Аннотация. Данное сообщение освещает крайне актуальную и в прошлом политизированную тему – национальное движение одного из сибирских народов, начиная с участия хакасов в революционных событиях 1917 г. и завершая их полным переходом к советскому строю. Статья показывает, что его составной частью являлись протестные действия, а также антирусские и антисоветские настроения, способные воздействовать на политику советской власти.
Ключевые слова: бандитизм, земельные отношения, коллективизация, коммунисты, налоговая и продовольственная политика, национальное движение, переселенцы, повстанчество, репрессии, советская власть, хакасы.
Массовое стремление лиц разных национальностей воздействовать на окружающий мир в интересах своего этноса называется национальным движением. Целью его является освобождение, объединение людей по национальному признаку и решение народами собственных экономических, политических или языково-культурных задач. Для Хакасии, безусловно, оно состояло из деятельности национального представительства по консолидации своего общества и его самоопределения в форме особого образования, а также усилий самих хакасов по улучшению социально-культурной жизни. Данная проблематика уже изучалась местными историками, например, в обобщающих трудах и отдельных публикациях [1].
Между тем объявленное коммунистами в качестве одного из принципов существования СССР равенство народов являлось зачастую декларируемым и в первые десятилетия советской власти вынуждало национальные элиты бороться за свои права и свободу. Деятельность их в этом направлении отечественными историками представлена весьма ограниченно.
Так, в той же Хакасии по-прежнему игнорируются непростые отношения лиц разной национальности, аборигенов и коммунистов [2], что, несомненно, упрощает и даже фальсифицирует историю этого региона. Такое освещение прошлого заставляет нас вернуться к реалиям действительной жизни хакасского общества и попытаться наконец обобщенно высказаться по этому вопросу.
Представляя сообщества лиц, живущих в родстве с природой, занятых в основном собственным сохранением и воспроизводством, местное коренное население, названное хакасами, прежде всего стремилось к консолидации своего социума, разбросанного по трем уездам двух губерний, определению его правового положения. Впервые возникшее как следствие ослабления Российского государства в результате Русско-японской войны, его национальное движение начиная с 1917 г. действительно заявляло о себе съездами инородческого представительства, которое приветствовало падение самодержавия. Оформившийся в сложных жизненных условиях культурный облик населения способствовал выделению из него лишь немногих интеллигентных индивидов [3. С. 263, 106]. Располагая слабыми возможностями для консолидации и суверенизации, хакасская общественность независимо от политической окраски существующей власти вынужденно находилась у нее на службе. Но искомое создание взамен определенной национальной территории со своим «степным» самоуправлением так и не состоялось [4. С. 215–216].
Вызванное Гражданской войной затягивание сибирскими управленцами признания этого важнейшего принципа существования народа заставило хакасов подчинить свои интересы выживанию путем приспособления к новым жизненным реалиям. Сосредоточившись в основном на просветительстве неграмотных скотоводов, местная интеллигенция была не в состоянии в полной мере отстаивать экономические и культурно-национальные интересы своего народа [5. С. 129].
Само распространение здесь советской власти сдерживалось прежде всего отсутствием соответствующих работников из числа коренного населения. Внешне, на официальном уровне, национальные отношения в Хакасии, отношения между хакасами и коммунистами смотрелись вполне пристойно. В частности, Советское государство с самого начала декларировало защиту земельных интересов [6. С. 30], а затем решало социально-культурные запросы инородческого населения.
Обусловленные издержками русского заселения, появлением красных партизанских отрядов и лишь затем большевистской политикой военного коммунизма, первые протесты инородцев были инициированы отдельными представителями местного коренного этноса. Состоявшееся их знакомство с идеями сибирских просветителей вело к пробуждению национального самосознания. В основном же мотивы поведения хакасов определялись внешним фактором – политикой государства, деятельностью его представителей и просто лиц, пытавшихся решить свои проблемы за счет коренного населения. Переселение из голодных регионов страны в начале 1920-х гг. приняло стихийный характер, форму «повального бегства» целыми деревнями. Проникновение русского населения вглубь территории, заселенной хакасами, сопровождалось захватами их земель, которые затрудняли развитие традиционного хозяйствования местных скотоводов, вызывали у них недовольство властями и переселенцами, переходящее в откровенную вражду. Воспринимая землю как свою собственность и отстаивая право на нее, наследуемое от предков, определенные лица и целые общества хакасов отказывали русским переселенцам в предоставлении земли, пытались организовать выселение последних за пределы инородческой территории. Но предпринимаемые усилия, наталкиваясь на апатию бедноты, быстро угасали [7. Л. 171, 207; 59, 82, 91, 134; 134].
В то же время, осуществляя зачистку территории от остатков колчаковцев, советские воинские отряды, случалось, изымали у местного населения продукты и имущество, а по подозрению в контрреволюционности прибегали к уничтожению не только одиночных жителей. Несмотря на то, что ощущение враждебности не было для хакасов постоянным и охватывающим все их общество, появление вслед за повстанцами воинских частей, отрядов милиции и коммунистических ячеек встречалось населением со страхом и настороженно.
Протестные настроения инородцев вылились в своеобразную форму поведения, почти лишенного политического облика. Инородческое повстанчество представляло собой множество мелких групп, успешно грабивших население, кооперативные и советские учреждения и исчезавших при появлении вооруженных представителей новой власти. К весне 1921 г. выдвинутые против восставших крестьян воинские силы уничтожили очаги их сопротивления, но разгромить инородческое повстанчество, которое поддерживалось населением, они оказались не в силах. Требуя в кратчайшие сроки выдать повстанцев, вооруженные лица распространяли слухи о нахождении в каком-либо селении «банды», врывались в него, подвергая жителей арестам и расстрелам, а затем мародерствовали. Бесчинства осложнили обстановку настолько, что инородцы стали собираться на сходы, которые выносили постановления о создании для их проживания новой административно оформленной территории. Случалось, что хакасы мстили своим обидчикам, наказывая крестьян целых переселенческих селений [8. Л. 255; 20].
К этому времени обозначились и отрицательные последствия принятия чрезвычайных мер в проводимой советской властью продовольственной и налоговой политике. Взимание продразверстки, а затем и продналога привело к тому, что из-за постоянного недоедания среди хакасов стали распространяться тифозные заболевания. Заготовки скота сопровождались его гибелью и резким ухудшением отношения населения к коммунистическому режиму [9. Л. 31; 76].
Наблюдаемое среди хакасов сопротивление государственной продовольственной политике являлось часто более успешным по сравнению с противодействием русских крестьян. Используя знание местности, коренные жители, когда начиналось выявление объектов налогового обложения, перегоняли скот из одного района в другой и тем самым затрудняли его учет. Порой главными действующими лицами этого саботажа становились сельские власти. Недовольные советской властью, хакасы стали уходить в горы или тайгу. Вместе с мужчинами скрывались или увозились и женщины, которые являлись не только соучастницами вооруженной борьбы и ограблений, но и организаторами семейного очага. Для выяснения причин бегства и ознакомления с нуждами населения обеспокоенные власти создали чрезвычайную полномочную комиссию. Деятельность ее способствовала переходу к мирной жизни некоторых повстанцев и показала, что мирное сосуществование инородцев с русскими и советской властью возможно лишь на платформе национального суверенитета. Осенью 1921 г. Енисейский губернский комитет РКП(б) согласился с необходимостью образования самостоятельной единицы из хакасских волостей [10. С. 78, 246–247]. Но процесс создания нового административно-территориального образования был временно прерван начавшимся взиманием продовольственного налога, отнимавшим все силы коммунистов, а вмешавшаяся в отношения с инородцами военщина рецидивами красного бандитизма способствовала новому распространению повстанчества.
Несмотря на попытки отдельных советских
служащих из коренного населения влиять на повстанчество, в целом национальная интеллигенция воздействия на него почти не имела. Лозунг «За самостоятельность инородцев
или независимость Хакасии», вероятно, был
придуман русскими повстанцами для привлечения новых сторонников. Повстанчество,
называемое коренными жителями «хасхылар», то есть понятием, которым обозначались
народные защитники и мстители, имело антирусскую и антикоммунистическую окраску,
являлось одновременно вооруженной борьбой
с представителями советской власти, ее воинскими отрядами и уголовным бандитизмом.
При этом повстанчество воспринималось инородцами в их отношениях со властью в качестве второстепенного и запугивающего фактора. Оно не только какое-то время выступало в качестве защиты местного населения от очередного насилия и своеобразной формой сохранения его традиционного образа жизни. Возможно, это явление способствовало ускорению национально-государственного строительства.
Событием, приветствуемым коренными жителями и совпавшим с ликвидацией повстанчества, стало образование, согласно постановлению ВЦИК от 14 ноября 1923 г., Хакасского уезда. Его создание позволило увеличить бюджет региона и предоставить населению льготы финансового, налогового и правового характера. Некоторые свободы, дарованные новой экономической политикой, и признание коммунистами права хакасов на суверенность лишили повстанцев народной поддержки, численность их стала сокращаться. Состоявшие из инородцев-добровольцев «истребители» уничтожили основные «банды».
Вместе с тем среди хакасов наблюдались отказы от выполнения «грабительской» налоговой политики. Создание уезда в рамках губернии не удовлетворило национальную интеллигенцию, она не сразу пошла на службу советской власти и длительное время оставалась источником сепаратистских настроений.
В условиях сохранения русско-хакасских противоречий все больше сторонников приобретали планы создания единой тюркской автономии [11. С. 50]. Последующее образование по постановлению ВЦИК от 25 мая 1925 г. в составе Сибирского края Хакасского округа способствовало развитию данной территории. Однако округ представлял собой национальную административную единицу, у которой отсутствовал такой признак автономного образования, как наличие специального закона о правовом статусе. Он не имел представительства в государственном Совете национальностей. Преобладание на партийно-советских должностях лиц русской национальности оценивалось хакасской интеллигенцией как «захватническое».
Местная организация ВКП(б) переживала резкое проявление русского шовинизма и хакасского национализма [12. С. 51–52].
Наряду с этим действовавшие в середине 1920-х гг. специальные комиссии показывали середняка как главную фигуру на селе. Сохранившаяся родовая знать пользовалась наряду с шаманами большим влиянием на сородичей и местные органы власти. Попытки государства путем защиты хозяйственных интересов коренного населения и землеустройства решить здесь земельный вопрос не увенчались успехом. Основной массив хакасских земель по-прежнему оставался у зажиточного населения, сохранялись и прежние порядки землепользования, потворствующие земельным захватам [13. Л. 82; 158; 45; 94; 110; 37]. Сильным оставалось среди коренного населения и отношение к религии. Многие хакасы проявляли свои религиозные воззрения даже в массовом порядке [14. Л. 90; 1; 43].
Напряженной была и криминогенная обстановка. В советское время в регионе выросли конокрадство и скотокрадство, которые всегда являлись своеобразным протестом против нищеты, промыслом и способом жизнедеятельности определенных лиц. Их распространение было вызвано голодом, слабостью правоохранительных органов и незначительностью наказания, а также особенностями жизни коренных жителей. Несколько раз начиная с 1925 г. объявив Сибирь неблагополучной по бандитизму, расстреляв и выслав несколько десятков хакасов, обвиняемых в рецидивизме, государство толкнуло население к новым побегам в тайгу. В деятельности появившихся и ликвидированных «банд» элементы политической борьбы все больше заменялись уголовщиной [15. С. 99–102].
Начавшийся с середины 1920-х гг. хлебозаготовительный кризис, осложнение международного положения и ухудшение снабжения деревни промышленными товарами привели к паническим настроениям среди населения. Возвращение государства к жесткой политике изъятия налогов и продовольствия уже летом 1928 г. вплотную придвинуло хакасов к голоду [16. Л. 88; 126, 176]. Еще более раскалывая местное общество, «чрезвычайщина» вызвала ответное сопротивление со стороны отдельных его представителей и целых селений. Они использовали преувеличение реального количества членов семей, запись посевов на бедноту или части хозяйства на родственников и прочее. Случалось, что хакасское население активно защищало своих зажиточных сородичей, пользующихся еще и авторитетом кормильцев.
Кое-где хакасы пытались из-за непосильных налогов дробить свои хозяйства. Налоговые изъятия сопровождались вспышками прямого и яростного воздействия так называемого кулачества на представителей местной власти и активистов. В апреле – июне 1929 г. вся территория округа была охвачена хлебным кризисом: при полном отсутствии хлеба на рынке наблюдались голодовки бедноты.
Осенью того же года началась новая заготовительная кампания с использованием так называемого урало-сибирского метода – поселенного и подворного наделения крестьян «твердыми» заготовительными заданиями. Обходя дворы, коммунисты и комсомольцы запугивали население кратным обложением так, что оно сдавало весь имевшийся хлеб, не оставляя его на семена и пропитание. Некоторые хакасы как могли сопротивлялись хлебозаготовкам, затягивая их сроки, избивая представителей советской власти, и в свою очередь подвергались репрессиям [17. С. 51–54].
Проводившаяся в 1927–1929 гг. продовольственная и налоговая политика вызвала в Хакасии сопротивление со стороны даже советских функционеров, лиц, руководивших сельским хозяйством. Оно позволило сибирскому руководству втянуть местных коммунистов во внутрипартийную борьбу и переложить на них вину за объективные трудности, возникшие в этой сфере [18]. В этих условиях наблюдались лихорадочные поиски хакасами духовного равновесия, и коренному населению было присуще сложное мироощущение, состоявшее из элементов разных религий [19. С. 281–283].
Начавшаяся массовая и насильственная коллективизация сопровождалась принятием превентивных мер, направленных против возможного саботирования ее со стороны национального чиновничества, и внутрипартийной борьбой. Происходившие из зажиточной среды служащие районных аппаратов снимались с работы, исключались из ВКП(б). Наряду с русскими крестьянами часть хакасского населения подверглась сначала индивидуальному обложению, немедленному изъятию налогов и лишению избирательных прав, а затем и раскулачиванию с передачей имущества в создаваемые колхозы и выселением. Масштабы и методы раскулачивания не поддерживались даже в партийной организации округа.
Так называемые «правые» коммунисты сопротивлялись проявлениям крайностей в политике, проводимой государством в деревне, но к лету 1930 г. были разгромлены. Изгнанные из партии, они вернулись вновь к идее создания Тюркской республики. В хакасском обществе набирали силу националистические и антисоветские настроения [20. Л. 105, 111; 38; 10; 99; 9–10; 3. С. 10–12]. Некоторые хакасы, как и русские, скрываясь от раскулачивания, начали вновь сбиваться в «банды». Наряду с ними существовали протестные группы, стихийно возникающие непосредственно в селениях. Однако вскоре они были ликвидированы [21. С. 95–100].
Продолжавшаяся коллективизация сопровождалась созданием Хакасской автономной области. Этот акт был обусловлен не только необходимостью ускорения темпов «социалистического преобразования» хакасского общества. Он стал насущным для решения конкретных проблем, возникших в отношениях между определенным населением и властью и потребовавших усиления государственного контроля над становлением хакасского этноса на «рельсах социализма» [22. С. 53; 90. Л. 154–155, 294–295]. В условиях коллективизации, требовавшей быстрого реагирования и оперативного руководства со стороны местных властей, округа как промежуточные звенья между краями и районами начали превращаться в административную надстройку, тормозившую процессы дальнейшего развития территорий.
Создание области, произошедшее в соответствии с постановлением Президиума ВЦИК РСФСР от 20 октября 1930 г., расширило полномочия местных властей и сопровождалось укреплением их финансового положения. Но часть управленческих функций оказалась переданной сначала Западно-Сибирскому, а затем Красноярскому краевым исполкомам.
Депортации вновь обнаруживаемых кулаков продолжались. Вместе с ними была ликвидирована и «старая» верхушка хакасских родов. Коллективизация наконец упразднила земельные противоречия. Передав сельскохозяйственные угодья в колхозное коллективное пользование, она обезземелила все население независимо от его национальной принадлежности. Опасность для жизни, исходившая от советского правосудия, сурово каравшего расхитителей «социалистической» собственности, в конечном итоге привела и к сокращению преступности.
Предоставлением автономии и финансовой поддержкой Советское государство расплатилось с населением Хакасии за его трансформацию в новое общество, где все его члены, этносы, утрачивая свою самобытность, становились подконтрольными и развивались по общему стандарту, декларируемому коммунистической идеологией. Создание автономной области способствовало переходу какой-то части коренного населения на позиции советской власти.
Выросшее при поддержке коммунистического режима поколение хакасских управленцев наконец добилось для своего народа автономии, но, упредив властные инстанции о своей возможной нелояльности, попало под репрессии. В 1934 г. разгрому подверглась так называемая состоявшая из представителей национальной интеллигенции Ойротии, Хакасии и Горной Шории контрреволюционная националистическая организация «Союз сибирских тюрков». Во время «большого террора» 1937–1938 гг. репрессии охватили значительную часть руководителей области и национальной интеллигенции [23. С. 46, 48, 50, 52–53, 56].
Расправа над ними в обществе, которое консолидировалось на принципах интернационализма, являлась неизбежной. Таким образом, национальное движение коренных жителей Хакасии после 1917 г. существовало не только в форме съездов и деятельности местной общественности и некоторых интеллектуалов по суверенизации своего народа путем создания специальных территорий и автономии.
Безусловно, составной частью его было решение таких вопросов, которые способствовали улучшению социально-культурной жизни хакасского этноса. Однако в какой-то степени национальное движение хакасов заключалось и в протестных действиях в форме бегства из мест проживания и повстанчества, направленных на защиту своего существования и традиционного образа жизни.
Оно состояло из борьбы коренного населения за землю, действий по саботажу государственной налоговой и продовольственной политики, а также противодействия раскулачиванию и колхозному строительству.
В основном же свое недовольство и возмущение диктатом окружающего мира и советской власти местные жители выражали в рамках антирусских и антисоветских настроений, которые оказали большое влияние на политику соответствующих органов. Последнее не столько свидетельствовало о слабости национального движения, сколько говорило о привычке местного населения к выживанию и способности саморазвития. Эти эмоции характеризовались длительностью существования и редкими обострениями, но со временем под воздействием собственного менталитета, ценностей иной культуры и совместных переживаний с лицами других национальностей они приобрели тенденцию к исчезновению или смягчению.
1. Очерки истории Хакасии советского периода. 1917–1961 гг. – Абакан: Хак. кн.
изд-во,
1963. – 420 с.; Очерки истории Хакасии (с древнейших времен до современности). –
Абакан: Изд-во ХГУ, 2008. – 672 с.; Мамышева Е. П. Национально-государственное
строительство в Южной Сибири в 1917–1941 гг.: история, опыт, проблемы. – Абакан:
Изд-во
«Бригантина», 2011. – 246 с.; Мамышева Е. П. Исторический опыт
национально-государственного строительства в Южной Сибири в 1917-1941 гг.: автореф. дисс. … д-ра
ист.
наук. – Улан-Удэ, 2017. – 35 с.; и др.
2. Данькина Н. А. Интеллигенция и национальное движение в Хакасии 1917–1930 гг.:
современная историография проблемы // Краевед Хакасии: сб. краевед. ст. Вып. 1. –
Абакан:
Изд-во «Бригантина», 2013. – С. 24–26; Данькина Н. А. Интеллигенция и
национальное
движение в Южной Сибири в начале XX в.: современная историография проблемы // Алтай – Россия: через века в будущее: матер. Всеросс. науч.-практ. конф. с
междунар. участием, посв. 260-летию добровол. вхождения алт. народа в состав Росс. гос-ва и
25-летию
образования Респ. Алтай, 9–12 июня 2016 г. Т. 2. – Горно-Алтайск, 2016. – С.
3–7.
3. Асочаков В. А. Формирование советской интеллигенции в Хакасии (1917–1937 гг.)
//
Историческая наука в Сибири за 50 лет (Основные проблемы истории советской
Сибири).
– Новосибирск: Наука, Сиб. отд-е, 1972. – С. 262–272; Данькина Н. А.
Интеллигенция Хакасии в конце XIX – 30-е гг. XX века. – Абакан: Изд-во ХГУ, 2004. – 125 с.
4. Шекшеев А. П. Национальное движение хакасов в 1917–1919 гг. // Экономическое
развитие Сибири: матер. Сибирского исторического форума, Красноярск, 12–13 октября
2016 г.
– Красноярск: Резонанс, 2016. – С. 213–218.
5. Дацышен В. Г. Хакасская автономия на переломном этапе (к истории
национального движения в первой половине 1920-х гг.) // Хакасия и Россия: 300 лет вместе (матер.
междунар.
науч. конф., посв. 300-летию вхождения Хакасии в состав Российского государства,
12–13
дек. 2007 года. Т. II. – Абакан, 2008. – С. 127–131.
6. Декреты Советской власти. Т. VI. – М.: Политиздат, 1973. – 584 с.
7. Государственное казенное учреждение Республики Хакасия «Национальный архив» (ГКУ
РХ НА). Ф. 1. Оп. 2. Д. 73; Д. Обзор политического состояния Хакасского округа
за август,
сентябрь 1926 г.; Оп. 4. Д. 12.
8. Муниципальное казенное учреждение «Архив города Минусинска» (МКУ «АГМ»). Ф.
25.
Оп. 1. Д. 225; Д. 304 а.
9. Там же. Ф. 8. Оп. 1. Д. 119; Ф. 25. Оп. 1. Д. 334.
10. Мамышева Е. П. Хакасия: от степных дум к автономии (1822–1930 гг.). – Абакан:
Изд-во
ХГУ, 2008. – 123 с.; Сушко А. В. Процессы суверенизации народов Сибири в годы
Гражданской войны. – Омск: Изд-во ОмГТУ, 2009. – 334 с.
11. Шекшеев А. П. Национальная политическая элита Хакасии: вхождение во власть,
борьба
за суверенитет и судьба (1920–1930-е гг.) // Мир Евразии: науч. журнал. История,
археология, этнография. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2011. № 1 (12). С. 48–57.
12. Шекшеев А. П. Национальная политическая элита Хакасии…
13. ГКУ РХ НА. Ф. 1. Оп. 4. Д. 51; Ф. 14. Оп. 1. Д. 5; Ф. 16. Оп. 1. Д. 34;
Государственный
архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Р.-47. Оп. 1. Д. 669; Д. 2123; Д. 1154.
14. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. Р-49. Оп. 2. С. Д. 139;
ГАНО.
Р-20. Оп. 2. Д. 94; Доброновская А. П. Русская православная церковь в Енисейском
регионе
в 1920-е годы // Возрожденная епархия: историко-публицистический и
литературно-художественный альманах. Вып. 1. – Красноярск, 2005. – С. 38–43.
15. Шекшеев А. П. Хасхылар: протестное поведение хакасов (конец 1919 – начало
1930-х
гг.) // Российская история. – 2009. – № 2. – С. 93–106.
16. ГКУ РХ НА. Ф. 16. Оп. 3 с. Д. 1; Д. 5.
17. Шекшеев А. П. Продовольственные заготовки в Хакасии конца 1920-х гг. //
Научное обозрение
Саяно-Алтая: рецензируемый науч. журнал. Серия: история. Вып. 1. – Абакан, 2011.
– С. 48–55.
18. Советская Сибирь (Новосибирск). – 1929. – 11 ноября.
19. Шекшеев А. П. Религиозная ситуация на юге Приенисейской Сибири в 1920-е годы
//
Православие, Россия: размышление о прошлом, взгляд в будущее: матер. науч. конф.
с междунар. участием, Красноярск, 12–14 окт. 2011 г. – Красноярск: Изд. дом
«Восточная Сибирь», 2012. – С. 268–286.
20. ГАНО. Ф. Р.-47. Оп. 5. Д. 104; Д. 114; ГКУ РХ НА. Ф. 1. Оп. 6. Д. 1; Ф. 2.
Оп. 1. Д. 3;
Д. 14; Д. 53; Резолюции 5-й Хакасской окружной партконференции. – Минусинск,
1930.
21. Шекшеев А. П. Политический бандитизм в Хакасии начала 1930-х гг. // Народы и
культуры Южной Сибири и сопредельных территорий: матер. Междунар. науч. конф., посв.
70-летию Хакасского НИИ языка, литературы и истории, 24–26 сент. 2014 г. –
Абакан: Хак.
кн. изд-во, 2014. – С. 94–101.
22. Санжиев Г. Л. Переход народов Сибири к социализму, минуя капитализм. –
Новосибирск: Наука, Сиб. отд-е, 1980. – 368 с.; Мамышева Е. П. Хакасия: от степных дум…;
ГАНО.
Ф. Р.-47. Оп. 1. Д. 1089.
23. Тугужекова В. Н., Карлов С. В. Репрессии в Хакасии. – Абакан: Изд-во ХГУ,
1998. – 111 с.
Сибирь многонациональная. Материалы Сибирского исторического форума.
Красноярск, 24–25 октября 2018 г. – Красноярск: Резонанс, 2018. – 256 с.