Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Мемориал нерукотворный


 Красноярский край 1937-го года. Что это было?

Репрессированные и семьи репрессированных. Затопление барж с людьми (под Минусинском, Енисейском, у Казачинских порогов). Дети и женщины, высаженные на голый берег в ноябре где-нибудь под Туруханском — без одежды, пил, топоров, продовольствия. (В придачу к российскому крестьянству, свезенному сюда за время коллективизации, целые народности: литовцы, латыши, немцы, греки). Места массовой ликвидации (расстрелы в районе Песчанки, на суше и с барж; могила под нынешним заводоуправлением КрАЗа). «Свои» процессы, наподобие столичных (репрессирование почти всего состава первого крайкома, крайисполкома, крайкома комсомола; дело геологов — это уже 1949 год). Стройка «503», «Нориллаг», «Краслаг».

Кто-нибудь начал восстанавливать эти события? Начали.

Зимой проходил сбор подписей в Верховный Совет СССР за создание Мемориала жертвам сталинских репрессий. Подписи передали в московскую группу «Мемориал», а она — в адрес XIX партконференции (как вы знаете, решение о создании такого Мемориала принято). Так вот: актив, который собирал подписи, не распался и организовал инициативную группу по созданию историко- просветительского общества «Судьбы людей» (информация об этой группе была в краевой печати в июле-августе). Организация - учредитель общества — Красноярское отделение Союза писателей СССР.

Работают 10 человек: А.Бабий, В.Биргер, М.Дьячук, В.Меделец, И.Полушкина, В.Сиротинин, В.Штаркер и др. — научно-техническая интеллигенция (студентов нет).

В чем выражается их деятельность конкретно? Практически каждый день после работы ехать по установленному адресу и разговаривать с человеком, старым, больным, который «то» уже хочет забыть, а страдает от сегодняшнего: от очереди в больницу и в аптеку, от хождения по кабинетам за пенсией или справкой. Больше чем с одним за вечер не поговоришь, но «больше» и не нужно, скорее нужно «меньше» — встретиться во второй и третий раз, чем-то помочь. Это существенно, может быть, главное: что люди, которые этим занимаются, понимают, с каким нелегким историческим и нынешним материалом имеют дело — с судьбами. Поэтому и не поднимают вокруг себя шума и не всех принимают в помощники.

Жизненные ситуации — разные.

Дочери репрессированного не дали медаль «Ветеран труда» — именно по этой мотивировке.

Много просьб от до сих пор не реабилитированных или их родственников, — группа узнала, куда обращаться, заготовила бланки и высылает в ответ на просьбы; благодаря этому из Комиссии Политбюро ЦК по реабилитации кто-то уже получил письмо: «дело принято к пересмотру».

Наконец, у всех нас есть родители, и когда они умирают, их где-то хоронят, — и просьб помочь найти место захоронения тоже много.

Но собирается и картотека, в ней зарегистрировано уже более 200 человек. Есть карточки — одна фамилия, упоминание; бывает — развернутый рассказ. В архиве — подлинные справки о реабилитации, о смерти, фотографии. Стоит вопрос о том, чтобы одновременно с созданием архива готовился дубль-aрxив. Составляется статистика: сколько было репрессировано партработников, преподавателей, писателей, рабочих ДОКа, Красмаша, ПВРЗ (железнодорожников особенно много, так что некому стало водить поезда).

Нужны выходы на Красноярское пароходство — по фактам затопления барж; на открывшиеся архивы горисполкома, ведомств (которые пока часто отказывают предоставить информацию, как случилось на Красмаше); может быть, на церковь (?) — ей сейчас разрешена благотворительная деятельность, а в помощи нуждаются многие.

Такая «черновая» работа — для создания в последующем информационно-исследовательского центра, постоянно действующего музея и архива. Чтобы они были, информацию нужно не только собрать, но и осмыслить. Это работа для историков, социологов, экономистов, — но здесь еще вопрос: будет ли востребован ими этот материал? (требуется ли историку история).

Последнее — отсутствие фонда. Фонд — 100 рублей, которые дали граждане просто так: дело нужное делаете. Группа вынуждена была ввести членские взносы и с себя же их собирать: на магнитофонную пленку, в первую очередь, на поездки, другие неотложные дела. (В различных городах подобным обществам помогают государственные органы. В Москве деньги дали организации-учредители: Союз кинематографистов, Союз театральных деятелей, Союз архитекторов, Союз дизайнеров, «Литературная газета», «Огонек». В Норильске большую помощь оказывает Норильский комбинат).

Наш корр.


Из воспоминаний Елены Матвеевны Штунц-Великжаниной:

В 1937 году я с мужем Штунцем Александром Михайловичем жила в Уссурийском крае. Муж был военным, начальником управления строительных работ.

Шестого ноября 1937 года мы с мужем пошли на торжественный вечер. Но вечер не состоялся. В этот день были арестованы все начальники служб, в том числе и мой муж. Двое сотрудников особого отдела дивизии подошли к нему на улице и вернули домой, там предъявили ордер на арест и провели обыск. Перед тем как мужа увели, я сказала ему: «Саша, если ты в чем-то виноват — скажи, если нет, то не оговаривай ни себя, ни других».

Через несколько дней меня вызвали в особый отдел и предложили отречься от мужа. Я отказалась. И утром 25 ноября 1937 года пришли за мной. Дети (тогда у нас было две девочки) остались с матерью мужа. Меня доставили в тюрьму вместе с другими женами командиров, где поместили в одноместную камеру, в которой постоянно находилось 14-15 человек. Женщин не били, а меня следователь не только не бил, но обращался на «Вы», потому что это был мой ученик. А мужей наших избивали зверски, я знала это, перестукиваясь с другими камерами, и знала, что мой муж нужных следователям показаний не дает. Увидела я мужа один раз, случайно, когда его вывели на прогулку, он очень плохо выглядел. Больше я его не видела. А был он хорошим и грамотным человеком. Родился в Красноярске в 1905 году. В 1925 году был направлен на рабфак в Иркутск, затем закончил МВТИ и Военно-инженерную академию. Но его знания и опыт не нашли применения ни в конце 30-х годов, ни во время Отечественной войны. Приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР от 20 апреля 1938 г. он приговорен к 10 годам заключения без права переписки, т.е. к расстрелу. Посмертно реабилитирован в 1956 году. Я же решением Особого Совещания при НКВД СССР была осуждена на 8 лет и этапом отправлена в Карлаг (Караганда).

Первый этап в этот лагерь был Москва и Ленинград, 2-й с Украины, 3-й с Дальнего Востока (наш), 4-й с Кавказа. Хуже пришлось первым: месили ногами глину, делали саманные кирпичи по 16 кг. В зоне было около 7 тыс. человек. Многие сходили с ума, их больше не видели и считали, что их убивают. Кормили ячневой крупой, даже воды для питья часто не было, в арыках грязь. В Карлаге я заболела, попала в зону для больных. Там работать не заставляли, питание 3 раза. О начале войны ничего не знали. В 41-м году перевели в Саратов, там работала на тракторе, комбайне. После срока — еще 2 года «до распоряжения», потом отпустили.

(Е.Штунц-Великжанина — член ВКБ(б) с 1922 года, пенсионер союзного значения)

Материал предоставлен Красноярской группой «Мемориал»

Красноярская группа «Мемориал» обращается к преподавателям и студентам Красноярского университета: если кто-либо из Вас располагает информацией (от своих родных или знакомых) о репрессированных или о местах расстрелов и захоронений политзаключенных, то сообщите об этом нашему представителю, которого можно найти в редакции газеты «Красноярский комсомолец» по вторникам с 18 до 21 часа (ул.Республики, 51, ком.10-6, т.22-20-84).

«Университетская жизнь», № 28 (445), 18.10.1988 г.


/Документы/Публикации 1980-е