Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

О.В. Корсакова. Правовое положение крестьян-спецпереселенцев в 1930-е годы


С января 1930 г. в СССР началось практическое осуществление политики «ликвидации кулачества как класса». В рамках этой политики сотни тысяч крестьянских семей были лишены избирательных прав, подверглись экспроприации имущества и после деления на три категории высланы с прежних мест жительства. Началась реализация процесса депортации – т.е. принудительной ссылки и размещения крестьян в спецпоселках под надзором органов ОГПУ. В результате сталинское преобразование аграрного сектора советской экономики породило абсолютно новую категорию советских граждан - спецпереселенцев (трудпоселенцев). Территория Красноярского края оказалась в числе регионов, принявших наибольшее количество крестьян-спецпереселенцев – около 100 тысяч человек.

Уже с первых дней начала массовой карательной акции в отношении зажиточной части крестьянства стала ясной ее двусмысленность с точки зрения существовавшего законодательства, где массовые принудительные переселения не были обозначены. Так, законы о государственных репрессиях делились на два больших блока – лишение свободы (заключение в тюрьмы, колонии и лагеря), а также высылка и ссылка в административном и судебном порядке. Все эти репрессии имели под собой весьма подробную правовую регламентацию и свои сроки. Например, высылка и ссылка до 1929 г. не могли превышать трех лет, затем срок был увеличен до пяти.

Формально депортация крестьянства могла считаться ссылкой – подобной той, которую применяло еще царское правительство. Ссыльные доставлялись принудительным путем в конкретные районы на поселение (под надзор карательных органов) без права выезда из них. Однако эта ссылка была экстраординарной и не попадала под определение классической ссылки в силу двух обстоятельств: во-первых, крестьян ссылали семьями, включая глубоких стариков и грудных детей; а во-вторых, сроки пребывания на поселении не были определены. Иначе говоря, требовалось законодательное оформление сложившейся практики – бессрочной ссылки на поселение в соединении с принудительными работами. Но, вероятно, для тогдашнего законодательства это могло стать слишком беспрецедентной акцией, и на такое советское руководство не решилось. Компромиссный выход из создавшейся ситуации был найден и состоял в том, что депортация получила наименование «спецпереселения», а «раскулаченные» и высланные «кулаки» стали впредь именоваться «спецпереселенцами» [1]. Спецпереселение не считалось карательной акцией, соответственно, для этого не потребовалось уточнение и введение новых статей в законодательство; оно считалось особой формой переселения с применением для «раскулаченных» ряда правовых ограничений. Таким образом, первая в истории советского государства столь массовая переселенческая акция в правовом отношении ничем не была подкреплена.

С учетом того, что процессы «раскулачивания» и высылки крестьян с самого начала приняли широкомасштабный характер, для упорядочения этой работы и придания ей некоторой организованности 1 апреля 1930 г. постановлением Совнаркома СССР была создана специальная секретная комиссия во главе с заместителем председателя СНК СССР В.В. Шмидтом, которая занялась проработкой вопросов «об организации жизни выселенных кулаков в соответствующих регионах» [2]. Появилась идея создания для них специальных поселков. Был взят курс на развитие системы расселений и организацию их жизнедеятельности по типу ИТЛ. В результате местом основного сосредоточения спецпереселенцев на территории СССР стали специальные «кулацкие» поселки под управлением комендантов.

Поселки предлагалось располагать вне районов сплошной коллективизации и между этими районами, чтобы последние оказывали положительное идеологическое воздействие на население поселков; вне пограничной полосы, по возможности, далеко от расположения железнодорожных, шоссейных и водных путей.

До июля 1931 г. расселением, трудоустройством и другими вопросами, связанными с «кулацкой ссылкой», ведали краевые и областные исполкомы. На местах в это время не было четких установок по использованию труда спецпереселенцев, по правам и обязанностям как спецпереселенцев, так и комендантов. Но в связи с реформой в системе административно-политических органов, направленной на централизацию управления, увеличение численности карательных органов, милиция, ранее находившаяся в двойном подчинении (НКВД союзных республик и местные советы), была выведена из-под контроля местных властей и подчинена непосредственно ОГПУ.

Постановлением СНК СССР от 1 июля 1931 г. «Об устройстве спецпереселенцев» правительство приняло решение поручить ОГПУ управление всеми спецпереселенцами и хозяйственное использование их труда [3]. Полномочному представительству ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю в телеграмме за подписью зампреда ОГПУ Г.Г. Ягоды приказывалось: 1) принять в ведение ОГПУ все спецпоселки с их аппаратом, имуществом, а также областные и районные комендантские отделы управления спецпереселенцами; 2) передать в финотдел ПП все остатки средств фондов, отпущенных на спецпереселение.

Распределение рабочей силы «спецконтингента» производилось в соответствии с заявками предприятий (через заключение специальных договоров). Также полномочные представительства ОГПУ могли сами организовывать различные виды кустарного производства с участием спецпереселенцев [4]. Таким образом, в полное ведение ОГПУ передавалось хозяйственное, административное, организационное управление спецпереселенцами, а также все материальные и денежные средства, отпущенные на них.
В августе 1930 г. вышла в свет «Инструкция по управлению спецпоселками и хозяйственному использованию труда спецпереселенцев» в Сибкрае. Еще через год появился подобный документ общесоюзного масштаба – «Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев, об административных функциях и административных правах поселковых администраций в районах расселения спецпереселенцев» [5].

В первом разделе «Временного положения» указывалось, что для административного управления спецпереселенцами и организации их труда и быта в спецпоселках создаются комендатуры ОГПУ. Поселковые комендатуры подчинялись или непосредственно отделам по спецпереселенцам при ПП ОГПУ, или участковым и районным комендатурам (с 1934 г. руководство районными комендатурами осуществлялось отделами мест заключения (ОМЗ) и трудовых поселений УНКВД, а в центре – ГУЛАГом НКВД СССР).

Комендатуры ОГПУ в спецпоселках, кроме своих специальных оперативных и хозяйственных функций, осуществляли обычные административные функции советских органов. Во главе комендатуры находился комендант. Кроме того, как следует из доклада начальника отдела спецпереселенцев ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю Я.Я. Веверса: «Для всестороннего, включая и чекистского обслуживания спецпереселенцев, в данное время райаппарат ОГПУ дополняется должностью районного инспектора по спецпереселенцам; его помощника и делопроизводителя с тем, чтобы обеспечить систематический контроль над использованием спецпереселенцев на хозработах, их бытовое и чекистское обслуживание и правильный учет» [6].

Комендатурам были предоставлены очень широкие права в области управления «кулацкими поселками» в административном, хозяйственном и социально-культурном отношении.
В зависимости от места расположения поселка, его величины и хозяйственных задач комендатуры разрабатывали правила внутреннего распорядка, которые являлись для жителей спецпоселков обязательным административным постановлением. Комендатуры закрепляли за определенными домами семьи спецпереселенцев и вели «им точный поименный учет, производя систематическую проверку наличия прикрепленных». Работники комендатур следили за выполнением спецпереселенцами «трудовых обязательств» в промышленности и в собственном хозяйстве, применяя в необходимых случаях различные меры воздействия. Параллельно комендатуры должны были следить и за точным соблюдением хозяйственными организациями всех обязательств в отношении спецпереселенцев, как взятых ими на себя по договорам, так и возложенных на них соответствующими постановлениями правительственных органов. Кроме этого, комендатурам вменялось в обязанности: принимать устные и письменные заявления, жалобы и просьбы от спецпереселенцев, на месте разбирать и разрешать их в пределах своей компетенции в кратчайшие сроки; организовывать наблюдение, охрану и контроль за населением спецпоселков в целях недопущения побегов и самовольных отлучек; регистрировать акты гражданского состояния. Также комендатуры отвечали за политический и общественный порядок в спецпоселках, за сохранность имущества, за проведение противопожарных мероприятий, за санитарное состояние и ликвидацию неграмотности и «вообще за все мероприятия, направленные к трудовому советскому порядку в спецпоселках» [7].

Комендатуры ОГПУ имели право привлечения к ответственности спецпереселенцев, нарушающих порядки и законы, установленные администрацией поселков, другими административными органами советской власти и Советского правительства. За нарушения обязательных постановлений о внутреннем распорядке поселка, хулиганство, прогулы комендатуры могли штрафовать ссыльных, подвергать их аресту, при согласовании с администрацией предприятий переводить спецпереселенцев на более тяжелые и менее оплачиваемые работы.

Иногда для провинившихся спецпереселенцев создавались штрафные команды. Для работающих в них существенно увеличивались нормы выработки, а заработная плата не выдавалась. В апреле 1932 г. по указанию ОГПУ штрафные команды в спецпоселках ликвидированы [8]. Административно наказуемых спецпереселенцев стали содержать в арестных помещениях, организованных при поселковых комендатурах. Как правило, отбывающие административный арест спецпереселенцы днем работали, а ночью содержались под стражей. Спецпереселенцы, осужденные судами за бытовые преступления с содержанием под стражей до трех лет, направлялись в исправительно-трудовые дома и по отбытии срока заключения вселялись обратно в спецпоселок.

Комендант спецпоселка имел право вести борьбу с хулиганством, самогоноварением, нищенством, проституцией, наркоманией и другими «социальными аномалиями», пресекать шествия, демонстрации, манифестации и собрания политического характера, ограничивая собрания вопросами хозяйственно-бытового устройства.

К 1935 г. на территории Красноярского края было 15 комендатур (13 районных и 2 поселковых), расположенных в 19 районах края [9]. В целом по СССР к июлю 1938 г. в стране имелся 1 741 трудпоселок. Эти поселки обслуживали 150 районных и 800 поселковых комендатур. На территории Красноярского края к этому времени находилось около 120 трудпоселков (это четвертое место по данному показателю после Новосибирской и Свердловской областей и Дальневосточного края) [10]. В среднем в 1938 г. на каждый трудпоселок в крае приходилось 490 жителей-трудпоселенцев.

Права и обязанности спецпереселенцев также определяло «Временное положение…». В обязанности спецпереселенцев входило занятие общественно полезным трудом, однако «выбор места и характера работы» определялись органами ОГПУ. Указывался в Положении и характер труда – работа по найму в государственных и кооперативных хозяйственных организациях, в сельском хозяйстве или кустарных промыслах на основе неуставных артелей, т.е. под руководством комендантов, а не правлений, как обычно. Предусматривалось использование труда спецпереселенцев на стройках, на раскорчевке, мелиорации земель и других тяжелых и трудоемких работах. Освобождение от работы по болезни и нетрудоспособности производилось комендатурой ОГПУ «в необходимых случаях через врачебные комиссии».

Регламентировалось положение спецпереселенцев в спецпоселках: они и их семьи не имели права без разрешения комендатуры ОГПУ «менять как место жительства, так и квартиру». Не могли они также отлучаться за пределы поселка, в котором проживали, за исключением тех случаев, когда это относилось к работе по указанию ОГПУ.

Спецпереселенцы и их семьи обязаны были «беспрекословно и точно соблюдать установленные комендатурами ОГПУ в поселках порядки и точно проводить в жизнь все постановления и указания как поселковой администрации, так и местных советских органов и Советского правительства». Обязанности спецпереселенца на производстве регламентировались существующими там правилами и порядками.

В Положении был раздел и о правах спецпереселенцев, однако эти права скорее декларировались, чем гарантировались. Так, в разделе было записано: «Все спецпереселенцы и их семьи, точно соблюдавшие установленные для них правила и добросовестно относящиеся к порученной им работе, имеют право на полное восстановление их во всех гражданских правах через пять лет со дня переселения». На практике это не означало обязательного предоставления им таких прав. Во-первых, потому, что за пять лет можно всегда найти «нарушения» правил, а во-вторых, потому, что и в самом постановлении ЦИК Союза ССР от 3 июля 1931 г. указывалось на особые условия получения гражданских прав – если высланные в течение пяти лет «на деле докажут, что прекратили борьбу против организованного в колхозы крестьянства и мероприятий советской власти, направленных на подъем сельского хозяйства» и если они «покажут себя на деле честными и добросовестными тружениками». Таким образом, получение гражданских прав ставилось в зависимость от решения комендатур ОГПУ или организаций, использующих спецпереселенцев. Да и Политбюро ЦК не хотело предоставления таких прав спецпереселенцам, особенно досрочно. Когда в постановлении СНК СССР «О спецпереселенцах» от 16 августа 1931г. появился пункт с предложением признать возможным восстановление в правах молодежи, достигшей 18-летнего возраста, до истечения 5-летнего срока (если эта «молодежь проявила себя с положительной стороны»), то менее чем через месяц (10 сентября) этот пункт был отменен. А 20 октября 1931 г. Политбюро признало нецелесообразным «издавать специальный закон насчет досрочного восстановления в правах кулаков» и предложило ЦИК СССР принимать отдельные ходатайства организаций «об амнистии и досрочном восстановлении в правах в отношении кулаков, проявивших добросовестное отношение к работе» [11].

Что касается оплаты труда, снабжения продовольствием и промтоварами спецпереселенцев, то в Положении заявлялось, что они (спецпереселенцы) приравниваются к вольнонаемным рабочим. Но фактически этого не было. Из заработной платы крестьян-спецпереселенцев удерживалось сначала 25 %, с августа 1931 г. – 15 %, а с февраля 1932 г. – 5 % (вероятно, постоянно увеличивающееся количество спецпереселенцев позволило ОГПУ продемонстрировать «гуманное» решение о снижении процентных отчислений с заработной платы спецпереселенцев без ущерба для функционирования органов ОГПУ). Суммы, поступавшие в распоряжение полномочных представительств ОГПУ за счет данных процентных отчислений, предлагалось расходовать на содержание аппарата и охраны; организационные расходы: секретно-оперативные расходы; оказание временной помощи инвалидам, круглым сиротам, семьям, не имеющих трудоспособных членов – до приискания им работы или передачи их в ведение соответствующих органов [12].

Ограничены были права спецпереселенцев и в культурно-просветительской работе в спецпоселках. Все кружки (самообразования, санитарные, художественной самодеятельности и др.) организовывались с санкции комендатуры ОГПУ, а всякие общественные собрания спецпереселенцев проводились представителями комендатуры и все решения этих собраний ею утверждались.

Следовательно, вопрос о правах и обязанностях спецпереселенцев и комендатур был тщательно разработан. Все стороны их жизни и деятельности были жестко регламентированы и поставлены под контроль органов ОГПУ.

С самого момента создания спецпоселений для многих «раскулаченных» проблема восстановления в гражданских правах приобрела особую актуальность. Спецпереселенец, восстановленный в правах, снимался со спецучета и теоретически мог выехать со спецпоселения в другое место жительства. Помимо уже указанного выше постановления от 3 июля 1931 г., в течение 1930-х гг. был принят еще ряд подобных документов.

С 1933 г. стали восстанавливаться в избирательных правах дети спецпереселенцев, достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК СССР от 17 марта 1933 г. «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне ее, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в избирательных правах районными исполкомами по месту жительства при условии, если они занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают» [13]. Через год, в апреле 1934 г., в разъяснении по данному постановлению заместитель начальника ГУЛАГа ОГПУ М. Берман отмечал, что восстановление детей в избирательных правах необходимо использовать в качестве стимула для повышения производительности труда молодежи на производстве. Также особо подчеркивалось, что «восстановление в правах детей на родителей не распространяется» [14].
Что касается взрослых, то восстановление их в избирательных правах до 1935 г. проводилось строго в индивидуальном порядке по истечении, как правило, 5-летнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик о поведении и работе. Специальное постановление ЦИК СССР от 27 мая 1934 г. «О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков» законодательно закрепило практику восстановления спецпереселенцев в правах [15]. Хотя восстановление производилось выборочно (прежде всего ударников, подписавшихся на заем, состоявших в группе содействия по борьбе с бегством трудпоселенцев), большинство освобожденных стало покидать места поселения. К 1935 г. в целом по СССР несколько десятков тысяч спецпереселенцев сумели покинуть спецпоселки.

Однако открывшаяся перспектива потери рабочих рук не устраивала сталинское руководство и особенно карательное ведомство. 17 января 1935 г. Г. Ягода в секретном документе на имя И. Сталина указал на нежелательные для системы последствия претворения в жизнь постановления ЦИК СССР от 27 мая 1934 г.: «…по мере восстановления в правах отмечены массовые выезды трудпоселенцев из мест поселения, что срывает мероприятия по освоению необжитых мест. Вместе с тем возвращение восстановленных трудпоселенцев в те края, откуда они были выселены – политически нежелательно». Г. Ягода предложил издать срочное уточнение к последнему постановлению ЦИК СССР, в котором бы указывалось, что восстановление в правах трудпоселенцев не дает им права выезда из мест вселения [16]. Такое уточнение и сделал ЦИК СССР в своем постановлении от 25 января 1935 г. [17]. Таким образом, восстановление в избирательных правах отнюдь не являлось синонимом полноправности. Трудпоселенцы по-прежнему ощущали себя несвободными, неполноправными людьми.

Конституция 1936 г. объявила трудпоселенцев полноправными гражданами (ст. 135). В связи с этим во многих трудпоселках царил эмоциональный подъем. Анализ протоколов собраний «бывших кулаков», посвященных обсуждению проекта Конституции, свидетельствует, что многие ссыльные с энтузиазмом восприняли появление этого документа, так как надеялись, что им скоро разрешат вернуться в родные села и деревни. Однако вскоре наступило разочарование – несмотря на статус полноправных граждан, трудпоселенцам так и не разрешили покидать установленные места жительства. Таким образом, «полноправие» оказалось декларативным, а не реальным. В связи с этим интересно отметить еще один момент. В 1937 г. как «полноправные» граждане ссыльные крестьяне должны были участвовать в выборах в Верховный Совет СССР. Документом, удостоверяющим личность трудпоселенца, служила справка, выданная районным (участковым) комендантом трудпоселков [18]. Перед началом выборов руководителям окружных избирательных комиссий, а также председателям участковых избирательных комиссий были даны секретные указания о том, что справки, удостоверяющие личность трудпоселенцев, при выдаче последним избирательных бюллетеней должны были отбираться [19]. Власти опасались, что воспользовавшись данными «удостоверениями личности», трудпоселенцы смогут покинуть спецпоселки и устроиться на работу в других местах.

В конце 1930-х гг. власти пошли на уступку для трудпоселенческой молодежи: постановлением СНК СССР «О выдаче паспортов детям спецпереселенцев и ссыльных» от 22 октября 1938 г. право выезда с мест поселения на учебу или работу предоставлялось детям бывших «кулаков» по достижении ими 16-летнего возраста. Молодые люди, «если они ничем не опорочены», получали паспорта и могли отправиться учиться [20]. Однако в выдаваемых паспортах делалась отметка об ограничении права проживания в режимных городах. Но поскольку высшие, технические и другие специальные заведения, за редким исключением, находились в городах, отнесенных к режимным пунктам, большинство детей трудпоселенцев фактически было лишено возможности продолжить учебу.

Таким образом, жизнь крестьян-спецпереселенцев подлежала жесткой регламентации, причем не только (и не столько) законодательными актами и правительственными постановлениями 1930-1940 гг., сколько подзаконными актами (директивами, циркулярами, приказами, разъяснениями и тому подобными документами ОГПУ-НКВД и частично прокуратуры). Фактически любым правовым нормам противостояла мощная стена всевозможных ограничений и дискриминаций. Сам же 10-летний цикл пребывания «раскулаченных» на поселении регламентировался документом, название которого оказалось весьма символичным – «Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев».

Список литературы и примечания

1. Красильников С.А. Спецпереселенцы: «правовое положение» в бесправном обществе / С.А. Красильников // Гуманитарная наука в России. М., 1996. С. 90.
2. Тепцов Н.В. Правда о раскулачивании (документальный очерк) / Н.В. Тепцов // Кентавр. 1992. № 2. С. 50.
3. Спецпереселенцы в Западной Сибири: весна 1931 – начало 1933 г./ Сост. С.А. Красильников и др. Новосибирск, 1993. С. 14.
4. ГАРФ. Ф. 9479с. Оп. 1с. Д. 3 Л. 20.
5. Спецпереселенцы в Западной Сибири: весна 1931 – начало 1933 г. С. 68-74.
6. Тепцов Н.В. Указ. соч. С. 52-53.
7. Спецпереселенцы в Западной Сибири: весна 1931 – начало 1933 г. С. 72.
8. Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве / Л.П. Рассказов. Уфа, 1994. С. 287.
9. Отдел специальных фондов ИЦ УВД КК. Ф. Приказы УНКВД по Красноярскому краю. Д. 1. Л. 49-51.
10. Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы / В.Н. Земсков // Социологические исследования. 1991. № 10. С. 7-8.
11. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов) / Н.А. Ивницкий. М., 1994. С. 127.
12. ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 3. Л. 97.
13. Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е гг. С. 12.
14. Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1933-1938 гг. / Сост. С.А. Красильников и др. Новосибирск, 1995. С. 55-56.
15. Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале. 1930-1936 / Т.И. Славко. М., 1995. С. 142.
16. Дугин А.Н. Спецпоселения / А.Н. Дугин // Полиция и милиция в России: страницы истории. М., 1995. С. 186-187.
17. Земсков В.Е. «Кулацкая ссылка» в 30-е гг. С. 14.
18. Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1933-1938 гг. С. 72.
19. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 18.