ПЕРЕД ПАМЯТЬЮ В ДОЛГУ
РОЯСЬ ОДНАЖДЫ в документах, хранящихся в партийном архиве крайкома КПСС, я наткнулся на докладную записку прокурора Хакасской автономной области, старшего советника юстиции С. Адушкина, направленную на имя секретаря Хакасского обкома партии В. И. Колпакова. Документ датирован февралем 1957 года. Это. по существу, отчет о работе прокуратуры области по пересмотру судебных дел в отношении репрессированных в 1937—1938 гг. После XX съезда партии в Хакасии, как и всюду в стране, была проанализирована практика проведения в СССР в конце 30-х годов массовых репрессий пересмотрены дела заведенные тогда на многих партийных и советских активистов, рабочих, колхозников, служащих. В ходе проведенной прокуратурой проверки были пересмотрены судебные дела в отношении 238 человек (167 из них приговорены к высшей мере наказания — расстрелу). Выяснилось что все эти так жестоко наказанные люди ни в чем не повинны.
Вместе с другими был арестован в 1937 году зоотехник Усть-Абаканского райзо П. Е. Сокуров. Его обвинили в том, что он, занимаясь ветеринарными делами, вынашивал якобы план деятельности контрреволюционной повстанческой организации, направленной против Советской власти. В действительности же ни о какой повстанческой организации П. Е. Сокуров и знать не знал и слышать не слышал.
Как же в таком случае работникам НКВД удалось добиться у человека признания в несовершенном преступлении? «Во время допроса, — рассказывал репрессированный, — следователь предупредил, что если я не сознаюсь в предъявленном мне обвинении, то он со мной расправится. Затем наставил на меня наган, и я под «го диктовку сам написал себе приговор... Применяли в те годы и другие виды пыток. Морили голодом не давали есть по пять суток. Приставляли спиной к раскаленной печи...»
А вот свидетельство человека, который в 1937 году сам допрашивал репрессированных. Это некто Степанов. работавший в те годы начальником отдела Красноярского краевого управления НКВД. В июле 1940 года вопрос о партийности этого человека рассматривался на бюро крайкома КПСС.
— Знаете, как в 1937 году проводили аресты? — спросил он членов бюро и сам же ответил:
— Начальство обычно вызывало и говорило: «Есть мнение арестовать такого-то, пишите справку». Первое время арестованные показаний не давали. Тогда начальник краевого управления НКВД Алексеенко вызвал меня и спросил: «В чем дело? У других признаются, а у вас нет. Миндальничаете с ними. Допрашивайте крепче». Ну и допрашивал.
— Бывали случаи, когда арестованных держали на допросе по 5 суток, — дополнил рассказ Н. Т. Степанова на том же июльском заседании бюро его коллега А. П. Стрельник — устраивали лишь короткие перерывы на завтрак обед и ужин. Давали спать допрашиваемому всего часа по три в сутки. Часто арестованного сажали на кончике стула и так с опущенными руками держали по нескольку часов.
ЧИТАЯ ПОДОБНОЕ, невольно спрашиваешь себя: из какой же среды вербовались подобного рода опричники творившие сплошь Да рядом беззаконие? Может быть, это были обыкновенные уголовники бандиты? В том-то и дело, что нет.
Хочу познакомить читателя с краткими биографиями двух работников НКВД служивших в конце 30-х годов в Красноярском краевом управлении и применявших в отношении арестованных как говорили «извращенные методы ведения следствия».
Василий Евгеньевич Лебедев. Родился в Ленинграде в 1900 году. В партию вступил в 1919 году. В двадцатом его, военкома части, за мужество и храбрость, проявленные на фронтах гражданской войны, награждают орденом Красного Знамени и золотыми часами. В 1923 году В. Е. Лебедева бросают на борьбу с бандитизмом где он также неплохо справляется со своими обязанностями. Свидетельство тому — полученный.им ценный подарок. В 1927 году за участие в поимке террористов удачливому чекисту объявляют благодарность и вручают портрет Ф. Э. Дзержинсхого с надписью «За преданность делу пролетарской революции...»
А вот как складывалась судьба другого работника НКВД, уже известного нам Николая Тимофеевича Степанова. До 1921 года он работал в Иркутской области в хозяйстве отца. В 1927 году его избирают председателем сельского Совета, а затем заместителем председателя исполкома Шиткинского районного Совета депутатов трудящихся. В 1931 году направляют на укрепление партийной организации Тайнинского мясо-молочного совхоза, избирают секретарем партячейки. В 1933-м — он член бюро Иланского райкома ВКП(б), учится в Ленинградском коммунистическом университете, и в конце 30-х годов его назначают начальником отдела краевого управления НКВД.
Обычные судьбы. Типичные биографии советских людей которых сама жизнь выдвигала в те годы к широкой общественной деятельности. Казалось бы, живи, делай добро своим согражданам а тут грубое попрание достоинства и чести, прав личности. Откуда это?!
Перелистывая дело В. Е. Лебедева, я обратил внимание на один момент, который в какой-то степени приоткрывает завесу над его внутренним миром, объясняет причину перерождения личности. Работая в 1937 году в Житомирском управлении НКВД, Василий Евгеньевич стал замечать. что ему чаще, чем другим, дают поручения по приведению в исполнение приговоров связанных с применением высшей меры наказания — расстрела. Почему именно ему давались такие поручения?
— Другие психовали, нервничали, торопились — объяснял он этот факт членам бюро крайкома КПСС в 1940 году на заседании где вместе с другими решался вопрос о его партийности. Значит, не все в НКВД были хладнокровными убийцами. — Я же эти операции проводил четко без всяких эксцессов. Верхнюю одежду с осужденных снимали: она создавала известные затруднения. Кое-кто из моих подчиненных присваивал себе вещи осужденных, признаю моя недоработка. Я же себе ничего не брал...
Да, ничего не скажешь, убийца «совестливый».
Что же касается Степанова, он на том заседании вообще крутил, юлил, ни в чем не признавался, и только неопровержимыми фактами члены бюро прижали его к стене.
Хотя оба они были в 1940 году исключены из партии, но не считали себя виновными. «Ведь я делал важное государственное дело». — бил себя в грудь Лебедев. Его поддержал Степанов: «Мы на практике лоб в лоб испытали классовую борьбу, борьбу с эсерами меньшевиками, троцкистами правыми, террористами шпионами, диверсантами и прочими врагами нашей партии и народа».
Лоб в лоб... Это не что иное, как своеобразная трактовка известного тезиса «вождя» о том, что по мере строительства социализма классовая борьба будет обостряться. Как выяснится позже Сталин не только теоретизировал, но и давал практические «советы», как претворить этот тезис в жизнь. 1 декабря 1934 года он продиктовал по телефону текст постановления ЦИК и СНК СССР, установивший особый поря- дох расследования и рассмотрения дел о террористических организациях и террористических актах. Этот порядок предусматривал вести следствие не более десяти дней, обвинительное заключение вручать «за сутки», «цела слушать без участия сторон», то есть без права на защиту. Подачи ходатайств о помиловании «не допускать» приговоры о расстреле приводить в исполнение немедленно.
Зловещим эхом отозвался этот сталинский «закон» на местах. В работу был запущен огромный репрессивный аппарат. В трясину беззакония попадали все новые и новые жертвы.
ЛИСТАЮ протоколы заседаний бюро пленума крайкома КПСС тех лет. Август 1936 года: «Арест (такого-то) санкционировать». Апрель 1937 года: «Против ареста не возражать». Под текстами обоих постановлений подписи секретарей крайкома КПСС Акулинушкина и Голюдова. Ни тот, ни другой не знали еще тогда, что и над их головами уже нависла неумолимая секира. За короткий срок к судебной ответственности были привлечены оба секретаря крайкома КПСС, председатель крайисполкома И. И. Рещиков, пять из семи заведующих отделами партийного аппарата — А. Г. Эмолин Н. В. Савкевич, Н. Н. Балахонов, В. П. Думченко С. С- Тизанов 57 из 94 членов и кандидатов в члены крайкома КПСС.
Дух шпиономании жестокого преследования ни в чем не повинных людей проникал во все сферы жизни общества, в самые, казалось бы мирные и безобидные. На состоявшемся в октябре 1937 года пленуме крайкома КПСС обсуждался вопрос о развитии в крае животноводства. В постановлении этого пленума отмечалось: «До конца разгромить и выкорчевать троцкистско-зиновьевскую сволочь, бухаринско-рыковских бандитов». А вот строки из постановления, состоявшегося 3 октября 1937 года заседания бюро крайкома КПСС: «Провести не менее шести судебных открытых процессов над диверсантами и вредителями в области развития животноводства в крае».
Жарко становилось в кабинетах краевого управления НКВД. По свидетельству Степанова дел здесь накопилось очень много. Дела эти нужно было закончить в кратчайший срок. В управлении был составлен график их окончания, за реализацией которого строго следило руководство. Указание было дано такое: никого из арестованных не освобождать доказывать виновность каждого, потом передавать дело в суд. На своих партийных собраниях некоторые работники НКВД пытались протестовать но несогласных, как правило, крепко одергивали.
Атмосфера, царившая в те годы в органах НКВД, душила в людях, работавших там, самые светлые, самые добрые чувства и развивала карьеризм, подобострастие, бесцеремонное доходящее до жестокости отношение к человеку, оказавшемуся по воле вождя бесправным и беззащитным.
В. КУЗНЕЦОВ,
заведующий партийным архивом крайкома
КПСС.
Красноярский рабочий. 12.03.1989