Страницы истории
В 1938 ГОДУ записалась я и в комсомол. Очень хотела быть комсомолкой. Верила, что тогда и жизнь моя изменится. Появится какая-то высокая, что ли, цель, все станет светлее, яснее. Ведь я, малограмотная девчонка, из бедняков, тогда ничего и не видела, кроме лиха. Сама еще мала была, когда стала ходить по домам — детей нянчить. Потом меня взяла к себе тетка, Мария Васильевна Боргоякова. Она, старая женщина, да ее взрослые сыновья Прокопий и Тазол, которых я называла дядями, воспитывали меня.
Братья были коммунисты, они организовали колхоз «Чахсы хоных» в Аскизском районе. На русский язык название колхоза переводится так: «Хорошая жизнь». Вот о ней и мечтали Прокопий Семенович и Тазол Семенович Боргояковы. Много работали тогда колхозники. Работали-работали.... Я и то в ту пору больше на скотном дворе помогала взрослым, чем училась в школе. Так и осталась малограмотной, с четырьмя классами образования.
Бедно жили тогда многие семьи. Но нам, наверное, все же приходилось труднее, все ждали какого-то несчастья. Потому что было на нас клеймо «троцкистской семьи». В 1935 году обвинили Прокопия Семёновича Боргоякова как троцкиста. Увезли его — и он больше не вернулся домой. После этого семье еще 'труднее стало. Вот я, например, сколько в колхозе ни работала, хлеб на трудодни некоторое время не получала... Но мы в семье, да, наверное, другие люди добрые думали: случившееся с Прокопием Семеновичем ошибка. Ведь такой он честный коммунист был.
Я сильно верила в то, что страна живет по верным законам, в то, что с каждым годом все будет лучше. Надо только много работать. В 1938 году, когда вступала в комсомол, не припоминали мне о драме нашей семьи. Видели ведь, как старалась-надрывалась на работе. Комсомольская организация была тогда маленькой Комсорг Филипп Боргояков, Роман Кайнаков, Сурмезек Пахтаева. Дарья Паххтаева... Скоро и сама стала агитировать других ребят вступать в комсомол. Понемногу наша организация росла. Через год меня избрали комсоргом. И в ту пору же, совсем молодой, работала бригадиром. Ох, и трудно приходилось. Чего только ни делали: и хлеб сеяли-убирали, и скот пасли, и лесозаготовками в Матуре занимались. Была вот такая бригада на сезонных работах. Если план не выполняли — никто домой не имел права уйти. А кто уходил, того на товарищеском суде сами же наказывали.
Наступил 1941 год. Ушли на фронт все мужчины, остались старики, дети да женщины. А работать-то надо за троих. В соседнем колхозе имени Чапаева вообще мало работников осталось. Вот меня и отправили туда. Возглавила бригаду, состоящую из одних женщин. Опять много, сутками, все работали. А обстановка в колхозе была неспокойной, тревожили бандиты. Это те, кто не хотел идти на фронт, удирали в тайгу. А есть-то им надо, вот и приходили они по ночам в деревню. воровали овец, хлеб, или женщин запугивали — а те сами отдавали им что-нибудь из еды.
Председатель сельсовета П. Тортомашев тогда сказал мне: «Собирай комсомольцев деревню охранять надо». Ну, нас человек пятьдесят собралось, у стариков-охотников взяли ружья, стали охранять деревню. Но не всегда удавалось выйти на охрану, не всегда могли заметить хитрых ворюг. И меня как комсорга, дважды наказывали за это штрафом — по 50 рублей. Пришлось дважды коз на своем дворе колоть, на стройке рудника Тен их продали. А что делать, денег не было.
И еще в военные годы от бандитов пришлось пострадать. Как-то осенью поехала одна в лес, надо было стога сена обмерить. Только приступила к работе, как совсем неожиданно получила удар в спину. Что-то острое, как нож, вонзилось в нее. Вытащила, не поглядев, отбросила в сторону: хотела скорей спрятаться. Хотя бандит сам к тому времени спрятался С трудом уже выбралась из леса, а там пашня, где работали наши трактористы. Надя Бурнакова, Аверьян Кайдараков отругали меня: «Зачем без охраны ездишь? Видели твою лошадь, здесь она промчалась...». Надя промыла, перевязала мою рану.
А потом я и Аня Идиметлева, она тоже комсомолка была, счетовод, заявление написали в райвоенкомат с просьбой отправить нас на фронт. Думали, лучше на фронте за Родину погибнуть, чем здесь от бандитов страдать. Но нам сказали: «Здесь работники тоже нужны, потом поедете воевать». Мы и остались. Кроме своей работы, стали с Аней Идимешевой проводить подписку на военный заем: руководители колхоза платили по 1000 рублей, колхозники — по 500. А еще комсомольцы отправляли посылки на фронт. Старушки по нашей просьбе вязали рукавицы, носки, картошку сушили. Все это мы отправляли нашим солдатам.
Вот так и жили, работали в военные годы. А я оставалась комсоргом и бригадиром до 1946 года, пока не вышла замуж. И потом, конечно, работала. Но свои молодые комсомольские годы забыть не могу. И прекрасное, светлое было в нашей жизни (когда мы, комсомольцы, собирались вместе вечерами, когда устраивали праздники после ударной работы. Радовались каждой похвале за работу, каждому подарку). Было и много страшного, тяжелого, не все понимали: что справедливо и несправедливо делается в жизни. Все то, что пережито нами, то, как мы работали, о чем мечтали, останется в памяти комсомольцев 30—40-х годов.
Рассказ ветерана комсомола и труда А. Б0РГОЯКОВОЙ
записала В. ДМИТРИЕВА.
Усть-Абаканскнй район.
Советская Хакасия 29.10.1988