Рассказ очевидца
Слух о том, что в городе появился представитель экспедиции с интригующим названием «Желдорпроект», взволновал только небольшую часть жителей города. В этом ничего удивительного не было, так как шла война, каждый думал о том, как выжить и дожить до ее конца. Всех интересовал вопрос: когда наступит время, когда можно будет досыта покушать хлебушка, который так трудно доставался по граммам.
Более обеспеченная часть горожан начала обсуждение известия о новой организации.
Представитель ее побывал в Горкоме ВКП (б), исполкоме, милиции. Стали известны и причины посещения: нужно было жилье, контора, транспорт и люди.
Вопрос о жилье и конторском помещении решили быстро: выделили пустующий барак, в котором организовали общежитие и контору. Для местных, городских разъездов арендовали в горкомхозе лошадь с легковой телегой и кошевной. А для производственных нужд заключили договоры с колхозами имени С. Кирова и «Буденновец» (Старая Игарка и Карасино) на аренду оленей и каюров.
Труднее решался вопрос с людьми. Экспедиции нужны были мужчины, не старые, справные. А таких, практически, в городе не было. Представитель обратился к местному руководству Норильского лагеря на устье Черной речки, которое проводило при помощи заключенных отстойные работы своего флота: катеров, лихтеров и деревянных барж.
Руководство лагеря на основании распоряжения сверху обещало выделить экспедиции требуемых 25 мужиков с небольшими сроками или доматывающих более длинные.
Среди них оказался Алексей Курсиш, мой земляк, попавший за колючую проволоку в начале 1943 года за отказ от работы. Нет, не вообще от работы, а именно той, которую считал нужной для Алексея имевший на него зуб вольнонаемный бригадир на рыбалке. А зуб он имел на него крепкий потому, что выглядел прямо недорослем против плечистого двадцатилетнего Алексея.
В результате - два года лагеря. Благо еще, что с таким маленьким сроком его из Игарки никуда не отослали, а прямо на месте передали властям Норильлага, который имел свое небольшое - человек пятьсот - отделение в районе р. Черная.
Работал Алексей зимой на выморозке барж, а летом - на ремонте флота. Как сам Алексей потом рассказывал, в те тяжелые военные годы ему в лагере было не хуже, чем на воле. Был он одинок, без семьи и родных.
Всё, что получал по карточкам на свободе, съедал сразу, независимо от того, была ли это дневная пайка хлеба или месячная - сахара, крупы, жиров и т. д. А тут, в лагере, давали горячее утром и вечером, а в обед ещё и «баланду». Правда, похудел он страшно. При росте 180 сантиметров весил чуть больше 50 килограммов. Но в зоне большинство выглядели ещё хуже. Один из эпизодов лагерной жизни того периода, рассказанный Алексеем, запомнился мне особенно…
«Как-то зимой сорок четвёртого нарядчик утром скомандовал: «Выдь из строя. Пойдёшь в разнарядку». Вышел я, а сам и думаю, за какие такие грехи? Вроде никого не обидел. Язык держал за зубами, не воровал. Деваться некуда - подчинился приказу. В зоне, где проходила разнарядка, уже стояли мужиков двадцать. Сразу от сердца отлегло: ничего страшного. Через полчаса, когда подтянулись члены других бригад, вперёд вышел начальник лагеря в форме и с ним незнакомый в штатском. Гость объяснил, что он возглавляет экспедицию, которая должна прорубить в лесотундре просеку. Её общая протяжённость более тысячи километров, работы будут проводиться и зимой, и летом. Все, кто привлекаются к работам, могут рассчитывать на досрочное освобождение. Оговорил представитель экспедиции и другие условия работы. Питание из общего котла – усиленное, одинаковое, как для зэков, так и для вольнонаёмных. Оплата за работу в тройном размере. Как минимум, рублей 930 (по тем временам, деньги немалые). Всем, у кого закончится срок отбывания, деньги выдадут на руки. Все будут обеспечены срецодеждой, обувью, постельными принадлежностями, курящим - в месяц пачка канского табака «Смерть Гитлеру» (это 200 граммов). Все слушали, затаив дыхание. Притих даже хохол Минька, слывший главным балагуром. Завершил же гость свою речь тем, что объявил двухдневный отдых, так как все мы уже были закреплены за ним.
Вот так резко изменилась моя жизнь Дала, что называется, крутой поворот. На тот момент до окончания срока мне оставалось всего 10 месяцев. Но с этого дня я становился практически вольным. На третий день мы пошли пешком от р. Чёрная до второго участка. Там нас уже ждали суп из концентратов и перловая каша, от которой шёл даже мясной запах, а также хорошо заваренный чай. После лагерной пищи обед нам показался царским.
Потом были хозяйственные сборы, руководил которыми вольнонаёмный десятник. Наш отряд, состоявший из 12 человек, вышел из города первым. Добрались до Карасино, где нас ждал каюр и 15 оленей. Мне тогда впервые довелось увидеть, как эти безропотные, как мне показалось, животные послушно выполняли команды каюра. Если мне не изменяет память, звали его Пантелеймон Панкагир. Навьючили мы оленей своим снаряжением и вышли на свой участок от Карасино до Ермаково. Главным, по моему разумению, инструментом была рейка, которую надо было держать одному на расстоянии метров пятьдесят от геодезиста (главного специалиста отряда). Когда всё было уточнено, началась прорубка просеки, как нам говорили, предварительной, не очень широкой.
Ребята оказались довольно дружными. Разные по степени сложности работы выполняли поочерёдно. Приспосабливались, кто как мог к суровым условиям работы. Особенно беспокоили комары, мошка. Не переставали удивляться тому, что наш Пантелеймон совершенно спокойно относился к гнусу. Создавалось впечатление, что ни он их, ни они его не замечали. Для нас же комары и мошка были настоящей мукой. Пользовались дёгтем, но он сильно обжигал кожу. Пользовались накомарниками, но работать в них было очень неудобно. Часто выручал костёр, ночью - дымокур. По его сооружению у нас появились даже свои специалисты. И главным из них был Микола, всякий раз, когда мы к нему обращались с просьбой заняться этим, он очень заносился.
Делали мы в день метров по триста и постепенно продвигались на юг - в сторону Ермаково. Если бы наша трасса была прямой, мы прошли бы свой участок быстро. Но беда в том, что на пути было много озёр, болот, поэтому приходилось искать места, поросшие березняком, елью, лиственницей и кустарниками. Кроме того, у наших специалистов, как мы поняли, было задание не удаляться от Губинской протоки и Енисея. Так и придерживались расстояния от одного до пяти километров.
Много интересного можно рассказать о нашем отряде-первооткрывателе. Много было курьёзов, смешных ситуаций. Однажды Пантелеймон искал своих оленей двое суток. А те так увлеклись поиском ягельных пастбищ, что им стало не до нас.
Жили мы без всякой связи с внешним миром: ни газет, ни радио, ни других источников связи. Населённых пунктов-станков после Карасино, на правом берегу Енисея, до самого Ермаково не было. Изредка попадались охотничьи избушки, но они чаще пустовали. В каждой из них можно было найти охапку сухих дровишек, щепотку соли и табака, а кое-где попадались и сухари. В этих местах так заведено: уходишь - позаботься о заблудшем товарище.
Проработали мы целое лето и к октябрьским праздникам подошли к Енисею в том месте, откуда можно было увидеть станок Ермаково. Геодезист заметил: «Вот и завершился первый этап нашей работы». Не слишком-то разговорчивым было наше вольнонаёмное начальство. И всё же нет-нет да и проскальзывали речи о будущей железной дороге. Мы поняли, что дорога эта пойдёт по Северу от Оби до Норильска. И необходима она в первую очередь для того, чтобы обеспечить этому заполярному городу вывоз ценных и необходимых стране металлов. Норильск стал своего рода золотой кладовой, а подходы к нему только 2-3 месяца в году. Это нам было понятно и без намёков геодезиста. «А здесь будут строить мост, - продолжал специалист, - уж больно широк Енисей. А потом появится железнодорожная паромная переправа».
Наша работа была завершена. Как и обещали, нас не притесняли, кормили по тем временам даже хорошо. А когда пошли ягоды и грибы, мы и вовсе проблем не знали. Ловили и рыбу, правда, в конце пути стали разборчивыми, отдавая предпочтение только сигу и пеляди. С дичью было похуже, по одной простой причине - у единственной в отряде берданки «провианта» было мало. Но неожиданно для нас появился довольно-таки стабильный источник мяса. Стали недомогать олени, и Пантелеймон то и дело оформлял акты на списание очередного «больного» оленя. К концу нашего пути оленей осталось около 50%. Потом уже Пантелеймон сказал мне, что он без оленьего мяса жить не может, да и нас поставить на ноги можно было только поправив питание.
Геодезист и десятник нашего отряда рассказали нам о том, что стройка будет громадная, строить её будут зэки и опыт такой уже есть. В ближайшее время должны были построить телефонную линию Москва-Игарка. Так, невольно, я стал свидетелем и одним из первых строителей железной дороги Салехард-Игарка».
На этом Алексей завершил свой рассказ.
Возможно, не все детали мне удалось воспроизвести в точности, но вся эта история интересна прежде всего как исторический эпизод в строительстве Северной железной дороги. Могу подтвердить, как очевидец, что после работ, проведённых Желдорпроектом, в 1947 году действительно была построена телефонная линия Москва-Игарка. И мы, игарчане, могли слышать далёкие голоса из разных городов страны с такой слышимостью, что трудно было в это поверить… Прослужила эта линия более тридцати лет. А в 1948 году прибыли и первые строители железной дороги: начальство 503-й стройки ГУЛАГа и десятки тысяч заключённых. Но это уже другой рассказ…
12 февраля 1993 г.
В начало Пред.страница След.страница