Р. С. Есин,
Красноярский государственный аграрный университет, г. Красноярск
АННОТАЦИЯ Актуальность темы сталинских репрессий обусловлена интересом к ней как со стороны ученых, так и со стороны российского общества. В конце 1929 — начале 1930 г. руководство СССР начинает форсированную коллективизацию, основным методом стимулирования которой стало раскулачивание. В статье впервые подробно рассматриваются отношения к сталинской коллективизации населения деревни на территории районов современного Красноярского края в начале 1930 г.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА коллективизация, раскулачивание, крестьянство, Красноярский край.
Тема форсированной коллективизации изучается в исторической науке уже не один десяток лет. Так, вопрос об отношении крестьянства к политике форсированной коллективизации в начале 1930 г. отчасти рассматривался ранее в исследованиях общесоюзного масштаба [1, 2, 3]. Также этот вопрос частично рассматривался в работах красноярских историков [4, 5, 6, 7, 8]. Однако целенаправленное изучение отношения в деревне к коллективизации в начале 1930 г. на территории районов современного Красноярского края не проводилось. Таким образом, проведение такого исследования актуально.
Целью данной статьи является выявление отношения населения деревни к коллективизации на территории современного Красноярского края в январе — марте 1930 г.
В конце 1929 — начале 1930 г. Сталин определяет курс развития сельского хозяйства на форсированную коллективизацию деревни. 7 ноября 1929 г. в газете «Правда» выходит его статья «Год великого перелома» [9], а 27 декабря 1929 г. на конференции аграрников-марксистов он официально провозгласил курс на переход к «ликвидации кулачества как класса» [9, с. 169].
В дальнейшем выходят постановления руководства СССР, в которых ставятся задачи форсированной коллективизации, а также определяется политика раскулачивания [10, с. 85].
В январе 1930 г. многие крестьяне восприняли форсированную коллективизацию с энтузиазмом. Опыт коллективного хозяйствования у крестьян, проживающих на территории районов современного Красноярского края, уже был. Так, в 1920 г. в Енисейской губернии уже было 69 коллективных объединений (30 коммун, 20 артелей и 19 других типов коллективных хозяйств). В 1921 г. коллективных объединений было уже 98, а в 1922 г. — только 47. Но в 1923 г. их стало 81. То есть в указанные годы коллективные хозяйства были немногочисленны, а также не были устойчивы и то распадались, то объединялись снова [7, с. 116].
На 1 октября 1927 г. в систему сельскохозяйственной кооперации было вовлечено 40,4 %, а кредитными товариществами было кооперировано 35,4 % всех хозяйств округа, а это уже было 87 % всех сельскохозяйственно-кооперированных хозяйств [11, с. 249–250].
Безусловно, на отношении крестьян к коллективным формам хозяйствования сказывались и традиции взаимопомощи, сложившиеся в Сибири
Летом 1929 г. прошел Общесибирский воскресник по подготовке ранних паров. В рамках этого мероприятия в Ачинском округе участвовало 1600 комсомольцев, а в Канском — до 1336.
Также формой крестьянского взаимодействия и помощи была супряга (объединение инвентарем, скотом, рабочей силой и т. д.). Исследователь И. С. Кузнецов, проанализировав 10 % крестьянских хозяйств на территории Сибири, пришел к выводу, что 15,3 % крестьянских хозяйств объединяли свой скот и инвентарь [8].
Все эти факты и обстоятельства говорят о том, что крестьянство, проживающее на территории районов современного Красноярского края, в конце 1929 г. в основной массе хорошо относилось к коллективным формам хозяйствования.
Но причины у разных слоев деревни положительно либо отрицательно относиться к предложенной сталинским ЦК модели коллективизации были разные.
Так, в январе 1930 г. беднота, проживавшая на территории районов современного Красноярского края, в основной массе надеялась получить часть из общего колхозного котла и тем самым начать жить лучше или выживать. Кроме того, бедноте было нечего терять при вступлении в колхоз [12, с. 237].
Середняки, проживавшие в Ачинском, Канском и Красноярском округах, в это же время относились к объединению хозяйств пассивно либо положительно, а наиболее зажиточная их часть — настороженно или враждебно [12, с. 226].
Кулаки, проживавшие на территории районов современного Красноярского края, или точнее — самая зажиточная часть деревни, в январе 1930 г. относились к коллективизации негативно, а часть оказывали сопротивление по причине того, что они теряли куда больше, чем получали при вступлении в колхоз [12, с. 228].
Негативное отношение к коллективным хозяйствам проявлялось и до начала 1930 г. Так, в декабре 1929 г. в с. Татьяновка Канского округа за срыв собрания 26 декабря 1929 г. были арестованы четыре бедняка и три середняка (после освобождены) [12, с. 219].
В январе, с началом раскулачивания, негативное отношение к коллективизации усиливалось, в том числе среди бедноты. Так, в директиве 8 января 1930 г. руководство Сибирского края сообщало, что имели место «кулацкая агитация» и выступления «подкулачников» (Уярский район) [13, л. 30–32]. 14 января 1930 г. в с. Бородино Рыбинского района Канского округа за выступление на собрании против коллективизации председателем сельсовета были арестованы два крестьянина, одна беднячка, одна середнячка [12, с. 219].
Но все же в начале января 1930 г. на территории районов современного Красноярского края это были редкие случаи.
Ситуация меняется в феврале 1930 г., когда растет число «перегибов на местах», а с этим отношение к коллективизации становится все более негативным, что прослеживается по сводкам того времени. Так, в сводке на 7 февраля 1930 г. «о ходе посевной кампании, коллективизации» в Красноярском округе сообщалось о положительном отношении крестьян к коллективизации в большинстве районов, расположенных на территории современного Красноярского края. Но уже 20 февраля в этой же сводке вообще не сообщалось о желании крестьян вступать в колхозы. Кроме того, сводка от 20 февраля наполнена информацией о «перегибах на местах» [14, л. 2–9].
Перегибы при раскулачивании на территории районов современного Красноярского края в феврале 1930 г. отмечены и в спецсводке № 2 по Сибирскому краю «О проведении экспроприации кулачества и ходе коллективизации». Имелись случаи конфискации всего имущества раскулаченных [12, с. 215], а также передача конфискованного имущества бедноте [12, с. 216].
Такой политикой были довольны не только участвующие в конфискации имущества бедняки, батраки, но и часть середнячества, принимавшая активное участие в раскулачивании [12, с. 237].
При росте негативного отношения к коллективизации со стороны различныхслоев населения в феврале 1930 г. на территории районов современного Красноярского края происходил рост колхозов. Так, 1 марта 1930 г. по Сибирскому краю в колхозы вступило 48,8 % хозяйств [15, л. 45].
Однако, учитывая вышеописанное, следует думать, что многие крестьяне вступали в колхоз из страха быть раскулаченными.
В феврале 1930 г. все чаще звучит критика коллективизации со стороны бедноты [12, с. 224].
В это же время отношение основной массы середняков, проживавших на территории районов современного Красноярского края, к коллективизации также изменилось в худшую сторону, что было отражено в спецсводке № 2 по Сибирскому краю «О проведении экспроприации кулачества и…» [12, с. 226–229].
Отношение так называемых кулаков было негативным. Иногда в феврале 1930 г. на территории районов современного Красноярского края доходило до рукоприкладства [12, с. 230], поджогов [12, с. 231], размещались листовки с угрозами распустить колхозы, угрозой убийства партийных активистов, а также войны против властей [12, с. 232].
Доходило также до формирования среди раскулаченных групп, оказывающих
«сознательную активность». Так, в Ачинском округе сформировалась группа из
двадцати человек «Пильщикова-Озерных», вооруженных и засевших в сильно
заснеженной, пересеченной горами местности, в землянках, укрепленных блиндажами.
Власти выслали против них отряд из Ачинска, потерявший в результате двухкратных
столкновений с группой 22 человека, 12 из них убиты, остальные — ранены. Потери
восставших против коллективизации неизвестны [12, с. 233].
В марте раскулачивание набирает все большие обороты. С расширением репрессивных мер росло негативное отношение крестьян к коллективизации [16, л. 55]. Также увеличивалось сопротивление крестьянства политике коллективизации. Документы 1930‑х гг. отразили такие его формы, как уничтожение или порча своего имущества; избегание зачисления в колхоз; растрата и обмен своего имущества перед вступлением в колхоз; были случаи массовой агитации против коллективизации; враждебное сопротивление; продажа инвентарного скота; утайка семян при вступлении в колхозы; агитация за уничтожение скота и семенного зерна; уход крестьян в неизвестном для властей направлении; нападения кулаков на милиционера; заявления некоторых крестьян о том, что повесятся из-за вступления в колхоз; самоубийства; применение террора и запугивание комсомольцев и крестьян [17, с. 45].
Также набирали обороты «перегибы на местах» [12, с. 240].
В немалой степени росту негативного отношения к коллективизации способствовало отношение к раскулачиванию руководителей как на местах, так и в ЦК. Что руководство страны, что руководство Сибирского края и его округов на территории современного Красноярского края — еще в конце 1929 г. задали темпы раскулачивания через газеты [4, с. 50], а также через выступления на собраниях руководства различного уровня [12], директивные установки и планы по раскулачиванию [10, с. 163–165; 18, с. 39]. Руководство СССР, конечно, предполагало, что часть крестьянства будет оказывать активное сопротивление политике «ликвидации кулачество как класса», и готовило потому войска [19]. Однако такого злоупотребления властью на местах и отпора со стороны крестьянства не ожидало.
В течение февраля 1930 г., когда стал понятен масштаб сопротивления и недовольства крестьян, власти всех уровней пытались исправить ситуацию, рассылая различные директивы и напоминания о том, что категорически запрещается раскулачивать бедноту, батраков, середняков, бывших партизан и другие слои деревни [20, с. 353–369], отменяли решения о неправильном раскулачивании [12, c. 240], наказывали руководство на местах [12, 242].
Но предпринятых мер было недостаточно. Негативное отношение к коллективизации уже было сформировано у подавляющего числа жителей советской деревни [17, с. 45; 10, с. 178].
После публикации 2 марта 1930 г. статьи И. В. Сталина «Головокружение от успехов», где вина за нарушения и перегибы в проведении ускоренной коллективизации была возложена на руководителей на местах [9, с. 192], раскулачивание приостанавливается, и начинается массовый отток крестьян из колхозов. Так, с 1 по 20 марта 1930 г. из колхозов в Красноярском округе выбыло 1956 хозяйств, в Канском — 752, Ачинском — 323 хозяйства. Данный факт подтверждает тезис о формировании негативного отношения у крестьян к коллективизации в начале 1930 г. [15, л. 48]. К концу мая 1930 г. в восточных округах Сибирского края уровень коллективизации достиг 17 %, хотя еще в начале марта составлял 48 % [21, с. 84].
Таким образом, можно заключить, что изначально положительное отношение к коллективным типам хозяйствования у большинства населения деревни на территории современного Красноярского края было изменено на отрицательное. Отторжение у всех слоев деревни в основной массе было вызвано «перегибами на местах» и раскулачиванием. Бедняки, поначалу имевшие иждивенческие мотивы, с приостановлением коллективизации увидели, что в колхозах хозяйство еще предстоит организовывать и предстоит большая работа в этом направлении. В результате при приостановлении раскулачивания подавляющее их число ничего не держало в колхозе. Середняки, поначалу относившиеся к коллективизации либо положительно, либо пассивно, по тем же причинам, что и беднота, стали относиться к сталинским изменениям жизни в деревне негативно. Устойчивое, негативное отношение к коллективизации было только у самой зажиточной части деревни.
[1] Ивницкий Н. А. Судьба раскулаченных в СССР. М., 2004. 296 с.
[2] Земсков В. Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930–1954 гг.) // Отечественная
история. 1994. № 1.
[3] Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960. М., 2003. 306 с.
[4] Папков С. А. Сталинский террор в Сибири 1928–1941. Новосибирск, 1997.
[5] Красильников С. А. Серп и молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в
1930‑е гг.
М., 2003.
[6] Корсакова О. В. Крестьяне-спецпереселенцы в Сибири в 1930‑е гг. (на
материалах Красноярского края): дис. … канд. ист. наук. Красноярск, 2001.
[7] Вострова С. Н. Изменения в социальной психологии крестьян Восточной Сибири в
период
сплошной коллективизации: автореф. дис. … канд. ист. наук. Красноярск, 2005.
[8] Кузнецов И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920‑е гг.:
учеб. пособие. Новосибирск, 1992.
[9] Сталин И. В. Сочинения. М., 1949. Т. 12.
[10] Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание / отв. ред. Н.
А. Ивницкий.
М., 2000. Т. 2.
[11] Агропромышленный комплекс Красноярского края (1920–1970‑е годы): док. и
материалы /
отв. сост. М. Д. Саверьянов. Красноярск, 1991.
Общество и власть 190
[12] Коллективизация Сибирской деревни. Январь — май 1930 г. / отв. ред. В. А.
Ильиных,
О. К. Кавцевич. Новосибирск, 2009.
[13] ГАКК. Ф. Р‑55. Оп. 2. Д. 15.
[14] ГАКК. Ф. Р‑10. Оп. 1. Д. 714.
[15] ГАКК. Ф. Р‑96. Оп. 1. Д. 817.
[16] ГАКК. Ф. П‑46. Оп. 1. Д. 10.
[17] Есин Р. С. Раскулачивание и коллективизация на территории современного
Красноярского
края: от «коренного перелома» до исправления «перегибов на местах» // Известия
Алтайского
государственного университета. 2020. № 3.
[18] Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 — весна 1931 г.: сб. / отв. ред.:
В. И. Данилов,
С. А. Красильников. Новосибирск, 1992.
[19] Тархова Н. С. Красная армия и сталинская коллективизация. М., 2010. 375 с.
[20] Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе
коллективизации
1927–1932 гг. / под ред. В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого. М., 1989.
[21] Ильиных В. А. Сельское хозяйство Восточной Сибири в период коллективизации:
динамика, организационно-производственная структура // Иркутский
историко-экономический
ежегодник. Иркутск, 2014.
Материалы VIII Сибирского исторического форума (2021 г.)