 января 1939 г.

Вследствие исключительно безответственного подхода к делу фоторепортера Малобицкого в газете "Крас. рабочий" (№ 15 от 18 января) оказалось напечатанным фото семьи, политически скомпрометированной и репрессированной советской властью. За проявленную политическую беспечность объявляю Малобицкому строгий выговор. Предупреждаю, что..."

Попутно досталось и Г.Кублицкому, будущему известному писателю, а в то время зав. отделом Севера - не проверил, мол, снимки, не дознался, кого тащит на газетную полосу фоторепортер.

Всевозможные опечатки и неточности, которые при желании всегда можно истолковать, как "враждебный выпад" или "идеологическую диверсию", еще долгие годы "аукались" в судьбе газетчиков.

9 января 1944 года в отчете об открытии 9-й Красноярской городской партконференции литсотрудник партотдела Шнайдерман, написав, что на конференции был избран почетный президиум, пропустил фамилии двух-трех членов политбюро ЦК. Это ж надо - не помнить наизусть фамилии всех членов политбюро! Ну, тогда получай строгий выговор!

В июне 1946 года редакция получила по линии ТАСС какое-то выступление В.М.Молотова. "Хвост" речи в сутолоке куда-то завалился, при верстке материала никто этого не заметил. Кроме бдительных цензоров из крайкома партии. В итоге ответ, секретарь редакции М.К.Миронов перестал быть ответственным и вернулся в кресло зав. отделом.

Дважды получил за короткий промежуток времени увесистый "втык" добрейший Семен Абрамович Берсон, зав. отделом культуры и быта. Второй раз - за то, что, будучи дежурным по номеру, не заметил, как в одном из заголовков словосочетание "марксизма-ленинизма" превратилось в "марксизма-лининимза". Ну, ежу понятно, что это типичнейшая типографская опечатка! Как набрал линотипист, так и поехало... В общем, и Семену Абрамовичу пришлось поменять должность на более скромную.

Прошли годы. Сейчас - совсем иное. Журналисты писать стали смелее, раскованней, идеологического давления почти не чувствуют.

Надолго ли? Кто скажет наверняка, что пресса стала действительно свободной? Кто гарантирует, что время, когда журналисту жестко напоминали о "потере политической бдительности", не вернется больше никогда?


На главную страницу      Назад        Вперед