рассказ о реабилитации безвинно осужденного красноармейца
Перешагнуть порог Военной коллегии Верховного суда СССР меня побудила вот такая просьба читателя:
«Среди реабилитированных жертв репрессий периода культа личности мы встречаем имена крупных военачальников, командиров и политработников армии и флота. Говорят также, что в числе незаконно репрессированных были и простые солдаты. Нельзя ли рассказать хотя бы об одном из них?».
Ответственные сотрудники Военной коллегии подтвердили, что среди безвинно пострадавших были и красноармейцы и краснофлотцы. Тут же полковники юстиции Эраст Савельевич Гуторов и Борис Иванович Гузема предложили ознакомиться с содержанием нескольких папок.
Раскрываю одну из них. Вот листки со свежим машинописным текстом. А вот пожелтевшие, исписанные от руки, почти полувековой давности. Довольно четкий почерк, округлые буквы. Читаю строку, вторую, третью – и встает перед глазами трагическая судьба человека из далекого времени, о котором с болью вспоминаем мы сегодня.
…Жил в селе Большая Мурта, что в Красноярском крае, мальчишка, ничем особенным не отличавшийся от своих сверстников. Это потом, в судебных документах его назовут полностью – Коваво Александр Иннокентьевич. А тогда он был просто Саша. Учился в школе, но вскоре оставил ее и стал рабочим, как и его отец и мать.
Это были годы первых пятилеток. До глухого сибирского села доходили вести о строительстве новых заводов и гидростанций, о легендарных полетах советских летчиков. Тогда и родилась мечта о небе, о военном училище. В пятнадцать лет написал письмо в Наркомат обороны с просьбой призвать в армию, а потом писал в ЦК ВЛКСМ, а в 1937 году письмо с фотокарточкой отправил Сталину. Ответы походили один на другой: ждите своего года призыва.
И вот пришел этот год и этот день. В мире было неспокойно. Стали привычными слова популярной песни: «На границе тучи ходят хмуро…». Но, несмотря на это, призывников провожали «весело, без слез, без пьянки». Последние слова в кавычках – из пожелтевшего листка, исписанного рукой самого Александра Коваво.
Того, что произойдет вскоре, он и предположить не мог.
Началось все с заявления командиру части, написанного в самом начале Великой Отечественной войны. Красноармеец Коваво просил уволить его из армии, так как он скрыл, что женат на дочери врага народа, которого суд приговорил к расстрелу.
Почему он поступил так? Сказать определенно трудно. Но, несомненно, одно: свою роль тут сыграло настроение юноши, вынужденного распрощаться с мечтой стать летчиком.
Нетрудно догадаться, какой ход был дан заявлению солдата в то время, когда, как говорится, в воздухе буквально витал дух тридцать седьмого года. Из нынешних публикаций в печати можно представить себе атмосферу, царившую тогда в стране и в армии. Массовые репрессии инспирировались и подогревались призывами сверху, предписывалось выискивать и выкорчевывать «врагов народа» повсюду, в том числе и в армии. Издавались приказы и распоряжения, в которых говорилось, что в Красной Армии имеется разветвленная сеть шпионажа и контрреволюционных элементов. Предлагалось выводить их на чистую воду, доносить на них.
Реакция на заявление, адресованное командиру части, не заставила себя ждать. Красноармеец А. Коваво был немедленно арестован. Это произошло 3 июля 1941 года. В его чемодане, изъятом при обыске, оказались письма к родным и знакомым. В них нашли то, что хотели найти. И окрестили солдата «врагом народа». По приговору военного трибунала Забайкальского военного округа от 29 июля того же года красноармеец 311-го стрелкового полка Коваво А.И. был осужден по статье 58 – 10, часть 2 Уголовного кодекса РСФСР к расстрелу с конфискацией имущества.
За что же? Вот как излагается его вина в приговоре:
«…Будучи враждебно настроенным против Советской власти, с 1940 г. до июля 1941 г. проводил среди военнослужащих и в письмах на родину контрреволюционную пропаганду… Распространяя клевету на новый дисциплинарный устав армии, на мероприятия по госзаймам, на обязательные поставки государству продуктов, материальное положение граждан в СССР, пытался дискредитировать вождя народов, стремился уклониться от военной службы… В письмах и стихах на родину распространял клевету против руководителей партии и правительства и их борьбы с врагами народа, одновременно восхваляя последних…».
Вновь смотрю на пожелтевшие листки, исписанные разборчивым округлым почерком. Это кассационные жалобы Александра Коваво, отправленные из Читинской тюрьмы. Последняя – от 5 августа 1941 года – в адрес Военной коллегии Верховного суда СССР.
По-разному ведут себя люди, оказавшиеся в таком положении, в какое попал Коваво. Но в данном случае сомнений в искренности осужденного на смерть у меня не возникло. Нет в письме и отчаяния, которое легко здесь предположить. Есть просто просьба, страстный зов к справедливости.
Осужденный просит поверить, что он невиновен, просит направить его в действующую армию, на передовую позицию. «Даю клятву, что все сделал необдуманно. И если нельзя на фронт – то пожизненную каторгу, ведь я молодой и смогу доказать, что люблю Родину… Я никогда не торговал интересами Родины, ибо партия и правительство помогли мне и семье стать людьми… До армии я работал днями и ночами и только в работе находил радость…».
А как же с письмами, что хранились в чемодане? И тут объяснение простое,
бесхитростное. Письма, поясняет Александр, писал и хранил, чтобы потом «написать
семейную хронику». Они даже «не ушли домой, их никто не читал, я ни с кем не
делился своим мнением».
Как относились в то время к кассациям и просьбам «врагов народа», теперь хорошо
известно. Типичной оказалась и судьба кассации А. Коваво. Определением тогдашней
Военной коллегии Верховного суда СССР от 27 августа 1941 года приговор военного
трибунала Забайкальского военного округа был оставлен в силе. Менее чем через
месяц его привели в исполнение.
Шли годы. Нетронутым лежало дело Коваво в Читинском архиве, как и многие другие. Только 1953 год положил начало реабилитации незаконно репрессированных советских людей. Но где-то в первой половине шестидесятых процесс этот начал затухать, а затем вовсе приостановился. Новый импульс ему дали развернувшаяся в стране перестройка, курс партии на демократизацию и гласность. Как известно, были приняты дополнительные меры по восстановлению справедливости, пересмотру уголовных дел в отношении всех тех, кто был незаконно репрессирован в прошлом. В высшие юридические и судебные органы усилился поток писем и просьб о реабилитации от оставшихся в живых жертв репрессий, от родственников и близких осужденных.
Прислала такую просьбу и А. Смирнова – дочь Александра Коваво, которая родилась незадолго до того, как не стало ее отца… И тогда подняли дело из Читинского архива, внимательно его изучили. Кропотливая работа завершилась постановлением пленума Верховного суда СССР от 11 мая 1988 года. В нем говорится:
«В материалах дела нет данных о том, что Коваво в письмах к родным или в высказываниях преследовал цели подрыва, свержения или ослабления Советской власти…
Из приобщенных к делу писем видно, что он сообщал родственникам о плохом питании в армии, о трудностях подчинения командованию, о бытовой неустроенности. Он действительно писал командиру части заявление, в котором сообщил, что скрыл женитьбу на ссыльной дочери, осужденного к расстрелу «врага народа», и просил рассмотреть вопрос о его увольнении из армии, однако это обстоятельство расценено как уклонение от службы.
В одном из писем он высказал мысль о том, что арестованные в 1937 – 1938 гг. члены правительства не были врагами народа, а пострадали как честные коммунисты.
Высказывания по другим вопросам взяты из писем родных, сообщавших Коваво о материальных и бытовых трудностях жизни.
После начала Великой Отечественной войны Коваво предположил, что в ней погибших будет больше, чем в войнах с Японией и Финляндией.
Таким образом, суждения и высказывания Коваво, как они установлены по делу, по своему характеру и направленности, не содержали признаков состава преступления, предусмотренного ст. 58-10, ч. 2 УК РСФСР.
В силу изложенного и руководствуясь п. 1 ст. 18 Закона о Верховном суде СССР, пленум Верховного суда СССР постановляет:
Приговор военного трибунала Забайкальского военного округа от 29 июля 1941 г. и определение Военной коллегии Верховного суда СССР от 27 августа 1941 г. в отношении Коваво Александра Иннокентьевича отменить и дело о нем прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления».
Так закончилась эта история, похожая на тысячи других.
В. Змитренко,
полковник в отставке.
Напечатано в газете Большемуртинского района «Маяк коммунизма» № 92 (8562) от 1 августа 1989 года. Перепечатано из газеты Сибирского военного округа «Советский воин».
Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Том – 4.
КОВАВО Александр Иннокентьевич. Род. в 1919. Уроженец и житель с. Большая Мурта Большемуртинской вол. Красноярского уезда Енисейской губ. Русский, малограмотный. Красноармеец 65-й стрелковой дивизии 311-го стрелкового полка. Арестован 06.07.1941. Обвинение по ст. 58—10 УК РСФСР. Приговорен 29.07.1941 ВТ к ВМН. Расстрелян 24.09.1941 в г. Чите. Реабилитирован 02.05.1988 Пленумом ВС СССР (П-15021).
ОБД «Мемориал» (Центральный архив Министерства обороны)
Донесение о безвозвратных потерях:
Ковава Александр Иннокентьевич , 1919 г.р., уроженец: Красноярский край,
Муртинский р-н, с. Б. Мурта. Призван Большемуртинским РВК Красноярского края.
Забайкальский фронт 311 стрелковый полк. Красноармеец . Приговорен военным
трибуналом ЗабВО 29.07.1941 года к ВМН.
Домашний адрес и родственники не установлены.
Председатель ВТ Забайкальского фронта Дивоенюрист Ревзис