Структура чекистских органов была достаточно сложной и постоянно менялась, отражая приоритет тех или иных политических задач, прямо влиявших на построение ОГПУ-НКВД. Грандиозные перемены, происходившие в обществе, возрастание роли репрессивной части госаппарата непосредственно отражались на структуре, функциях и кадровом составе карательной системы. Как подчёркивают современные исследователи, структура ВЧК-КГБ является лучшей иллюстрацией и объяснением тех или иных изгибов и направлений репрессивной политики (1). Все решения о реорганизациях структур госбезопасности и кадровых перестановках среди крупных чекистов санкционировались партийным руководством во главе со Сталиным. Причины реорганизаций верхами объяснялись не всегда, но, исходя из исторического контекста, их вполне возможно реконструировать. Понимание логики структурных изменений позволяет делать выводы, важные для истории «органов».
Полномочное представительство (ПП) ОГПУ по Сибирскому краю относилось к числу крупных региональных подразделений и располагало полным набором отделов, копируя построение центрального аппарата ОГПУ. В конце 1920-х гг. структура сибирского ПП ОГПУ выглядела следующим образом. Краевой аппарат полпредства в Новосибирске состоял из Секретно-оперативного (СОУ) и Административно-организационного управлений (АОУ). В состав СОУ входили основные оперативные отделы: Контрразведывательный (борьба со шпионажем), Секретный (борьба с политическими врагами режима), Особый (военная контрразведка), Экономический (борьба с вредительством, саботажем и крупными хищениями в промышленности, сельском хозяйстве, торговле и заготовках), Учётно-осведомительный (контроль настроений в обществе, цензура), Транспортный (обеспечение безопасности на железнодорожных и водных путях), а также Регистрационно-Статистический отдел (оперативные учёты, статистика, архив) и Спецотдел (шифрованная связь, обеспечение режима секретности). Численность каждого из них была невелика: в пределах 10–15 работников и менее. В структуре КРО существовало небольшое подразделение, занимавшееся внешней разведкой. Разведывательные операции с засылкой закордонной агентуры осуществляли также работники Особого отдела СибВО, а также особисты пограничных отрядов – Ойротского, Минусинского, Троицкосавского (2).
В состав АОУ входили Административный и Общий отделы, Секретариат, Отдел кадров, Отдел фельдсвязи, комендатура. Важной составной частью ПП являлось Управление пограничной и внутренней охраны ОГПУ (УПВО), объединявшее в себе пограничные и внутренние войска. Отвечал за деятельность аппарата ПП полномочный представитель, имевший одного заместителя. Всего новосибирский аппарат полпредства в начале 1929 г. насчитывал около 200 чел., из которых две трети являлись оперативными работниками (3).
Основной структурной единицей на местах в 1925–1930 гг. являлись окружные отделы ОГПУ. Главной частью окротдела являлось информационное отделение (ИНФО, затем – УЧОСО), начальник которого был заместителем начальника окротдела. По линии Секретного, Контрразведывательного, Экономического и Особого отделов в крупных окротделах были небольшие отделения, а в маленьких окружных отделах – уполномоченные. Окротделы сильно отличались по численности и делились на три группы. В число самых крупных входили Иркутский, Томский и Омский окротделы. В группу средних – Красноярский и Барнаульский. Третью, самую многочисленную, группу представляли небольшие окружные отделы: Алданский, Ачинский, Барабинский, Бийский, Каменский, Канский, Киренский, Кузнецкий, Минусинский, Рубцовский, Славгородский, Тарский, Тулунский, Хакасский. Следует отметить виртуальность Новосибирского окротдела ОГПУ – несмотря на наличие начальника, он существовал формально, не выделяясь из аппарата полпредства. Помимо окружных отделов, в национальных образованиях (кроме Хакасии) были Бурят-Монгольский, Ойротский и Якутский областные отделы.
Таким образом, к 1929 г. территориальные органы ПП ОГПУ по Сибкраю состояли из 23 подразделений, насчитывавших примерно от 10 до 60 сотрудников. В этом же году на местах произошли заметные изменения: в самостоятельную единицу, подчинявшуюся непосредственно ОГПУ СССР, был выделен Якутский облотдел, в состав которого также входил Алданский окротдел, а Тарский и Тулунский окротделы оказались расформированы в связи с упразднением в июне 1929 г. соответствующих округов.
В состав окротдела также входили 2–4 участковых уполномоченных, контролировавших ситуацию, делая упор на насаждение агентуры, в нескольких наиболее крупных и развитых районах. До 1928 г. таких уполномоченных в Сибирском крае было всего ок. 50 чел. Важной стороной изменений 1929 г. стало заметное увеличение количества участковых уполномоченных, которые годом позднее превратились в районных уполномоченных и появились во всех районах.
Оперативники окружных отделов насаждали агентуру в городах и сёлах округа, лично контролируя резидентов и наиболее ценных агентов. На местные органы ОГПУ во второй половине 20-х годов возлагались преимущественно информационные функции, а какие-то серьёзные оперативные мероприятия на местах проводили уполномоченные аппарата ПП ОГПУ. Наиболее характерным в этом отношении выглядят командировки сотрудников Контрразведывательного отдела (КРО) в период кампаний борьбы с уголовно-политическим бандитизмом 1926–1929 гг.: выезжая в отдалённые районы, они, опираясь на местных чекистов, войска ОГПУ, милицию и партийно-советский актив, достаточно эффективно агентурным путём выявляли местоположение бандитских отрядов и уничтожали их.
В 1929–1930 гг. численность окружных отделов быстро возрастала, а в условиях начавшейся коллективизации все оперативные работники окротделов самым активным образом участвовали уже не столько в сборе информации, сколько в «острых» опермероприятиях: обысках, арестах, облавах и следствии по делам «кулаков» и «бывших». О росте окружных отделов ОГПУ в последний год их существования говорят данные по партийной ячейке Томского окротдела ОГПУ, которая с мая 1929 по май 1930 г. выросла на 25 чел. и составила 84 партийца (4). Массовые акции крестьянского неповиновения, появление значительного числа антикоммунистических повстанческих отрядов, резкое обострение бандитизма обусловили переход от политики «информационной профилактики» к силовому подавлению народного протеста. В этих условиях органы ОГПУ стали стремительно наращивать свою численность и влияние, а также интенсивно реформироваться.
В течение 1930–1931 гг. структура органов госбезопасности подверглась серьёзным изменениям. Их диктовали изменения в репрессивной политике, обусловленные прежде всего раскрестьяниванием и подавлением Структура, функции, кадры ОГПУ-НКВД выступлений сельского населения. С точки зрения руководства ОГПУ, отдельные подразделения СОУ, а также Экономическое управление, Главное управление погранохраны и войск ОГПУ, Транспортный отдел дублировали друг друга, а в их работе отсутствовали необходимая координация и обмен оперативной информацией (5). К этому можно добавить и тот факт, что центральный аппарат плохо контролировал местные структуры ОГПУ.
Поскольку «органы» были забюрократизированной системой, руководимой многочисленными инструкциями и амбициями начальников, в их среде отсутствовал посыл к эффективному взаимодействию (см. об этом гл. 2 об агентурной работе). Каждый начальник подразделения стремился к тому, чтобы на его счету было как можно больше эффектных дел на разоблачённых «врагов». В этих условиях настоящие контрразведывательные мероприятия, требовавшие основательного времени и тонкости оперативных комбинаций, отходили на второй план. Гораздо выше ценились наскоро слепленные большие антисоветские организации, состоявшие из десятков «повстанцев», «шпионов» и «диверсантов».
Колоссальный рост крестьянских восстаний в течение 1930 г. показал, что чекисты, несмотря на разветвлённую агентурную сеть, оказались не в силах предотвратить основную часть антиправительственных выступлений. В связи с этим было проведено реформирование как прежних структур, так и создание принципиально новых – горрайаппаратов ОГПУ. Решением руководства ОГПУ в сентябре 1930 г. с целью создания мощной карательно-контрразведывательной структуры в единый Особый отдел были слиты Контрразведывательный, Особый и Восточный отделы.
Ранее Особый отдел критиковали за недостаток разоблачённых «шпионов» и сосредоточение внимания на анализе политических настроений военнослужащих, массово проявлявших недовольство из-за скудного снабжения. Каждый полковой уполномоченный раз в пять дней составлял рабочую сводку о политико-моральном состоянии части. Информационная группа конкретного отделения Особого отдела СибВО на основе этих сводок составляла месячный отчёт, представлявшийся руководству Особотдела (6). Теперь, помимо организации политконтроля и контрразведывательной работы в армии (особисты также следили за работой Осоавиахима, начсоставом запаса, военными преподавателями), Особый отдел занялся организацией контрразведки в целом по стране, пресечением политического бандитизма, деятельности «кулацко-повстанческих» и националистических групп. Скорее всего, такое объединение вело к ослаблению реальной контрразведки, которая, впрочем, и без того ориентировалась не столько на выявление шпионажа, сколько на борьбу с инакомыслящими.
В результате Особый отдел, являвшийся органом контрразведки в вооружённых силах, был превращён в основной карательный орган ОГПУ. Поскольку для партийной верхушки было необходимо радикально усилить борьбу с народным протестом, Особый отдел должен был стать прежде всего мощным ударным кулаком, способный методами массовых репрессий наносить сокрушительные удары по крестьянскому повстанчеству. Недаром в мотивировочной части приказа ОГПУ относительно объединения отделов упоминался положительный опыт существования крупных и полномочных особых отделов округов и армий в годы гражданской войны, проводивших массовый террор против «шпионов» и военнопленных (вся политика сталинской «чрезвычайщины» логичным образом опиралась на опыт военного коммунизма). Основная часть особистов должна была «работать» по деревенской «контрреволюции», что не имело никакого отношения ни к военной контрразведке, ни к контрразведке вообще.
Характерно, что при фабрикации дел на крестьян-«повстанцев», подлинных или мнимых, особисты, помня о своей контрразведывательной родословной, старались связывать их с белоэмигрантскими центрами и иностранными разведками. Это находило должный отклик у начальства. Н. И. Ежов в декабре 1936 г. призвал особистов наступать на врага, осуществляя оперативную работу не только в стране, но и за рубежом (7). Данный призыв был адресован, вероятно, пограничным отрядам, которые силами приданных им особистов вели разведку, забрасывая агентов в приграничные районы сопредельных государств.
В Западно-Сибирском крае существовал Особый отдел СибВО и полпредства ОГПУ ЗСК с единым начальником, как правило, заместителем полпреда. После образования управлений НКВД в них существовали Особые отделы, подчинявшиеся не только начальникам УНКВД, но и Особому отделу СибВО, существовавшему в Новосибирске и контролировавшему также особистские аппараты Омской области, Алтайского и Красноярского краёв. В Иркутске базировался Особый отдел ПП ОГПУ ВСК, в Чите – Особый отдел ГУГБ НКВД ЗабВО. Подчинявшиеся им особые отделения имелись в корпусах, дивизиях и бригадах, в полках чекистскую работу проводили полковые уполномоченные.
Аппаратом Особого отдела СибВО до августа 1930 г. руководил сам полпред Л. М. Заковский. Но после укрупнения Особого отдела функции его начальника перешли к бывшему руководителю КРО А. К. Залпетеру, хотя и не надолго – уже в январе 1931 г. Заковский вернул себе непосредственный контроль за Особым отделом. Что касается полпреда ОГПУ – начальника УНКВД по ВСК Я. П. Зирниса, то он взял контроль за Особым отделом ГУГБ НКВД ЗабВО только в июне 1935 г. и являлся его начальником – одновременно с исполнением обязанностей начальника УНКВД ВСК – до ноября 1936 г., т. е. до конца своей работы в Сибири.
Впоследствии конкретная подчинённость особых отделов также была неодинаковой: например, в Новосибирской области с конца 1938 до июня 1941 г. Особый отдел СибВО возглавлял присланный из Москвы недавний слушатель Военно-транспортной академии им. Кагановича майор ГБ А. П. Можин, а в Читинской области Особый отдел ЗабВО с 1937 г. был в подчинении начальников УНКВД Г. С. Хорхорина и П. Т. Куприна (8).
В октябре 1940 г. номенклатура Особого отдела СибВО, утверждаемая Новосибирским обкомом партии, состояла из начальника, двух его заместителей, 11 начальников отделений, двух начальников отделений гарнизонов, пяти заместителей начальников отделений, 14 старших оперуполномоченных и четырёх следователей (9). Эти сведения говорят о структуре аппарата Особого отдела, приблизительной численности (порядка 60 чел.) и наличии в нём собственной следственной части. В начале 1941 г. Особые отделы были преобразованы в 3-и отделы и переданы в Наркомат обороны, однако с началом войны оказались возвращены обратно в НКВД.
За укрупнением системы Особых отделов в 1930 г. скоро последовало реформирование других подразделений ОГПУ. В марте 1931 г. усиление чекистских аппаратов было продолжено объединением Секретного и Информационного отделов в Секретно-политический отдел (СПО). Информационный отдел (в ряде регионов, в т. ч. в Сибири, в конце 20-х годов преобразованный в Учётно-осведомительный, состоявший из агентурно-оперативного и следственного отделений) в условиях Сибири начала 30-х годов наносил основной удар по «деревенской контрреволюции», а Секретный больше работал по несоветским партиям, внутрипартийной оппозиции и интеллигенции, сосредотачивая свою работу в городах. Однако известно, что «вскрытие» ячеек «ТКП» по сёлам в 1930 г. курировал начальник Секретного отдела ПП ОГПУ Сибкрая-ЗСК П. М. Кузьмин (10). Объединение этих отделов породило мощную единую структуру внутриполитического сыска, обладавшую огромной агентурной сетью.
СПО в первые годы состоял из четырёх отделений. Первое работало в городах, «обслуживая» промышленные предприятия и связанные с ними учреждения, а также «антисоветские политпартии» и оппозиционные течения в ВКП (б). Характерно, что одной из целей работы отделения была ликвидация «террористических групп среди молодёжи на промпредприятиях». Второе отделение работало по сельской местности, также фиксируя внимание на агрономической и т. п. интеллигенции и «террористических организациях кулацкой молодёжи». Третье отделение выявляло «городскую контрреволюцию преимущественно религиозномонархического толка», а также следило за советским аппаратом и милицией. Четвёртое отделение обрабатывало информационные материалы, учитывало агентуру, следило за режимом секретности и фиксировало умонастроения интеллигенции и студенчества (11). Таким образом, тенденция к фабрикации дел «террористических молодёжных групп» была изначальна заложена в функции СПО. Позднее в УНКВД ЗСК существовало и 5-е отделение СПО, курировавшее крестьянскую и политическую ссылку. СПО оказался отделом-долгожителем, много лет, до самого конца советской эпохи, находясь на острие политического сыска, за исключением периода 1943–1949 и 1960–1967 гг., когда СПО был поглощён аппаратом контрразведки.
Следует отметить, что и после реформирования основных структур контрразведывательная деятельность и борьба с «врагами народа» фактически не разделялись и сосредотачивались в ряде оперативных отделов, из-за чего неизбежное дублирование в работе продолжалось. Например, для СПО и ЭКО, как и для особистов, работа с враждебными элементами в деревне также была в числе приоритетных направлений. Сохранение параллелизма в работе Особого отдела, СПО и ЭКО подтверждается ведомственными историками (12). Для некоторого упрощения структуры в марте 1932 г. было ликвидировано СОУ ОГПУ, после чего основные оперативные отделы подчинялись руководству ОГПУ напрямую. Аналогичная реформа была предпринята и в полпредствах, где также были ликвидированы СОУ, и в облотделах, где упразднялись секретно-оперативные части (13).
Наряду с укрупнением ряда подразделений с начала 30-х годов шёл постоянный процесс выделения некоторых чекистских специализаций, чему способствовали непрерывный рост штатов, некоторое улучшение чекистской подготовки и технический прогресс. Например, в марте 1931 г. был организован самостоятельный Оперативный отдел (Оперод) с широкими функциями: организация наружного наблюдения за подозрительными лицами, цензура, обыски, аресты, выемки, установки, розыск, использование оперативной техники (перлюстрация, прослушивание помещений, телефонных и радиопереговоров). В сентябре 1932 г. был создан Отдел военизированной пожарной охраны. В мае 1933 г. органы пожарной охраны получили оперативные функции и стали – под руководством органов ЭКО – руководить агентурной сетью, работавшей для предотвращения пожаров (14).
На 1934 г. структура краевого аппарата ПП ОГПУ ЗСК выглядела следующим образом. Основными отделами были Особый, СПО, ЭКО, Транспортный, Отдел кадров, Оперод, Учётно-статистический и Общий отделы, УПВО. Небольшими по численности являлись Секретариат, Особая инспекция, Спецотдел, Оперчекотдел Сиблага, Отдел трудовых поселений. Неоперативные отделы были как крупные: УРКМ, Военизированная пожарная охрана, Отдел связи, так и небольшие: Инспекция резервов, Финотдел, Строительный отдел. С образованием в июле 1934 г. наркомата внутренних дел оперативные отделы вошли в состав Управления государственной безопасности (УГБ). Прочая структура принципиально не изменилась, но постоянно добавлялись новые подразделения: ОАГСы, Управление мер и весов, Отдел шоссейных дорог, архивы. В составе УНКВД ЗСК существовал Торгово-производственный отдел (ТПО), а в 1935 г. был образован единый отдел, надзиравший за местами заключения и политической ссылки: Управление исправительно-трудовых лагерей, колоний, трудовых поселений и мест заключения (УИТЛК, ТП и МЗ).
Новый виток серьёзных реформ в НКВД начался в конце 1936 г., когда новый нарком Н. И. Ежов изменил структуру подразделений, контролировавших экономику страны, а также реформировал контрразведывательные органы. Борьбой с вредительством, шпионажем и диверсиями в народном хозяйстве, а также контрабандистами, валютчиками, крупными спекулянтами и расхитителями традиционно занимались экономические отделы (ЭКО). Ежов провёл крупную реформу, создав на базе ЭКО и части аппарата Особого отдела большой Контрразведывательный отдел, при этом часть функций ЭКО, касавшихся «обслуживания» системы Наркомзёма, Наркомсовхозов, торговли и заготовок, отошла к СПО. Упразднение ЭКО Ежов объяснял ликвидацией частного капитала, коллективизацией и вытеснением старых специалистов из госаппарата, в связи с чем ЭКО утратил специфику и был вынужден заниматься уже «всеми видами контрреволюции». В состав КРО вошли подразделения ЭКО, боровшиеся с контрреволюцией, шпионажем, вредительством и диверсиями, а также та часть Особого отдела, которая ведала контрразведкой и обвинялась Ежовым в том, что давала мало «шпионских» дел (15).
Ежовская реформа ЭКО и Особого отдела серьёзно изменила расстановку сил в аппарате НКВД. Учитывая рост численности армии и флота, контроль за ними поручался Особому отделу, который, таким образом, возвращал себе логичное положение военной контрразведки. Функции контрразведки в целом передавались вновь созданному КРО, ставшему основным отделом в системе ГУГБ. Если прежде основные отделы УНКВД Запсибкрая насчитывали примерно по 40 оперативников, то с декабря 1936 г. в местном КРО имелось 60 чекистов-коммунистов (при том, что в 1930 г. в аппарате КРО ПП ОГПУ по Сибкраю было лишь 16 оперативников, курировавших деятельность контрразведывательных отделов на местах по всей Сибири), в СПО – 35, в Особом – 22 и в Транспортном – 26 партийцев (16). Реальная численность всех этих отделов была несколько выше за счет комсомольцев.
В 1937 г. в КРО УНКВД ЗСК насчитывалось 12 отделений, каждое из которых выполняло работу по определённой линии: 1-е отделение боролось с немецким шпионажем, 2-е – с польским, 3-е – с японским, 4-е – с прибалтийским. 5-е отделение занималось бывшими белыми офицерами, 6-е – «обслуживало» тяжелую промышленность, 7-е – легкую промышленность, 8-е – сельское хозяйство, а 9-е отделение именовалось информационным (17) и преимущественно работало с агентурой. Контрразведывательную работу вели и оперативники транспортных отделов ГУГБ НКВД Томской, Омской, Красноярской и др. железных дорог, где также существовало отделения КРО. Свои отделения контрразведки имелись в оперативно-чекистских отделах Бамлага, Сиблага и др. лагерей. В сельских райотделах НКВД, где аппараты состояли обычно из 3–4 человек, работу по КРО выполняли один или двое из них. В горотделах вроде Томского, Барнаульского или Кемеровского, где имелось до 25–30 оперативников, существовали крупные отделения КРО и прочих отделов. Руководили местными подразделениями КРО обычно бывшие начальники ЭКО или особисты.
В течение 1938 г. было проведено ещё несколько больших реформ. В марте 1938 г. ГУГБ было преобразовано в Первое управление НКВД. Вторым управлением стало Управление особых отделов, Третьим – Управление транспорта и связи. В середине 1938 г. КРО был реформирован с выделением из его состава ряда новых отделов: были созданы 6, 7 и 8-й отделы, курировавшие соответственно военизированные организации (милицию, военкоматы, пожарных); оборонную промышленность; остальную промышленность. Одновременно СПО (4-й отдел, переименованный во 2-й) был разделён с выделением из него 9-го отдела, курировавшего сельское хозяйство, торговлю и заготовки. Таким образом, КРО оказался резко сокращён (в Новосибирской области – примерно втрое) и из него выделились фактически подразделения бывшего ЭКО с номерными названиями, а также недолго просуществовавший маленький 6-й отдел, фактически проводивший особистскую работу в милиции, пожарной охране и военкоматах.
Аппарат собственно КРО УНКВД по НСО, освободившись от надзора за экономикой, должен был сосредоточить свои усилия на разоблачении шпионажа. Но, как следует из слов работников КРО, прозвучавших на партсобрании 2 декабря 1938 г., они продолжали заниматься и разоблачением «вредителей». Как заявил начальник отделения А. В. Малозовский, «дело… вредительской группы в мясокомбинате может оказаться незаконченным к намеченному сроку». После разделения НКВД в начале 1941 г. КРО снова вырос. В мае 1941 г. КРО (в переписке именовался 2-м) отдел УНКГБ НСО состоял из 32 оперативников, распределённых по пяти отделениям, и секретариата, который составляли четыре сотрудницы-машинистки. Основными отделениями были первое и второе: в них насчитывалось по 8 работников (18).
В ходе очередного витка ежовских реформ в сентябре 1938 г. было восстановлено Главное управление госбезопасности, а на базе 7-го (оборонная промышленность), 8-го (промышленность) и 9-го (сельское хозяйство, торговля и заготовки) отделов образовано самостоятельное Главное Экономическое управление. Отделы ГЭУ стали называться соответственно 1, 2 и 3-м ЭКО (19).
На местах экономические отделы воссоздавались в соответствиями с особенностями региона. Полный «набор» ЭКО существовал только в самых крупных управлениях НКВД. В 1939–1941 гг. в УНКВД НСО вместо упразднённых 7, 8 и 9-го отделов существовали три экономотдела, именовавшиеся по номерам – 1-й ЭКО, 2-й ЭКО и 3-й ЭКО – и курировавшие оборонную промышленность, остальную промышленность и сельское хозяйство. Это деление отражало огромный промышленный потенциал Новосибирской области. В Омском УНКВД, напротив, в 1939–1941 гг. существовал единый ЭКО (20). Своя специфика наблюдалась и в УНКВД по Алткраю, где с 1939 до середины 1940 г. также существовал единый ЭКО, затем разделённый на 1-й и 3-й экономотделы, «обслуживавшие» оборонные предприятия, а также все остальные отрасли промышленности и сельское хозяйство. Аналогично алтайскому был построен аппарат ЭКО и в УНКВД по Красноярскому краю (21).
В конце 1936 г. одновременно с образованием КРО и Тюремного отдела был разделён Оперод. Это дробление могло быть продиктованополитическими причинами: Ежов организовал самостоятельный Отдел охраны, чтобы показать своё рвение в вопросе охраны Сталина, членов Политбюро и первых лиц в регионах. У собственно Оперода остались функции наружного наблюдения, обысков, установок, арестов и оперативной техники, однако с середины 1937 г. заработали самостоятельные Отделы опертехники. Таким образом, формирование на базе Оперода целых трёх отделов наглядно говорит о возрастании специализации в чекистских подразделениях.
Проходившие в ОГПУ-НКВД реформы задевали и систему транспортных отделов, которая с определённым трудом вписывалась в общую структуру карательных органов. За исключением периодов «массовых операций» большая часть усилий транспортников направлялась на обеспечение охраны порядка и борьбу с хищениями, а оперативные мероприятия сосредотачивались вокруг персонала железных дорог и водных путей. Постоянные массовые чистки «чуждого элемента», предпринимаемые транспортниками (22), были не в состоянии спасти их чекистскую репутацию.
К транспортникам коллеги из других отделов относились свысока, считая чекистами второго сорта, хотя основная часть арестованных ими в середине 30-х годов тоже проходила отнюдь не по ст. 58 УК. Нередко полпреды ОГПУ отбирали у ДТО перспективные агентурные разработки и передавали в другие отделы. Весной 1937 г. новосибирцы жаловались: «Нас, сотрудников транспортного отдела, на всех почти проходивших совещаниях называли не чекистами, а недоразумением, а на сегодняшнем совещании заместитель начальника 6-го отдела Вяткин назвал нас не чекистами, а “губтрамотовцами”» (23). В 1937–1938 гг. руководство многих транспортных отделов было укреплено опытными контрразведчиками.
Для чекистов предвоенного времени была характерна весьма легкая смена специализации, переходы из Секретного отдела в Особый или Контрразведывательный, а из Экономического – в Секретно-политический. Но транспортники обычно варились в собственном соку и гораздо реже меняли профессию. В начале 30-х годов процесс резкого увеличения количества оперативников затронул и транспортные отделы. На крупных станциях были образованы оперпункты из пяти-восьми (и более) оперативников, насаждавших агентурно-осведомительную сеть по всей обслуживаемой линии. На рядовых станциях службу несли линейные уполномоченные.
В провинциальных дорожно-транспортных отделах (ДТО) были трудности с заполнением штатов. Например, в 1929 г. начальник отделения ДТО ОГПУ Томской железной дороги И. Н. Шершень был единственным работником отделения, где по штату полагалось три сотрудника. В конце 1933 г. аппарат ДТО ОГПУ Забайкальской железной дороги состоял из трёх отделений и насчитывал только в Чите до 70 чел. (24). В 1931 г. Сталин заявил о необходимости «разбавить» руководство НКПС чекистами-транспортниками, после чего Политбюро ЦК 13 октября 1931 г. постановило откомандировать в НКПС для укрепления транспорта сразу 15 начальников ДТО, 12 дорожных парторгов ОГПУ и не менее 50 районных работников-транспортников (25).
Существовавший с 20-х годов Сибирский окружной транспортный отдел ОГПУ (СибОКТО ОГПУ) объединял в себе дорожно-транспортные отделы (ДТО) Омской, Томской и Забайкальской железных дорог. Они имели отделения на крупных станциях, где существовали депо, и аппарат линейных уполномоченных на менее ответственных узлах и водных пристанях. В 1930 г. с разделением Сибири ДТО Омской и Томской дорог остались в ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю, а ДТО Забайкальской дороги отошёл в ведение ПП ОГПУ ВСК. Вместо СибОКТО в полпредствах в 1930 г. были организованы Транспортные отделы (ТО) ОГПУ, подчинённые полпредствам и ТО ОГПУ центра.
С июля 1934 г. ДТО ОГПУ были преобразованы в ТО ГУГБ НКВД, а все линейные посты ДТО переименованы в оперпункты ГУГБ. В 1935 г. начальник УНКВД ЗСК В. А. Каруцкий сообщал в Запсибкрайком ВКП (б), что руководство оперпунктами ТО возложено на начальников горрайотделов НКВД (26). С образованием управлений НКВД по Красноярскому краю, Новосибирской, Омской, Иркутской и Читинской областям области в них образовывались свои Транспортные отделы. В УНКВД НСО действовал ДТО Томской железной дороги, в УНКВД по Омской области – ДТО Омской железной дороги, в УНКВД по Красноярскому краю – ДТО НКВД Красноярской железной дороги, в УНКВД по Иркутской области – ДТО НКВД Восточно-Сибирской железной дороги, в УНКВД по Читинской области – ДТО НКВД железной дороги им. Молотова (Забайкальской).
Отделения ДТО создавались при крупных станциях, причём принадлежность ОДТО к той или иной дороге не всегда совпадала с подчинённостью конкретному УНКВД. Например, отделения ДТО на территории Алтайского края подчинялись аппарату ДТО НКВД Томской железной дороги (Новосибирск), а находившееся в Новосибирской области ОДТО ст. Барабинск относилось к ДТО НКВД Омской железной дороги.
После того как февральско-мартовский пленум ЦК 1937 г. постановил освободить транспортные отделы от функций охраны общественного порядка и борьбы с хищениями (их передали в специально созданную железнодорожную милицию), ДТО сыграли самую активную роль в репрессиях, уничтожив десятки тысяч жертв как по «кулацкой», так и по «национальной» операциям. Согласно приказу НКВД СССР от 14 июля 1937 г. шестые (транспортные) отделы УГБ в областных УНКВД были расформированы, а их личный состав передавался во вновь образованные Дорожно-транспортные отделы ГУГБ НКВД СССР соответствующих железных дорог (27).
ДТО являлись отдельными оперативно-территориальными подразделениями госбезопасности, располагая отделениями КРО, СПО, Особотдела и Оперода. Они самостоятельно проводили аресты, следствие и расстрелы, имея собственные комендатуры. Формально всеми ДТО напрямую руководил 6-й отдел ГУГБ НКВД СССР, но в оперативном отношении ДТО и их станционные подразделения – отделения ДТО – подчинялись начальнику местного УНКВД. Именно создание ДТО, по справедливому мнению В. А. Золотарёва, стало главной причиной издания 1 августа 1937 г. специальной директивы НКВД, предписывающей всем ДТО арестовывать предусмотренный приказом № 00447 «кулацкий» контингент, заводить и оформлять дела на «тройках» в пределах обслуживаемых дорог, а отнюдь не тот факт, «что при разработке кулацкой операции, по-видимому, забыли про транспортные органы», как утверждает О. Б. Мозохин (28). В среднем на ДТО каждой дороги в 1937–1938 гг. пришлось от двух до четырёх тысяч репрессированных.
Приказом НКВД СССР № 00408 от 14 июля 1937 г. создавались 11-е отделы при управлениях НКВД со скромными штатами, но сыгравшие заметную роль в проведении террора. Их обычно именовали Водными отделами, но на деле они занимались агентурно-оперативной и розыскной работой на объектах Наркомвода (пристанях, затонах), ОШОСДОРа и наркомата связи, осуществляя также противодиверсионные и охранные мероприятия. Их штаты формировались из работников Транспортного и Контрразведывательного отделов.
Однако затем ДТО и 11-е отделы снова стали объектом преобразований, которые закончились упразднением существовавшего в НКВД Главного транспортного управления после разделения НКВД в начале 1941 г. на НКГБ и НКВД и ликвидацией транспортных отделов на местах. Только с объединением НКВД с НКГБ это управление было восстановлено, и с августа 1941 г. в местных УНКВД появились транспортные отделы. Но в период существования МГБ, неустанно вбиравшего в себя всё новые структуры, управления охраны на транспорте снова возьмут на себя обеспечение функций охраны порядка и борьбы с хищениями грузов.
Важное место в структуре ОГПУ-НКВД занимали их собственные вооружённые силы. Управление пограничной и внутренней охраны ЗСК располагало весьма значительными ресурсами. После разделения Сибкрая в Западной Сибири в 1930–1931 гг. оставалось около 1.000 чел. войск ОГПУ, но в начале 1932 г. – после принятия в состав Управления пограничной и внутренней охраны ПП ОГПУ сотрудников железнодорожной и промышленной охраны – число военнослужащих УПВО выросло примерно в 10 раз. На июнь 1932 г. шесть отрядов ВОХР ВСНХ насчитывали в ЗСК 1.074 чел. и охраняли предприятия Сталинска (639 чел.), Кемерова (166 чел.), площадку строительства Сибкомбайна в Новосибирске (104 чел.), заводы Белово (72 чел.), Артемовский рудник (60 чел.) и рудники Анжерки (33 чел.) (29).
Помимо охраны железных дорог и важных промышленных предприятий, сотрудники внутренних войск осуществляли функции конвойного сопровождения многочисленных заключённых. Пограничные отряды, существовавшие в Ойротии, Бурятии, Красноярском крае, представляли собой по структуре мини-оперсекторы и в своём составе имели уполномоченных СПО, особистов и пр., занимавшихся политическим сыском и разведкой в приграничных районах. В оперативной работе им помогали группы содействия пограничным комендатурам, пытавшиеся, в частности, пресекать эмиграцию (30). В начале 30-х годов сотрудники УПВО активно воевали с крестьянским повстанческим движением.
Сибирь в 30-е годы стала одним из главных мест сосредоточения ссыльных крестьян и заключённых. Создание с конца 1929 г. системы лагерей и спецпоселений потребовало огромного количества кадров, которые черпались путём мобилизаций отставных военных, а также проверенных коммунистов. Осенью 1929 г. был образован Сибулон (позднее Сиблаг) ОГПУ, с которого началось строительство лагерной системы в крае. В лагерных отделениях работали уполномоченные информационно-следственного (ИСО) отдела, затем преобразованного в 3-й (оперативно-чекистский) отдел, насаждавшие как противопобеговую агентуру, так и активно фабриковавшие дела на заключённых. Оперчекотдел Сиблага насчитывал примерно столько же сотрудников, сколько и другие отделы ПП ОГПУ – УНКВД ЗСК. При этом следует учитывать, что Сиблаг был лагерем средних размеров и в разы уступал такому восточносибирскому гиганту, как образованный в конце 1932 г. Бамлаг, насчитывавший в 1935–1938 гг. от 150 до 200 тыс. заключённых.
Особую роль в деятельности карательных органов играли вспомогательные службы. С марта 1936 г. в системе НКВД существовал ОШОСДОР, с июня 1936 г. – Главное управление мер и весов. В 1938 г. в составе НКВД несколько месяцев находилось акционерное общество «Интурист», в том же году ГУ мер и весов вместе с ГУ геодезии и картографии, а также ОШОСДОР были изъяты из ведения НКВД. Но зато в 1938 г. НКВД присоединило к себе Центральное архивное управление ЦИК СССР. Для борьбы с хищениями зерна в системе «Заготзерно» была создана особая структура из комендантов элеваторов и заготовительных пунктов. На эти должности назначались работники НКВД, которые должны были заниматься охраной зерна, организовывая не только охранные, но и противопожарные мероприятия (31).
На примере фельдъегерской службы можно наглядно показать истинное значение некоторых, казалось бы, совершенно вспомогательных чекистских подразделений (здесь мы не будем говорить о самом верном помощнике политической полиции – органах милиции, поскольку это тема отдельного исследования). Наиболее многочисленными представителями специализаций, расцветших и угасших в период 30-х, являются именно фельдъегери, в 1939 г. исчезнувшие как массовый вид. Представляется важным оценить роль и значение этих своеобразных «личинок» чекистов, мечтавших вылупиться в штатных оперативников. Внешне эти люди подчинялись начальнику отделения (экспедиции) связи в районном или городском отделе ОГПУ-НКВД, доставляя секретную почту, а также ценности. Но в реальности связисты являлись важным чекистским резервом и в массовом порядке выдвигались на оперработу.
Численность фельдъегерского корпуса с 1930 г. стремительно росла и после оформления системы райаппаратов ОГПУ в начале 30-х годов не уступала количеству оперативных работников. Приказ ОГПУ от 23 августа 1930 г. предписывал реорганизовать систему фельдсвязи так, чтобы добиться «стопроцентного охвата обслуживания всех районов». В середине 30-х годов на трёх-четырёх оперработников РО НКВД приходилось обычно четыре-пять связистов. На 1 января 1935 г. в УНКВД ЗСК штат отдела связи должен был составлять 945 чел., но имелся некомплект в 65 фельдъегерей (на это обстоятельство, возможно, повлияла партчистка, в период которой за 1934 г. из фельдъегерей-коммунистов было вычищено 4,3 %). В начале 1935 г. численность отдела связи Прокопьевского ГО УНКВД ЗСК составляла 25 чел. и равнялась числу оперативников. В Анжеро-Судженском ГО в 1935 г. работало 18 связистов, Мариинском РО НКВД – 11, а в Куйбышевском РО НКВД при полагавшемся штате в 12 чел. имелось 9 связистов (32).
В начале 1935 г. аппарат Отдела связи УНКВД ЗСК насчитывал 5 отделений. В местных органах НКВД имелось 10 экспедиций (в горотделах) и 79 фельдпунктов (в РО НКВД). Связисты обслуживали 186 МТС, 198 совхозов, 11 золотых приисков, 34 леспромхоза, 19 участковых комендатур Отдела трудпоселений, 27 лагпунктов Сиблага, лагерь Военведа и 4 военизированных пожарные команды. Материальную часть Отдела связи составляли 72 сильно изношенные автомашины, концентрировавшиеся в городских отделах. На работу в отделения связи брали проверенных молодых людей, отслуживших в армии. Попадали в фельдъегери и хорошо зарекомендовавшие себя негласные работники «органов». Осведомитель Асиновского РО УНКВД ЗСК в с. Н-Троица Новиковского сельсовета А. Ф. Старков, согласно характеристике начальника РО НКВД, «в работе проявил исключительную гибкость и дисциплину» и в июле 1936 г. был назначен фельдъегерем Асиновского РО НКВД (33).
Бывшие связисты из числа самых активных и грамотных становились помощниками уполномоченных во всех подразделениях – от Особого до Учётно-архивного отдела, остальные переводились на работу тюремными надзирателями, поселковыми комендантами, начальниками райбюро исправительных работ. Особенным вниманием со стороны кадровиков НКВД пользовались начальники экспедиций связи райгоротделов – их охотнее всего брали на оперработу. Кого-то из фельдъегерей сначала отправляли на курсы подготовки оперсостава, но многие становились оперативниками сразу.
Особенно хорошо потрудился в середине 30-х годов начальник отдела связи и бывший комендант Томского оперсектора ОГПУ-НКВД А. М. Матроз, заслуживший похвалу начальника оперсектора М. М. Подольского за заслуги в выращивании чекистских кадров. Его стараниями в 1934–1935 гг. на оперработу было переведено 9 связистов (численность аппарата фельдсвязи в Томске тогда доходила до 40 чел.), ставших комендантами оперсектора, милиционерами, работниками Транспортного отдела, УСО и инспекции резервов, а также откомандированных в другие районы края. Всего в середине 30-х годов ежегодно ок. 10 % фельдъегерей переводилось на оперработу (за 1934 г. – 110 чел.), и фактически Отдел связи выполнял функции филиала Отдела кадров УНКВД ЗСК (34).
Часть связистов очень быстро оказывалась на оперативной работе. Новоиспечённый фельдъегерь Ленинск-Кузнецкого ГО ОГПУ А. С. Быков сразу начал получать оперзадания и в апреле 1934 г. письменно объявил о своём «исключительном желании работать в органах ОГПУ» и «особенно… по оперативной работе». Такая активность всемерно поощрялась. Фельдъегерь Юргинского РО УНКВД ЗСК Г. А. Пивоваров (бывший партизан и боец ЧОН) в 1935 г. «руководил кустом секретной агентуры УГБ, в этой работе проявил интерес и личную инициативу». В 1939 г. Пивоваров был выдвинут на должность начальника раймилиции (35).
Фельдъегери часто выполняли роль конвоиров, нередко участвовали в обысках, арестах, допросах, а порой и в расстрелах. В 1932–1935 гг. фельдъегерь Дуплинский работал одновременно и комендантом Сталинского ГО ОГПУ-НКВД. В 1935 г. два фельдъегеря использовались на оперработе в Здвинском РО НКВД, по одному – в Прокопьевском ГО и Славгородском РО НКВД. Связисты Нарымского окротдела НКВД в 1935 г. участвовали в обысках и арестах периодически, а в Куйбышевском РО НКВД – лишь изредка (36).
Новые задачи, поставленные разгоравшимся террором перед сибирскими чекистами, требовали усиления притока оперативных кадров из вспомогательных подразделений. В ноябре 1936 г. Отдел кадров УНКВД ЗСК потребовал от Сталинского горотдела передать фельдъегеря И. А. Котова на должность агента для поручений в Мариинский РО НКВД, а А. П. Якубова – начальником корпуса Мариинской тюрьмы особого назначения. Однако второе предложение не было реализовано из-за исключения Якубова из партии и увольнения из НКВД (37). В конце июня 1937 г. из числившихся во втором отделении Отдела связи УНКВД ЗСК 101 работника в отделах УГБ использовалось 24 чел. В феврале 1938 г. из Отдела связи в оперотделах УНКВД работали 22 связиста, в июне 1938 г. – 8 (38).
Для немалого числа новоиспечённых чекистов в 30-е годы открывалась возможность сделать хорошую карьеру. Начальники многих райотделов УНКВД ЗСК в 1937–1938 гг. рапортовали о привлечение всего фельдъегерского состава на оперработу. Начальник экспедиции связи Нарымского окротдела НКВД Г. П. Белослюдцев в марте 1938 г. говорил: «Я как руководитель экспедиции… почти не работаю, а выполняю работу партийного порядка окружного масштаба или же по линии УГБ…» (39).
Типичен чекистский путь Ф. Г. Левина, который с 1928 г. служил в войсках ОГПУ, а в конце 1930 г. был принят в Отдел связи ПП ОГПУ ВСК, где получил грамоту и часы за участие в борьбе с бандитизмом. В середине 30-х Левин – экспедитор и начальник пункта связи Асиновского РО УНКВД ЗСК. В 1935 г. ему был доверен учёт ссыльных, а с лета 1937 г. Левин очень активно участвовал в арестах и следствии, фактически в течение года являясь оперуполномоченным Асиновского РО НКВД. В декабре 1937 г. начальник РО отмечал, что фельдъегери Ф. Г. Левин и И. Н. Толкачёв в основном были «заняты на оперативной работе по изъятию и следствию к. р. кулацкого элемента», причём Левин оперработу выполнял в несколько раз лучше, чем штатный уполномоченный – «рассеянный и неинициативный» Ф. Ф. Кобизюк. В 1938 г. старшина Левин стал начальником пункта связи Маслянинского РО УНКВД НСО, а десятилетием позже дослужился до майора Управления охраны МГБ Томской железной дороги (40).
Свою лепту внесли связисты и в массовые казни 30-х годов. Известны случаи участия фельдъегерей Кемерова и др. районов в расстрелах 1933 и 1935 гг. Фельдъегерь и начальник пункта связи Куйбышевского РО УНКВД НСО С. К. Иванов был активнейшим участником избиений, расстрелов и удушений осуждённых в 1938 г., причём компанию Иванову составлял его подчинённый, фельдъегерь 2-го разряда Н. И. Вардугин (41).
Одни фельдъегери за излишнее усердие наказывались, другие, напротив, продвигались. Конюх Бийского РО НКВД Ф. И. Руденко в 1938–1939 гг. работал фельдъегерем и оперработником; в марте 1939 г. от парторганизации райотдела он получил выговор за фальсификацию следственных дел (42). Работавший в 1937 г. фельдъегерем 2-го разряда Отдела связи УНКВД НСО Г. А. Макаренко за активное участие в терроре был выдвинут на должность начальника Кыштовского РО НКВД и Чулымского МРО НКГБ (43).
И с окончанием эпохи террора связисты оставались верными помощниками оперсостава. Начальник пункта связи Горно-Шорского РО УНКВД НСО С. С. Клименко, как отмечал в мае 1939 г. начальник РО, «успевал оказывать большую помощь в работе оперативному составу УГБ», в связи с чем выдвигался на офицерское звание сержанта госбезопасности (44).
После постановления Политбюро ЦК ВКП (б) от 16 июня 1939 г. о резком сокращении численности персонала и функций фельдсвязи за чекистами остались только обязанности доставки секретной корреспонденции от Москвы до республиканских, краевых и областных центров и обратно. Остальные функции перешли к наркомату связи. Численность всего связистского корпуса НКВД к 1 августа 1939 г. должна была сократиться до 2 тыс. чел. – с полной ликвидацией районного звена (45). Начиная с этого времени воспитание оперативников в среде связистов потеряло прежнее значение, а упоминания о фельдъегерях в чекистских документах сократились до минимума.
Реформы 30-х годов привели к созданию репрессивного сверхминистерства с очень разветвлённой структурой. В начале 1941 г. Берия, желая повысить управляемость громоздкого ведомства, осуществил реорганизацию, выделив второстепенные подразделения, а также всю систему ГУЛАГа и спецпоселений, в отдельный наркомат – НКВД. Для осуществления функций политической полиции создавался Наркомат государственной безопасности (НКГБ), ориентированный как на функции подавления, так и на осуществление разведки и контрразведки. Одновременно новому наркому обороны С. К. Тимошенко удалось добиться создания в РККА независимой военной контрразведки, подчинённой руководству армии и флота. Но уже в апреле 1941 г. Берия в ходе реорганизации НКВД добился того, что Третьи (Особые) отделы в РККА в немалой степени вышли из-под контроля военных, и усилил их взаимодействие с НКГБ (46).
Структура, сформированная в период существования ВЧК, в основном действовала в последующие десятилетия, опираясь на основные чекистские специализации: контрразведка, разведка, особые отделы и транспортные отделы. Названия и формы работы разнились, но суть – занятия прежде всего политическим сыском – была единой. Для организационной структуры органов ОГПУ-НКВД 30-х годов было характерно как укрупнение подразделений, так и дробление их с выделением новых чекистских специализаций. Вторая тенденция проявлялась сильнее и была связана с попытками чекистской верхушки усиливать эффективность «обслуживания» различных отраслей, создавая узкоспециализированные отделы. Недаром организованный для потребностей «массовых операций» огромный и многопрофильный КРО в своём первоначальном виде просуществовал только полтора года и затем был раздроблен. Тенденция дробления аппаратов в целом доминировала над стремлением создавать крупные отделы. Опыт «массовых операций» повысил значение вспомогательных подразделений (Отдела фельдсвязи и др.), некоторые из которых затем подверглись реформированию или упразднению.
Серьёзные изменения произошли в 30-е годы и в работе чекистов на местах. Огромное значение для их деятельности как начала 30-х годов, так и позднейшего времени имели ликвидация окружных отделов и организация районных органов ОГПУ-НКВД. Власти с целью усиления аппаратов на местах решили основным управленческим звеном сделать районы, ликвидировав округа. Реформа середины 1930 г. была призвана укрепить район как главную ячейку местной власти, создав там структуры, существовавшие прежде только на окружном уровне, в т. ч. работоспособные аппараты карательных органов. Пожалуй, самым явным следствием этого укрепления стала организация значительных чекистско-милицейских и судебно-прокурорских аппаратов в районах.
Упразднение округов при одновременном создании большого количества чекистских аппаратов на местах потребовало организации особой промежуточной структуры – так называемых оперативных секторов, создававшихся вместо двух-трёх окружных отделов. Такая реформа стала следствием тогдашнего деления страны на очень крупные территориальные единицы (47). При наличии в Западно-Сибирском крае в начале 30-х годов более 170 районных и городских аппаратов руководить ими из одного центра было затруднительно. Поэтому окружные отделы – в сокращённом и укрупнённом виде – фактически сохранялись под вывеской оперсекторов.
Основные функции административного надзора за районными чекистами были поручены аппаратам оперативных секторов – как более приближённым к местным органам ОГПУ и располагавшимся в Новосибирске, Барнауле, Минусинске, Омске и Томске. Аналогично обстояло дело в Восточной Сибири, где с осени 1930 г. действовали Красноярский, Киренский, Читинский оперсекторы ПП ОГПУ ВСК. В полпредстве ОГПУ по Уралу существовали, в числе прочих, Тюменский и Ишимский оперсекторы, впоследствии переданные в ПП ОГПУ – УНКВД по Обско-Иртышской и Омской областей.
Оперсекторы создавались с октября 1930 г. для «глубокой чекистской работы в пределах обслуживаемой территории» и для оперативного руководства городскими и районными отделениями ОГПУ (в 1933–1935 гг. они направляли деятельность также ЗНПО МТС и совхозов по оперработе). Оперсекторы базировались в центрах наиболее крупных бывших округов и в среднем по стране состояли из 30–35 чел. (48), что соответствовало численности работников обычного окружного отдела ОГПУ. Аппарат оперсектора копировал структуру полномочных представительств и прежних окротделов, располагая основными оперативными отделениями: СПО, ЭКО, Особым, УСО, а также комендатурами. Начальники отделений и уполномоченные оперсекторов постоянно выезжали в командировки (в одиночку или с опергруппами), направляя деятельность районных отделений. Оперсектору придавались все войсковые части ОГПУ, расположенные на соответствующей территории.
Милиция управлялась по аналогичной схеме, только оперсекторы РКМ в Сибири именовались межрайонными секторами. Полпредства ОГПУ и управления НКВД осуществляли общий контроль за работой оперсекторов и ГО-РО.
Общая численность персонала Барнаульского, Омского и Томского оперсекторов на середину 1934 г. составляла 70–75 чел. в каждом (как в самых крупных окротделах), Минусинский был значительно скромнее, а Нарымский оперсектор, созданный только в августе 1931 г. на базе Колпашевского РО ОГПУ и существовавший до июля 1934 г., первоначально имел порядка десятка работников. В Барнаульском оперсекторе летом 1934 г. насчитывалось 73 коммуниста, причём в СПО их работало 16, в особом отделении – 12, по линии ЭКО – 7, в общей части (секретариат, оперативные учёты, комендатура) – 11, в фельдсвязи – 19, по 4 партийца числились в совхозе ОГПУ и системе «Динамо». Таким образом, две трети сотрудников оперсектора являлись оперработниками. Отделения в оперсекторах могли именоваться номерными группами. Текучесть кадров была высокой: с марта по август 1934 г. из Барнаула выбыло 22 работника, вновь прибыло – 16. При оперсекторах были прокуроры, контролировавшие следствие (весьма формально), нередко присутствовавшие при расстрелах или помогавшие в исполнении приговоров (49); «свой» прокурор имелся и при полпредстве ОГПУ.
Создание оперсекторов в разгар «массовых операций» в деревне и городе позволило справиться с колоссально возросшим потоком следственных дел. Работники оперсекторов сами вели следствие, передавали законченные дела в полпредство и, получив приговоры тройки, массами расстреливали осуждённых. В этой организационной форме можно видеть как учёт работы окружных отделов, так и – до определённой степени – возвращение к опыту уездных ЧК, которые существовали в Сибири с конца осени 1919 г. до начала осени 1920 г. Некоторые из них – как Новониколаевская и Петропавловская – имели штат, близкий к 100 чел., другие – несколько десятков работников. В условиях фактического отсутствия нижестоящих органов (кроме некоторых волостных уполномоченных, линейных уполномоченных ОРТЧК на станциях, особистов в полках и бригадах) уездные чека осуществляли репрессии в удалённых от губернских центров районах, посылая туда уполномоченных с приданными карательными чекистско-милицейскими отрядами (50). Численность ведущих оперсекторов ОГПУ-НКВД Сибири к середине 30-х годов была близка к штатам крупных уездных ЧК, но они действовали уже в условиях разветвлённой карательной системы, опиравшейся на многочисленных районных чекистов, особенно в период существования заместителей начальников политотделов (ЗНПО) МТС и совхозов по оперработе.
Характерно, что при Читинском оперсекторе ПП ОГПУ ВСК в 1931 и 1933 г. работала особая тройка по осуждению «раскулаченных». После прекращения массовых операций 1930–1933 гг. оперсекторы перестали быть прежними фабриками быстрого стряпания тысяч дел на «повстанцев» и «вредителей». Лишившись де-факто прежних репрессивных функций, они в глазах чекистского руководства теперь выглядели громоздкой и не очень эффективной территориальной структурой. Руководство НКВД, упразднив оперсекторы, решило усилить районные и городские отделы. В марте 1935 г. Г. Г. Ягода издал циркуляр о ликвидации оперсекторов, как не отвечающих возросшим оперативным требованиям – чтобы приблизить конкретное оперативное руководство УНКВД краев и областей к горрайотделам НКВД (51). Но оперсекторы сохранялись в особо отдалённых регионах, как Алданский в Якутии и Читинский в ВСК.
Ликвидация оперсекторов производилась в мае 1935 г., на месте их образовывались городские (и окружные, как в Нарыме) отделы НКВД со штатом в 15–25 чел. Однако в Западной Сибири ликвидация оперсекторов произошла только в конце 1935 г. – так, Барнаульский оперсектор НКВД существовал и в октябре 1935 г., а Томский – до декабря 1935 г. Можно отметить, что областные-окружные отделы НКВД автономных образований, которые не упразднялись, тоже играли роль оперсекторов, руководя райаппаратами и ведя следствие по наиболее ответственным делам. Из ликвидированных оперсекторов работники перемещались в УНКВД или райгоротделы; одновременно райотделы были усилены после ликвидации в начале 1935 г. ЗНПО по оперработе в МТС. При начальниках УНКВД создавались небольшие инспекторские группы для контроля работы РО НКВД, причём инспекторы числились на правах начальников отделений. Таким образом, реформа оперсекторов и ЗНПО была призвана резко усилить районное звено карательных органов.
Однако без оперсекторов чекисты продержались недолго. При сменившем Ягоду Ежове эта структура возродилась, причём в ещё более явном виде. Районные чекисты часто «не видели» перспективу какого-либо дела, которое опытные работники оперсектора легко «растягивали» на несколько районов, помогая сфабриковать очередную крупную «повстанческую организацию». Именно слабость репрессивной работы очень многих районных отделений НКВД, где не было, с точки зрения инспекций НКВД, заметной оперативной деятельности по политическим делам и приобретению квалифицированного осведомления, а преимущественно шёл розыск по линии милиции, вынудила воссоздать оперсекторы в 1937 г. – с тем, чтобы вновь собрать в них лучших чекистов и проводить следствие ударным порядком: быстро и на крупные «заговорщицкие группы».
Ежов особо отмечал, что для отладки чекистской работы в большинстве районов, где численность аппарата минимальна и неэффективна, нужно вернуться к старой практике и создать оперативные секторы либо опергруппы в областных управлениях, которые бы «обслуживали» определённую группу районов (52). Для исполнения этих установок Ежова во многих регионах создавались оперсекторы и межрайонные следственные группы во главе с сильными работниками. Но радикальное предложение Ежова заменить некоторые самые слабые райотделы НКВД платными нелегальными резидентами из числа милицейских работников всё же не получило развития. Районный отдел продолжал оставаться основной низовой чекистской структурой в течение всех 30-х – первой половины 50-х гг.
В первой половине 1937 г. оперативные секторы в Западно-Сибирском крае (а также в Красноярском крае, Омской области) были воссозданы, причём в гораздо большем количестве, чем прежде. На территории Запсибкрая этих секторов летом-осенью 1937 г. было более десятка, включая такие небольшие, как Куйбышевский, Рубцовский, Черепановский. Они создавались на базе городских и наиболее крупных районных отделов для координации деятельности окрестных примерно 15 районных отделений, отражая сначала стремление упорядочения работы в ответ на тенденцию ГУГБ НКВД начала 1937 г. несколько сократить аппарат (именно так объяснял крайкому начальник УНКВД ЗСК С. Н. Миронов идею образования оперативных секторов). Но вскоре для успешного проведения «массовых операций» карательный аппарат было решено увеличить.
На январь 1937 г. в УНКВД ЗСК насчитывалось 139 городских, районных и аймачных отделений НКВД. Заместитель начальника управления А. И. Успенский 16 января 1937 г. информировал заместителя НКВД СССР М. Д. Бермана о начале реорганизации аппарата УГБ, в рамках чего ликвидировались горрайаппараты и вместо них формировались 11 межрайонных отделов: Барнаульский, Бийский, Каменский, Кемеровский, Куйбышевский, Ленинский, Мариинский, Рубцовский, Славгородский, Татарский, Томский. Сохранялись горотделы с приданными близлежащими районами только в основных центрах Кузбасса: Сталинске, Прокопьевске и Анжеро-Судженске. В связи с ликвидацией райаппаратов усиливались УГБ Ойротского облотдела, Нарымского окротдела и самого УГБ УНКВД ЗСК (53). Межрайонные отделы вскоре были преобразованы в оперсекторы, причём, помимо перечисленных, на территории ЗСК-НСО были созданы Новосибирский, Сталинский и Черепановский (54).
Не имея в своём распоряжении необходимых приказов, о поисках лучшей системы местных руководящих органов мы можем судить по послужным спискам ряда видных чекистов. Г. Л. Биримбаум весной 1937 г. являлся уполномоченным УНКВД по Бийскому кусту и начальником Бийского межрайотдела НКВД, а на июнь–октябрь 1937 г. – начальником Бийского оперсектора НКВД (затем его сменил В. И. Смольников). В феврале 1937 г. уполномоченным УГБ УНКВД ЗСК по Куйбышевскому кусту был назначен П. Р. Перминов, бывший начальник отделения СПО краевого аппарата. Через несколько недель возник межрайонный отдел в г. Куйбышеве (Каинске), который летом 1937 г. был преобразован в Куйбышевский оперативный сектор УНКВД ЗСК-НСО. В феврале 1937 г. уполномоченным УНКВД по Ленинск-Кузнецкому кусту ЗСК стал В. Г. Крючков, позднее назначенный замначальника КРО УНКВД по Алткраю.
Иные руководящие работники ограничивались только командировкой для организации оперсектора. Например, для создания Каменского оперсектора 29 июля 1937 г. в г. Камень прибыл замначальника Отдела охраны УНКВД ЗСК А. Р. Горский, который сформировал аппарат, дал ему необходимые инструкции и уже 7 августа вернулся в Новосибирск; аппаратом после Горского некоторое время руководил И. А. Розум (55).
Крупные оперсекторы возглавляли известные чекисты. В августе 1937 г. Новосибирским оперсектором руководил помощник начальника УНКВД Д. Д. Гречухин. Во главе Барнаульского оперсектора были поставлены инспектор при начальнике УНКВД ЗСК К. С. Жуков, а затем – начальник СПО УНКВД ЗСК С. П. Попов, приказом не назначавшийся (56). Сталинский оперсектор возглавлял А. С. Ровинский – будущий замначальника УНКВД НСО. Вокруг других областных центров также образовывались оперсекторы: так, на ноябрь 1937 г. существовал Омский оперсектор УНКВД по Омской области во главе с З. А. Пешковым.
Аппараты некоторых рядовых оперсекторов насчитывали всего несколько чекистов, причём в начале 1938 г. некоторые из них (как, например, Куйбышевский) были преобразованы обратно в райотделы. Но летом 1938 г., в связи с масштабными репрессиями в рамках национальных «массовых операций», оперсекторы воссоздавались. В конце 1937 г. Куйбышевским оперсектором НКВД руководил А. Г. Луньков, который приказом на эту должность не назначался. Весной 1938 г., после окончания «кулацкой операции», данный оперсектор фактически оказался ликвидированным, поскольку все его сотрудники были откомандированы. Однако в связи с организацией удара по «инонационалам» оперсектор к лету 1938 г. был восстановлен и до осени «ударно» работал (57).
В других (в т. ч. небольших) городах ЗСК оперсекторы могли насчитывать десятки работников. Например, в Славгородском оперсекторе НКВД за счёт чекистов, прикомандированных из Барнаула и районов, а также курсантов, фельдъегерей и милиции, в начале 1938 гг. насчитывалось порядка 70 оперативников – как в крупном оперсекторе середины 30-х (58). При формировании штатов следственных бригад при оперсекторах чекисты исходили из степени «засоренности антисоветским элементом» той или иной территории. Рядовые оперсекторы – вроде Куйбышевского (Новосибирская область), Ишимского и Тарского (Омская область) в 1937–1938 гг. расстреляли примерно по 2.000 чел. (59); по Сталинскому или Томскому оперсекторам НКВД было уничтожено в несколько раз больше.
Создание оперсекторов ослабило райотделы, но позволило создать мощные филиалы облкрайУНКВД с центрами в крупных городах (Бийск, Канск, Кемерово, Славгород, Сталинск, Минусинск и т. д.). Оперсекторы, хорошо показавшие себя в период массовых операций начала 30-х годов, когда райаппараты были очень слабы, выручили чекистов снова, поскольку на уровне района, даже имея три-пять оперативников (вместо одного-двух в 1930–1931 гг.), было очень трудно организовать стремительное следствие и расправу над большим числом людей. А более опытные следователи оперсекторов быстро учили прикомандированных районных чекистов и милиционеров оформлять дела на десятки и сотни «заговорщиков» – подобно тому, как это происходило в Барнауле, Минусинске или Омске в 1930 и 1933 гг. – и сразу их расстреливать.
Если в первой половине 30-х годов оперсекторы возглавляли видные чекисты, то в 1937 г. оперсекторы создавались во всех адмцентрах бывших округов ЗСК, и ими руководили порой достаточно рядовые чекисты, как, например, младшие лейтенанты ГБ В. В. Балыгин, назначенный начальником Черепановского оперсектора УНКВД НСО, или И. А. Розум – начальник Рубцовского оперсектора УНКВД по Алткраю. Но скромное звание и небольшой оперсектор не помешали Розуму весной 1938 г. организовать фабрикацию целого ряда крупных дел: на 811 чел. (294 – расстреляны), на 280 чел. (131 – расстрелян), на 61 чел. (20 – расстреляны) и др. (60).
В Красноярском крае летом 1937 г. существовали Минусинский и Канский оперсекторы, в Иркутской области – Читинский, в Якутии – Алданский. В конце 1938 г. оперсекторы были ликвидированы. Следует отметить, что похожими структурами выглядели аппараты окружных отделов НКВД в наиболее глухих местах, вроде Нарымского, Тарского, Ямало-Ненецкого, Ханты-Мансийского, Туруханского округов, которые руководили работой немногочисленных соседних РО НКВД; поэтому там оперсекторы не организовывались. Близкие к ним по структуре и функциям облотделы существовали в Бурят-Монголии, Ойротии и Хакасии.
Разукрупнённые в 1937 г. сибирские края и области перед войной насчитывали от 30 до 70 районов, и такое количество местных единиц для управления из областного (краевого) центра считалось нормальным. Поскольку в ряде мест округа сохранялись, то в автономных областях и национальных округах продолжали существовать областные и окружные отделы НКВД. Таким образом, структуры, напоминающие небольшие оперсекторы, перед войной сохранялись в национальных образованиях. В условиях отказа от «массовых операций» райотделы НКВД вполне удовлетворительно осуществляли выборочные репрессии, поэтому начальники управлений, контролируя работу на местах, ограничивались административными взысканиями в отношении тех руководителей РО, где было совсем мало арестов.
Реформа НКВД, разделившая в начале 1941 г. карательный аппарат на два наркомата, снова заставила вспомнить об оперсекторах. С образованием НКГБ весной 1941 г. в управлениях госбезопасности Западной и Восточной Сибири были созданы и просуществовали до конца июля так называемые межрайотделения НКГБ, объединявшие обычно по три районных аппарата госбезопасности. Сделано это было в связи с очевидной нехваткой подготовленных кадров, поскольку многие оперработники после разделения НКВД остались в системе наркомата внутренних дел (61).
Что касается городских и районных отделов ОГПУ-НКВД, то они, став основным звеном репрессивной системы, неуклонно укреплялись, получая всё большее и большее количество работников (с перерывом на 1933–1935 гг., когда создание института «вторых заместителей» в политотделах МТС ослабило многие РО), переходя от информационной работы к непосредственному участию в репрессивных кампаниях. В июле 1932 г. Л. М. Каганович сообщал Сталину о своём намерении поручить Н. И. Ежову и Д. А. Булатову «специально заняться укреплением и усилением личного состава районных аппаратов ОГПУ» – в связи со вскрытием многочисленных «кулацких групп», разлагавших колхозы. Наличие подчинявшихся двум-пяти чекистам среднего района примерно двух-трёх десятков милиционеров, фельдъегерей, работников ЗАГСа, пожарных инспекторов и работников бюро исправительных работ означало существование постоянного внушительного кадрового резерва, обеспечивавшего проведение тех же «массовых операций».
Бурное промышленное развитие Сибири диктовало изменения в структуре местных органов ОГПУ. Например, в декабре 1931 г. Артёмовский райаппарат ОГПУ был реформирован в отделение ЭКО из двух работников (начальник отделения и уполномоченный) для «обслуживания» минусинского комбината «Цветметзолото» и подчинённое ЭКО Минусинского оперсектора ОГПУ. Когда в январе 1932 г. из оперпункта ОГПУ на площадке Кузнецкстроя был создан аппарат Новокузнецкого ГО ПП ОГПУ ЗСК, то из 11 его сотрудников шестеро относилась к ЭКО, линию СПО представляли двое, а особого отдела – один оперативник (62). Это было спецификой промышленных районов, предприятия которых в первую очередь «обслуживались» аппаратами ЭКО.
В первой половине 30-х годов все четыре имевшихся в ЗСК горотдела концентрировались в Кузбассе – Кемеровский, Прокопьевский, Анжеро-Судженский и Сталинский, в них на 1934 г. насчитывалось 15–25 оперработников. В Омской области крупные горотделы были сопоставимы с аналогичными в ЗСК: на сентябрь 1937 г. парторганизация Тюменского ГО НКВД состояла из 25 коммунистов, оперпункта ст. Тюмень – 11, тюрьмы – 8 (63).
К концу 30-х годов численность крупных горотделов НКВД превышала 30 чел. Например, на май 1939 г. аппарат Кемеровского ГО НКВД насчитывал около 30 оперативников, не считая нескольких работников особого и транспортного отделов. Летом 1941 г. аппараты Кемеровского и Сталинского ГО НКГБ насчитывали по 10–11 уполномоченных ЭКО, 4–5 чел. – в СПО, по 4 – в КРО, по 5 – в Следчасти, по трое – в 1-й спецгруппе (учёты), по одному – во 2-м спецотделении (опертехника). Шифровальную группу и секретариат обслуживали по 5 чел., комендатуру – 8, внутреннюю тюрьму – 11 чел (64).
Система районных органов была дополнена созданием в 1933 г. института заместителей начальников политотделов совхозов и МТС по работе ОГПУ-НКВД («вторых заместителей»). Так после резкого расширения штатов в районах и создания многочисленных аппаратов оперсекторов весной 1933 г. начался новый этап количественного роста органов госбезопасности. Создание очередной партийно-карательной надстройки в виде политотделов при МТС и совхозах стало дублированием райкомов и обусловило присутствие в аппаратах этих своеобразных минирайкомов своего чекиста – так называемого второго заместителя начальника политотдела (ЗНПО).
ЗНПО, наряду с транспортниками, были наиболее ярким примером привязки оперативных работников к производству. «Вторые заместители» работали в сельской местности и занимались «обслуживанием» персонала совхозов, машинно-тракторных станций и тех населённых пунктов, которые входили в сферу действия МТС. Каждые 10 дней они обязывались информировать полпредства о политико-экономическом состоянии МТС и совхозов, а также о своей оперативно-чекистской работе. В центральном аппарате ОГПУ курированием ЗНПО в МТС занимался помощник начальника СПО Г. С. Люшков, а ЗНПО в совхозах – начальник 2-го отделения ЭКУ Д. З. Апресян, одновременно обеспечивавшие связь чекистов с политуправлениями наркоматов земледелия и совхозов (65).
В Сибири через систему ЗНПО в 1933–1936 гг. прошли порядка 500 чекистов – как опытных, так и начинающих. «Вторым заместителям» из райотделов ОГПУ передавалась часть агентуры (66), но, являясь в большинстве своём новичками в чекистской работе, ЗНПО, как отмечалось в сентябре 1934 г. руководством НКВД, подменяли оперативную работу «сбором официальных данных, информированием и писанием сводок». Однако в Сибири многие политотделы были укомплектованы опытными чекистами, регулярно вскрывавшими «вредительские» и «хищническо-саботажнические» группировки (67).
Начальники райаппаратов ОГПУ пользовались по отношению к ЗНПО правами старших оперативных начальников, но могли давать им поручения только после решений на уровне полпредства или оперсектора. Контроль над работой ЗНПО должны были осуществлять оперработники из краевого центра или оперсектора. Так, в июне 1934 г. представитель ЭКО Барнаульского оперсектора ОГПУ прибыл в Алейский район для обследования агентурно-оперативной работы ЗНПО Алейского зерносовхоза Г. В. Позднякова (68).
Однако осенью 1934 г. заместитель НКВД Я. С. Агранов отмечал, что ЗНПО предоставлены сами себе и стоят в стороне от оперативных задач, давая мало дел по вредительству и т. п. В приказе НКВД СССР от 11 сентября 1934 г. указывалось, что в большинстве случаев оперсостав управлений НКВД «совершенно устранился от работы ЗНПО, на места не выезжает и целиком передоверяет работу с ЗНПО малоквалифицированным уполномоченным», которые не в состоянии обеспечить «правильное оперативное воспитание» работников политотделов. Приказ требовал от начальников УНКВД личных выездов на места с целью курирования работы ЗНПО (69).
Работа параллельных структур – райкомов и РО, с одной стороны, и политотделов со своими «вторыми заместителями», с другой – неизбежно рождала противоречия и склоки. Как секретари райкомов конфликтовали с начальниками политотделов МТС и совхозов, так и начальники РО ОГПУ-НКВД, чьи аппараты были ослаблены из-за формирования структуры ЗНПО, нередко враждовали с действовавшими на территории районов «вторыми заместителями».
Надобность в ЗНПО отпала после ликвидации политотделов МТС. Данную чекистскую специализацию упразднили в два приёма – в январе 1935 г. в МТС, полтора года спустя – в совхозах. Районные органы госбезопасности снова стали основной местной территориальной единицей, поглотив основную массу бывших ЗНПО. Те же «вторые заместители», кто дал больше всего агентурных разработок и «красивых дел», в 1935–1936 гг. пополнили краевые и областные аппараты НКВД (70).
Для 30-х годов типичны ведомственные трения и в системе спецпоселений ОГПУ-НКВД, где контроль за поселковыми и участковыми комендантами, фактическими хозяевами судеб десятков тысяч ссыльных, осуществляли сразу две структуры: Информационно-следственные отделы при ОСП и уполномоченные соответствующих райотделов ОГПУ, поставлявшие независимую информацию в СПО полпредств. Сотрудники ИСО, естественно, были снисходительнее к «своим» комендантам, тогда как аппарат СПО получал более критическую информацию о порядках в комендатурах ОСП. Это порождало многочисленные склоки и конфликты различных должностных лиц (71). Находящиеся в отдалённых местностях работники районных аппаратов, лагпунктов, комендатур нередко избегали контроля со стороны вышестоящего начальства. Это обстоятельство в большой степени обусловило колоссальный рост внутриведомственной преступности, характерный для всех 30-х годов и особенно типичный для аппаратов РО ОГПУ-НКВД, а также тюремнолагерной системы.
О слабом контроле за кадровыми назначениями как со стороны чекистов, так и партийных властей говорят многочисленные факты. Комендант Новосибирского пересыльного пункта Сиблага А. Ф. Кий в конце 1933 г. за развал работы подлежал снижению, но вместо этого аппаратом Отдела спецпоселений без согласования с ОК полпредства был назначен участковым комендантом Барнаульской комендатуры ОСП. Начальник Анжеро-Судженского ГУМ ОГПУ К. К. Кийссел в августе 1933 г. за притупление классовой бдительности решением бюро Запсибкрайкома ВКП (б) был снят с должности с объявлением выговора, но это решение не было получено в Анжеро-Судженске в течение почти года, и Кийссел благополучно всё это время сохранял должность (72).
Для 1937–1938 гг. был характерен интенсивный обмен оперативными кадрами между областными (краевыми) управлениями, оперсекторами и райгородскими отделениями. Множество периферийных сотрудников надолго прикомандировывалось к аппаратам управлений и оперсекторов, занимаясь арестами и следствием, а в районы для постановки работы – также на продолжительный срок – отправлялись работники из УНКВД, как начинающие, так и опытные. Например, репрессии в Мошковском районе в 1938 г. курировал оперработник КРО УНКВД НСО Ю. Д. Берман. При этом начальствующий состав управлений постоянно выезжал на места в краткосрочные командировки. В райотделы направлялись курсанты и работники внутренних войск, партийные активисты. Летом 1937 г. к Ояшинскому РО УНКВД ЗСК для помощи в массовых арестах было прикомандировано 5 чел. из состава конвойных войск НКВД (73).
На местах, помимо горрайотделов, ЗНПО и оперсекторов, значительное количество оперативных работников имелось в погранотрядах (Ойротском, Минусинском и др.), оперпунктах Транспортного отдела, лагерных пунктах и спецкомендатурах Бамлага, Краслага, Сиблага, Тайшетлага. Всего агентурой и следствием в ЗСК на начало 1935 г. занималось свыше 1.000 чекистов, державших под неусыпным контролем порядка 10,5 млн жителей.
Управляемость местными органами была в значительной степени формальной. Отчёты с мест рисовали вполне приемлемую картину положения дел, однако инспекции Лубянки часто выявляли развал агентурно-оперативной работы и крайне высокий уровень злоупотреблений и преступлений чекистов. Ответом были жёсткие кадровые перетряски, нередко проводившиеся по принципу «наказания невиновных и поощрения непричастных». Л. М. Заковский на пленуме ЦК в начале 1937 г. заявил о «феодальных методах» руководства периферией со стороны Ягоды: оперативные группы, посылавшиеся наркоматом в отстававшие управления, занимались не помощью, а «избиением младенцев». Заковский процитировал слова начальника ЭКО ГУГБ Л. Г. Миронова: «Надоели мне эти самые карательные экспедиции, эти выезды» (74). Из этих оценок следует, что при руководстве местными органами применялось привычное администрирование, вынуждавшее нижестоящих скрывать проблемы и создавать видимость благополучия.
Реформирование местных органов ОГПУ-НКВД в течение 30-х годов осуществлялось как с учётом опыта ВЧК, так и в рамках изменений системы управления территориями. Ликвидация округов и создание районных органов радикально изменили структуру госбезопасности на местах. Создание районных аппаратов и оперсекторов, системы заместителей начальников политотделов МТС и совхозов по оперработе, насаждение работников лагерей и комендатур дали возможность распространить влияние «органов» вширь и вглубь, приблизить их к тем контингентам, которые подлежали массовым репрессиям. Если до эпохи «великого перелома» чекист был прежде всего городским жителем, уполномоченным полпредства или окротдела, то после 1930 г. основная часть оперативников работала в районах. Создание райгоротделов ОГПУ-НКВД, лагерных отделений и спецпосёлков позволяло гораздо успешнее заниматься вербовками и осуществлять репрессии. Райотделы, оперсекторы, а также система управления заключёнными и ссыльными оказались прочными структурами, доказавшими свою карательную эффективность и пережившими не одно поколение чекистов.
Огромный Сибирский край в течение 30-х годов непрерывно делился на более мелкие регионы, к которым подчас присоединялись части соседних Урала и Дальнего Востока. В 1930 г. при разделении Сибкрая были образованы Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский края. Административные органы ЗСК остались в Новосибирске, столицей же ВСК стал Иркутск. При образовании Восточно-Сибирского края к Иркутскому, Канскому, Красноярскому, Киренскому округам и Бурятии бывшего Сибкрая были присоединены Читинский и Сретенский округа ДВК (26 районов). На февраль 1935 г. ВСК состоял из 47 районов, 5 нацрайонов, Витимо-Олёкминского национального округа (4 района) и 22 аймаков Бурят-Монгольской АССР (75). В 1936 г. с выделением Бурят-Монголии в отдельную административную единицу ВСК был преобразован в Восточно-Сибирскую область. Таким образом, по численности и населённости административных районов ВСК значительно уступал Запсибкраю, территории которого делилась на 172 района.
До 1934 г. полпредства ОГПУ по Западной и Восточной Сибири существовали в неизменном виде. В начале 1934 г. в Западной и Восточной Сибири был осуществлён опыт создания соответственно Обско-Иртышской (целиком выделенной из Уральской области с центром в Тюмени) и Читинской областей, признанный в тот период неудачным. Видимо, новые малонаселённые области «бледно» выглядели на фоне колоссальных соседних Уральской области, ЗСК, ВСК и ДВК. В итоге обе эти области, не просуществовав и года, в декабре 1934 г. были расформированы.
В декабре 1934 г. из ЗСК и ВСК были выделены два крупных региона. От ЗСК была отрезана территория современной Омской области (13 районов с Тарским округом) и слита с Обско-Иртышской областью. Так образовалась огромная Омская область, включавшая современные Омскую и Тюменские области. Одновременно из ВСК были выделены территории бывшего Красноярского и Канского округов с Туруханским краем, к которым добавились отрезанные от ЗСК территории Хакасии и 11 районов бывшего Ачинского и Минусинского округов. Эти территории стали Красноярским краем.
Последние предвоенные деления сибирских регионов были осуществлены осенью 1937 г., когда ЗСК был разделён на Новосибирскую область (НСО) и Алтайский край, а Восточно-Сибирская область – на Иркутскую и Читинскую области. Таким образом, к исходу 1937 г. на территории Сибири насчитывалось шесть областных и краевых управлений НКВД. В 30-е годы был повышен статус органов НКВД в некоторых автономиях – управления НКВД по Якутской и Бурят-Монгольской АССР были преобразованы в наркоматы.
О количественном и качественном составе сибирских чекистов можно судить по следующим данным. Анализируя выборку из служивших в Новосибирске и окружных отделах на 1929 г. 360 оперработников ПП ОГПУ, можно видеть, что работали в ЧК с 1918 г. – 12 чел. (3,3 %), с 1919 г. – 19 чел. (5,3 %), с 1920 г. – 78 чел. (21,7 %), с 1921 г. – 54 чел. (15 %). Всего за 1918–1921 гг. поступили в ЧК 163 чекиста (45,3 %), из них почти половина – в 1920 г. То есть, несмотря на чистку 1921 г. и сброс кадров в 1922–1924 гг., именно ветераны ЧК составляли костяк оперсостава и на 1929 г., особенно в руководящем звене. В период массовых сокращений 1922–1924 гг. поступили 80 чел. (22,2 %), в 1925– 1929 гг. – 120 чел. (33,3 %). Уроженцами Сибири были только 34 %, остальные – приезжие. 50 % являлись выходцами из крестьян, 30 % – из рабочих. Из мещан, торговцев, кустарей и ремесленников вышли 9 %, из служащих – 8 %. Остальные 3 % являлись выходцами из семей дворян, офицеров, священников, купцов и богатых крестьян. 75 % чекистов имели начальное образование, по 11,5 % – среднее и неполное среднее, 2 % – высшее и незаконченное высшее.
Родившихся в 1878–1889 гг. было 8 %, в 1890–1899 гг. – 41 %, в 1900–1904 гг. – 41 %, в 1905–1909 гг. – 10 %. Практически все оперработники были коммунистами: вступивших в партию в 1905–1917 гг. было 5 %, в 1918–1920 гг. – 50 %, в 1921–1925 гг. – 24 %, в 1925–1929 гг. – 21 % (76).
Что касается численности, то на 1 февраля 1929 г. в партийной ячейке полпредства ОГПУ по Сибкраю было 167 членов и кандидатов ВКП (б). Из них со стажем до 1917 г. – 7 чел. (4,2 %), 1918–1920 гг. – 56 чел. (33,5 %), 1921–1924 гг. – 32 чел. (19,2 %), 1925–1928 гг. – 58 чел. (34,7 %) По происхождению из рабочих было 54 партийца (32,3 %), из крестьян – 21 (12,6 %), служащих – 73 чел. (43,7 %). Скорее всего, в категорию служащих попали и многие выходцы из «социально чуждых» слоёв. Далее численность полпредства стала возрастать. В ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю, несмотря на отделение в августе 1930 г. аппарата ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю, к январю 1931 г. работало более 200 чел (77).
Аналогично росла численность местных органов. Партийная ячейка Томского окротдела ОГПУ в мае 1929 г. насчитывала 59 чел., а к маю 1930 г. выросла до 84 партийцев. Из них 75 (89,3 %) были русскими, 5 – латышами, по одному – украинцем, немцем, чувашом, эстонцем. В возрасте до 25 лет было 4 чел. (5 %), от 25 до 30 лет – 42 чел. (50 %), от 31 до 35–27 чел. (32 %), старше 35 лет – 11 чел. (13 %) Среднее и незаконченное высшее образование имели 3 чел. (3,6 %), остальные были малограмотными, имели начальное образование или являлись самоучками (78). С конца 1929 г. начал формироваться аппарат Сибулона и системы контроля за крестьянской ссылкой, сразу потребовавший многих десятков одних только оперативных работников.
На октябрь 1924 г. штат ОГПУ СССР составлял 21.870 чел., на 1926–1927 гг. – 18.725, на 1929–1930 гг. – 20.700 чел. В связи с повсеместной организацией районных аппаратов и лагерей Политбюро ЦК 25 августа 1930 г. постановило с 1 октября увеличить контингент сотрудников ОГПУ на 3.165 чел. Отдельно увеличивались штаты внутренних войск ОГПУ (на 3.500 чел.) и погранохраны ОГПУ – на 2.500 чел. и 3.000 лошадей (79).
Аппарат ПП ОГПУ ЗСК в Новосибирске быстро рос примерно до конца 1932 г., затем его численность стабилизировалась. Общая же численность чекистов возрастала практически всё время за счёт усиления районных отделов и создания ЗНПО, увеличения лагерной системы, а также насаждения начальников спецотделов на предприятиях и в учреждениях. К началу июля 1932 г. в аппарате ПП ОГПУ (без милиции) насчитывалось 523 коммуниста и кандидата, в т. ч. 41 женщина. По социальному положению они в основном относились к рабочим и служащим (по 40 %), на 20 % – к крестьянам. Оперработники составляли примерно 50–60 %, остальные входили в Инженерно-строительный отдел и Отдел связи, Хозотдел, закрытый военный кооператив и Финотдел. Самыми крупными оперативными отделами были СПО (52 партийца) и Особый (46), ЭКО был вдвое меньше (26), но в течение следующего года его численность подтянули до уровня конкурентов. На 1 декабря 1932 г. партколлектив ПП ОГПУ ЗСК вместе с ячейкой милиции насчитывал 635 партийцев (562 члена и 73 кандидата), что почти вдвое превышало количество на сентябрь 1931 г. (80). Таким образом, несмотря на уменьшение подконтрольной территории, аппарат ПП вырос за четыре года почти в 4 раза.
К июлю 1933 г. в новосибирском аппарате полпредства ОГПУ также было примерно 300 оперработников. Основные отделы – Особый, СПО и ЭКО – насчитывали 140 партийцев (соответственно 44, 48 и 48 коммунистов и кандидатов). Партийная прослойка Общего отдела составляла 72 чел., Отдела кадров – 35, Оперода, Спецотдела и Учётно-статистического отдела – 31, УПВО – 60, оперкурсов – 44 (годом ранее – 17), Отдела фельдсвязи – 108, управления Сиблага – 48, оперчекотдела Сиблага – 18. На территории новосибирского вокзала трудились 17 чекистов-транспортников, сам же транспортный отдел числился отдельно и в нём насчитывалось порядка 30 чел (81). Зато численность чекистов в районах в 1933–1934 гг. выросла примерно на треть за счёт появления заместителей начальников по оперработе в политотделах МТС и совхозов.
К началу 1935 г. число сотрудников в Новосибирске несколько уменьшилось за счёт выделения кадров во вновь созданные управления НКВД по Омской области и Красноярскому краю и составляло примерно 515 чел. Характеризуя оперсостав, партком в начале 1935 г. отмечал, что 42 % его – коммунисты с невысоким стажем (после 1928 г.), а рабочих насчитывалось 33 %, крестьян – 12 %, служащих – 55 %. Вступивших в ВКП (б) до 1925 г. среди оперативников было 40 %. По чекистскому стажу преобладали те, кто пришёл в «органы» в 1930 г. и позднее – 46 %; чекистов со стажем до 1920 г. было 12 %, а тех, кто поступил в 1921–1929 гг. – 42 %. Таким образом, половина чекистов имела стаж работы менее 5 лет (82).
Представление о соотношении чекистов ведущих отделов – Особого, Секретно-политического и Экономического – по происхождению, профессиональному и партийному стажу дает таблица 1.
Таблица 1
| Всего, чел. | По происхождению | По чекистскому стажу | По партийному стажу | |||||||
| Из рабочих | Из крестьян | Из служащих | 1918–1920 | 1921–1929 | 1930–1934 | до 1919 | 1920–1924 | 1925–1934 | ||
| Всего оперсостава | 270 | 89 | 32 | 143 | 32 | 114 | 124 | 38 | 66 | 166 |
| Особый | 41 | 12 | 3 | 26 | 6 | 23 | 12 | 4 | 15 | 22 |
| СПО | 45 | 12 | 4 | 29 | 8 | 24 | 13 | 6 | 10 | 29 |
| ЭКО | 33 | 7 | 3 | 23 | 3 | 13 | 17 | 2 | 5 | 26 |
Из таблицы видно, что по всем показателям Особый отдел и СПО были чрезвычайно близки между собой, а ЭКО, ещё недавно насчитывавший до 50 чел., значительно уступал им и по численности, и по квалификации работников, и по величине их партийного стажа. Примерно таким же по численности был и Транспортный отдел, но его парторганизация тогда существовала обособленно. В структуре краевого аппарата, помимо четырёх названных отделов, существовали: Управление пограничной и внутренней охраны (56 коммунистов), Отдел кадров (28 партийцев, включая аппарат особоуполномоченного, следившего за благонадежностью чекистов и вёдшего следствие по их проступкам), Инспекция резервов (18 партийцев), Оперод (12 чел.), Учётно-статистический (9 чел.), комендатура – 28 членов партии, занимавшихся «обслуживанием» внутренней тюрьмы и периодически расстреливавших осуждённых (83).
В 1933 г. за счёт ЗНПО штат работников госбезопасности вырос с 20,9 тыс. до
25 тыс. чел (84). В 1934–1937 гг. численность оперативных работников в стране и
Сибири оставалась стабильной, но затем вновь стала расти. В ГУГБ НКВД СССР к
началу 1937 г. работало 25 тыс. чекистов. О численности офицерского состава
УНКВД ЗСК говорит приказ о присвоении специальных званий чекистам-оперативникам,
выслужившим необходимый срок и признанным достойными носить знаки различия
сержантов, младших лейтенантов, лейтенантов, старших лейтенантов, капитанов,
майоров, старших майоров госбезопасности. Основная часть оперсостава УНКВД ЗСК в
марте 1936 г. получила звания, за исключением большинства работников УСО,
Оперода, Сиблага, спецпоселений. Звания от сержанта до комиссара ГБ в крае
получили порядка 730 чел. Начальник УНКВД В. А. Каруцкий носил знаки комиссара
госбезопасности 3-го ранга, его заместители А. К. Залпетер и А. И. Успенский
были старшими майорами, а начальник СПО И. А. Жабрев – майо-
ром госбезопасности.
В УНКВД по Омской области в феврале 1936 г. звания получили 320 чел., в т. ч. один старший майор госбезопасности – Э. П. Салынь, один майор ГБ – С. В. Здоровцев, и три капитана ГБ – И. С. Бажанов, Я. П. Нелиппа, К. Л. Стайко. Старших лейтенантов ГБ насчитывалось 13 чел., лейтенантов – 52, младших лейтенантов – 102, сержантов – 148 чел (85). Обращает на себя внимание не только количественная разница (офицеров в Омском УНКВД насчитывалось всего 44 % от числа состава УНКВД ЗСК), но и качественная. Если в Новосибирске звания высшего комсостава (от майора ГБ) имели 4 чел., то в Омске – только два. Младших лейтенантов насчитывалось в три раза меньше, чем в Новосибирске, где офицеров с первым званием (сержантов ГБ) было даже чуть меньше по сравнению с младшими лейтенантами. Напротив, в Омской области сержантов ГБ было в полтора раза больше, чем младших лейтенантов.
Таким образом, в УНКВД ЗСК и Омской области, охватывавших всю Западную Сибирь (современные Алтайский край, Кемеровская, Новосибирская, Омская, Томская и Тюменская области) к началу 1936 г. работало 1.050 офицеров госбезопасности, в т. ч. 6 – высшего звена. Реальная численность оперсостава Западной Сибири была заметно выше за счёт сотрудников Сиблага, Оперода, Тюремного отдела и др., а также молодых и не только чекистов, звания которым присваивались избирательно, и вряд ли была меньше 1.500 чекистов.
О численности ответработников концлагеря средних размеров приблизительно говорят следующие цифры. На июнь 1938 г. парторганизация Сиблага НКВД насчитывала 200 коммунистов, в т. ч. 40 членов – в управлении Сиблага, 13 – в оперчекотделе. Среди местных органов наиболее крупными были Мариинское (20 партийцев) и Ахпунское (30 партийцев) лаготделения (86).
За 1938–1941 гг. органы госбезопасности существенно пополнились. Перед войной управление НКВД по Новосибирской области представляло собой очень внушительную по численности структуру, в основном состоявшую из работников КРО, СПО, Особого и Транспортного отделов, а также оперативников 71 городского и районного отделов, многочисленных оперпунктов на железнодорожных станциях и водных пристанях. На 16 ноября 1940 г. партийная прослойка УГБ УНКВД в Новосибирске (не считая периферийных органов, то есть горрайотделов, а также транспортников, уполномоченных Сиблага, участковых и поселковых комендантов) состояла из 323 чел. Поскольку почти все чекисты, особенно оперативные работники, были коммунистами, то число членов ВКП (б), зафиксированное в материалах парторганизации НКВД-НКГБ и различных партийных комитетов, в основном соответствует общей численности работников УНКВД-УНКГБ.
В КРО (3-й отдел) был 21 коммунист, в первом, втором и третьем экономотделах – 43, в СПО (2-й отдел) – 30, в Особом отделе – 56, Следственной части – 17, 3-м транспортном (водном) отделении – 6 (собственно парторганизация ДТО Томской железной дороги насчитывала 39 членов, но существовала отдельно), 3-м спецотделе (Опероде) – 17. Отдел опертехники (2-й спецотдел) насчитывал 12 членов партии, Учётно-архивный (1-й спецотдел) – 13, Шифровальное отделение – 7, Отдел кадров – 21, Секретариат вместе с аппаратом особоуполномоченного (внутренняя безопасность) – 17, Радиостанция – 25, Тюремный отдел – 15, персонал внутренней тюрьмы УНКВД – 17 партийцев (87).
Для национального состава сибирских чекистов характерно резкое преобладание русских и украинцев. Значительный процент составляли латыши, евреи, поляки, немцы, венгры, китайцы, но после 1938 г. среди национальных меньшинств в НКВД остались заметны практически только евреи, причём в основном на скромных должностях. Национальность начальников ОГПУ-УНКВД могла оказывать влияния на кадры: в окружении латышей Л. М. Заковского и Э. П. Салыня были заметны соплеменники, но, например, Я. П. Зирнис и А. К. Залпетер избегали опираться на латышей. В УНКВД ЗСК, которым в 1935–1937 гг. руководили чекисты еврейского происхождения В. А. Каруцкий, В. М. Курский и С. Н. Миронов, не было заметного продвижения евреев на руководящие посты. Так, Каруцкий ограничился выдвижением привезённого из Казахстана С. М. Вейзагера на должность помощника начальника УНКВД, а Курский в свои помощники выдвинул давно работавшего в Сибири М. М. Подольского. С. Н. Миронов-Король своими помощниками выдвинул русских А. И. Успенского, И. А. Мальцева, украинца Г. Ф. Горбача, а еврея Подольского, напротив, откомандировал.
Обычно выдвижение кадров проводилось исходя из деловых соображений, в связи с чем активные представители нацменьшинств нередко получали ответственные должности. В первую очередь это касалось евреев. В Новосибирске при Н. Н. Алексееве и В. А. Каруцком заместителем был М. А. Волков-Вайнер, при И. А. Мальцеве – А. С. Ровинский (и Б. А. Розин в качестве врид начальника ДТО НКВД), в Барнауле при С. П. Попове – Г. Л. Биримбаум, в Красноярске при А. К. Залпетере и Д. Д. Гречухине – З. И. Рабинович. В Омске при Э. П. Салыне и К. Н. Валухине на крупных постах работали З. А. Пешков, В. Г. Каган, М. Л. Залкин.
После 1938 г. евреи в силу новых кадровых подходов гораздо реже выдвигались на ответственные должности, занимая чаще всего посты не выше начальников городских отделов и отделений в областных аппаратах.
Латыши и поляки до 1937 г. занимали немало должностей высокого и среднего звена. Были заметны и венгры: Бурят-Монгольский облотдел ОГПУ возглавлял Я. М. Бодеско-Михали, Нарымским окротделом НКВД руководил С. С. Мартон, начальником КРО Иркутского окротдела ОГПУ являлся К. В. Гишман, а в ДТО НКВД Восточно-Сибирской железной дороги помощником начальника отделения работал А. А. Гросман. Все они происходили из венгерских военнопленных, имея внушительный стаж оперативной работы. Что касается немцев, китайцев и прочих меньшинств, то они чаще всего пребывали на рядовых должностях.
Пополнение «органов» опиралось как на внутренние, так и внешние ресурсы. Кадровые службы ОГПУ-НКВД внимательно следили за работниками неоперативных отделов, выискивая людей дисциплинированных, лояльных, относительно развитых, склонных к доносам, не очень пьющих и не замеченных в излишней болтливости. Фельдъегери, цензоры, водители, шифровальщики, секретари райотделов ОГПУ-НКВД, надзиратели и коменданты тюрем постоянно выдвигались на рядовые оперативные должности и получали шанс состояться в системе. Знаменитый нелегал ИНО генерал А. М. Коротков начинал службу в ОГПУ с механика-лифтёра, начальник УНКВД по Томской области С. И. Корнильев – с рядового делопроизводителя (88). Особо выделяли и продвигали умелых исполнителей приговоров – как закалённых лиц, в чьей лояльности не было сомнений.
Сделать серьёзную чекистскую карьеру могли только личности весьма специфического склада, способные не останавливаться ни перед чем, поэтому руководство их ценило и продвигало, невзирая на какие-либо биографические шероховатости. Ф. Э. Дзержинский сформулировал главный критерий подбора кадров в органы безопасности: «Если приходится выбирать между, безусловно, нашим человеком, но не совсем способным, и не совсем нашим, но более способным, у нас, в ЧК, необходимо оставить первого. Вся суть, по-моему, в подборе людей, безусловно, честных и, где нужно, умных» (89). Основатель ВЧК, таким образом, считал, что умные сотрудники нужны только на отдельных, наиболее ответственных участках.
Начальники сибирских УНКВД периода «большого террора» все были причастны к широким и беспощадным репрессиям начала 20-х – середины 30-х годов, являясь мастерами «острых блюд», лично участвовавшими в тайных и явных расправах над «врагами». Л. М. Заковский подавлял крестьянские восстания, начиная с 1918 г., Н. Н. Алексеев руководил терактами эсеров-боевиков на Украине и был причастен к высылке интеллигенции в 1922 г., С. Н. Миронов, начинавший карьеру с рядового сексота, лично расстреливал мятежных чеченцев. Есть основания полагать, что Г. Ф. Горбач, чья ранняя биография почти не изучена, в августе 1919 г. участвовал в качестве начальника команды в работе комендантского взвода (затем – отряде особого назначения) Харьковской губчека во главе с пресловутым руководителем массовых расстрелов С. А. Саенко (90). К. А. Павлов, первый начальник УНКВД по Красноярскому краю, активно фабриковал дела ещё в бытность работы руководителем Особого отдела Новониколаевской губчека. Сменивший Павлова в Красноярске А. К. Залпетер обеспечил карьеру активной фабрикацией сотен дел на «крестьян-повстанцев» в начале 30-х годов. Начальник УНКВД по Иркутской области Г. А. Лупекин сфабриковал крупное расстрельное дело на крымскую «монархическую организацию» ещё в середине 20-х годов, а при Заковском выдвинулся в число самых беспощадных чекистов (91).
Крупный чекист с заслугами становился неприкосновенным, и если не совершал крупных политических проступков и не попадался на серьёзной уголовщине, обладал иммунитетом от преследований. Осуждённые чекисты пользовались покровительством виднейших партийных сановников. Так, Г. К. Орджоникидзе в 1931 г. поддержал восстановление в партии видного чекиста К. С. Жукова и др. участников бессудного расстрела бакинского рабочего (92).
До 1937 г. чекистская хватка оценивалась выше сомнительных моментов в прошлом, до поры до времени не требовалось даже стопроцентной большевистскости: один крупный начальник мог происходить из рабочих с анархистским прошлым, как Л. М. Заковский, другой – быть сверхреволюционным интеллигентом-эсером, как боевик и разведчик Н. Н. Алексеев, третий – служить в Белой армии и поздно вступить в компартию, как В. А. Каруцкий. Причастность к уголовным преступлениям Заковского (присвоение контрабанды) и В. М. Курского (прикосновенность к убийству селькора) также ничуть не помешала их карьере. Часто чекисты указывали неверные года рождения, приписывали партийный стаж и образование, скрывали неподходящее происхождение, «опасных» родственников, службу в белых армиях и т. д. Например, Л. М. Заковский приписывал себе среднее образование и не указывал о былой принадлежности к анархизму, В. А. Каруцкий скрывал факт длительной службы в Белой армии, а Н. И. Ежов – литовскую национальность матери (93).
Значительная часть видных чекистских лидеров 20-х – середины 30-х годов происходила из авантюристов, имевших до начала своей чекистской карьеры опыт поклонения самым различным богам. В середине 30-х годов в высшем руководстве НКВД (начальники отделов центрального аппарата, начальники УНКВД и наркомы республик) выходцев из семей торговцев, помещиков, служителей культа, предпринимателей и кустарей было 26 %, из служащих – 25 %, из крестьян – 23 % и из рабочих – 21 %. Выходцев из некоммунистических партий было до 30 % (94). Происхождение из непролетарских слоёв, участие до определённого этапа в различных партиях, принадлежность к национальным меньшинствам и обилие родственников за границей делали чекистскую верхушку очень пёстрой. В «органах» подвизались и рафинированные В. Р. Менжинский с А. Х. Артузовым и В. М. Горожаниным, нечуждые литературной деятельности, и первые советские резиденты ИНО Н. Н. Алексеев с И. В. Запорожцем, и перевербованные в 1920 г. польские разведчики, как И. И. Сосновский, и происходившие из низов Е. Г. Евдокимов с Л. М. Заковским. Заслуги в области политического сыска много лет служили им надёжным щитом.
В основном все они включились в общественную жизнь до революции, преследовались за антиправительственную деятельность при царизме и белых режимах, все после победы большевиков привносили в жизнь идеалы гражданской войны и поклонялись насилию. Все чекисты искренне верили, что человек – это строительный материал для нового общества, а они – контролёры пригодности этого материала, беспощадно отсекающие всё, что не подходит к усвоенной идеологической схеме. Показательно, что Н. Н. Алексеев, В. А. Балицкий, В. М. Горожанин, В. А. Каруцкий в юности готовились к правоведческой карьере, получив начатки юридических знаний, а Менжинский имел диплом юриста. Но в отношении к принципам права они были столь же абсолютно свободны, как и довольствовавшиеся начальным образованием Заковский или Горбач. Все они – воплощение принципа подчинения личности условиям системы.
Представляется, что ошибочно мнение О. Ф. Сувенирова, утверждающего, что «у пришедшего к власти поколения не хватало ни образования, ни опыта борьбы с “врагами народа”… к середине 30-х годов профессионалы из “бывших” стали составлять довольно заметную часть кадров карательных органов». Сувениров, ссылаясь на интервью дочери видного большевика З. Н. Немцовой, повторяет её совершенно фантастические сведения о том, что чекисты Москвы и Ленинграда на 1936 г. якобы в основном являлись немолодыми людьми с небольшим партстажем, будучи в огромном числе бывшими белыми офицерами, жандармами и полицейскими (95). На деле перед нами аберрация памяти пожилой женщины, запомнившей, вероятно, беспокойство своего отца Н. М. Немцова по поводу обилия в руководящем составе НКВД лиц, вышедших из социально-чуждой среды и разных партий, нередко служивших в белых армиях и т. д. Что касается основного оперсостава, то он, напротив, был молодым и «социально близким», никаких бывших жандармов там не было и в помине.
Основную часть рядового пополнения 30-х годов, как и прежде, составляли демобилизованные военнослужащие погранчастей и войск ОГПУ – молодые люди с начатками образования и нередким опытом участия в пограничных конфликтах, подавлении крестьянских мятежей. Выпускников московской Центральной школы ОГПУ и Высшей пограничной школы, где готовили также кадры для особых отделов, остро не хватало. Чекисты на местах, столкнувшись в конце 20-х годов с необходимостью стремительно пополнять штаты, поначалу были рады просто получить хотя бы временную помощь от парткомов. Согласно директиве Сибкрайкома ВКП (б), в феврале 1929 г. четыре коммуниста были решением Славгородского окружкома временно мобилизованы в распоряжение окротдела ОГПУ (96). Затем поток мобилизованных парткомами на постоянную работу в ОГПУ стал массовым и коснулся всех районов, получавших разнарядки на подбор проверенных коммунистов и комсомольцев.
При этом нужно учитывать, что многие из этих активистов уже были резидентами или спецосведомителями органов ОГПУ. Характерно, что оба городских резидента Каменского окротдела ОГПУ из Камня-на-Оби –помощник фининспектора И. Л. Будкин и заведующий секретной частью окрисполкома Г. И. Вдовин – стали осенью 1929 г. штатными чекистами-оперативниками в районах. Тогда же в штат Барабинского окротдела ОГПУ поступил бывший председатель райпрофсоюза сексот К. К. Пастаногов (97).
Ответственные работники партийно-советского, комсомольского и профсоюзного аппаратов получали шанс на хорошую карьеру в ОГПУ. Навыки руководящей работы и политическая подкованность помогали им в продвижении. Учитель с высшим образованием Г. И. Орлов работал секретарём райкома партии, завсектором Запсибкрайнаркомпроса, а в начале 1930-х гг. стал оперативником СПО полпредства ОГПУ ЗСК. К 1937 г. Орлов был замначальника Отдела кадров УНКВД ЗСК и парторгом УГБ (98). Отдельные партийные выдвиженцы, напротив, быстро «задвигались» обратно. Инспектор окружкома ВКП (б) А. С. Слувис в июне 1930 г. прибыл в распоряжение ПП ОГПУ Сибкрая на должность уполномоченного ЭКО, участвовал в фабрикации дела филиала «Трудовой крестьянской партии», но в том же 1930 г. оказался уволен из ОГПУ (99). Однако основная часть мобилизованных быстро приобретала необходимую сыскную квалификацию и продвигалась по службе.
Подбор низовых кадров в начале 30-х годов был кустарным и в значительной степени ложился на плечи самих начальников районных аппаратов ОГПУ. Уполномоченный Каргатского РАП ПП ОГПУ ЗСК Р. Н. Волов в апреле 1931 г. просил бюро райкома ВКП (б) подобрать ему одного помощника уполномоченного и семерых фельдъегерей. Бюро ответило, что фельдъегерей подберёт в ближайшее время, а подходящего человека для оперативной работы, за исключением руководящих работников, в районе нет (100).
Некоторые новички с точки зрения деловых и моральных качеств выглядели так, что их отправка в «органы» похожа была на стремление местных начальников избавиться от скомпрометированных людей, непригодных к работе. Сотрудник тарской окружной газеты В. А. Береман закупил большое количество ненужной литературы, оставшейся нераспроданной, после чего был вынужден уйти из газеты и оказался направлен окружкомом ВКП (б) в Тарский окротдел ОГПУ. Получив в марте 1929 г. командировку в район, Береман пытался застрелиться, ранив себя в грудь, за что чекистами был исключён из партии. Хозяйственник П. П. Огольцов в конце 1932 г. получил строгий партвыговор от Кемеровского ГК ВКП (б) за допущенные убытки в тресте общепита, а в 1933 г. был направлен в ОГПУ (101).
Работавший заворгом РК ВКП (б) и членом бюро Барабинского окружкома ВЛКСМ С. Я. Труш в 1929 г. обвинялся Сибкрайкомом ВЛКСМ в сожительстве с тремя женщинами одновременно, а годом позднее оказался исключён из партии за мошенничество. Тем не менее, Труш был восстановлен в членах ВКП (б), а в 1932 г. – направлен в ОГПУ, где сразу получил 15 суток ареста «за неправильные методы следствия». Это ничуть не помешало ему сделать карьеру, в которой были и ещё один арест за издевательства над арестованными, и участие в массовых расстрелах в 1933 г., и быстрая карьера в Новосибирске и Барнауле в 1937– 1938 гг. Зампред Бирилюсского РИКа В. В. Маньков обвинялся в пьянстве, грубости, хулиганстве и незаконной конфискации имущества крестьян, за что был в 1933 г. снят с должности и направлен «для укрепления» Бирилюсской комендатуры Сиблага (102).
Служба в ОГПУ-НКВД оценивалась многими партийцами как особо престижная, что вызывало ревность парткомов к самовольно перешедшим в чекистские ряды. Работник земельных органов П. П. Шалфеев, в 1930 г. «допустивший левые загибы» при коллективизации, в 1933 г. получил строгий партвыговор за самовольный уход из Запсибкрайкома ВКП (б) в аппарат ЭКО ПП ОГПУ ЗСК (103). Демобилизованный из РККА Я. Г. Никулин, будучи направлен ЦК ВЛКСМ на работу замначальника по комсомолу политотдела Хакасского конесовхоза № 42, перешёл в 1935 г. в органы НКВД и за «недисциплинированность» в 1936 г. Омским обкомом ВКП (б) оказался переведён на год в кандидаты партии. Характерно, что партийные наказания последовали только год и более спустя после ухода этих партийцев в карательную систему. Однако, несмотря на взыскания, и Шалфеев, и Никулин остались на службе в НКВД (104).
Важным источником пополнения были чекисты запаса, состоявшие на особом учёте. Многие из них успевали за период демобилизации поправить здоровье и оказывались годными к службе в ОГПУ. Те, кто был уволен по компрометирующим материалам и вписался в гражданскую жизнь в качестве чиновника, также считались подходящими для возвращения в «органы», при этом пьянство, дебоши и растраты особым препятствием для зачисления в ОГПУ не являлись. Например, бывший чекист Г. А. Линке, впоследствии снятый за злоупотребления с должности замнаркомфина Дагестана, недолгое время работал инспектором краевого Сибфинуправления, а в апреле 1930 г. был назначен старшим уполномоченным ЭКО ПП ОГПУ Сибкрая (105).
Нагляден пример с выдвижением в «органы» в 1932 г. бывшего чекиста и милиционера, судимого дебошира и пьяницы И. В. Шатёркина. В 1921–1922 гг. он был уполномоченным ОДТЧК-ЛТО ГПУ в Красноярске, затем служил в угрозыске, а с 1924 г. – в армии. За то, что он в пьяном виде верхом разъезжал по Верхнеудинску, Шатёркина изгнали из РККА и осудили. Поработав немного агентом новониколаевского губфинотдела, он вернулся на службу инспектора красноярского угрозыска. Там Шатёркин пьянствовал и привлекался к ответственности за служебные злоупотребления, халатность; дело было прекращено с увольнением из милиции. В 1927 г. Шатёркин стал народным следователем в г. Енисейске Красноярского округа и вскоре получил партвзыскание за попытку самоубийства на почве склок и пьянства. Отработав пять лет в прокуратуре, Шатёркин в 1932 г. оказался взят в ОГПУ. За активное участие в терроре (в 1937 г., в частности, сфабриковал дело на 60 «диверсантов» из Красноярска) в 1940 г. Шатёркин был выдвинут на должность начальника КРО УНКВД по Красноярскому краю, а с 1944 г. работал начальником УНКГБ-УМГБ по Тюменской области (106).
Номенклатурные ветераны «органов», сочетавшие опыт сыска в прошлом и руководства каким-либо учреждением в настоящем, сразу получали ответственные должности. В. Г. Болотин, в гражданскую войну подвизавшийся в Гомельской ЧК, с 1925 г. заведовал секретариатом Сибкрайкома ВКП (б). В 1930 г. Болотина направили в ЭКО полпредства ОГПУ ЗСК, где он вскоре занял видное положение. Начальник новосибирского окрадмотдела и зампред горсовета бывший чекист Р. Н. Волов в конце 1930 г. был зачислен в штат ПП уполномоченным ИНФО (107). На службу в систему лагерей и спецпоселений в изобилии попадали всяческие отбросы, не нашедшие себе места в жизни. Например, бывший чекист Г. Ф. Креков, уволенный как инвалид, в 1930 г. был исключён из партии в Кузнецком округе с привлечением к уголовной ответственности за кражу хлеба у крестьян и связь с уголовниками, с которыми он производил бандитские налёты и стрелял из берданки в начальника милиции. Затем Крекова восстановили в партии и взяли в ОГПУ поселковым комендантом Тельбесского спецпосёлка Горно-Шорского района, где он за дебош и попытку изнасилования трудпоселенки оказался вновь исключён из партии и отдан под суд (108). Бывший дезертир российской армии П. И. Белозёров работал в милиции Томска, где за избиение арестованного был осуждён условно. В 1930 г. его мобилизовали в «органы» и назначили комендантом в Томском отделении Сибулона (109).
Чекистские карьеры претерпевали самые необыкновенные коллизии. Чекист А. И. Воротнев после увольнения из «органов» был сельхозрабочим, в 1930 г. вступил в колхоз, а в 1934–1937 гг. уже руководил ОДТО НКВД в Акмолинске и Ишиме (110). Отметим, что в Сибири оказалось немало бывших чекистов Украины: А. Р. Горский, И. И. Виер-Ульянов, Л. И. Маков, А. Д. Морозов, возможно, рассчитывавших на покровительство прибывшего в Сибирь из Одессы Заковского. Все эти лица успели продвинуться по чекистской службе, но в конце 1930-х гг. все они подверглись репрессиям (111).
В особых случаях чекистам помогали и пенсионеры «органов». 32-летний оперработник ПП ОГПУ ЗСК А. Т. Морозов вышел на пенсию в 1933 г., но летом следующего года выполнял «отдельные поручения по работе при РО УГБ» Чаинского района Нарымского округа. Бывшие чекисты активно участвовали в «массовых операциях» 1937 г. Начальник спецчасти Чуйского военизированного тракта О. М. Арит сообщал, что с июля 1937 по май 1938 г. «я, как б[ывший] чекист, периодически участвовал в оперативной работе органов НКВД по изъятию из ЧВТ и Управления дороги врагов народа» (112). Замначальника Муромцевского РО Тарского окротдела УНКВД по Омской области И. И. Конзычаков в 1936 г. был уволен из НКВД как сын лишенца и работал в местном райфинотделе. В 1937 г. Конзычаков «на время разгрома деревенской контрреволюции был мобилизован временно на работу в Муромцевский РО НКВД» (113).
Пополнение шло и за счёт иностранцев. Например, активист компартии Китая Ши Чже в 1925 г. прибыл в СССР для получения военного образования, в начале 1930 г. был зачислен в штат Особого отдела ОГПУ СибВО и до конца 1938 г. подвизался в системе особых отделов и КРО под именем М. А. Карского, зарекомендовав себя деятельным участником репрессий. Уволенный из УНКВД НСО как «подозрительный» китаец, Карский в 1939 г. был возвращён на спецработу по линии Коминтерна и нелегально переброшен в штаб Мао Цзедуна в Яньяни, где сначала отвечал за радиосвязь с Москвой, а впоследствии являлся личным секретарём и переводчиком Мао, одновременно подвизаясь в штатах тайной полиции КПК. Пережив арест в период «культурной революции», Карский умер в 1998 г., успев выпустить мемуары, льстиво озаглавленные «Рядом с историческим исполином» (114).
Китаец С. М. Ленинцев (Хоу Минчи) в 1927 г. был ЦК КПК направлен учиться в Московский комуниверситет трудящихся Китая. В 1930–1931 гг. он находился на нелегальной партийной работе в Шанхае и по решению ЦК КПК в 1932 г. был передан для работы в органы ОГПУ СССР. Ленинцев работал в Особом отделе ГУГБ НКВД ЗабВО (Чита), получил звание лейтенанта госбезопасности. Арестованный 15 февраля 1938 г. и обвинявшийся в измене, в марте следующего года он был освобождён и работал в Разведотделе УНКВД–УНКГБ по Читинской области. Другой китаец, П. В. Григоровский, работавший в Читинском оперсекторе УНКВД ВСК, в июле 1937 г. был арестован и по ложному обвинению в измене расстрелян (115).
Часть сибирских кадров, напротив, пополняла внешнюю разведку. Чекист с 1918 г. Я. М. Бодеско-Михали в 1929–1931 гг. работал начальником Бурят-Монгольского облотдела ОГПУ, а в 1932–1937 гг. руководил отделением ИНО ОГПУ-НКВД. Уполномоченный КРО полпредства ОГПУ по Сибкраю Я. С. Айзенберг дослужился до замначальника отделения ИНО НКВД СССР. Они были расстреляны, а вот оперативник КРО УНКВД ЗСК Г. А. Тарасов в 1938–1940 гг. работал в резидентуре китайского г. Хами и оказался уволен из «органов» за пьяные дебоши и драки (116).
Слабая грамотность и квалификация чекистов были предметом постоянных сетований начальства ОГПУ, которое, впрочем, сознательно проводило политику отсечения от «органов» высокообразованных личностей. Опыт гражданской войны показывал, что малограмотные исполнители вполне удовлетворительно справлялись с главным оружием чекистов – провокационными комбинациями и пыточным следствием. В 1931 г. лишь 1,4 % чекистов страны имели высшее образование, и 73 % – начальное. В 1930 г. была образована Центральная школа ОГПУ, куда на годичные курсы направлялись мобилизованные в «органы» рабочие-коммунисты (117). Только в 1938 г. появилось учебное заведение с гораздо более основательной программой обучения – Школа особого назначения, готовившая разведчиков для ИНО.
До середины 30-х годов на местах повышение чекистской квалификации производилось собственными силами. Опытные чекисты проводили занятия с новичками, а считавшихся наиболее перспективными отправляли учиться в Москву. К 1935 г. только 12 % оперработников имели какую-либо специальную подготовку. В 30-х годах при полпредствах организовывались оперативные курсы. Весной 1933 г. полпред Н. Н. Алексеев, опираясь на прибывших в Сибирь выпускников ЦШ ОГПУ, а также местных партийно-комсомольских работников, начал активно формировать штаты «вторых заместителей» начальников политотделов МТС и совхозов. Более года для подготовки ЗНПО работали трёхмесячные оперкурсы при полпредстве, к июлю 1934 г. они были ликвидированы, и последний выпуск курсантов выехал в районы (118). Однако затем краткосрочные оперативные курсы при УНКВД ЗСК были восстановлены.
Объективно требования времени диктовали необходимость повышения интеллектуального уровня политической полиции. Однако нехватка лояльных на все 100 % и притом образованных людей мешала пополнению чекистских коллективов, «худевших» в период чисток и постоянно терявших те кадры, которые уходили из системы по здоровью или собственному желанию. Осенью 1935 г. НКВД организовал 10 межкраевых школ с годичным курсом обучения, которые должны были резко поднять уровень квалификации чекистских кадров, основная часть которых до сих пор получала подготовку исключительно в ходе оперативной работы. Кадры для сибирского и дальневосточного регионов должна была готовить МКШ ГУГБ в Новосибирске.
Однако набрать 200 курсантов в Новосибирскую межкраевую школу оказалось непросто даже силами всего региона. В декабре 1935 г. бюро Омского обкома ВКП (б) констатировало невозможность выполнить развёрстку ЦК ВКП (б) о посылке 30 чел. в Новосибирскую МКШ, поскольку членов партии со средним образованием, удовлетворяющих всем строгим требованиям, найдено только 16 душ. В связи с этим в ЦК была направлена просьба снизить для Омской области развёрстку на будущих чекистов до 16 чел (119). В МКШ, помимо сибиряков, прибыли курсанты из Северного края, Кировской, Саратовской, Курской областей. Большую часть курсантов МКШ составили лица с образованием 6–7 классов и ниже.
Новосибирская МКШ в 1936 г. выпустила 143 чекиста, в 1937–1938 гг. – 382, а в 1939–1941 гг. – 698. Таким образом, с 1937 г. ежегодный выпуск составлял порядка 190 курсантов, а с 1939 г. – 230 курсантов. Одновременно в 1939–1940 гг. на трёхмесячных курсах переподготовки при МКШ прошли обучение около 300 оперативников УНКВД НСО (120).
В 1937–1938 гг. обозначилась тенденция роста численности кадров НКВД. Документы говорят о том, что высшие чины союзного НКВД заботились о кадровом обеспечении ещё до решений февральско-мартовского пленума ЦК 1937 г., обозначивших переход к террору. Начальник ГУГБ НКВД Я. С. Агранов и руководитель Отдела кадров наркомата М. И. Литвин 3 февраля 1937 г. сообщали начальнику УНКВД ЗСК С. Н. Миронову, что для устранения имеющегося дефицита оперсостава в 97 чел. его управление может забрать 40 выпускников Новосибирской МКШ ГУГБ, а оставшийся некомплект пополнить проверенными коммунистами и комсомольцами. О состоянии дел с пополнением Миронов должен был сообщать в наркомат каждую декаду. Сохранившийся список 61 кандидата в МКШ, досрочно выпущенных в ноябре 1937 г., показывает, что среди курсантов нового призыва преобладали лица с неполным средним образованием, а студентов насчитывалось всего 7 чел. Зато социальный состав был на высоте – к классу-«гегемону» относилось 39 чел. Возраст большинства будущих чекистов колебался от 23 до 26 лет (не ниже 20 и не выше 29). В феврале 1937 г. Запсибкрайком постановил отобрать 40 коммунистов и комсомольцев на работу в НКВД (121).
Крайком занимался и укомплектованием штата лагерей. 15 августа 1937 г. для укомплектования организуемого лесозаготовительного лагеря (Томасинлага) бюро крайкома поручило мобилизовать и передать к 1 октября в НКВД 35 коммунистов и 100 комсомольцев, а к 1 января 1938 г. – ещё 40 коммунистов и 175 комсомольцев, включая 50 чел., предназначенных для руководящей работы в лагере. Одновременно поручалось передать в Томасинлаг и 15 специалистов лесного хозяйства (122).
Сменивший Миронова Г. Ф. Горбач 19 сентября 1937 г. сообщал секретарю Запсибкрайкома ВКП (б) Р. И. Эйхе, что в результате «очистки аппарата» и откомандирования «ряда лучших работников» в другие области в Новосибирске и на периферии образовался некомплект оперсостава в 130 чел. К тому же в ближайшее время по компрометирующим материалам подлежало увольнению еще 44 сотрудника. Несмотря на досрочный выпуск курсантов МКШ, значительная часть которых осталась в Сибири, работников остро не хватало. Начальник УНКВД просил мобилизовать 100 чел. из учебных заведений и административно-хозяйственных учреждений. Крайком выделил 75 активистов, а в остальном помог Ежов. В период так называемых «массовых операций» в Новосибирской области «работало около 50–60 курсантов из Московской [пограничной] школы, почти все – члены партии. Не будучи никогда ранее следователями, они в течение нескольких месяцев работали такими же темпами, как и постоянный состав». В Барнауле с осени 1937 г. кадровым чекистам помогали курсанты Алма-Атинской МКШ (123).
Специфическим источником пополнения сибирских управлений НКВД были лица, от которых избавлялись в центральном аппарате и других местах. В Западную Сибирь в 1932 г. прибыли работники из Особого отдела ОГПУ СССР, оставшиеся без покровительства после увольнения опытного контрразведчика Я. К. Ольского. В Особый отдел Восточно-Сибирского военного округа (Иркутск) в 1932 г. отправились ученики многолетнего начальника КРО А. Х. Артузова А. И. Агаянц и Б. И. Гудзь, предпочтя работу против белой эмиграции и японской разведки на Востоке фабрикации дел на «повстанцев» в Особом отделе центра, который перешёл в руки крайне неразборчивых в средствах И. М. Леплевского и М. И. Гая. Тогда же штаты ОГПУ Сибири пополнили некоторые работники ГПУ Татарии, «вычищенные» в ходе наведения порядка в поражённом коррупцией аппарате.
В 1936–1937 гг. в Новосибирске не по своей воле оказались скомпрометированные в Москве видные чекисты А. И. Успенский и А. Б. Данцигер. Затем поток «ссыльных» чекистов возрос. В 1937–1938 гг. в систему сибирских лагерей в предарестную ссылку и на постоянную работу постоянно прибывали функционеры НКВД крупного и среднего уровня, успевавшие проработать на ответственных постах от нескольких недель до нескольких месяцев. В августе 1937 г. на должность начальника Томасинлага был назначен бывший заместитель НКВД УССР комиссар ГБ 2-го ранга К. М. Карлсон, арестованный в январе следующего года. В начале 1938 г. на должность помначальника Краслага НКВД был откомандирован из Иванова лейтенант ГБ Ф. И. Чангули. С сентября по декабрь 1938 г. начальником Норильского ИТЛ НКВД и замначальника строительства Норильского комбината работал бывший замначальника УНКВД по Орловской области майор ГБ В. С. Валик. Уцелел из них только Чангули (124).
Другим источником стала большая чистка чекистов еврейского происхождения, предпринятая весной–летом 1938 г. наркомом внутренних дел Украины А. И. Успенским. Десятки руководящих и рядовых украинских чекистов в ходе этой антисемитской кампании оказались в системе Сиблага, Томасинлага, Краслага, Бамлага, Дальлага НКВД, причём с большим понижением и нередко с переводом в запас, фактически лишаясь званий. Из видных чекистов, прибывших в Сибирь, можно назвать начальника АХО НКВД УССР А. И. Марусинова-Бернштейна, отозванного в марте 1938 г. в Тайшетлаг НКВД (арестован в 1939 г. и расстрелян как «заговорщик»), помощника начальника УНКВД по Черниговской области капитана ГБ С. И. Шатова-Лифшена, с февраля 1938 г. возглавлявшего Краслаг НКВД (арестован в 1940 г.), помначальника УНКВД по Одесской области Е. Г. Сквирского, ставшего начальником оперчекотдела УИТЛК УНКВД НСО, начальника отделения КРО НКВД УССР Г. Л. Ракиту, прибывшего в КРО УНКВД по Омской области. Начальник Константиновского ГО УНКВД по Сталинской области Г. Е. Флейшман был назначен начальником оперчекотдела Томасинлага, а начальник Днепродзержинского ГО УНКВД по Днепропетровской области В. М. Паперман – помощником начальника управления Томасинлага. Многие из «ссыльных» евреев, избежав репрессий, надолго «застряли» в лагерной системе (125).
К середине 30-х годов ядро оперсостава, сформированное в период гражданской войны и избежавшее чистки первой половины 20-х, было очень сильно размыто пополнением, среди которого, как и ранее, много было случайных людей, маргиналов, не нашедших себя в гражданской жизни. По-прежнему в ОГПУ рекрутировались преимущественно лица с начальным образованием: военнослужащие внутренних войск, активисты из рабоче-крестьянской среды, направляемые по путёвкам партийных и комсомольских комитетов.
Среди чекистов призыва 1937–1939 гг. преобладали уже не демобилизованные военнослужащие, а молодые активные комсомольцы и коммунисты с образованием как в объёме 6–7 классов, так и с полным средним. Лица с высшим и неполным высшим образованием составляли небольшой процент оперсостава. Низким уровнем образования отличались и начальники. После ликвидации в конце 1938 – начале 1939 г. подавляющего большинства начальников региональных управлений НКВД их заместили в основном лицами без чекистского опыта, что, впрочем, практически не отразилось на жестокости и распространённости репрессий. Гражданские чиновники, ставшие чекистами, были уверены в необходимости широкой и беспощадной борьбы с «врагами народа».
Партийные работники и руководители предприятий после кратких курсов на Лубянке заняли начальствующие должности в УНКВД Новосибирска (Г. И. Кудрявцев), Омска (М. Е. Захаров), Красноярска (И. П. Семёнов), Иркутска (Н. В. Смирнов). Часть новых начальников была молодыми работниками центрального аппарата ГУГБ, которым террор позволил скакнуть вверх сразу на две-три ступени. В Барнаул в качестве начальника УНКВД прибыл помощник начальника отделения ГЭУ НКВД З. В. Николаев, в Читу – начальник отделения СПО ГУГБ НКВД П. Т. Куприн. Из этих начальников только Н. В. Смирнов имел высшее образование. Г. И. Кудрявцев с З. В. Николаевым имели среднее, И. П. Семёнов – семиклассное образование, а М. Е. Захаров и П. Т. Куприн получили лишь начальное образование, дополненное краткосрочными политкурсами (126). Показательно, что все они показали себя готовыми к чекистской работе и остались в системе, а снятый весной 1941 г. Кудрявцев стал жертвой не либеральной политики, но, напротив, своего излишнего усердия в репрессиях.
По-прежнему в «органы» набирали лиц, имевших стаж негласной работы. Инженер Л. А. Воронель, секретарь комитета ВЛКСМ новосибирского авиазавода им. Чкалова, сначала был назначен начальником мобилизационного отдела завода, а в апреле 1939 г. «как имеющий большое желание работать в органах НКВД» оказался утверждён «для оперативного обслуживания завода», несколько месяцев спустя заняв должность начальника отделения 2-го ЭКО УНКВД НСО (127).
Несмотря на окончание политики массовых чисток и снижение репрессивной активности, количество чекистов после завершения «Большого террора» значительно выросло. Политбюро ЦК 5 апреля 1939 г. постановило увеличить численность оперсостава НКВД на 5,2 тыс. чел. Это привело к новым усилиям местных партийных комитетов, послушно выполнявших разнарядки центра. Алтайский крайком ВКП (б) в сентябре 1939 г. постановил выделить для работы НКВД резерв в 70 чел.: 40 партийцев и 30 комсомольцев, поручив развёрстку городским и районным комитетам (128).
В декабре 1939 г. секретарь Новосибирского обкома партии Г. А. Борков приказал горкомам и райкомам отобрать в течение месяца для работы в НКВД 150 коммунистов и комсомольцев в возрасте от 22 до 35 лет, со средним образованием и служивших в РККА. Каждый рядовой райком должен был подобрать одного кандидата, Томский и Сталинский горкомы – по 20, Кемеровский и Прокопьевский – по 10, Новосибирский – 25 чел (129). Среди будущих чекистов, набранных в 1939 г. и после краткосрочных курсов ставших начальниками райотделов и уполномоченными, оказалось немало совершенно неподготовленных лиц – учителей, пожарных, служащих и т. п. Но не исключено, что среди них было много сексотов НКВД, для которых выдвижение на гласную работу было закономерным шагом.
В 1939 г. по стране в систему УГБ было принято работников вдвое больше, чем уволено – 14.506 чел. Из этого числа подавляющее большинство составляли лица партийно-комсомольского набора – 8.538 чел., или 58,9 %. Выпускники школ НКВД составили 2.524 чел., или 17,4 %. Из неоперативных отделов поступило 1.332 чел. (9,2 %), из канцелярских и технических работников НКВД – 1.129 (7,8 %), по личным заявлениям – 602 чел. (4,2 %), из РККА – 347 чел. (2,4 %), из запаса – 34 (0,2 %). Таким образом, курсанты и лица, ранее служившие в системе НКВД, составили 34,6 %. Чекистов со средним образованием пришло 49,1 %, с высшим – 9,2 %, остальные имели неполное среднее образование. В 1940 г. рост чекистских кадров продолжался ещё более быстрыми темпами, на что повлияло увеличение территории СССР. На 1 января 1941 г. в центральном аппарате, территориальных органах, особых и транспортных отделах, а также школах НКВД работало 46.216 чел. оперативно-чекистского состава (130). Если учесть оперработников лагерей и спецпоселений, то общая численность работников госбезопасности составляла перед войной свыше 50 тыс. чел., или вдвое больше, чем в начале 1937 г.
В результате пополнения аппарат УНКВД НСО за 1939–1940 гг. капитально обновился и заметно вырос по численности. К исходу 1939 г.в аппарате УНКВД, семи городских и 66 районных отделах работали 513 оперработников, в том числе 281 (54,8 %) коммунист, 149 (29 %) кандидатов ВКП (б), 78 (15,2 %) комсомольцев и 5 (1 %) беспартийных. Через год оперсостав за счет организации четырёх новых городских и районных отделов вырос до 524 чел. За счёт срочного приёма в партию нового пополнения членами ВКП (б) из этих 524 чел. были 365 (69,7 %), кандидатами – 121 (23,1 %), комсомольцами – 35 (6,7 %), беспартийными – 3 чел. Вырос за 1940 г. и образовательный уровень. Количество чекистов с высшим и незаконченным высшим образованием увеличилось вдвое – с 19 до 38 (7,3 %), средним – со 115 до 146 (27,9 %), незаконченным средним – с 30 до 140 (26,7 %), начальным – уменьшилось с 349 (68 %) до 200 (38,2 %). Правда, последняя цифра была получена большей частью за счёт весьма формального доучивания молодых чекистов и «перетягивания» в число имевших незаконченное среднее образование.
Специальную подготовку имели менее четверти оперсостава. К исходу 1940 г. только 51 оперработник (9,7 %) имел за плечами Центральную школу ОГПУ-НКВД, 2-ю Ленинградскую и Центральную транспортную, а выпускников Новосибирской МКШ ГУГБ НКВД насчитывалось 71 (13,5 %). Остальные могли похвастаться только курсами подготовки и переподготовки оперсостава при УНКВД НСО (152 чел., или 29 %), а также 100-часовой программой чекистской учёбы и 17-дневными семинарами при УНКВД (212 чел., или 40,5 %). Еще 38 оперативников (7,3 %) никакой специальной подготовки не имели.
Из 524 оперативников в 1940 г. 366 чел. (69,8 %) были в возрасте 25–35 лет, а 66 (12,6 %) – моложе 25 лет. Только 181 (34,5 %) из них имел стаж работы в НКВД свыше 6 лет. От 3 до 6 лет стажа было у 111 чел. (21,2 %), менее 3 лет – у 232 чел. (44,3 %). Орденоносцами были 17 сотрудников, семеро – имели очень ценившийся в их среде знак почётного чекиста. Оперсостав управления насчитывал порядка 250 чел. (остальные работали на периферии), сосредоточенных преимущественно в Особом отделе (56 коммунистов), СПО (30), КРО (21), 1-м ЭКО (17), 2-м ЭКО (9), 3-м ЭКО (17) и Следственной части (17). Транспортный отдел имел собственную парторганизацию из 39 коммунистов, в МКШ работало 43 чел. Негласный оперсостав, занимавшийся наружной разведкой и контролем переписки, насчитывал 85 человек и вместе с работниками МКШ не входил в объявленную цифру в 524 чел., так же, как и чекисты-транспортники (131).
Таким образом, с первой половины 30-х и до начала 40-х годов аппарат УНКВД ЗСК-НСО, несмотря на многочисленные реорганизации и выделение новых управлений, имел стабильную численность – порядка 250 оперативных работников (в Новосибирске). Местные же аппараты постепенно наращивали численность: если в рядовых райотделах работало обычно три оперативника, то в более крупных – до пяти-шести, а в горотделах и окротделах – до 20–30 единиц, не считая вспомогательного состава.
Омское УНКВД в предвоенные годы приближалось по штатному составу к УНКВД НСО. В конце 1939 г. в УГБ УНКВД по Омской области насчитывалось 559 чел., в т. ч. 112 (20 %) – руководящего состава, а неоперативные службы УНКВД насчитывали 832 штатных единицы (132).
В течение 30-х годов система ОГПУ-НКВД Сибири непрерывно пополнялась за счёт разнообразных источников: демобилизованных военнослужащих, партийно-советских работников, чекистов запаса, а также взаимообмена с центром и другими регионами. Местные власти были вынуждены жертвовать для работы в «органах» как уже состоявшихся работников, так и будущих специалистов, отдавая студентов и выпускников рабфаков, техникумов и вузов. Большую часть пополнения составляли лица со слабой профессиональной подготовкой, зачастую без специальности или опыта работы, что не мешало им под давлением старших коллег быстро превращаться в асов политического сыска. Суть кадровой политики не менялась, несмотря на ужесточение требований к социально-политическому прошлому: другие люди в сходных обстоятельствах, подчиняясь всё тем же требованиям разоблачать вездесущих «врагов», всё так же наполняли и пополняли карательный аппарат.
Ведомственные историки любят рассуждения о разрыве преемственности чекистских поколений в 30-х годах, увольнении и репрессировании массы опытных кадров с закалкой начала 20-х годов, и приходе неподготовленного молодняка, ориентированного на физические методы добычи показаний (133). На деле эти суждения носят схоластический характер, игнорируя главное: карательная система с самого начала потребляла кадры, готовые к самым жестоким методам работы, и ориентировала их не на тонкие оперативные комбинации с агентурой внешнего врага, а на примитивный политический сыск и беспощадное подавление любого инакомыслия.
Численность и качественный состав сотрудников ОГПУ-НКВД в 20–30-х годах претерпели существенные изменения. Преобразование ВЧК в ГПУ одновременно означало и избавление от услуг тех, кто оказался наиболее скомпрометирован в период террора гражданской войны, а также показал себя недостаточно профессиональным, идеологически выдержанным, морально устойчивым и т. п. Результатом массовой чистки 1922–1925 гг. стало примерно пятикратное уменьшение численности аппарата ГПУ-ОГПУ, который затем до 1928 г. оставался стабильным по численности. Но когда политика «великого перелома» заставила обратиться к силовому решению политических вопросов, численность и влияние ОГПУ стали быстро расти, логично ориентируясь на «героический» период ВЧК, когда на исходе 1921 г. численность чекистов равнялась 90 тыс. чел.
Постоянный рост численности органов ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ был характерен для всего периода 1930-х – начала 1950-х годов, наглядно отражая увеличивавшееся могущество «органов». И если многочисленность состава ВЧК достигалась в основном за счёт малоквалифицированных сотрудников наружного наблюдения («разведчиков», или «топтунов») и занимавшихся обысками «комиссаров», а также чрезмерно раздутых штатов транспортных ЧК, Особых отделов и военной цензуры, то в ОГПУ-НКВД практически весь оперсостав занимался агентурной и следственной работой. Уступая по общему количеству работников органам ВЧК периода их максимальной численности, аппарат НКВД тем не менее позволял за счёт разветвлённой системы в районах получать гораздо более полную информацию и осуществлять повсеместные репрессии, как массовые, так и выборочные.
Как в 20-е, так и в 30-е годы процессы обновления в чекистской среде носили стремительный, даже бурный характер, что заставляет подробно на них остановиться. Пьянство и криминализированность как оперативного, так и вспомогательного состава «органов» были главной кадровой проблемой. Общее обострение обстановки постоянно вынуждало расставаться и с теми подготовленными работниками, которые давали повод усомниться в своей политической лояльности. Другая часть чекистов стремилась уйти сама: как из-за плохого здоровья, так и нежелания работать по причине психологического дискомфорта, тяжёлых условий труда и т. д.
Текучесть кадров ПП ОГПУ по Сибири в конце 20-х годов, как и в целом по стране, составляла примерно 25 % ежегодно. Мобилизованные в ОГПУ коммунисты, как отмечал Л. М. Заковский в июне 1928 г., ознакомившись с условиями работы, «всеми силами рвутся уйти». В 1928 г. прошло большое увольнение сотрудников органов по собственному желанию из всех территориальных органов, причём большей частью ветеранов. Из нового пополнения 25 % оказалось уволено в том же 1928 г. Из них 38 % были уволены как не соответствующие, 35 % – по личному желанию, сокращению штатов (134), остальные – по болезни, за проступки и пр.
Для кадровой истории органов ОГПУ-НКВД огромное значение имели постоянные чистки оперативного и вспомогательного состава, которые инициировались как чекистским руководством, так и партийной властью. Полпред ОГПУ ЗСК Заковский строго следил за работоспособностью аппарата, выбрасывая из него тех, кто пьянствовал, манкировал службой и не давал требуемых результатов. В 1928–1929 гг. он избавился от большой группы видных чекистов – неработоспособных или скомпрометировавших себя. В августе 1928 г. был уволен начальник ИНФО полпредства латыш К. Э. Шенин; в те же месяцы покинул «органы» и старый чекист И. А. Кадушин, работавший начальником Барнаульского окротдела ОГПУ (135).
За служебные и личные проступки Заковским была изгнана целая когорта начальников окружных отделов. Основная их часть обвинялась в серьёзных служебных преступлениях, причём часть увольнений была инициирована партийными властями. Начальник Алданского окротдела ОГПУ Н. В. Теплов в 1928 г. был осуждён за некие злоупотребления, но затем амнистирован и в 1930–1931 гг. подвизался замначальника Вишерлага ОГПУ. М. Д. Мухин, замначальника Барабинского окротдела, в 1928 г. был осуждён на 2 года заключение за хищения вещественных доказательств. Начальник Канского окротдела И. А. Ардатьев в 1928 г. был снят за барство, кумовство и постоянную нецензурную брань в обращении с подчинёнными; в 1933 г. он был осуждён за уголовное преступление (136).
Начальник Минусинского окротдела Н. Н. Зинуков в сентябре 1928 г. был уволен за допущение пьянства в аппарате окротдела и позднее переведён в милицию. Начальник Якутского облотдела ОГПУ В. К. Пуйкан, ранее бывший под судом за хищения, в сентябре 1928 г. оказался снят с должности за незаконный арест начальника республиканской милиции Дунаевского, не выполнившего распоряжения Пуйкана освободить арестованную контрабандистку Сибкрайком ВКП (б) просил ЦК ВКП (б) снять Пуйкана в связи с тем, что его дело «дискредитирует не только орган ГПУ, но и Советскую власть в целом» (137).
В 1929 г. чистка продолжилась. Начальник Киренского окротдела ОГПУ С. Т. Пилипенко в июне 1929 г. был исключён из партии за организацию систематических пьянок окружного начальства, растрату, присвоение конфискованного оружия и связь с адмссыльными. Вскоре Пилипенко был осуждён крайсудом на 10 лет, но смог очень быстро освободиться, восстановиться в партии и выхлопотать пенсию. Начальник Красноярского окротдела ОГПУ М. М. Чунтонов в 1929 г. был снят с работы за недостаточную бдительность с делом председателя Красноярского окрисполкома и члена ВЦИК В. В. Полюдова, разоблачённого как якобы агента колчаковской контрразведки.
Начальник Славгородского окротдела И. М. Иванов был снят в сентябре 1929 г. с работы за сокрытие убийства человека пьяным сотрудником ОГПУ И. П. Барановым. Вскоре за Ивановым был убран И. А. Медведев, начальник Иркутского окротдела ОГПУ: 9 октября 1929 г. крайком ВКП (б) снял его с должности с вынесением выговора за более чем 4-месячную задержку с решением вопроса о массовых изнасилованиях работниц (что привело к самоубийствам) на Тальцинском стеклозаводе (138).
Руководство 80-го Якутского дивизиона войск ОГПУ, которым была образована неформальная так называемая «Военная коллегия», погрязшая в пьянстве и разврате, было разогнано в начале 1929 г. Командир дивизиона В. В. Жеребцов и военком Г. А. Макушев, одновременно исполнявший обязанности наркома РКИ Якутии, были понижены, а двое командиров взводов за пьянство и изнасилования арестованы. Под суд Коллегии ОГПУ попал и политинструктор дивизиона И. К. Пляскин, в пьяном виде на квартире собутыльника разбивший портрет Сталина (139).
Часть руководящих чекистов, замеченных в злоупотреблениях, тем не менее благополучно сохранила должности. Замначальника Алданского окротдела ОГПУ А. С. Доля в 1929 г. обвинялся в присвоении контрабанды, но в 1929–1930 гг. работал помначальника Якутского облотдела ОГПУ. Низовой руководящий, а также рядовой состав также подвергались Заковским регулярной чистке, особенно это касалось сотрудников Сиблага и Отдела трудпоселений. Тем не менее новое пополнение немедленно втягивалось в атмосферу уголовщины и безнаказанности, существовавшую в «органах», и тоже подвергалось быстрой криминализации.
Чекисты Сибири, как и в начале 20-х годов, постоянно подвергались разоблачениям в связи со скрытием компрометирующих фактов своих биографий. Такие личности считались «предателями» и подлежали такой же суровой расправе, как и в годы гражданской войны. В 1927 г. по обвинению в былой работе на охранное отделение был расстрелян инспектор ДТО ОГПУ Омской железной дороги поляк Ф. А. Мазуркевич. Опытный чекист из аппарата ЭКО полпредства А. Д. Садовский в 1928 г. был разоблачён как пособник колчаковских карателей. Было ему при белой власти 15 лет, но всё равно оперативника арестовали за доносы на сторонников большевиков и в итоге зачли в наказание время, проведённое под стражей. Случалось, что необоснованное политическое обвинение заменялось «запасным»: начальник Барабинского окротдела Н. М. Беляков в феврале 1929 г. был уволен из ОГПУ и обвинялся сначала в службе в белогвардейском карательном отряде, а затем, когда эти обвинения не подтвердились, в неудовлетворительном состоянии окротдела и слабой «агентурно-осведомительной работе в деревне» (140). Лица, исключенные из партии за поддержку Троцкого, подлежали безоговорочному увольнению из ОГПУ.
Часть чекистов подвергалась беспощадным репрессиям за смесь реальных и вымышленных преступлений. В этом отношении ярко выглядит судьба чекиста довольно высокого уровня Б. Д. Грушецкого (Н. М. Степанова), представлявшего собой типичную для начала 30-х годов фигуру авантюриста и дельца с тёмным прошлым и настоящим, нашедшего себя в карательной системе. Грушецкий, принадлежавший к старшему поколению чекистов (он родился в 1888 г.) начинал как эсер-максималист в Саратове, участвовал в ограблениях почты и нескольких винных лавок, дважды арестовывался, в 1911 г. бежал на Кавказ. В 1915 г. был мобилизован в армию, но дезертировал через две недели. С 1917 г. Грушецкий являлся членом Совета и комиссаром труда в Трапезунде от ПЛСР, затем добровольно поступил в РККА и с июня 1919 г. служил в военной разведке 9-й армии Южного фронта в Керчи. Являясь начальником информации, военный разведчик Грушецкий стал сексотом Особого отдела ВЧК 9-й армии и в конце 1920 г. оказался отправлен с особой группой «чистить» Крым. Там он разоблачал бывших белогвардейцев на советской службе (капитана Тульвина, полковников Кибичева, Лепёшкина и др. офицеров), которые, как указывал Грушецкий, «арестовывались и расстреливались».
По жалобам коммунистов, ходатайствовавших за расстрелянных, Грушецкий был арестован и месяц спустя освобождён за недоказанностью обвинения. Бывший сексот очень быстро продвигался по службе, однако, будучи врид начальника Кабардино-Балкарского облотдела ГПУ, в конце 1923 г. лишился должности за то, что ударил подчинённого. Грушецкого перевели в Алтайский губрозыск, где он отказался работать из-за низкого жалованья. Несмотря на такое грубое нарушение дисциплины, Грушецкий получил назначение на должность помощника уполномоченного секретного отделения Барнаульского окротдела ОГПУ и отметился следствием в отношении группы местных иоаннитов, сплотившихся вокруг фигуры лже-наследника «Алексея Романова» и за это расстрелянных. В итоге Грушецкий был повышен и в 1930 г., являясь начальником КРО Томского окротдела ОГПУ, организовал фабрикацию «Зачулымского дела» на 203 чел., по которому осудили к расстрелу 186 крестьян-«повстанцев». Летом 1930 г. за эту фальсификацию, а также связь с неким «чуждым элементом» Грушецкий был арестован и в апреле следующего года по приговору Коллегии ОГПУ расстрелян. Наличие в его деле политических обвинений стало поводом для реабилитации Грушецкого в 1991 г. (141).
Большое значение для жизни «органов» имела партийная чистка летом–осенью 1929 г., жертвами которой стало значительное число чекистов, замеченных как в политических проступках либо неподходящем происхождении, так и в различных злоупотреблениях, пьянстве, политической неграмотности. Для Сибири, испытавшей обширные мобилизации в армию Колчака, было характерно обилие чекистов, в юности служивших у белых. Провертройка Томской окружной КК ВКП (б) в сентябре 1929 г. предложила ячейке окротдела ОГПУ «пересмотреть весь наличный штат… с целью проверки их пригодности [для] работы в аппарате ОГПУ, с изучением их социального прошлого и участия в контрреволюционных армиях… и места работы в момент реакции Колчака» (142). Потом перегибы исправлялись, ибо исключённых было больше, чем хотелось бы начальству и среди них зачастую находились самые эффективные сотрудники. Именно отношение начальства определяло судьбу работников. По сравнению с грандиозной чисткой 1921–1922 гг., затронувшей огромный процент руководящего состава, чекистский аппарат в 1929 г. пострадал значительно слабее.
Однако кадровые вопросы осенью 1929 г. встали очень остро, т. к. одно только формирование райппаратов региона требовало свыше сотни новых чекистов. Поскольку пополнение отличалось привычно низким интеллектуальным, профессиональным и моральным уровнем, оно тоже постоянно подвергалось контролю и чистке, что, впрочем, позволяло избавляться лишь от наиболее одиозных чекистов.
Рост численности карательного аппарата и усиление нагрузки на него тут же отчётливо сказались на показателях ведомственной преступности. Неизменным фоном «раскулачивания» были мародёрство и обычно совершенно безнаказанные издевательства над ссыльными. За 1931 г. Коллегия ОГПУ рассмотрела 931 дело о должностных преступлениях сотрудников ОГПУ, по которым было осуждено 1.285 чел., в том числе 361 ответственный оперработник. В итоге 42 чекиста были осуждены к расстрелу, 111 – к 10 годам ИТЛ, 761 – на срок от двух до пяти лет, а 371 сотрудник отделался увольнением из «органов». По сравнению с 1930 г. налицо оказался значительный рост чекистской преступности, который объяснялся властями пополнением периферийных органов ОГПУ молодыми, без «чекистской закалки», работниками. Среди преступлений были отмечены принуждения к даче показаний угрозами и инсценировками расстрелов, а также случаи искусственного создания дел, каковых было, по официальной точке зрения, якобы «незначительное» количество. Распространены были самовольные расстрелы, а также финансовые злоупотребления, разглашение гостайны и – со стороны секретных сотрудников – ложные доносы. Наиболее суровые репрессии были предприняты Коллегией ОГПУ против работников системы спецпоселений, где максимум преступности дали Западная Сибирь и Урал.
Так, после прокурорской проверки в течение 1931 г. из адмсостава Сиблага ОГПУ было привлечено к уголовной ответственности 140 чел., часть из которых расстреляли – за бессудные убийства заключённых, «сажание в воду при 40–50О мороза, подогревание на горячей печке, привязывание к столбу…». Политзаключённый Сиблага Б. Смирнов, сидевший в начале 30-х годов, запомнил рассказы о невероятных жестокостях (замораживание заживо, массовые убийства), которые творило в Туруханском крае лагерное начальство из уголовников, и о том, как приехавший с проверкой помначальника Сиблага М. П. Костандогло, обнаружив массовое захоронение заключённых, застрелил начальника лагпункта и приказал расстрелять его помощников (143).
О высочайшей уголовной преступности в среде работников сибирских «органов» говорят бесчисленные примеры. В первой половине 1930 г. комендант «кулацкого» посёлка Мартынов в Кежемском районе Канского округа «без суда расстреливал людей», в чём ему помогали милиционеры вместе с партийцами и комсомольцами, а местный уполномоченный ОГПУ Чернов обвинялся в терроризировании населения. Уполномоченный Тайгинской группы Сибулона Л. Н. Померанцев в 1930 г. получил 10 лет лагерей за нарушения законности. В октябре 1930 г. прокурор ЗСК сообщал о случаях бандитизма со стороны работников «органов»: уполномоченный ОГПУ В. А. Гинкен за отказ от дачи показаний убил женщину в алтайском с. Белокуриха прямо во время ночного допроса, а в ночь на 3 сентября «комендант кулацкого посёлка с. Камышанки Алтайского района Синельников убил кулака Фефелова» (144).
Из 30 чекистов ЗСК, известных нам как совершившие серьёзные преступления в 1932 г., половина обвинялась в нарушениях законности. В марте 1932 г. начальник Мариинского РО ОГПУ Н. М. Куликов был снят и арестован вместе со своим помощником Ф. Н. Худяковым за убийство спецпереселенца. Тогда же помощник уполномоченного Бирилюсского РАП ОГПУ Салопов при «допросе арестованного применял физическое воздействие» и пытался его застрелить при якобы «попытке к бегству» (ранил), за что был отдан под суд Коллегии ОГПУ. В Анжеро-Судженском ГО ОГПУ за участие в пыточном следствии было наказано сразу пять оперативников-особистов, причём только один из них оказался отдан под суд (145). Работники ЭКО Сталинского ГО ОГПУ И. Г. Игнатьев и А. П. Санников в ноябре 1932 г. получили 20 и 15 суток ареста за «античекистские поступки при допросе обвиняемых». Мимоходом на партсобрании один из чекистов мог обронить о нарымском коллеге И. Н. Серякове, обвинявшемся в неумеренном пьянстве, такую характерную фразу: «Им на пароходе пристрелен человек» (146).
В последующем ведомственная преступность росла, несмотря на все предпринимаемые меры, включая приказ ОГПУ от 15 сентября 1932 г. об изъятии из «органов» чуждого и разложившегося элемента. Циркуляр прокуратуры от 20 июня 1934 г., относившийся к процедуре привлечения к ответственности сотрудников ОГПУ, вызвал протест руководства «органов», поскольку в нём содержалась ссылка на возрастание случаев должностных преступлений чекистов, связанных с превышением власти и издевательствами над арестованными, вплоть до их убийств. Такая оценка показалась чекистам незаслуженной (147).
С 1933 г. в партии и «органах» развернулась новая кампания проверки коммунистов. В Восточной Сибири партийная чистка проходила в 1933 г., в ЗСК – на следующий год. Судя по данным о результатах чистки в ДТО ОГПУ Забайкальской железной дороги (Чита), за октябрь–ноябрь 1933 г. это крупное подразделение из 66 партийцев лишилось 12 чел. (18 %), исключённых из партии. Ещё семеро были переведены в кандидаты ВКП (б), а один кандидат – в сочувствующие. Всего, таким образом, от чистки пострадали 30 % коммунистов ДТО. И если в кандидаты переводили в основном за политическую малограмотность, прогулы партсобраний и пьянство, то исключали за скрытие происхождения (сыновей «кулака», мельника, торговца, зятя «раскулаченного»), участие в антисоветском восстании, злостное пьянство, «половую распущенность», должностные злоупотребления («широкое самоснабжение» и т. д.).
Один из чекистов ДТО был исключён за политическую близорукость: «замазал» дело о покушении на члена комиссии по чистке партии Карасёву, якобы имевшее место на ст. Верхнеудинск. Секретарь ячейки ДТО и чекист с 1918 г. Е. Ф. Иванов поплатился партбилетом не только за связь с тестем-«кулаком», но и за «оппортунизм» при подписке на заём, публично высказавшись о том, что «политика – политикой, а карман – карманом». Однако, доказав отсутствие связи с «социально-чуждым элементом», Иванов был восстановлен в членах партии (148).
Начальник Киренского оперсектора УНКВД ВСК А. Д. Макаров в чистку 1933 г. исключался из ВКП (б) за то, что был в плену у генерала А. Шкуро и даже несколько дней проработал в контрразведке Н. Махно, но затем был восстановлен. Однако в октябре 1935 г. Макаров был снова исключён из партии за службу у белых и уволен из НКВД (149).
В УНКВД ЗСК во время партийной чистки с лета 1934 по февраль 1935 г. из 514 работников были уволены 62 (12 %). Оперсостав пострадал несколько меньше: из 270 оперативников новосибирского аппарата исключили 27 (10 %). Из этих 27 чел. 12 были признаны «социально чуждыми», 10 – «морально разложившимися», 3 – «нарушителями партдисциплины», 1 – «буржуазным перерожденцем», 1 – «обюрократившимся». Таким образом, чистили прежде всего за «чуждое» происхождение и прегрешения морального порядка. Среди остальных работников УНКВД вычищенных за неподходящее происхождение было в полтора раза больше (150). Значительная часть исключённых из партии смогла восстановиться и вернуться на оперативную работу.
Но в 1935–1936 гг. чистка партии фактически продолжалась, что прямым образом отразилось на чекистах, которых постоянно изгоняли из партии и, соответственно, из «органов» за допустимые ранее «дефекты» в биографиях: неподходящее происхождение, участие в оппозициях и уклонах, службу в белых армиях, контакты с репрессированными и т. п. Характерно выглядит судьба чекиста с 1922 г. И. В. Беляева, которого осенью 1934 г. исключили в ДТО НКВД Омской железной дороги за попытку скрытия службы у белых, но затем восстановили. Омским ГК ВКП (б) в декабре 1935 г. Беляев был вновь исключён из партии за активную службу в Белой армии, хотя на деле он от Колчака дезертировал. Омский обком ВКП (б) в марте 1936 г. отказал чекисту в восстановлении за «политическую неустойчивость», выразившуюся в том, что в 1924 г. Беляев, увидев в Новониколаевске бывшего белого офицера (работника СибРКИ), у которого служил вестовым, не доложил об этом в ОГПУ. Беляев был снят с оперработы, но избежал репрессий (151).
Изгонялись из «органов» и чекисты, обвинявшиеся в недостаточной работе. Хакас А. Д. Чикарбаев (Чекарбиев?) после окончания в 1933 г. Центральной школы ОГПУ в Москве работал ЗНПО по оперработе и был снят за бездеятельность. Затем Чикарбаев короткое время работал в аппарате ПП ОГПУ ЗСК, где за плохой контроль противопожарных мероприятий на кожевенном заводе подвергся аресту на 15 суток. После перевода на должность ЗНПО по оперработе зерносовхоза «Политотделец» Тогучинского района ЗСК Чикарбаев в январе 1935 г. был снят и отдан под суд за халатное расследование пожара в трактороремонтной мастерской, якобы подожжённой кулаками. Чекист был оправдан Военной коллегией Верхсуда СССР, работал в Тогучинском РО НКВД, но в 1937 г. оказался снова уволен и впоследствии осуждён к расстрелу как японский шпион (152).
Значительное влияние на кадровую политику в сибирском регионе оказали перемены в высшем эшелоне НКВД, инициированные Сталиным и Ежовым. Это и выдвижение начальников УНКВД ЗСК В. М. Курского в Москву, а С. Н. Миронова – в Монголию, и карьерный рост А. И. Успенского, который, став наркомом внутренних дел Украины, перевёл туда из Сибири и других регионов видных чекистов Г. М. Вяткина, Д. Д. Гречухина, И. А. Жабрева, А. А. Яралянца. В 1937–1938 гг. начальник регионального УНКВД служил на одном месте чаще всего лишь несколько месяцев. Это объясняется как обстановкой репрессий в руководстве НКВД, так и сознательной политикой Сталина, направленной на предотвращение складывания новых и разрушение прежних чекистских кланов путём постоянных перебросок их лидеров.
С. Н. Миронов, Г. Ф. Горбач, С. П. Попов и другие начальники управлений НКВД, опираясь на указания Ежова, в 1937–1938 гг. активно выдвигали молодых оперативных работников, отметившихся как удачливые фальсификаторы: Г. М. Вяткина, М. И. Голубчика, Д. Д. Гречухина, Ф. Н. Иванова, К. К. Пастаногова, П. Р. Перминова, А. С. Ровинского, С. Я. Труша и др. Это были в основном начальники отделений, быстро повышенные на две-три ступени – до начальников отделов и заместителей начальников УНКВД. Для периода «Большого террора» было характерно досрочное получение званий и перепрыгивание через ступени: лейтенант ГБ мог сразу стать капитаном ГБ, а капитан – старшим майором ГБ.
Очень сильно аппарат госбезопасности обновился в ходе репрессий 1937–1938 гг. Огромная часть чекистов была уволена, нередко с арестом, по различным компрометирующим причинам. С 1 октября 1936 г. по 1 января 1938 г. из органов ГУГБ убыло 20 %, или 5.229 работников, из которых было арестовано 1.220, а прибыло – 5.359. Таким образом, общая численность чекистов незначительно выросла, но из уволенных было репрессировано 23,3 %. Из 25 тыс. оперативников за конец 1936 и 1937 г. арестовали порядка 5 %. Это был сильный удар для замкнутой касты, связанной разнообразными клановыми взаимоотношениями, но чистка следующего года оказалась ещё сильнее. Только к середине августа 1938 г. было арестовано 1.053 сотрудника ГУГБ (153). Эти цифры означали, что в каждом крупном управлении НКВД были репрессированы многие десятки человек; особенному опустошению подверглись аппараты тех УНКВД, где руководство менялось неоднократно – Дальний Восток, Украина. Для классификации арестованных чекистов большие затруднения представляет то обстоятельство, что им вменялось в вину обычно несколько статей, и далеко не всегда все они были политическими.
Положение в Сибири соответствовало общей тенденции. С 1 декабря 1936 г. по 1 сентября 1937 г. в УНКВД ЗСК по служебной лестнице было продвинуто 98 оперативников. Отдел кадров УНКВД ЗСК-НСО в 1937 г. выдвинул на высшие должности 129 чел., а за первые полтора месяца 1938 г. – 38 чел. К концу августа 1937 г. работавшая в ОК А. П. Пуртова выявила 53 чекиста с подозрительными местами в биографиях, из которых 24 были намечены к немедленному увольнению. Её коллега А. И. Созонёнок-Григорьева из 300 чел., которые ею учитывались, выявила 120 чел. с компрометирующими материалами, но из них к немедленному увольнению намечалось лишь 13. К апрелю 1938 г. в аппарате УНКВД НСО оказалось изгнано почти 30 % старых кадров и продвинуто на высшие должности 33 % состава (154). Из УНКВД по Омской области с 1 августа 1937 по 1 августа 1938 г. уволили 223 работника. В УНКВД по Алткраю в феврале–ноябре 1938 г. уволили 55 чекистов, из которых 13 были арестованы (155).
В Восточной Сибири массовые аресты чекистов последовали во второй половине 1937 г. в связи с арестом начальника УНКВД ВСО Я. П. Зирниса и его помощника, руководителя Читинского оперсектора НКВД Х. С. Петросьяна. В не меньшей степени аресты коснулись красноярцев, где под удар попали замначальника УНКВД и ряд начальников отделов. В Омской области оказались арестованы руководители (Э. П. Салынь и его заместитель С. В. Здоровцев), а также начальники основных отделов. В Новосибирской области и Алтайском крае, где не было в 1937–1938 гг. арестов начальников управлений или их заместителей, репрессии против чекистов также были весьма интенсивны, но они носили общий характер, затрагивая в основном рядовых лиц, подозрительных по своему национальному и социальному происхождению.
Драматически сложились судьбы многих западносибирских чекистов, получивших свои персональные звания в начале 1936 г. Начальник УНКВД ЗСК в 1935–1936 гг. Каруцкий весной 1938 г. застрелился, А. К. Залпетер, И. А. Жабрев и А. И. Успенский в 1939–1940 гг. были расстреляны. Из пяти имевшихся капитанов госбезопасности трое (С. М. Вейзагер, Н. Д. Пик и М. М. Подольский) были расстреляны в 1938 г., С. Г. Южный погиб в тюрьме в 1940 г., а Ф. П. Малышев отбывал наказание за нарушения законности в совсем иную эпоху – с 1956 по 1971 г. (156). Таким образом, из 9 тогдашних новосибирских чекистов в ранге от подполковника до генерал-лейтенанта сталинскую эпоху пережил лишь один особист Малышев, затем также осуждённый. Итог потерь – 100 %. Из 32 старших лейтенантов, этого костяка среднего начсостава, являвшихся начальниками и заместителями начальников отделов в УНКВД и начальниками основных горрайотделений на местах, оказались репрессированы 15 чел., в т. ч. к ВМН осуждено не менее 8 чел., а один чекист застрелился. Итого – 50 % потерь.
Чрезвычайно сильно оказалась затронута чистками и прослойка лейтенантов ГБ. Из 96 лейтенантов были репрессированы 31, из которых 7 –расстреляны, а один умер в тюрьме. Один из лейтенантов застрелился. Итого – 33 % потерь. Из 302 младших лейтенантов оказались осуждены или подвергались репрессиям 54 чел., двое застрелились. Из 54 арестованных чекистов 17 оказались расстреляны или погибли в заключении. Итого – 18,5 % потерь среди младших лейтенантов ГБ.
В наименьшей степени пострадал низовой офицерский состав УНКВД ЗСК: из 292 сержантов ГБ оказалось репрессировано или осуждено 28 чел. (9,6 % потерь), в т. ч. 10 – расстреляны или погибли в заключении. Но следует учитывать, что данные на сержантов – самые неполные, поэтому пропуски в осуждениях, особенно по делам о корыстных и т. п. преступлениях, неизбежны. Почти все репрессии относятся к периоду 1936–1941 гг. и лишь единичные – к более позднему времени. Таким образом, по доступным и не совсем полным данным, из 730 офицеров УНКВД ЗСК образца 1936 г. пострадал 141 чел., или 19,3 %. Из этих 141 были расстреляны, погибли в заключении и застрелились 54 чел. (38,3 %), или 7,4 % от числа всех чекистов.
Ликвидация исполнителей террора в конце 1938 – начале 1939 г. прошла в Сибири по общему для страны сценарию. Были заменены все начальники управлений и их заместители, большинство начальников отделов, значительное количество руководящих работников городских отделов, транспортных и особых подразделений НКВД. Среди уволенных руководителей очень высок был процент репрессированных. Но чистки руководящего состава оказались неравномерны. В УНКВД по Алткраю, помимо начальника и одного из помощников, были арестованы и осуждены за репрессии начальники всех основных отделов и ряд чекистов среднего звена. Напротив, в Новосибирской области, кроме начальника УНКВД, был арестован только один руководитель отдела, но двое его коллег успели застрелиться. В Иркутской области оказались арестованы, помимо начальника УНКВД и его замов, руководители СПО и ещё ряд видных чекистов. Не избежали репрессий и крупные чекисты автономных республик.
Настоящий разгром чекистских кадров, произведённый в 1937–1938 гг., без остановки перешёл в глубокую чистку 1939–1940 гг. Только за 1939 г. по стране из 32 тыс. было уволено 7.372 оперработника, или 22,9 %. Среди уволенных 41,7 % оказались изгнаны в связи с наличием компрометирующих материалов, 17,4 % – за должностные преступления, 6,2 % – по личному желанию, 5,5 % – по служебному несоответствию, 5,1 % – по болезни, 2 % – за контрреволюционную деятельность, 1,3 % – как умершие. Среди уволенных было 937 арестованных (12,7 %). С жёсткой формулировкой «уволен вовсе» с НКВД расстались 45,3 % уволенных, с переводом в запас – 15,8 %, а каждый четвёртый (24,9 %) был переведён на службу в неоперативные подразделения НКВД (157).
Процессы значительной ротации имели место и в 1940–1941 гг., когда часть сотрудников продолжала изгоняться в связи с причастностью к массовым репрессиям, а другие перебрасывались в западные районы СССР для строительства карательных органов на новых советских территориях. Среди них были много тех, кого очевидным образом выводили из-под уголовной ответственности за репрессии: начальник отделения ДТО НКВД Томской железной дороги Л. А. Малинин, начальник Колыванского РО УНКВД НСО И. В. Захаров, ряд алтайских работников (158).
И в верхах, и в чекистской массе к концу 30-х годов большей частью исчезли мстители за погибших при царе и белых своих близких, фанатики революционного переустройства. Лиц с опытом участия в гражданской войне сменили обычные бюрократы. Но одинаково жестоко допрашивали и расстреливали как бывшие «комиссары в пыльных шлемах», так и вчерашние партчиновники и хозяйственники, попавшие в «органы» по разнарядке, озабоченные карьерой и материальными благами.
Чекистский аппарат перед войной состоял из молодых функционеров преимущественно крестьянского происхождения без революционных заслуг, без той большой доли самостоятельной деятельности, которая подразумевалась в годы становления «органов», когда строительство местных губернских и уездных ЧК зависело прежде всего от начальника этого подразделения. Их отличали более высокая грамотность и следовательская подготовка. С конца 20-х до конца 30-х годов был пройден путь от стихийного чекиста-борца с «гадами» из партизан или бывших военнослужащих до обученного в спецшколе или хотя бы на оперкурсах сотрудника тайной полиции с определённой специализацией (контрразведка, военная контрразведка, «обслуживание» транспорта и т. д.).
Как справедливо отмечают Н. В. Петров и К. В. Скоркин, ни исследование структуры и функций «органов», ни описание их деятельности невозможны без подробного изучения кадрового состава ВЧК-КГБ (159). Для того чтобы кадровая политика была более наглядной, есть смысл сосредоточиться на наиболее интересных и значимых фигурах, чтобы через них получить представление о личностях, наполнявших чекистский аппарат. Каждый из работавших в Сибири руководителей чекистского аппарата накладывал на его формирование и работу свой отпечаток. Полпред ОГПУ по Сибирскому (в 1930–1932 гг. по Западно-Сибирскому) краю Л. М. Заковский (Г. Э. Штубис) был особенно колоритной личностью. Как и очень многие советские деятели, он сообщал о себе разноречивые сведения, скрывая дореволюционное увлечение анархизмом и приписывая себе среднее образование (160). Это был закалённый деятель, прошедший все ступени чекистской карьеры: от рядового оперативника и занимавшегося расстрелами коменданта ВЧК до руководителя губчека в Подольской и Одесской губерниях, полпреда ОГПУ в Сибири и Белоруссии. Венцом его карьеры, логично оборвавшейся в 1938 г., стала должность заместителя наркома внутренних дел при Н. И. Ежове. Несмотря на густой криминальный след (причастность к убийствам и ограблениям перебежчиков, присвоение контрабанды), приведший в итоге к конфликту с политическим руководством Украины, которое постановило 7 мая 1925 г. привлечь его к партийной ответственности, Заковский, считавшийся Дзержинским одним из лучших чекистов республики, смог получить повышение и возглавить ПП ОГПУ по Сибкраю. Вероятно, он оказался «пригрет» секретарём Сибкрайкома ВКП (б) С. И. Сырцовым, возглавлявшим Одесский губком КП (б)У в бытность работы там Заковского в 1920 г (161). Хороший контакт с Сырцовым помог забыть о былых неприятностях, а в январе 1928 г. СибКК ВКП (б), «основываясь на отзывах и безупречности по работе тов. Заковского в Сибири», постановила прекратить дело за неподтверждением обвинений и удовлетворила просьбу полпреда об изъятии выписки о майском взыскании 1925 г. от ЦКК КП (б)У из его личного дела (162).
Анализ кадровой политики ПП ОГПУ Сибкрая-ЗСК позволяет увидеть формирование разветвлённого чекистского клана вокруг фигуры Л. М. Заковского, а также проследить особенности кадровых перемен при его преемниках. С конца 20-х годов, когда этот полпред ОГПУ по Сибкраю, занявший должность в начале 1926 г., обрёл устойчивость и авторитет в ведомстве, он интенсивно собирал вокруг себя лично обязанных ему людей. Заковский, покинувший Украину после трений с республиканским руководством, обвинявшего его в злоупотреблениях, формировал свой аппарат, не избегая лиц, обиженных властью, ставших жертвами каких-либо внутриведомственных конфликтов.
Образование коллектива близких сподвижников шло постепенно. В Отдел контрразведки полпредства Заковский сразу устроил на рядовую должность своего давнего знакомца по работе в Подольской и Одесской губчека М. П. Костандогло, который на Украине не прижился, будучи исключённым из партии по некоему делу «Основа». Видный чекист А. М. Снопковский, также работавший с Заковским на Украине, в 1926–1928 гг. возглавлял ДТО ОГПУ Томской железной дороги. Основная часть окружения Заковского поначалу рекрутировалась им из сибиряков. В 1926–1929 гг. заместителями Заковского последовательно являлись давно работавшие в Новосибирске Б. А. Бак, Г. И. Валейко и И. Б. Лернер, которые в итоге не стали его близкими сподвижниками и оказались откомандированы из края. Та же судьба постигла ряд начальников отделов полпредства ОГПУ Сибкрая. В 1928 г. полпред расстался с сильно пьющим начальником ИНФО, латышом К. Э. Шениным, уволенным из «органов» по состоянию здоровья; его заменил начинавший чекистскую работу на Украине Г. А. Лупекин. Тогда же из Сибири оказался откомандирован и Снопковский. В итоге Заковский опёрся на хорошо знакомых «украинцев» и пришлых «закавказцев». И если первые были его соратниками ещё с гражданской войны, то работавшие в ЗакЧК оказались втянуты в сферу интересов Заковского в конце 1920-х гг. довольно случайно.
В конце 1928 г. в Сибирь прибыли два опытных оперативных работника из Закавказья. Осенью 1928 г., после конфликта полпреда ОГПУ по ЗСФСР И. П. Павлуновского со своим заместителем Л. П. Берией, начальник КРО ЗакОГПУ А. К. Залпетер уехал в Новосибирск, где получил должность руководителя КРО ПП ОГПУ. Возможно, полпред ОГПУ по ЗСФСР И. П. Павлуновский, ранее шесть лет руководивший чекистами Сибири и сохранивший связи в партийном аппарате края, помог Залпетеру, поддержавшему его в конфликте с Берией, переехать в Новосибирск без понижения в должности.
С собой Залпетер привёз уполномоченного КРО ЗакОГПУ М. И. Покалюхина, прославившегося в 1922 г. руководством операции по уничтожению руководителей Тамбовского восстания братьев Антоновых. Покалюхин стал начальником 1-го отделения КРО полпредства и ближайшим помощником Залпетера. Оба эти чекиста в следующие три года являлись опорой Заковского при проведении наиболее серьёзных чекистских операций, причём соплеменник Заковского А. К. Залпетер довольно быстро превратился в фактического заместителя полпреда; одновременно в 1930–1931 гг. должность заместителя полпреда не раз исполнял Г. А. Лупекин (163).
В 1929–1930 гг. в Новосибирске высадился второй десант «закавказцев». Залпетер подготовил плацдарм для переезда в Сибирь группы хорошо знакомых ему опытных чекистов из Азербайджана, попавших летом 1929 г. под фактическое «раскассирование» руководства ГПУ этой республики после обнаружения крупных уголовных преступлений со стороны чекистской верхушки. Несколько руководителей – зампред АзГПУ С. Н. Горобченко, начальники отделов Я. М. Мороз-Иосем, К. С. Жуков, Г. П. Закарьян, П. И. Дикий (Дымов), а также Матвеев и Назаров – пошли под суд за самовольный расстрел бакинского рабочего Р. Султанова, получили самое мягкое наказание и вскоре были переведены в систему ГУЛАГа (164). Остальные предпочли разъехаться. Начальник ЭКО АзГПУ М. А. Волков прибыл в августе 1929 г. в Новосибирск на аналогичную должность. Руководивший КРО АзГПУ М. М. Подольский оказался в начале сентября 1929 г. на должности начальника 2-го отделения КРО ПП ОГПУ по Сибкраю. Сотрудник КРО АзГПУ С. А. Динов с 1930 г. работал начальником отделения ЭКО у Волкова, а затем возглавил Инспекцию резервов полпредства.
Работавший в погранохране АзГПУ латыш М. И. Янкевич (большевик с 1909 г., до революции плававший на пароходе «Курск» из Либавы в Нью-Йорк вместе с юным Заковским) в декабре 1929 г. получил должность начальника 1-го отделения Особотдела ПП ОГПУ Сибкрая, а впоследствии возглавлял Спецотдел и Оперод ПП ОГПУ-УНКВД по ЗСК. Уполномоченные Особого и Секретного отделов ЗакЧК А. К. Супьев и А. В. Черноиванов заняли должности в Особом отделе СибВО, аджарский пограничник С. Г. Качарава служил в войсках НКВД ЗСК, к 1940 г. дослужившись до подполковника. Уволенный из АзЧК ещё в 1923 г. М. Л. Залкин работал в Баку, а в 1930 г. вернулся в «органы» и прибыл в Особый отдел СибВО (165).
Среди видных чекистов, вынужденно осевших в Сибири, следует назвать и прибывшего в Новосибирск в 1927 г. бывшего оперативника КРО центра и Ленинградского ОГПУ Г. С. Сыроежкина. Отличившийся в операциях против белоэмигрантов и имевший опыт закордонной работы, Сыроежкин был изгнан в провинцию за пьянство. Он сразу стал одним из главных специалистов по подавлению мятежей в Сибири, «отметившись» в 1927–1932 гг. на громадной территории – от Якутии и Забайкалья до Горного Алтая и Нарыма.
Что касается латышей, то их присутствие было заметно и на верхнем уровне (Залпетер, Янкевич, помначальника ИНФО ПП Я. М. Краузе, помначальника ЭКО ПП Ф. В. Бебрекаркле, начальник Канского окротдела Я. Я. Веверс, начальник Алданского окротдела ОГПУ П. Ю. Берзин, начальник Славгородского окротдела и Ойротского облотдела Я. П. Пакалн, начальник 4-го отделения УЧОСО ПП ОГПУ Т. М. Бошкин), и на более низком – уполномоченный полпредства по Туруханскому краю, а затем работник ЭКО ПП О. С. Стильве, сотрудник Иркутского окротдела ОГПУ Ж. В. Бебрекаркле, начальник ОДТО ст. Ужур Томской железной дороги Р. М. Озолин, уполномоченный Омского оперсектора ОГПУ К. А. Лунт и др. При этом следует отметить, что, кроме Залпетера и Янкевича, никто из них не стал приближённым Заковского, а некоторые были к началу 30-х годов понижены и переведены на периферию, как, например, Я. Краузе и Ф. Бебрекаркле (брат последнего, Жан Бебрекаркле, был, судя по некоторым данным, подвергнут уголовному преследованию, а П. Ю. Берзин умер в конце 1927 г.).
Типичная фигура среднего руководящего эшелона той поры – М. М. Подольский, имевший к концу 20-х годов большой опыт борьбы с повстанческим движением на юге России. О своей закордонной работе в 1923–1924 гг. уполномоченным Особотдела ЗакЧК в Эривани (Ереван), Подольский позднее рассказывал так: «Проводил операции на турецкой территории, так как там жили курды, которые периодически нападали на Армению и грабили крестьян… при их переходе [через “Волчьи ворота”] 80 % [курдов мы] уничтожили» (166). В Сибири Подольский вместе с другими работниками Особого отдела активно фабриковал дела на крестьян и боролся с мятежами.
Среди других видных чекистов можно отметить Н. В. Волохова – начальника отделения Особого отдела СибВО, а в 1933–1934 гг. – помощника начальника Омского оперсектора ОГПУ. В 1920 г. этот активный комсомолец стал сексотом ОДТЧК ст. Барнаул, успешно выполняя роль агента-провокатора в руководстве эсеровского Сибирского Крестьянского союза, в следующем году был заброшен в отряд барона Р. Ф. Унгерна, а уже в 1922 г. стал начальником отделения КРО ПП ГПУ по Сибири, проявив себя в пыточном следствии по делу Базаро-Незнамовской «организации» (167). В конце 1934 г. Заковский затребовал Волохова к себе в Ленинград.
В 1929–1931 гг. Заковскому удалось расширить круг приближённых за счёт бывших подчинённых украинского периода. В 1929 г. полпред провёл в свои заместители хорошего знакомого по работе на Украине В. Н. Гарина (Жебенева), занимавшего там должность замначальника Особого отдела УкрВО. В конце 1929 г. должность начальника ДТО ОГПУ Омской железной дороги получил бывший украинский чекист-транспортник Ф. М. Платонов. В начале 1930 г. начальником Омского окротдела ОГПУ стал Ф. Г. Клейнберг, в бытность Заковского главой Одесского губотдела ГПУ работавший у него начальником Особого отдела. Своими украинскими коллегами Клейнберг обвинялся в кутежах с проститутками и сожительстве с осведомительницами на конспиративных квартирах, за что исключался из компартии (168). Откомандированный в конце концов с Украины, он нашёл себе руководящую должность под крылом Заковского.
Вскоре окружение полпреда пополнилось ещё одной криминальной личностью из ГПУ УССР. В июне 1930 г. в Сибирь прибыл бывший сотрудник Одесской губЧК при Заковском М. Ф. Гольмер-Зайцев, обвинявшийся украинскими чекистами в присвоении сумм, предназначенных для оплаты агентуры, а также активной контрабанде (169). Выведенный из руководства погранвойск Украины, Гольмер-Зайцев после нескольких месяцев ожидания получил сначала должность начальника Рубцовского окротдела, а затем – Минусинского и Нарымского оперсекторов ОГПУ. Работавший с Заковским в Подольской губЧК А. Д. Морозов, уволенный из «органов» и мобилизованный в ОГПУ в 1931 г., приехал в Новосибирск и получил работу в аппарате СПО, а затем в районе. Осенью 1931 г. дела в Сиблаге принял бывший руководитель ряда губчека Украины латыш И. М. Биксон.
«Обрастали» связями и выдвиженцы Заковского. Так, прибывший в Сибирь А. Г. Флоринский был креатурой Г. А. Лупекина (работал с ним в Казахстане, будучи начальником КРО) и в первой половине 1930 г. являлся помощником Лупекина в УЧОСО. Возможно, с подачи Лупекина в 1929 г. в Сибирь прибыл и М. А. Плахов, ранее работавший с Лупекиным в Крыму (170).
Таким образом, в конце 20-х годов в руководстве ПП ОГПУ по Сибкраю происходили крупные перемены. Полпред Л. М. Заковский интенсивно окружал себя новыми людьми, которые стали активными членами его клана на многие годы вперёд. Первые годы своей работы Заковский довольствовался местными кадрами, но в 1928–1929 гг. смог сильно изменить руководящий состав полпредства и продолжал интенсивное кадровое обновление и далее. Таким образом, основными «пришельцами» аппарата Заковского стали люди, привезённые Залпетером и Волковым, а также «украинцы» И. М. Биксон, В. Н. Гарин, М. Ф. Гольмер-Зайцев, Ф. Г. Клейнберг, М. П. Костандогло, Г. А. Лупекин и Ф. М. Платонов. Отметим, что «украинцы», за исключением Лупекина, серьёзной карьеры в Сибири не сделали, в отличие от «закавказцев» Залпетера, Волкова и Подольского.
Выдвинутые Заковским начальники окружных отделов, большей частью давние работники ЧК-ОГПУ Сибири, неплохо показали себя в момент главной политической кампании – «раскулачивания». В июне 1930 г. Заковский представил почти всю чекистскую верхушку к награждению в связи с успешным проведением первой «массовой операции» по репрессированию «кулачества», особенно выделив пятерых кандидатов на орден Красного Знамени: А. К. Залпетера, Г. А. Лупекина, Я. Я. Веверса, И. А. Жабрева и М. А. Плахова (из них только Веверс с Жабревым являлись ветеранами-сибиряками). Были и местные инициативы, исходившие уже от советских властей: в мае 1930 г. президиум Томского окрисполкома за «ликвидацию повстанческих очагов» с помощью «своевременно нанесённого классово выдержанного удара», благодаря чему отсутствовали «бандвыступления», наградил денежными премиями помощника начальника окротдела ОГПУ В. И. Яновского, шестерых уполномоченных, секретаря и «запасника Иванова», предложив крайисполкому ходатайствовать о награждении начальника окротдела И. А. Мальцева «за особо напряжённую работу по руководству борьбой с кулачеством» (171). Правда, верховные власти тогда не сочли возможным награждать «коллективизаторов» орденами.
Но в том же 1930 г. Заковский был вынужден расстаться с частью своих выдвиженцев. Одни, как Гарин, оказались откомандированы в другие регионы на «укрепление», а начальник Томского оперсектора ОГПУ И. А. Мальцев не только остался без ордена, но и вынужденно уехал на Урал после разоблачения фабрикации масштабного дела «Русь» и расстрела своего подручного Б. Д. Грушецкого. Осенью 1930 г. Заковский снял с должности и перевёл в резерв начальника Минусинского оперсектора ОГПУ А. Г. Флоринского, провалившего борьбу с крестьянскими восстаниями (172). Впоследствии за некие проступки был изгнан из ОГПУ с лишением наград начальник Барнаульского окротдела ОГПУ, а затем глава краевого адмотдела Ф. М. Скрипко.
Весной 1932 г. Заковский был откомандирован в Минск, и на его место прибыл из Воронежа полпред ОГПУ по ЦЧО Н. Н. Алексеев. Клан Заковского в лице главных представителей последовал за ним к новому месту службы. В Минск, где Заковский стал полпредом, перебрался основной руководящий состав: начальник Особого отдела А. К. Залпетер с видным оперативником Г. С. Сыроежкиным, начальники СПО и Спецотдела Г. А. Лупекин и В. И. Ринг, комендант полпредства Н. Х. Майстеров, получившие аналогичные должности в аппарате ОГПУ БССР. Начальник Управления пограничной охраны и войск ПП ОГПУ ЗСК Ф. Г. Радин возглавил внутренние войска БССР, глава Омского оперсектора ОГПУ Ф. Г. Клейнберг стал начальником Витебского оперсектора ГПУ, а И. М. Биксон, сдав дела в Сиблаге, возглавил Могилёвский оперсектор ГПУ (173).
Тогда же покинули Новосибирск и многие чекисты, не востребованные Заковским в Белоруссии. Помощник Залпетера по Особому отделу И. Г. Булатов уехал на Дальний Восток, где уже работал в начале 20-х годов. Позднее С. А. Динов вместе с Н. Н. Хвалебновым тоже работали на Дальнем Востоке (Хвалебнов, будучи помощником начальника СПО в Новосибирске, в январе 1934 г. с большим понижением оказался откомандирован в систему Дальлага НКВД). Другой помощник Залпетера – М. И. Покалюхин – выбыл на курсы повышения квалификации, а затем получил назначение на Северный Кавказ. Опытный начальник Тюменского окротдела ПП ОГПУ по Уралу М. А. Плахов, который в 1929 г. был переброшен на должность начальника Барабинского окротдела, а затем руководил Томским оперсектором ОГПУ, возглавил Удмуртский облотдел ОГПУ. М. П. Костандогло до 1933 г. работал помощником начальника Сиблага, а затем был перемещён в Дмитлаг ОГПУ. Весной–летом 1932 г. покинули Новосибирск и помначальника ПП ОГПУ ЗСК по милиции Н. П. Пупков, и начальник Транспортного отдела полпредства Н. М. Василец (174).
Что касается нового полпреда, то Н. Н. Алексеев прибыл из Воронежа с небольшой командой – хорошо знакомый ему по работе в Москве заместитель А. М. Шанин принял дела в Новосибирске на три недели раньше Алексеева, однако доверенным лицом полпреда стал, по всей видимости, начальник СПО в аппарате полпредства ОГПУ по ЦЧО И. Д. Ильин, получивший аналогичную должность в Новосибирске. Рядовой воронежский работник СПО С. П. Попов стал начальником 1-го отделения СПО ПП ОГПУ ЗСК (Алексеев верно угадал в нём задатки образцового следователя-фальсификатора). Из Воронежа в ЭКО Новосибирска в 1932 г. прибыл и А. И. Гаевский, но он не сделал особой карьеры, хотя, как умелый чекист, привлекался к чтению лекций молодым оперативникам. Уполномоченный ИНФО ОГПУ СССР П. В. Чистов в 1928 г. был убран Алексеевым в бытность последнего начальником ИНФО и уехал из Москвы с понижением в Иркутск, где быстро пошёл в гору. Когда Алексеев четыре года спустя прибыл в Новосибирск, он повысил Чистова с начальника отделения СПО полпредства до помначальника СПО, а затем сделал начальником Барнаульского оперсектора ОГПУ (175).
Работавшие в Воронеже комендант полпредства М. И. Пульхров стал комендантом ПП ОГПУ ЗСК, а В. С. Григорьев – начальником Общего отдела. Сохранил при себе Алексеев и оперсекретаря М. К. Соснина. Когда в июле 1933 г. Шанина отозвали, Алексеев провёл в свои заместители отличившегося при Заковском борьбой с «вредителями» и «валютчиками», а при его сменщике – фабрикацией «сельскохозяйственного заговора» начальника ЭКО М. А. Волкова. Алексеев получил для Особого отдела СибВО опытных столичных контрразведчиков из Особого отдела – К. И. Науиокайтиса (не задержавшегося в Новосибирске), К. Ф. Роллера и Р. К. Баланду. Возможно, эти лица прибыли из Москвы по инициативе бывшего секретаря Коллегии ОГПУ и помощника начальника Особого отдела ОГПУ А. М. Шанина, пристроившего в Сибири разведчиков польско-литовского происхождения, оказавшихся в опале после изгнания из «органов» начальника Особого отдела ОГПУ поляка Я. К. Ольского (176). Новым работником в Сибири стал начальник Транспортного отдела А. М. Боярский, проработавший до 1934 г. Из сибирских чекистов важное назначение ожидало И. А. Жабрева, ставшего начальником СПО полпредства.
При Алексееве руководство Сиблага допустило массовую гибель ссыльных на о. Назино в Нарыме, в связи с чем в ноябре 1933 г. был снят начальник Сиблага А. А. Горшков. В 1934 г. наблюдалась чехарда в руководстве оперчекотдела Сиблага, где сменяли друг друга В. Т. Радецкий, Н. А. Гротов, А. В. Черноиванов. А в конце 1934 г. и сам Алексеев был обвинён в провале оперативной работы, из-за чего якобы был допущен «саботаж хлебозаготовок». Партийное руководство края за борьбу с «саботажем» и высокие цифры заготовленного зерна получило награды, а начальник УНКВД ЗСК был принесён в жертву и лишился должности.
Поскольку карьера Алексеева в Сибири закончилась крахом и в начале 1935 г. он был переведён в систему ГУЛАГа, то его слабый клан тут же рассыпался, найдя себе новых покровителей. Обязанный Алексееву карьерой С. П. Попов ограничился тем, что и после ареста наставника случайно сохранил его фотокарточку, не забыв осенью 1937 г. лично сфабриковать дело на одного из бывших разведчиков полпреда, которого связал со «шпионской» работой Алексеева в резидентурах ИНО ВЧК-ОГПУ (177). Часть соратников Алексеева разъехалась (Ильин, Роллер), остальные на ближайшие месяцы остались в Новосибирске (Баланда, Волков, Гаевский, Жабрев, Попов, Пульхров) и нашли новых покровителей. Некоторые сибиряки выбыли в УНКВД по Ленинградской области, которое в конце 1934 г. возглавил Л. М. Заковский.
В связи с частыми перебросками начальников те не всегда успевали создавать обширные кланы, но в любом случае пытались привезти и увезти с собой побольше соратников. Довольно яркая страница кадровой истории связана с именем В. А. Каруцкого, начальника УНКВД ЗСК с февраля 1935 по июль 1936 г., приехавшего в Новосибирск из АлмаАты. При нём начальник СПО И. А. Жабрев сохранил должность, но сменилось руководство Особого отдела (его возглавили Н. Д. Пик и его заместители Ф. П. Малышев с А. Н. Барковским), а начальником ЭКО и помощником начальника УНКВД стал приближённый Каруцкого С. М. Вейзагер. Из Казахстана прибыл и К. С. Жуков, назначенный в УИТЛК. Помнач ЭКО НКВД БССР А. В. Гуминский с декабря 1935 г. работал начальником ТО УНКВД ЗСК, а украинский транспортник Н. С. Велигодский тогда же стал его замом (178).
При Каруцком появились видные сотрудники из УНКВД по Ивановской промобласти – Д. Д. Гречухин, помначальника Особотдела А. П. Невский. В 1935–1936 гг. заметен взаимообмен новосибирских и ивановских чекистов – помначальника ЭКО УНКВД ЗСК В. С. Булачёв убыл на ту же должность в Иваново, заменив Гречухина, а должность начальника Особотдела Ивановского УНКВД занял новосибирец Ф. П. Малышев.
В сентябре 1935 г. замначальника УНКВД ЗСК М. А. Волков убыл в Ленинград, а на его место из северной столицы довольно загадочным образом прибыл ближайший соратник Заковского А. К. Залпетер, привезший с собой несколько второстепенных оперативников. Полгода спустя, помимо Залпетера, в УНКВД ЗСК в качестве второго заместителя появился А. И. Успенский, за интриганство изгнанный из УНКВД по Московской области, что означало неизбежную конкуренцию между этими двумя «столичными» чекистами (в УНКВД обычно имелся только один заместитель по работе УГБ, а также помощник по неоперативным отделам, одновременно возглавлявший УРКМ). Громких отставок при Каруцком не было, но в июне 1936 г. начальник Сиблага М. М. Чунтонов, работавший в бытность Каруцкого полпредом ОГПУ в Казахстане начальником ОСП и Карлага ОГПУ, подлежал снятию за «плохое руководство лагерем, невыполнение плана отправки рабочей силы на стройки НКВД и плохое использование заключённых» (179).
Вынужденный отъезд Каруцкого, снятого летом 1936 г. за пьянство и недостаток бдительности, помешал ему собрать убедительную команду. Правда, новый начальник УНКВД ЗСК В. М. Курский, выходец из клана чекистов Северного Кавказа, избавившись от Залпетера, выдвинутого в Красноярск, начальника СПО Жабрева, убывшего в Москву, и С. М. Вейзагера, прекрасно сработался с замначальника управления А. И. Успенским, ставшим единственным замом Курского. Курский в октябре 1936 г. выдвинул М. М. Подольского на помощника начальника УНКВД ЗСК. Замначальника СПО А. А. Ягодкин оказался повышен до главы Транспортного отдела, замначальника ЭКО Д. Д. Гречухин возглавил ЭКО, а его заместителем стал прибывший из Ленинграда А. А. Яралянц (180).
В августе 1936 г., сразу после прибытия в Новосибирск, В. М. Курский ознакомился с состоянием дел по «троцкистскому заговору» и решил всемерно форсировать следствие по нему. На некоторое время основные оперативные отделы краевого УНКВД перестали существовать, ибо Курский организовал особую следственную группу, которую перебросил на «троцкистское дело». В неё вошли Успенский, начальники отделов, их замы и начальники отделений – С. П. Попов, Г. Д. Погодаев, Д. Д. Гречухин, М. И. Голубчик, А. А. Яралянц, Г. М. Вяткин, А. П. Невский, вплоть до начальника оперотдела УПВО полковника Г. А. Петрова (181). Задача, поставленная перед этой грандиозной следственной группой – вскрыть мифический «Сибирский троцкистский центр», курировавший «заговорщиков» и «диверсантов» региона – в течение осени была успешно решена. Наградой стало повышение Курского до поста начальника СПО ГУГБ НКВД уже в конце ноября 1936 г.
Второй по счёту «северокавказец», С. Н. Миронов, проработал в Новосибирске немногим более полугода. Сначала его замом оставался Успенский, который активно интриговал: так, из-за конфликта с Успенским заместитель начальника Особотдела СибВО А. Н. Барковский несколько месяцев фактически не работал, будучи отозван в Москву, но после отъезда Успенского восстановил позиции (182). Миронов, дождавшись откомандирования Успенского, весной 1937 г. призвал с Северного Кавказа видных чекистов, которые последовательно сменяли его на должности начальника УНКВД ЗСК-НСО – заместителя Г. Ф. Горбача и помощника И. А. Мальцева. Для Мальцева это было возвращение с повышением в Сибирь, откуда он был вынужден уехать семью годами ранее за фабрикацию дела «Русь».
Начальниками основных отделов при Миронове были: С. П. Попов (СПО), Д. Д. Гречухин (КРО), А. П. Невский (ДТО). Дела в Особом отделе Миронов поручил своему помощнику М. М. Подольскому, но в мае 1937 г. раскритиковал деятельность особистов, которые не могли отыскать армейских «троцкистских заговорщиков», и поручил руководство Особым отделом в качестве дополнительной нагрузки начальнику СПО Попову, а затем – начальнику КРО Гречухину (183). Вскоре Подольский был откомандирован в Москву.
Летом–осенью 1937 г. из УНКВД ЗСК, считавшегося Ежовым одним из передовых, были отозваны многие начальники подразделений, получившие самостоятельную работу. В связи с этим сменивший в августе 1937 г. убывшего в Монголию Миронова Г. Ф. Горбач, работавший в Новосибирске до апреля 1938 г., выдвинул на должность начальников КРО и СПО начальников отделений этих отделов молодых чекистов Ф. Н. Иванова и К. К. Пастаногова. Заместителем Горбача был И. А. Мальцев, возглавивший УНКВД весной 1938 г. При нём был арестован начальник ДТО Невский (заменённый его заместителем Б. А. Розиным), а на должность заместителя начальника УНКВД выдвинут глава Сталинского оперсектора А. С. Ровинский.
После ареста Мальцева в конце января 1939 г. областное управление НКВД возглавили прибывшие с партийной работы Г. И. Кудрявцев и Ф. М. Медведев. Особым отделом ГУГБ НКВД СибВО с конца 1938 г. руководил майор ГБ А. П. Можин, бывший командир-комиссар железнодорожных войск. Начальником СПО в 1939 г. был выдвинут бывший замначальника Сталинского ГО НКВД И. Б. Почкай, Отдела кадров – новый в Новосибирске А. С. Киселев, 11-го отдела – бывший оперработник ДТО и КРО А. Д. Белкин, ДТО – бывший помощник и врид начальника ДТО НКВД Юго-Восточной железной дороги В. Е. Киселевич. И только КРО и 2-й спецотдел остались за их прежними начальниками Ф. Н. Ивановым и В. С. Судаковым.
Последний серьёзный этап кадровой истории УНКВД НСО рассматриваемого периода приходится на весну 1941 г., когда за необоснованные репрессии начальник УНКГБ Г. И. Кудрявцев и начальник УНКВД Ф. М. Медведев были сняты, руководители КРО и Следчасти Ф. Н. Иванов и Б. В. Панчурин – арестованы (ненадолго), а ещё ряд чекистов оказались понижены в должности (184). Одновременно с этими событиями шло трудное формирование аппаратов УНКГБ и УНКВД, испытывавших серьёзную нехватку работников.
Таким образом, если в первой половине 30-х годов руководство ПП ОГПУ-УНКВД ЗСК было весьма стабильным, то в 1935–1941 гг. управление НКВД ЗСК-НСО пережило череду начальников, которых сменилось семеро. Это обстоятельство, естественно, повлекло за собой чехарду перемен и в среднем руководящем слое управления.
Начальствующий состав соседних западносибирских регионов в середине и второй половине 30-х годов выглядел следующим образом. В октябре 1937 г. УНКВД ЗСК был разделён на управления по Новосибирской области и Алтайскому краю. Начальником УНКВД по Алткраю стал капитан ГБ С. П. Попов. Вокруг Попова сформировался круг его новосибирских знакомых. Помощниками стали Г. Л. Биримбаум и П. Р. Перминов (он же – начальник СПО), начальником КРО – И. К. Лазарев, начальником ДТО – И. Я. Шутилин, начальником Особого отдела – К. С. Жуков (в июне 1938 г. впавший в немилость и назначенный руководить ОМЗ). Прибывший из Москвы в начале 1938 г. на должность заместителя Е. П. Никольский стал близким соратником Попова. В этот период из крупных работников в июне 1938 г. был арестован начальник УНКВД Ойротской АО майор ГБ М. М. Жигунов, бывший по званию на ступень выше Попова; самого же Попова арестовали в декабре 1938 г. (185).
Клан Попова в лице основных представителей в 1939 г. оказался репрессирован либо изгнан из НКВД. Новый начальник УНКВД по Алткраю З. В. Николаев опирался преимущественно на местные кадры, выдвигая оперативников среднего звена, показавших себя в эпоху «Большого террора». Недавний оперработник ЭКО УНКВД М. А. Тополин был его заместителем в 1939–1941 гг., начальником СПО работал С. И. Миков, КРО – А. И. Антонов, Следчасти – сначала И. Я. Юркин, а после его ареста – И. И. Ренцев. В 1940 г. начальником 3-го ЭКО был И. И. Бетин, впоследствии дослужившийся до генеральских чинов. В 1940 – начале 1941 гг. аппарат управления, не испытывавший перемен в руководящем звене, был достаточно стабилен.
Руководство образованного в 1934 г. ПП ОГПУ – УНКВД по ОбскоИртышской области во главе с С. В. Здоровцевым пришло из подразделений полпредства ОГПУ по Уралу. Начальник Тюменского оперсектора ОГПУ-НКВД С. И. Поляков одновременно являлся заместителем полпреда ОГПУ – начальника облУНКВД. Начальником ЭКО УНКВД был Н. Г. Кузенко, бывший украинский эсер-максималист; начальником СПО – Ф. А. Наговицын (в конце 20-х годов работавший замначальника Тобольского окротдела ОГПУ и участвовавший в вымогательстве денег и ценностей у ссыльных (186); начальником Особотдела – П. М. Дудин (бывший сотрудник ПП ОГПУ по Уралу); начальником ОТП – И. А. Сеге. Уполномоченным спецотделения являлся Л. Я. Елизаров, видными работниками СПО – Д. С. Ляпцев, Н. Ф. Шеваров, М. М. Татаринцева.
Когда 13 декабря 1934 г. УНКВД по Обско-Иртышской области было расформировано, его основные работники получили должности в Омске, хотя нередко и с понижением. За счёт аппарата упразднённых УНКВД и Омского оперсектора УНКВД ЗСК был сформирован аппарат УНКВД по Омской области. Заместителем начальника УНКВД стал С. В. Здоровцев. Н. Г. Кузенко являлся начальником отделения ЭКО УНКВД, Ф. А. Наговицын – начальником отделения и помначальника СПО УНКВД, а И. А. Сеге получил должность начальника ОМЗ и ТП УНКВД по Омской области. П. М. Дудин сначала возглавил Тюменский ГО НКВД, а в 1936–1938 гг. руководил Остяко-Вогульским (Ханты-Мансийским) окротделом УНКВД по Омской области. Л. Я. Елизаров был повышен и занял должность особоуполномоченного УНКВД.
Основные посты достались выдвиженцам начальника УНКВД Э. П. Салыня. После ареста Салынь показал, что при организации Омской области, куда он прибыл из Крыма, пришлось поначалу работать без начальников ведущих отделов и при большом некомплекте кадров. Тем не менее, опираясь на прибывших с ним и немного позднее чекистов, Салынь достаточно быстро создал работоспособный аппарат, состоявший из управления НКВД по Омской области, Тюменского оперсектора, Тарского, Тобольского, Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского окружных отделов, ДТО НКВД Омской железной дороги.
Руководящий аппарат УНКВД был сформирован почти целиком из приезжих (сохранил прежнюю должность только К. Л. Стайко, проработавший начальником ДТО ОГПУ-НКВД Омской железной дороги с 1933 по 1937 г.). Начальником СПО, ставшим в начале 1937 г. и помощником начальника УНКВД, был работавший с Салынем в Крыму Я. П. Нелиппа. Начальником ЭКО УНКВД был назначен капитан ГБ И. С. Бажанов, начальником Отдела кадров – бывший руководитель ОК УНКВД ЗСК И. А. Воронцов. Оказалась заметна латышская группа – начальник отделения СПО А. К. Рудэнс, будущий начальник КРО А. Я. Сиекс, начальник отделения ЭКО-КРО УНКВД О. С. Стильве (187). Начальником Особого отдела в 1935 г. работал видный чекист поляк Ю. И. Маковский, бывший помощник начальника КРО ОГПУ СССР, резидент ИНО ОГПУ в Париже и Польше. Соплеменник Маковского М. Л. Вшеляки также занял ответственную должность в УНКВД. Вшеляки давно работал с Салынем, принимал участие в поимке видного английского разведчика Сиднея Рейли. В Ленинграде, а затем в Крыму он работал под руководством Салыня, с ним и приехал на руководящую работу в Омск (188). Из Новосибирска и Томска прибыли особисты М. А. Маломет и М. И. Волоцкий, работник СПО УНКВД ЗСК Я. С. Турчанинов. В марте 1936 г. в Омск переехал бывший начальник Спецотдела УНКВД ЗСК М. И. Янкевич, назначенный начальником особотдела НКВД 73-й стрелковой дивизии (189).
Салынь, поддерживая обстановку повышенной бдительности после убийства Кирова, тут же провёл показательную акцию по чистке оперсостава, арестовав ряд сотрудников среднего звена. В январе 1935 г. были арестованы начальник особотдела 254-й авиабригады в Омске П. А. Капитонский (как представитель «исторической контрреволюции») и начальник отделения ДТО Омской железной дороги А. Я. Карклис (за антисоветскую агитацию). В самом конце 1935 г. был отозван в Москву и арестован начальник Особого отдела УНКВД Ю. И. Маковский, которого сначала обвиняли в растрате валюты в бытность резидентом, а затем – в шпионаже (190).
В конце июля 1937 г. Салынь был снят и вскоре арестован, а УНКВД в течение трёх недель возглавлял Г. Ф. Горбач, которого в августе сменил бывший помощник начальника УНКВД по Орджоникидзевскому краю К. Н. Валухин. Другой бывший «северокавказец» и помощник начальника УНКВД по Киевской области капитан ГБ В. А. Двинянинов с августа 1937 до конца 1939 г. работал начальником ДТО НКВД Омской железной дороги, а на июнь 1938 г. проходил по протоколам обкома ВКП (б) как замначальника УНКВД (191). В августе 1937 г. на должность начальника СПО прибыл из Архангельска, где занимал аналогичную должность, капитан ГБ Г. Н. Саенко. В декабре 1937 г. должность заместителя начальника УНКВД занял ещё один «северокавказец» З. А. Волохов.
Все основные начальники отделов при Горбаче и Валухине были сняты и арестованы. Одним из немногих уцелевших латышей (вместе с О. С. Стильве) был А. Я. Сиекс, работавший в ЧК-НКВД с 1919 г. и в 1937–1938 гг. занимавший пост начальника КРО УНКВД по Омской области (192).
Когда в начале мая 1938 г. Валухин был переведён на партийную работу, его сменил З. А. Волохов, работавший в основном с прежней командой – Саенко, Двиняниновым и др., которая тем не менее подвергалась чистке. Начальник Водного отдела УНКВД с сентября 1937 по сентябрь 1938 г. В. И. Шинкаров был снят за нарушения законности. Давно работавший в Омске начальник Особотдела УНКВД М. Л. Залкин в августе 1938 г. был исключён из партии за скрытие соцпроисхождения и снят с работы (193). Напротив, выдвинулся помощник Залкина В. Г. Каган, в сентябре 1938 г. назначенный начальником КРО УНКВД (194).
После ареста Волохова в январе 1939 г. его заменил М. Е. Захаров, проработавший в Омске до 1943 г. При нём за репрессии были арестованы Г. Н. Саенко, начальник отделения ДТО О. О. Вазбис, начальник Ямало-Ненецкого окротдела А. И. Божданкевич с группой сотрудников, начальник Ишимского РО Н. А. Бараусов, уволены некоторые начальники отделов. Начальник СПО НКВД Азербайджанской ССР А. С. Рассказчиков с сентября 1938 по декабрь 1939 г. являлся заместителем начальника УНКВД по Омской области, но был снят по инициативе М. Е. Захарова за помощь посылками и деньгами сосланным брату и тестю, а также необоснованные аресты свыше 40 чел., затяжку в «освобождении лиц, явно невиновных». Активный участник террора М. С. Коцерубо к 1939 г. дослужился до начальника СПО УНКВД, но был снят за нарушения законности, использование вещей арестованных и в конце 1939 г. его заменил прибывший из Новосибирской области М. П. Бирюков (195).
Среди выдвиженцев Захарова можно назвать Г. Л. Сигарева, с 1940 г. работавшего начальником ЭКО УНКВД, а в 1941 г. выдвинутого на должность замначальника УНКВД. Начальник Голышмановского РО ОГПУ-НКВД Г. Г. Старинов (брат легендарного диверсанта И. Г. Старинова) был выдвинут в СПО и в 1939 г. стал помощником начальника СПО УНКВД (196).
В УНКВД по Омской области с 1935 по 1939 г. сменилось пять начальников, из которых четверо оказались репрессированы. Особенностью состава УНКВД было наличие до 1938 г. заметной прослойки руководителей из числа латышей и поляков, а также массовые репрессии в отношении начальников отделов в 1937–1938 гг. Напротив, в 1939–1940 гг. за нарушения законности были арестованы сравнительно немногие руководители, репрессии коснулись большей частью представителей среднего и низшего чекистского звена.
Что касается созданного в августе 1930 г. полпредства ОГПУ – управления НКВД по Восточно-Сибирскому краю, то оно, несмотря на шестилетнее пребывание в должности полпреда и начальника Я. П. Зирниса, отличалось кадровой нестабильностью. Работа в Восточной Сибири не прельщала основную часть оперработников, и они не задерживались в Иркутске. Это касалось и заместителей полпреда, и начальников основных отделов. С сентября 1930 по декабрь 1931 г. заместителем Зирниса работал В. Н. Гарин, привёзший в Иркутск опытных чекистов Я. Я. Веверса и Г. Д. Долгова, которые, впрочем, на новом месте не укоренились. Долгов, работавший начальником Киренского окротдела, c декабря 1930 г. руководил Киренским оперсектором ОГПУ, в 1932 г. работал начальником Канского ГРО ОГПУ и тогда же покинул край, получив в 1933 г. незначительную должность начальника инспекции пожарной охраны в Башкирии. Начальник ЭКО полпредства Я. Я. Веверс недолго сохранял пост и в 1931 г. оказался понижен до начальника Отдела спецпоселений, после чего тоже был откомандирован из региона.
После отъезда В. Н. Гарина последовал любопытный кадровый изгиб: из нафталина достали бывшего председателя Иваново-Вознесенской губчека и заместителя полпреда ОГПУ по ЛенВО И. Л. Леонова, уволенного в запас в 1927 г. и работавшего директором совхоза. И. Л. Леонов с июля 1931 г. по 1932 возглавлял СОУ и являлся заместителем полпреда, после чего снова был вынужден уйти с работы в ОГПУ. Можно предположить, что старый ленинградский чекист Леонов «перетащил» из северной столицы в Иркутск кого-то из сотрудников. Например, в 1931–1933 гг. помощником начальника СПО ПП работал бывший ленинградский чекист И. К. Петров-Давыдов.
С сентября 1932 г. по декабрь 1934 г. заместителем у Зирниса работал К. А. Павлов, ранее возглавлявший Шахтинский и Пятигорский оперсекторы ОГПУ. Видный украинский чекист, начальник Винницкого оперсектора ГПУ УССР А. Г. Грозный (Сафес) в декабре 1931 г прибыл в Иркутск, вероятно, как креатура В. Н. Гарина, который в то время как раз убыл на Северный Кавказ, и до марта 1933 г. работал заместителем ПП ОГПУ ВСК по милиции, после чего уехал в Астрахань (197). В 1932 г. начальником СПО полпредства был Д. И. Просвирин, в ноябре того же года сменённый старым чекистом В. И. Крестьянкиным, работавшим в Орле, Крыму, Средне-Волжском крае, Иванове и Казани, и покинувшим Иркутск в январе 1935 г. (198).
В начале 30-х годов начальниками Особого отдела ВСВО работали опытные сотрудники КРО артузовской школы А. М. Борисов и И. Ф. Чибисов. Начальник Тобольского окротдела и помначальника Особотдела ПП ОГПУ по Уралу Ф. И. Мухачёв с 1931 г. работал в Особом отделе ПП ОГПУ ВСК, а затем был переброшен на Дальний Восток. Чекист польского происхождения Н. Ф. Рунич (Краживковский), в середине 20-х годов работавший с Зирнисом в Особом отделе ЗапВО, с июля 1933 г. был начальником Особотдела ПП ОГПУ-УНКВД по ВСК, а с апреля 1935 по июль 1937 г. являлся замначальника УНКВД по ВСК-ВСО, после чего был арестован и в 1939 г. расстрелян. С 1929 г. в КРО ГПУ УССР трудился М. М. Хомяков, вероятно, прибывший в Иркутск вместе с Гариным и работавший замначальника Особого отдела, а в 1935–1936 гг. – начальником Особотдела УНКВД ВСК.
Кадровая чехарда в Иркутске касалась всех основных подразделений. Прибывший из Средней Азии Д. М. Денисов в 1931–1932 гг. руководил аппаратом ЭКО полпредства, затем работал начальником Красноярского оперсектора ОГПУ, возглавлял АХО и ОШОСДОР УНКВД ВСК. Приехавший из Крыма И. Д. Гибшман-Ивановский в 1934–1935 г. возглавлял ЭКО ПП ОГПУ-УНКВД ВСК (199). В 1936 г. начальником ЭКО УНКВД работал старший лейтенант ГБ Римский, арестованный в 1937 г. Прибывший из Ленинграда С. Ф. Монаков в 1936 г. руководил аппаратом Транспортного отдела ОГПУ-НКВД Восточно-Сибирской железной дороги, после чего убыл в Курск.
Драматически сложилась судьба старого чекиста Ф. М. Крумина, имевшего опыт работы в особых, пограничных и территориальных органах ОГПУ. С должности начальника 51-го погранотряда ОГПУ, базировавшегося в г. Троицкосавске БМАССР, этот кавалер ордена Красного Знамени в феврале 1931 г. прибыл в Иркутск на должность начальника УРКМ и помощника полпреда ОГПУ ВСК по милиции. Но уже в июле 1931 г. Крумин погиб в бою с повстанческим отрядом бывшего красного партизана И. Я. Князюка.
После Зирниса, отставленного в конце 1936 г., руководители УНКВД менялись каждые несколько месяцев. Сначала на должность начальника УНКВД ВСО прибыл – фактически в предарестную ссылку – снятый с должности начальника Особого отдела ГУГБ верный сподвижник Ягоды М. И. Гай, но уже в апреле следующего года он был снят и арестован. Его сменил Г. А. Лупекин, много лет проработавший с Заковским в Сибири, Минске и Ленинграде. Новый начальник активно разоблачал «врагов», связанных с арестованными Зирнисом и Гаем: Н. Ф. Рунича, капитана ГБ С. М. Долинского-Глазберга, работавшего замначальника УНКВД по Днепропетровской области и только весной 1937 г. прибывшего в Иркутск. В октябре 1937 г. за связи с врагами из партии был исключён начальник ДТО УНКВД И. Г. Рыбчинский, арестованный год спустя (200).
В 1936–1937 гг. начальником СПО УНКВД ВСО работал капитан ГБ А. К. Рождественский, сменённый М. В. Рогожиным. Помначальника УНКВД по Куйбышевскому краю Рогожин в июне 1937 г. получил строгий партвыговор за грубость, зазнайство, «некоторые элементы излишества и использование сотрудников для личных целей» и тогда же был переведён на должность начальника СПО и помначальника УНКВД ВСО – Иркутской области. В декабре 1937 г. Рогожин был арестован, сначала осуждён на 8 лет, а в 1939 г. расстрелян как «заговорщик» (201).
Работавший в Ленинграде В. В. Осокин прибыл в Иркутск вместе с Г. А. Лупекиным и возглавил там управление пограничной и внутренней охраны УНКВД; весной 1938 г. он был переброшен на Украину, а после бегства А. И. Успенского некоторое время руководил НКВД УССР. В январе 1938 г. Лупекин был откомандирован из Иркутска и получил назначение в Ростов. Его сменил выходец из северокавказского клана и заместитель начальника Отдела охраны ГУГБ НКВД Б. А. Малышев (Ф. Л. Ильюченко), проработавший год – до своего ареста в январе 1939 г. (202).
При нём, помимо Осокина, работали начальник КРО УНКВД А. Н. Троицкий, прибывший из Оренбурга и в мае 1938 г. отозванный на Украину к Успенскому (в мае 1938 – марте 1939 гг. аппаратом КРО руководил прибывший из Винницы капитан ГБ Г. Б. Толчинский), начальник ДТО П. Е. Помялов, начальник СПО М. П. Бучинский. В 1938 г. заместителями начальника УНКВД были П. Сарычев, бывший врид начальника Особого отдела (репрессирован), и Н. А. Василькиоти, в конце года переведённый в ГУЛАГ и вскоре репрессированный.
В 1939 г., помимо Малышева-Ильюченко, были арестованы основные руководители управления. Работавший в Сибири и Татарии начальник ДТО Туркестано-Сибирской железной дороги П. Е. Помялов с декабря 1937 по 1939 г. руководил ДТО НКВД Восточно-Сибирской железной дороги, арестовав более 3.000 чел., после чего сам был «изъят» (203). Особоуполномоченный УНКВД по Иркутской области в 1938 г. П. А. Шевелев затем был расстрелян за нарушения законности. Начальник отдела УГБ УНКВД старший лейтенант ГБ Ю. С. Степин не позднее 1939 г. был исключён из партии как арестованный (204). Были осуждены к заключению в лагерях руководители СПО УНКВД – М. П. Бучинский (начальник СПО), И. Д. Верещагин (заместитель), И. Ф. Котин (начальник отделения).
Таким образом, очевидно, что Зирнису не удалось создать сколько-нибудь заметного клана и аппарат при нём подвергался постоянной ротации. Этот процесс резко усилился при сменявших его в 1936–1939 гг. троих начальниках УНКВД, также, как и Зирнис, подвергнутых репрессиям.
О составе первого управления НКВД по Читинской области, которое в 1934 г. возглавлял С. Г. Южный (начальник Читинского оперсектора ОГПУ с августа 1933 г.), сколько-нибудь подробными сведениями мы не располагаем. Известно, что в сентябре–декабре 1934 г., после отъезда Южного, управлением руководил Х. С. Петросьян. После упразднения УНКВД Петросьян до июля 1937 г. руководил аппаратом Читинского оперсектора УНКВД ВСК, одновременно с августа 1936 г. являясь помначальника УНКВД ВСК и начальником Особотдела ГУГБ НКВД ЗабВО. В январе–июне 1937 г. Петросьян арестовал по оперсектору 438 чел., а в июле 1937 г. был сам репрессирован как участник правотроцкистской организации (205). После ареста Петросьяна оперсектором руководил его заместитель Н. С. Смирнов, затем назначенный начальником Водного отдела УНКВД по Читинской области (206).
Когда осенью 1937 г. было снова образовано УНКВД по Читинской области, его возглавил прибывший из Белоруссии майор ГБ Г. С. Хорхорин. Начальник СПО УНКВД Орджоникидзевского края капитан ГБ Н. Д. Крылов с октября 1937 г. являлся заместителем начальника УНКВД, подтверждая влияние чекистов «северокавказского клана» на очень многие региональные управления и наркоматы. Помощник наркома внутренних дел Туркмении А. И. Слюсаренко с октября 1937 по 1940 г. работал помощником начальника облУНКВД (207). Остальные руководители были привезены Хорхориным из Белоруссии: начальник СПО УНКВД капитан ГБ Г. Я. Врачёв, заменявший Хорхорина в периоды его отсутствия (208), начальник КРО Я. С. Каменев, особоуполномоченный УГБ УНКВД М. А. Перский, начальник Особотдела УНКВД и одновременно замначальника Особого отдела ЗабВО А. Д. Видякин (209). Начальником УРКМ УНКВД стал также выходец из Белоруссии И. Г. Бутузов.
Серьёзные репрессии в руководстве УНКВД были проведены Хорхориным весной 1938 г., когда подверглись аресту начальник Оперода УНКВД Н. Ф. Кудрявцев и начальник Водного отдела Н. С. Смирнов. До того, в январе, начальник СПО УНКВД Г. П. Кусмарцев был арестован за разглашение во время поездки в поезде секретных сведений о работе НКВД, за что провёл полтора года в тюрьме (210). В июне 1938 г. арестовали как «заговорщика» заместителя начальника СПО УНКВД А. М. Белоногова. Начальник ДТО ГУГБ НКВД Забайкальской железной дороги (им. Молотова) капитан ГБ И. Ф. Мартынов, с октября 1937 г. по август 1938 г. арестовавший до 3.000 чел., сам затем был арестован и расстрелян (211). Начальник Агинского окротдела УНКВД бурят М. Х. Хамаганов в 1938 г. был арестован как член «панмонголистской контрреволюционной организации» (212). Много арестовано в 1937–1938 гг. было рядовых оперработников и руководителей среднего звена.
В конце 1938–1939 гг. за нарушения законности и прочие преступления подверглись репрессиям целый ряд видных чекистов. После ареста Хорхорина в декабре 1938 г. были арестованы Я. С. Каменев (расстрелян), замначальника ДТО НКВД М. Ф. Семёнов (расстрелян), М. А. Перский, Г. Я. Врачёв (осуждены на 10 лет). В 1939 г. арестовали за служебные преступления начальника облмилиции И. Г. Бутузова, но вскоре освободили. Начальник тюремного отделения УНКВД Д. Г. Потапейко в ноябре 1939 г. был арестован за злоупотребления властью и получил 4 года ИТЛ (213). Начальник УПВО НКВД ВСВО комбриг С. Д. Барановский был арестован в 1939 г. по политическим обвинениям, расстрелян и впоследствии реабилитирован. Замначальника Особотдела ГУГБ НКВД ЗабВО А. Д. Видякин в 1939 г. обвинялся в незаконном аресте 517 чел., впоследствии освобождённых, у которых изощрёнными издевательствами вымогались признательные показания. В 1940 г. Видякин был осуждён к расстрелу, его заместитель Л. П. Логачёв – к 10 годам ИТЛ. С 1938 г. начальником КРО УНКВД был М. В. Войнов, арестованный в январе 1940 г. и расстрелянный (214).
После ареста в начале 1939 г. замначальника УНКВД Крылова его заменил бывший руководитель Рухловского ГО НКВД П. Н. Куцерубов, с августа 1938 г. назначенный начальником отдела УНКВД и привёзший в Читу целую группу «лучших мастеров-мордобоев», а с 1939 г. в чине капитана ГБ являвшийся заместителем начальника УНКВД по Читинской области. Куцерубов в 1940–1941 гг. находился под следствием за нарушения законности, но затем оказался освобождён. Помощник начальника УНКВД А. И. Слюсаренко отделался увольнением из «органов» за санкционирование массовых арестов (215).
При новом начальнике УНКВД по Читинской области П. Т. Куприне за нарушения законности были репрессированы десятки чекистов среднего и низшего звена, а многие арестованные Хорхориным сотрудники вышли на свободу. В конце 1939 г. Куприна перебросили в Хабаровск. В ноябре 1939 г. управление возглавили сотрудники Следственной части ГУГБ НКВД СССР: старший следователь Следчасти ГЭУ И. Б. Портнов и назначенный его заместителем В. И. Гавриш, бывший помощник начальника Следчасти ГУГБ НКВД (216). Контрразведывательный отдел был поручен младшему лейтенанту ГБ В. Ф. Артамонову, заместителем начальника Особотдела ГУГБ НКВД ЗабВО был А. П. Леонов. Начальниками отделов работали Д. С. Фельдман, Н. Ф. Широков, Г. Б. Москвичёв (217). На должность начальника Отдела кадров был выдвинут второстепенный партийный работник В. И. Аношкин. В 1939–1940 гг. врид начальника управления Букачачинского ИТЛ НКВД работал снятый с должности замначальника УНКВД НСО А. С. Ровинский. Начальник Агинского окротдела УНКВД А. П. Шаньгин в мае 1941 г. получил назначение начальником Разведотдела УНКГБ по Читинской области (218).
Для кадровой истории УНКВД по Читинской области 1937–1939 гг. были периодом непрекращавшегося жестокого разгрома кадров, в т. ч. нижестоящих работников, ставших жертвами как политических чисток от «заговорщиков» и «шпионов», так и расплаты за активное участие в репрессиях.
Одновременно с Омской областью в конце 1934 г. создавался Красноярский край, большая часть которого была сформирована из территории Восточно-Сибирского края с прибавлением входивших в Запсибкрай бывших Ачинского и Минусинского округов, а также Хакасской АО. Управление НКВД по Красноярскому краю возглавил (до сентября 1936 г., когда его сменил А. К. Залпетер) бывший заместитель начальника УНКВД по Восточно-Сибирскому краю К. А. Павлов. Обращает на себя внимание, что А. И. Горбунов, назначенный замначальника УНКВД по Красноярскому краю, прибыл в Сибирь одновременно с новым начальником УНКВД ЗСК В. А. Каруцким, у которого в 20-х годах Горбунов работал заместителем в Амурском губотделе ОГПУ и в ГПУ Туркмении; в январе 1936 г. Горбунов умер. Помощником Павлова и одновременно начальником СПО стал В. И. Крестьянкин, вынужденно уехавший с должности начальника СПО в Татарии и до января 1935 г. руководивший аппаратом СПО в Иркутске. Одним из начальников отделения в СПО УНКВД стал бывший активный работник Барнаульского оперсектора ОГПУ М. С. Матусевич, деятельно участвовавший в фабрикации «заговоров» 1933 г. (219). С июня 1935 г. начальником Транспортного отдела работал П. Ф. Коломийц – бывший замначальника ТО НКВД Восточно-Сибирской железной дороги.
Для УНКВД по Красноярскому краю первых лет существования характерна выраженная кадровая чехарда: в 1935–1938 гг. его возглавляли К. А. Павлов, А. К. Залпетер, Ф. А. Леонюк, Д. Д. Гречухин, А. П. Алексеенко. В сентябре 1936 г. работа Павлова была признана недостаточной, он оказался понижен до замначальника УНКВД по Азово-Черноморскому краю и лишь летом следующего года смог получить самостоятельную работу в Крыму.
С новым начальником УНКВД А. К. Залпетером в Красноярск осенью 1936 г. убыли из Новосибирска начальник Транспортного отдела А. В. Гуминский (на аналогичную должность), начальник УРКМ З. И. Рабинович, ставший начальником краймилиции и помощником начальника УНКВД, комендант М. И. Пульхров (на ту же должность), начальник ХОЗО УНКВД по ЗСК М. И. Пуговкин и его жена, оперработник СПО А. С. Пуговкина, а также снятый с должности замначальника УИТЛК УНКВД ЗСК Н. А. Гротов (220). Начальник Отдела трудколоний УНКВД ЗСК В. И. Анастасенко в 1937 г. работал в ДТО УНКВД. В Красноярск Залпетер увёз особоуполномоченного УНКВД ЗСК А. К. Супьева, а также замначальника Томского ГО НКВД В. П. Журавлёва и работника ЭКО Ф. В. Рязанцева, ставших активнейшими участниками террора. Из Иванова в Красноярск на должность начальника ЭКО прибыл В. С. Булачёв (221).
Залпетер избавился от бывшего начальника УСВИТЛ НКВД Р. И. Васькова, с 1935 г. руководившего аппаратом ОТП и МЗ УНКВД по Красноярскому краю. Васьков в январе 1937 г. был уволен и в том же году расстрелян. В апреле 1937 г. Залпетер получил ответственейший пост начальника Отдела охраны ГУГБ НКВД СССР и был заменён Ф. А. Леонюком, бывшим зампредом ГПУ УССР и начальником УНКВД по Куйбышевскому краю. Но уже в июле 1937 г. Леонюк был раскритикован Ежовым за недостаточное рвение и в сентябре переброшен в ГУЛАГ, в итоге счастливо избежав репрессий. Его сменил прибывший из Новосибирска помощник начальника УНКВД ЗСК Д. Д. Гречухин, который в феврале следующего года убыл на Украину, в команду А. И. Успенского. Последним начальником краевого УНКВД эпохи террора стал А. П. Алексеенко, сохранявший должность до января 1939 г (222).
Разгром партийной верхушки Красноярского края летом 1937 г. привёл к террору против ряда видных чекистов. Ещё при Леонюке в июне 1937 г. был арестован и вскоре расстрелян начальник СПО В. И. Крестьянкин. Сменивший его начальник СПО и помощник начальника УНКВД по Красноярскому краю М. Г. Бузулуков был арестован в сентябре 1937 г. и как участник правотроцкистской организации осуждён на 15 лет ИТЛ.
Начальником СПО при Гречухине и Анастасенко работал прибывший из Свердловска А. С. Блинов, начальником КРО – В. С. Булачёв, выдвинутый в начале 1938 г. в заместители начальника УНКВД. Замначальника и вридначальника Особотдела УНКВД в 1936–1937 гг. работал П. Ф. Коломийц, в октябре 1937 г. переброшенный в Новосибирск. Краслаг НКВД в 1938–1940 гг. возглавлял С. И. Шатов-Лифшен (223), сменённый Г. М. Почтарёвым. В феврале 1938 г. руководство УНКВД по Красноярскому краю пополнили выходцы из Белоруссии и Украины: начальник Витебского ГО НКВД И. А. Горбеленя стал помощником начальника УНКВД, а начальник Шепетовского окротдела НКВД УССР В. Е. Лебедев – начальником КРО.
Из других видных работников можно назвать Н. П. Хмарина – начальника УНКВД Хакасской АО в 1935–1938 гг., успевшего арестовать ок. 5.000 чел., затем руководившего милицией края, с 1939 г. начальника мобинспекции УНКВД, с 1940 г. – начальника 3-го ЭКО УНКВД по Красноярскому краю (224). В. Ф. Пазин в 1937–1938 гг. был начальником оперсектора, помощником начальника Водного отдела УНКВД, а в 1939 г. возглавлял Особый отдел и 3-й ЭКО УНКВД по Красноярскому краю. В 1939 г. этот старший лейтенант ГБ был уволен из НКВД за нарушения законности, исключён из партии, но Красноярский крайком ВКП (б) восстановил его в «рядах» (225).
В 1939–1940 гг. из УНКВД были изгнаны начальник СПО А. П. Стрельник, начальник КРО В. Е. Лебедев и ряд их подчинённых. За участие в терроре осуждены были Лебедев (освобождён в 1941 г.), начальник Минусинского оперсектора НКВД А. С. Алексеев и помощник начальника НКВД Хакасской АО И. И. Дзедатайс (226), начальник Водного отдела УНКВД В. И. Анастасенко, многие начальники райотделов и уполномоченные. Картина чисток и репрессий в Красноярском УНКВД типична для данного периода – репрессии против «своих» были жёстче, чем в Омске или Барнауле, но, пожалуй, уступали погрому в Читинском УНКВД.
Таким образом, для сибирского руководящего состава 1930-х годов это десятилетие было столь же драматичным, как и для элиты ОГПУ-НКВД в целом. Создавались и рассыпались кланы вокруг видных чекистов, заметная часть чекистов в первой половине 30-х годов разоблачалась и наказывалась за служебные злоупотребления. С середины 30-х годов ротация чекистов резко усилилась, достигнув апогея во второй половине 1937 – первой половине 1939 г. Из начальников УНКВД Сибири середины 30-х годов уцелели только К. А. Павлов и Ф. А. Леонюк, остальные были уничтожены или покончили самоубийством. Подверглась репрессиям и основная часть начальников отделов, многие руководители среднего звена. О. Б. Мозохин ложно утверждает, что при Ежове было арестовано 14 тыс. чекистов, большинство которых оказались приговорены к расстрелу (227). На деле жертвами ежовщины стали не более 2,5 тыс. оперработников, преимущественно активных участников террора, из которых расстреляли, вероятно, меньшую часть.
Везде в 1939–1941 гг. на руководящие посты среднего и высокого уровня выдвигались чекисты, показавшие себя беспощадными борцами с «врагами народа», но формально не настолько скомпрометировавшие себя участием в терроре, чтобы подвергнуться уголовному преследованию. Среди них было очень много лиц, виновных в тяжелейших и многочисленных преступлениях, но избавляться от них руководство НКВД не собиралось. Те, кто мог рассчитывать на покровительство начальства, заняли места изгнанных руководителей и сделали стремительную карьеру.
Чекистскую смену после 1938 г. можно разделить на недавних партийных чиновников, а также на чекистов среднего звена, избежавших компрометирующих обвинений и выдвинутых на руководящие посты. Эта элита была моложе, образованнее, с меньшим чекистским опытом, национально однородна и соответствовала тем социально-политическим и национальным критериям, которые предъявлялись сталинской верхушкой новой номенклатуре.
1. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991. Справочник. –
М., 2003. С.9.
2. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. – М.:
АИРО-XXI, 2007. С.190–191.
3. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.5. Л.267.
4. ЦДНИТО. Ф.3791. Оп.1. Д.30. Л.28.
5. История советских органов государственной безопасности. – М., 1977.
С.231–233.
6. Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. – М., 2008. С.267;
ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-11899. Т.1. Л.347–348.
7. Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец»… С.269.
8. РГАСПИ. Ф.17. Регбланк № 00 887 536 партбилета А. П. Можина; Петров Н. В.,
Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934–1941: Справочник. – М., 1999. С.199, 201,
208, 430, 258.
9. ГАНО. Ф.П-4. Оп.33. Д.204. Л. 136 об.
10. АУФСБ по НСО. Д.П-17386. Т.7. Л.547–555. Структура, функции, кадры ОГПУ-НКВД
119
11. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ… С.532–534.
12. История советских органов… С.234.
13. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.31.
14. История советских органов… С.233; Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ… С.57.
15. Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец»… С.265–269.
16. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.24. Л.166; Ф.47. Оп.1. Д.122. Л.251.
17. Белковец Л. П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец
1920-х – 1930-е годы). – М., 1995. С.227; АУФСБ по НСО. Д.П-2553. Л.1, 34.
18. ГАНО. Ф.П-460. Оп.1. Д.225. Л.33.
19. Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т.2. – М., 2006.
С.95.
20. ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д.1898. Л.30; Д.1901. Л.60.
21. ЦХАФАК. Ф.П-1. Оп.1. Д.222; Д.350; ЦХИДНИКК. Ф.26. Оп.3. Д.419. Л.2, 3.
22. С 1 июня 1934 г. по 15 мая 1935 г. по материалам ДТО ОГПУ – ГУГБ НКВД
Томской железной дороги было уволено 1.424 дорожных рабочих и служащих, в т. ч.
51 чел. – из аппарата управления дороги. ГАНО. Ф.П-3. Оп.1. Д.626. Л.53.
23. Мозохин О. Б. Роль органов госбезопасности в экономической системе СССР
//Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 4. – М., 2008.
С.91; ГАНО. Ф.П-460. Оп.1. Д.326. Л.25; Тепляков А. Г. Персонал и повседневность
Новосибирского УНКВД…С.251.
24. ЦДНИТО. Ф.77. Оп.1. Д.152. Л.14 об. – 15; ГАЧО. Ф.П-1. Оп.1. Д.377. Л.7–69.
25. Советское руководство. Переписка. 1928–1941. – М., 1999. С.167; Сталин и
Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. – М., 2001. С.126–127.
26. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.51. Л.700; Ф.П-3. Оп.1. Д.641. Л.143.
27. Вопросы истории. 1995. № 2. С.25; Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ… С.584–585.
28. Золотарьов В. А. Секретно-полiтичний вiддiл ДПУ УССР: справи та люди. –
Харькiв, 2007. С.138; Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия
органов государственной безопасности (1918–1953) – Жуковский–М., 2006. С.154.
29. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ №00447 и
технология его исполнения. – М., 2003. С.272; АУФСБ по НСО. Д.П-4047. Л.133;
ГАНО. Ф.1353. Оп.2. Д.8. Л.29.
30. ГАНО. Ф.47. Оп.5. Д.146. Л.91; Д.140. Л.2.
31. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ… С.67; Вепрев О. В., Лютов В. В. Государственная
безопасность: три века на Южном Урале. – Челябинск, 2002. С.279.
32. Павлова И. В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. –
Новосибирск, 2001. С.203; ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.201. Л.16; Д.169. Л.184; Д.188,
208.
33. Там же. Д.201. Л.16, 17; Д.247. Л.25.
34. Там же. Д.255. Л.129–130, 131.
35. Там же. Д.92. Л.124–125; Д.258. Л.3; Ф.1020. Оп.2. Д.954. Л.140.
36. Там же. Ф.911. Оп.1. Д.192. Л.153; Д.201. Л.4; Д.170. Л.278; Д.169. Л.100;
Д.154. Л.37; Д.207. Л.78; Д.209. Л.60.
37. Там же. Д.234. Л.198, 217.
38. Там же. Д.281. Л.225; Д.285. Л.68; Д.370. Л.27–28, 104.
39. Там же. Д.307. Л.41; Д.310. Л.25; Д.311. Л.29; Д.386. Л.28; Д.321. Л.30;
Д.405. Л.15.
40. Там же. Д.300. Л.56, 17; Д.187. Л.3–32; Д.300. Л.9, 17; Д.372. Л.10, 24.
41. Тепляков А. Г. Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920–1930-х
годах. – М., 2007. С.32, 48, 55, 86; ГАНО. Ф.1027. Оп.8. Д.39. Л.62, 83; Ф.911.
Оп.1. Д.15. Л.212; Д.395. Л.78; АУФСБ по НСО. Д.П-8139. Л.235.
42. Гришаев В. Ф. Дважды убитые (К истории сталинских репрессий в Бийске). –
Барнаул, 1999. С.94, 259; ЦХАФАК. Ф.П-5762. Оп.1. Д.2. Л.30; Д.3. Л.15; Д.5.
Л.1, 19. 120 Глава 1
43. АУФСБ по НСО. Д.П-4457. Т.3. Л.413; ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.281. Л.293.
44. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.419. Л.6, 20; Д.443. Л.28.
45. Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946 /Архив Сталина.
Документы высших органов парт. и госуд. власти. – М., 2006. С.106.
46. Там же. С.570.
47. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.34.
48. Там же. С.35.
49. Ларьков Н. С., Чернова И. В., Войтович А. В. Двести лет на страже порядка:
Очерки истории органов внутренних дел Томской губернии, округа, области в XIX–XX
вв. – Томск, 2002; ЦХАФАК. Ф.П-10. Оп.5. Д.132. Л.106; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7.
Д.П-4651. Т.42. Л.14, 38.
50. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.118.
51. Жертвы политического террора в СССР. – М., 2007 (CD); Лубянка: Органы
ВЧК-ОГПУ… С.550.
52. Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец»… С.279.
53. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.281. Л.56.
54. Ежов допускал самостоятельность местных НКВД в упорядочении своей структуры.
Так, на Украине оперсекторы не создавались, а для разворачивания «массовых
операций» действовали специальные межрайонные оперативные группы. Золотарьов В.
А. ЧК-ДПУ-НКВС на Харькiвщинi: люди та доли (1919–1941). – Харькiв, 2003.
С.273–275.
55. ЦХАФАК. Ф.П-1. Оп.6. Д.68. Л.1–2; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-12311. Л.72.
56. ЦХАФАК. Ф.П-1. Оп.6. Д.265. Л.1–15.
57. АУФСБ по НСО. Д.П-8139. Л.281, 300.
58. Этноконфессия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920–1980-е годы.
Аннот. перечень архивных документов и материалов. Избр. документы. Сост. А. И.
Савин. – Новосибирск–СПб., 2006. С.483.
59. Тепляков А. Г. Управление НКВД по Новосибирской области накануне и в
начальный период Великой Отечественной войны //Западная Сибирь в Великой
Отечественной войне (1941–1945 гг.). – Новосибирск, 2004. С.262; Гольдберг Р.
Книга расстрелянных. Т. 1, 2; Жертвы политического террора в СССР… (CD).
60. ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-4136. Т.1. Л.697, 702, 758; Д.П-5607. Т.7.
Л.132;.Д.П-10787. Л.152.
61. Опыт организации оперсекторов использовался и впоследствии, когда в 1943 г.
был вновь создан НКГБ. А после войны оперативные секторы долгое время
действовали на оккупированной территории Германии.
62. Сталин и Каганович… С.244; ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.5. Л.67; Д.8. Л.6.
63. Там же. Д. 119. Л.188–190; ТОЦДНИ. Ф.7. Оп.1. Д.756. Л.179.
64. ГАКО. Ф.П-15. Оп.7. Д.240. Л.71–78, 91–92, 116; Главное управление
внутренних дел Кемеровской области. 1917–2002 гг.: страницы истории. – Кемерово,
2002.
65. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3. 1930–1934. Кн. 2. 1932–1934.
Документы и материалы. – М., 2005. С.695–696.
66. АУФСБ по НСО. Д.П-568. Л.16.
67. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3… Кн. 2… С.696; Тепляков А. Г.
Институт заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в МТС и
совхозах Сибири в середине 1930-х гг. //Урал и Сибирь в сталинской политике. –
Новосибирск, 2002. С.178, 180.
68. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.32. Л.67.
69. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3. Кн. 2. С.660, 696.
Структура, функции, кадры ОГПУ-НКВД 121
70. Тепляков А. Г. Институт заместителей начальников политотделов по работе
ОГПУ…С.173–185.
71. Спецпереселенцы в Западной Сибири. Весна 1931 – начало 1933 г. Вып. 2. –
Новосибирск, 1993. С.322–323.
72. АУВД по НСО. Ф.19. Кор.39. Т.2. Л.758; ГАНО. Ф.П-3. Оп.7. Д.578. Л.532;
Д.579.Л.546.
73. Тепляков А. Г. Управление НКВД по Новосибирской области накануне… С.263;
АУФСБ по НСО. Д.П-8125. Т.4. Л.189.
74. Вопросы истории. 1994. № 12. С.11.
75. Восточно-Сибирская правда (Иркутск). 1935, 17 февр.
76. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.192.
77. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.5. Л.267; Призвание – Родине служить! – Новосибирск,
1997. С.36.
78. ЦДНИТО. Ф.3791. Оп.1. Д.30. Л.28.
79. Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. – М., 2004.
С.90–92; Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших
органов парт. и госуд. власти. Январь 1922 – декабрь 1936. – М., 2003. С.250.
80. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.9. Л.9; Д.8. Л.1.
81. Там же. Ф.П-22. Оп.3. Д.366. Л.22–24.
82. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.240–241.
83. Там же. С.241.
84. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ… С.56.
85. АУМВД по Харьковской обл. (сведения В. А. Золотарёва).
86. Главное управление внутренних дел Кемеровской области… С.178–179.
87. Тепляков А. Г. Управление НКВД по Новосибирской области накануне… С.266–267.
88. Гладков Т. Король нелегалов. – М., 2000. С.15–16; РГАСПИ. Ф.17. Регбланк
партбилета С. И. Корнильева.
89. Плеханов А. М. Проблемы места и роли органов безопасности в
социально-политической структуре советского общества в 1920-е годы //Материалы
исторических чтений на Лубянке. – М.: Великий Новгород, 2000. С.13-22.
90. Зинухов А. Комендант Саенко //Провинциальная ЧК. – Харьков. Спецвыпуск
журнала «Клио», 1994. С.41 (указано В. А. Золотарёвым).
91. АУФСБ по НСО. Д.П-20865; ГАНО. Ф.47. Оп.1. Д.212. Л.249–251.
92. Советское руководство. Переписка… С.160, 161, 467.
93. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК. –
М.,2001. С.10, 138–141, 179; Бережков В. И. Питерские прокураторы. – СПб., 1998.
С.140,
143; ГАНО. Ф.П-16. Оп.1. Д.76. Л.397–398.
94. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.494, 499.
95. Сувениров О. Ф. Трагедия РККА 1937–1938. – М., 1998. С.148–149; Огонёк.
1988. № 22. С.7.
96. ЦХАФАК. Ф.П-38. Оп.6. Д.18. Л.280.
97. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.238.
98. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.8. Л.19; Ф.П-3. Оп.3. Д.362. Л.1 об.; Ф.П-76. Оп.1.
Д.358. Л.45.
99. АУФСБ по НСО. Д.П-12628. Т.2. Л.2–4, 46; Д.П-14864. Л.106; ГАНО. Ф.П-2.
Оп.5а. Д.107.
100. ГАНО. Ф.П-53. Оп.1. Д.81. Л.240.
101. ЦДНИОО. Ф.940. Оп.3. Д.16. Л.4–5; РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.961. Л.50.
102. ГАНО. Ф.П-29. Оп.1. Д.228. Л.70; Ф.П-58. Оп.1. Д.168. Л.113 об.; Ф.П-3.
Оп.1. Д.464. Л.191–192. 122 Глава 1
103. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.15. Л.155.
104. РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.280. Л.41; ЦДНИОО. Ф.14. Оп.2. Д.607. Л.57–58.
105. ГАНО. Ф.П-3. Оп.15. Д.9836 (ЛД Линке Г. А.).
106. РГАСПИ. Ф.17. Оп.9. Д.2977. Л.86 об.; РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.1697. Л.164; ГАКК.
Ф.Р-2056. Оп.1. Д.36, 118 (сведения Красноярского «Мемориала»); ГАНО. Ф.П-6.
Оп.1. Д.615. Л.96 об.
107. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.15. Л.133; Ф.П-4. Оп.18. Д.1962 (ЛД Волова Р. Н.).
108. ГАКО. Ф.П-9. Оп.1. Д.412. Л.216–217; ЦДНИТО. Ф.206. Оп.1. Д.18. Л.122–123.
109. ЦДНИТО. Ф.341. Оп.2. Д.1. Л.7.
110. РГАСПИ. Ф.17. Оп.22. Д.1891; ТОЦДНИ. Ф.1749. Оп.1. Д.3. Л.20, 25–29.
111. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.15. Л.133; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-7014 (АСД
Виер-Ульянова И. И.); АУФСБ по НСО. Д.П-6195 (АСД Макова Л. И.).
112. ЦДНИТО. Ф.206. Оп.1. Д.87. Л.234; Ф.3791. Оп.1. Д.34. Л.6 об.; ЦХАФАК.
Ф.П-1. Оп.6. Д.35. Л.5–48.
113. РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.738. Л.186; ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д.643. Л.75.
114. Усов В. Н. Советская разведка в Китае. 20-е годы ХХ века. – М., 2002.
С.70–71, 77, 318–319; Тепляков А. Агент для «великого кормчего». Неизвестное
«китайское лицо» ЧК-НКВД //Политический журнал. № 23–24 (166–167). 2007. 13
авг.; Чжан Ю., Холлидей Дж. Неизвестный Мао. – М., 2007. С.562.
115. Жертвы политического террора в СССР… (CD).
116. Из истории спецслужб Бурятии. – Улан-Удэ, 1997. С.93–94; Расстрельные
списки. Москва, 1937–1941. – М., 2000. С.55; РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.143. Л.80;
Оп.2. Д.496. Л.9.
117. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.282; История советских органов…
С.236.
118. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.10. Л.63.
119. ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д. 208. Л.34.
120. Новосибирская школа контрразведки, 1935–2005. Сб. – М., 2005. С.28, 30, 46.
121. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.249;ГАНО.
Ф.П-3. Оп.1. Д.793. Л.2.
122. ГАНО. Ф.П-3. Оп.1. Д.854. Л.7.
123. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.255–256;
ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Д.П-5485. Т.1. Л.45.
124. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.255, 261;
Тумшис М. А. ВЧК. Война кланов. – М., 2004. С.523; РГАНИ. Ф.6. Оп.3. Д.467.
Л.167, 173.
125. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923–1960. – М., 1998. С.211,
212; Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец»… С.365; Золотарьов В. А. Олександр
Успеньский: особа, час, оточення. – Харькiв, 2004. С.334; ЦДНИТО. Ф.27. Оп.1.
Д.224. Л.73–74.
126. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.202, 256, 258, 318, 376,
384.
127. ГАНО. Ф.П-4. Оп.18. Д.2053 (ЛД Воронеля Л. А.); Тепляков А. Г. Портреты
сибирских чекистов //Возвращение памяти: Историко-архивный альманах. Вып. 3. –
Новосибирск, 1997. С.100.
128 Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш»… С.31; ЦХАФАК. Ф.П-1. Оп.1. Д.222.
Л.208.
129. ГАНО. Ф.П-4. Оп.3. Д.22. Л.6–7.
130. История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов:
Собр. документов в 7 томах. Т. 2. Карательная система: структура и кадры. – М.,
2004. С.174–175, 47.
131. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.262–263.
132. ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д.1997. Л.22–23. Структура, функции, кадры ОГПУ-НКВД
123
133. См. Призвание – Родине служить!.. С.37, 42.
134. Исаев В. И., Угроватов А. П. Правоохранительные органы Сибири в системе
управления регионом (1920-е гг.). – Новосибирск, 2006. С.148; Мозохин О. Б.
ВЧК-ОГПУ… С.90–91.
135. ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1. Д.2. Л.107. Д.4. Л.146.
136. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.248; РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.228.
Л.115.
137. ГАНО. Ф.П-2. Оп.6. Д.1809 (ЛД Пуйкана В. К.). Л.1, 9–11.
138. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С. 248–249.
139. ГАНО. Ф.П-2. Оп.2. Д.381. Л.17–27.
140. Там же. Ф.20. Оп.2. Д.195. Л.402, 598; Тепляков А. Г. «Непроницаемые
недра»…С.250.
141. ЦХАФАК. Ф.П-3. Оп.1. Д.163. Л.3, 11, 20, 35–39; Уйманов В. Н. Репрессии.
Как это было… (Западная Сибирь в конце 20-х – начале 50-х годов). – Томск, 1995.
С.38, 59; Жертвы политического террора в СССР… (CD).
142. ЦДНИТО. Ф.3791. Оп.1. Д.29. Л.99.
143. История сталинского Гулага… Т. 2. Карательная система: структура и кадры. –
М., 2004. С.96–97; Т.6. Восстания, бунты и забастовки заключённых. – М., 2004.
С.115; HTTPS://memorial.krsk.ru/memuar/Smirnov2.htm
144. ГАНО. Ф.П-3. Оп.3. Д.109. Л.27–32; Ф.1027. Оп.3. Д.171. Л.44; Ефремов М. А.
80 лет тайны (Власть и милиция Сибирского края 1917–1937). – Новосибирск, 2002.
С.207.
145. ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.8. Л.11–12.
146. Там же. Л.201; Ф.П-1204. Оп.1. Д.138. Л.8, 37.
147. Мозохин О. Б. Роль органов госбезопасности… С.100; Мозохин О. Б. Право на
репрессии… С.204. Характерно, что сообщивший об этих трениях Мозохин фактически
солидаризировался с мнением ОГПУ о необоснованности прокурорских выводов.
148. ГАЧО. Ф.П-1. Оп.1. Д.377. Л.7–80.
149. РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.794. Л.185.
150. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.240.
151. РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.450. Л.32; Д.689. Л.153; Д.889. Л.16–17; ЦДНИОО. Ф.18.
Оп.2. Д.61. Л.172.
152. ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-11565. Л.44а, 58–63.
153. Свободная мысль. 1997. № 6. С.114; Петров Н., Янсен М. «Сталинский
питомец»… С.78.
154. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.256; ГАНО.
Ф.П-460. Оп.1. Д.1. Л.125; Ф.П-1204. Оп.1. Д.104. Л.52.
155. ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-11565. Л.35–37.
156. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.456–457.
157. История сталинского Гулага… Т. 2… С.173.
158. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.262.
159. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.5.
160. Там же. С.199; Кулеш А. Р., Пименов Л. В., Валаханович И. А. Руководители
органов государственной безопасности Беларуси. Краткий биографический
справочник. – Минск, 1997. С.21.
161. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом… С.17; Бережков В. И.
Питерские прокураторы… С.140, 143.
162. ЦХАФАК. Ф.П-92. Оп.2. Д.5. Л.1.
163. ГАНО. Ф.47. Оп.5. Д.106. Л.17. Ранее мы, опираясь на визы под документами,
указывали на Залпетера и Лупекина в качестве заместителей полпреда ОГПУ Сибкрая
в 1930–1932 гг. См. Тепляков А. Г. Портреты сибирских чекистов… С.82. Но
формально приказами ОГПУ они на эти должности не назначались. См.: Петров Н. В.,
Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.201, 278. 124 Глава 1
164. Советское руководство. Переписка… С.160; Аллилуев В. Ф. Аллилуевы – Сталин:
хроника одной семьи. – М., 2002. С.91–93.
165. ГАРФ. Ф.374. Оп.27. Д.507. Л.75 об., 76; Д.488. Л.181, 198; Д.489. Л.146;
ГАНО. Ф.П-22. Оп.1. Д.165.
166. ЦДНИТО. Ф.341. Оп.1. Д.53. Л.126.
167. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»… С.78, 79, 91, 140, 207.
168. Шаповал Ю., Пристайко В., Золотарьов В. ЧК-ГПУ-НКВД в Українi: особи,
факти,документи. – Киiв, 1997. С.274.
169. ГА УСБУ по Черниговской обл. Д.ФП-17740. Т.1. Л.64–66; Т.2. Л.125–126.
170. РГАСПИ. Ф.17. Регбланк партбилета № 0 606 050; ГАНО. Ф.П-3. Оп.15. Д.13372
(ЛД Плахова М. А.).
171. ГАНО. Ф.47. Оп.5. Д.106. Л.44.
172. Там же. Ф.П-2. Оп.6. Д.2306 (ЛД Флоринского А. Г.).
173. РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.151. Л.134; Тепляков А. Г. Портреты сибирских чекистов…
С.76; Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом… Л.20.
174. АУВД по Кировской обл. Служебная карточка на М. И. Покалюхина от 20.1.1937;
ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.8. Л.76.
175. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом… С.145–146; Петров Н.
В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.436.
176. Тепляков А. Г. Портреты сибирских чекистов… С.86–86; Петров Н. В., Скоркин
К. В. Кто руководил НКВД… С.134, 441; Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит,
расколотый ме-
чом… С.164–165.
177. Вопросы истории. 1994. № 11. С.10; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-6069.
Л.20–36.
178. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.227, 126, 160, 286; ГАНО.
Ф.П-4. Оп.34. Д.19. Л.9, 10; ЦХАФАК. Ф.П-1. Оп.6. Д.265. Л.1–15.
179. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР… С.154, 163, 285, 392; АУВД
по НСО. Ф.19. Кор.42. Т.2. Л.108.
180. Тепляков А. Г. Портреты сибирских чекистов… С.88; ГАНО. Ф.П-1204. Оп.1.
Д.93. Л.257; Золотарьов В. А. Олександр Успеньский… С.73–74.
181. АУФСБ по НСО. Д.П-5931. Л.99.
182. ГАНО. Ф.П-460. Оп.1. Д.123. Л.7–19.
183. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД… С.251–252.
184.Там же. С.277, 281, 261, 288, 264–266.
185. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.190.
186. ТОЦДНИ. Ф.7. Оп.1. Д.621. Л.11; Ф.23. Оп.1. Д.88. Л.161; Ф.7. Оп.1. Д.621.
Л.1,
40; ЦДНИОО. Ф.14. Оп.2. Д.429. Л.21; Словцовские чтения-2000. Тезисы докладов и
сообщений научно-практической конференции. – Тюмень, 2000. С.167.
187. РГАСПИ. Ф.17. Регбланк партбилета № 02 875 515 А. К. Рудэнса; ГАНО.
Ф.П-1204. Оп.1. Д.19. Л.11; ЦДНИОО. Ф.14. Оп.2. Д.403. Л.31; Д.533. Л.59; ТОЦДНИ.
Ф.3. Оп.1. Д.1066. Л.19; Ф.7. Оп.1. Д.621. Л.176.
188. Репрессии против поляков и польских граждан. – М., 1997. С.15, 16, 20;
Смирнов Д. М. Записки чекиста. – Минск, 1972; ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д.19. Л.29.
189. РГАСПИ. Ф.17. Регбланк партбилета № 07 605 302 М. И. Янкевича.
190. Забвению не подлежит. Книга памяти жертв политических репрессий Омской
области. Т. 4. – Омск, 2001. С.75, 85.
191. ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1. Д.1992. Л.21–24.
192. Там же. Д.926. Л.13. Д.1054. Л.125; Д.1682. Л.29; Д.1934. Л.38, 39.
193. РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.504. Л.154; Оп.1. Д.595. Л.195; ЦДНИОО. Ф.17. Оп.1.
Д.2343. Л.6, 7, 10–14; Ф.18. Оп.2. Д.14. Л.306–307.
Структура, функции, кадры ОГПУ-НКВД 125
194. ЦДНИОО. Ф.14. Оп.3. Д.20. Л.19; Ф.17. Оп.1. Д.1682. Л.31; Д.2343. Л.6,
10–13.
195. Там же. Ф.17. Оп.1. Д.2193. Л.80–82; Ф.14. Оп.2. Д.429. Л.20; Д.582. Л.155.
196. Там же. Ф.14. Оп.2. Д.582. Л.318; Ф.17. Оп.1. Д.1909. Л.61; Д.2222. Л.6;
Ф.17. Оп.1. Д.921. Л.126; Д.1054. Л.1; Д.1117. Л.14; Д.1501. Л.10; Д.1901. Л.59.
197. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.329; Шаповал Ю.,
Пристайко В., Золотарьов В. ЧК-ГПУ-НКВД в Українi… С.456.
198. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3. 1930–1934. Кн. 2.
1932–1934. Документы и материалы. – М., 2005. С.711; РГАСПИ. Ф.17. Регбланк
партбилета № 0 488 971.
199. Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом. Тайная война на Дальнем Востоке.
– М., 2002. С.12, 178–181, 212; Сведения В. А. Золотарёва.
200. Восточно-Сибирская правда (Иркутск). 1931, 17 июля. С.4 (некролог);
Золотарьов В. А. Секретно-полiтичний вiддiл ДПУ УССР: справи та люди. – Харькiв,
2007. С.131; РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.792. Л.76.
201. Расстрельные списки. Москва… С.347; РГАНИ. Ф.6. Оп.1. Д.129. Л.20.
202. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.308, 285–286.
203. РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.391. Л.150–150 об.
204. Восточно-Сибирская правда (Иркутск). 1990, 20 янв.; ЦДНИИО. Ф.123. Оп.2.
Д.103. Л.78; РГАСПИ. Ф.17. Оп.21. Д.1229.
205. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.457, 340; Соловьёв А. В.
Тревожные будни забайкальской контрразведки. – М., 2002. С.119–130.
206. ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.888. Л.140.
207. ГАРФ. Ф.9414. Оп.9. Д.357 (ЛД Слюсаренко А. И.).
208. РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.937. Л.126; Д.1038. Л.44; Забайкальские обл. ведомости
(Чита). 1999, № 14. С.10.
209. ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.135. Л.10; Ф.П-1. Оп.1. Д.888. Л.138–140; Д.934. Л.75;
Ф.П-3. Оп.1. Д.81. Л.62.
210. Там же. Ф.П-3. Оп.1. Д.626. Л.122–123; РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.511. Л.70;
Д.733. Л.172; ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.199. Л.39.
211. РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.491. Л.155; ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.132. Л.106; Соловьёв
А. В. Тревожные будни… С.131–142.
212. ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.81. Л.138; Д.196. Л.43; Д.199. Л.116.
213. Там же. Ф.П-1. Оп.1. Д.377. Л.8, 74; Ф.П-3. Оп.1. Д.639. Л.93–94; Тепляков
А. Г. Процедура… С.88.
214. Сувениров О. Ф. Трагедия РККА… С.402, 203, 209, 225, 228; Соловьёв А. В.
Тревожные будни… С.131–142; ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.196. Л.7; Д.888. Л.139.
215. ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.80. Л.166; Д.328. Л.46; Д.352. Л.176; Д.921. Л.78–79;
История сталинского Гулага… Т. 1. Массовые репрессии в СССР. – М., 2004. С.364;
Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.261; РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.573.
Л.111.
216. Забайкальские обл. ведомости (Чита). 1999, № 15. С.10; ГАЧО. Ф.П-1. Оп.1.
Д.1053. Л.7; Ф.П-3. Оп.1. Д.578. Л.66; Д.655. Л.10.
217. АУФСБ по НСО. Д.П-14864. Л.301; ГАЧО. Ф.П-1. Оп.1. Д.1053. Л.8, 7.
218. ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.354. Л.54; Забайкальские обл. ведомости (Чита). 1999,
№ 15. С.10; № 17. С.10.
219. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.152; РГАСПИ. Ф.17.
Регбланк партбилета № 0 488 971 В. И. Крестьянкина.
220. См. Тепляков А. Г. Процедура… С.86; Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто
руководил НКВД… С.160; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3… Кн. 2…
С.704. 126 Глава 1
221. Против убывшего сначала на Северный Кавказ и в Крым, а затем в Магадан К.
А. Павлова впоследствии замышлялась ведомственная интрига – вероятно, как на
человека, связанного с арестованными руководителями Красноярского края. По
крайней мере, новосибирские чекисты в начале 1938 г. яростно требовали сведения
на Павлова как участника «заговора» от его бывшего сослуживца П. Ф. Коломийца.
АУФСБ по НСО. Д.П-2743. Л.220. Но Карп Павлов, работавший начальником Дальстроя
НКВД, успешно добывал колымское золото и оказался неуязвим.
222. Вестник Мемориала. Вып. 6. – СПб., 2001. С.163; ЦХИДНИКК. Ф.17. Оп.1.
Д.393. Л.101; Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.268, 156, 87.
223. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом… С.313; Система
исправительно-трудовых лагерей… С.211, 212.
224. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД… С.428–429; Гавриленко В. К.
Казнь прокурора. – Абакан, 2001. С.40–49, 51–72, 215–219.
225. РГАСПИ. Ф.17. Оп.22. Д.1446; ЦХИДНИКК. Ф.17. Оп.1. Д.520. Л.247.
226. РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.544. Л.17; Тепляков А. Г. Процедура… С.72–73.
227. Мозохин О. Б. Право на репрессии… С.220.