Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Конфет привезти - да побольше!


НА ЗАДВОРКАХ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ

Скажу сразу: версия о каком-либо /пренебрежении сибиряков к латышам не подтвердилась. У всех, с кем приходилось беседовать за время командировки, одно лишь упоминание о национальном вопросе вызывало недоумение. Никто не вспомнил ни одного конфликта на национальной почве.

 

— НИЖНЯЯ БУЛАНКА? В наших справочниках такого населенного пункта нет, — ошарашили меня в кассах авто- и железнодорожного вокзалов краевого центра. — Может, название перепутали?

— Нижняя Буланка? Впервые слышим, — удивлялись знакомые, друзья, коллеги по работе.

И только спустя два дня в специальном каталоге краеведческого- музея было обнаружено, что населенный пункт, а точнее, небольшая деревенька с таким названием, есть. Расположена она на окраине Каратузского района.

Потом" была длинная, изматывающая дорога. И встреча с жителями Нижней Буланки — сибирскими латышами.

Латыши в Сибири? Да, это так. С давних пор, а точнее — с самого начала XIX века, здесь, в таежной глубинке, появились первые переселенцы из западных областей Российской империи. Многих царским указом ссылали за «непослушание» помещикам, другие ехали сами: манила плодородная сибирская земля. «Благословенная», как называл ее Ф. М. Достоевский.

Поток переселенцев увеличивался год от года. Один за другим издавались царские указы. В Сибирь ехали латыши и эстонцы, политические и уголовники, участники крестьянских волнений, а после 1825 года — декабристы. Самая массовая высылка совпала с серединой прошлого столетия

Из воспоминаний Н. С. Сахарова, жителя Каратузского района, энтузиаста- краеведа:

«В 1946 году, в день выборов в Верховный Совет СССР, в Нижней Буланке я встретил женщину, которой был тогда 101 год. Ее отец и еще несколько латышских семей попали в «немилость» царю и были высланы в Сибирь Ехали долго, через какие города, она и не помнила. Но сохранились в памяти речка, по которой плыли на лодках, место, где их высадили и сказали: «Здесь будете жить». Ей, моей рассказчице, было тогда 13 лет.

Первое время, вспоминала она, жили в шалашах, потом построили дома.. Так в 1858 году возникло село. И назвали его Нижняя Буланка».

Туда и пролегал маршрут моей командировки, основанием для которой стало письмо Мильды Ритмейстер, жительницы небольшого поселка Нереты Латвийской ССР. Ветеран комсомола и партии — так она себя отрекомендовала — писала следующее:

«Летом 1988 года в Красноярском крае побывала группа туристов из Латвии. Они посетили и Нижнюю Буланку. А 11 ноября в республиканской газете «Пионер» появилась публикация «Латыши в Сибири». В ней рассказывалось о том, как бедно и некультурно живется латышам в Нижней Буланке. Нет тарелок, все хлебают из общей миски; в лавке можно купить только хлеб, соль и спички. По-латышски говорит только старшее поколение, а дети и подростки даже не знают, где находится Латвия, земля их предков В школе русские педагоги запрещают детям говорить между собой на родном языке и указывают, родителям, чтобы и дома по-латышски не говорили...

Буду очень рада, если на самом деле окажется не так жутко, Я прошу одного: искоренить запреты и пренебрежение к родному языку. А также помочь латышам из Нижней Буланки познакомиться с историей и культурой Латвии». А вот как прокомментировали статью в «Пионере» сами нижнебуланцы:

— Неправда все это, — сказала Марианна Ивановна Линденберг. — Никаких запретов «а язык у нас нет. Мы говорим по-латышски, выписываем газеты и журналы на родном языке, бываем в Прибалтике. И каждый год гостят у нас туристы из Латвии. Принимаем их радушно, стараемся. А они уезжают и пишут про нас всякое... Зачем им эта ложь?

— Нет, вы только подумайте, — возмущалась Елена Робертовна Баубель, — «Хлебаем из миски, тарелок у нас нет». Да у меня полный шкаф тарелок! Но окрошку мы всегда едим из общей миски: у нас так принято. Вкуснее так!

А Ян Андреевич Мейнгот даже заплакал:

— Расстроился очень, — объяснил он. — Зачем газета нас, сибирских латышей, обижает?

НИЖНЕБУЛАНЦЫ рассказали мне о том, что многие русские, поселившиеся в этом селе, научились говорить по-латышски; о том, что дружат между собой русские и латышские ребятишки; о том, что все давно привыкли к смешанным бракам. И о том, что все они ощущают себя единой семьей — сибиряками.

В райисполкоме увидела интересный документ: «Список руководителей и ведущих специалистов Каратузского района». В графе «национальность» читаю: «русский». «латыш», «эстонец», «немец», «украинец», «мордва»... И это неудивительно. В районе, насчитывающем около 20 тысяч жителей, представлено более десяти национальностей. Среди двадцати населенных пунктов пять — национальные села.. Издавна в Верхнем Суэтуке и Верхней Буланке живут эстонцы, в Алексеевке  — мордва, в Сагайском — немцы. А Нижней Буланке —  латыши.

Словом, писать о притеснение одной национальности другой нет никаких оснований. И все же приезжие туристы это сделали, опубликовав в «Пионере» уже цитированную статью,- «То, что было на-писано в газете, вызвало нашу горечь и возмущение», — пишет М. Ритмейстер.

Горечь, возмущение... Не этого ли и добивались приезжавшие в Нижнюю Буланку туристы?

С вниманием слежу за событиями, происходящими в Прибалтике. Получаю оттуда газеты, письма от родителей, сестры, друзей... Они пишут о многом. Но вот что тревожит: явно ощутимое беспокойство, горечь и душевная боль оттого, что они, «инородцы» (именно так называют сегодня в Прибалтике лиц некоренной национальности),.оказались в создавшейся политической ситуации людьми «второго сорта», людьми без будущего.

Мои родные пишут о неуверенности в завтрашнем дне, оскорбительных выкриках воинствующих националистов типа «Русские! Вон из Литвы!», присылают тенденциозные статьи, публикуемые местной печатью.

Их чувства понятны. Как, впрочем, понятны и стремления Прибалтийских республик обрести национальную и экономическую самостоятельность. Но вот вопрос: «Кому выгодно разжигать вражду между прибалтами и «инородцами»? Кому выгодно подкладывать в костер национальной неприязни все новые и новые поленья, одним из которых, по моему глубокому убеждению, стала статья в газете «Пионер»?

Национальных проблем в Нижней Буланке нет. Зато других — непочатый край.

То, что я увидела там и в окрестных селах, не укладывается в сознании. Бездорожье, грязь, заросшие - бурьяном брошенные избы, почерневшие и покосившиеся от времени заборы... А где взять слова, чтобы описать ассортимент единственного в поселке магазина, если даже хлеб — и тот бывает с перебоями. А школа, клуб— единственные поселковые достопримечательности ..

Но больше всего поразило поистине безграничное терпение и безропотность жителей. Ни на что особенно не жалуясь, они рассуждали примерно «Здесь не город — деревня, вот и живем по-деревенски. И неплохо живем, рядом, в русских селах, в той же Черни говке, Старо-Молино, — не в пример хуже. Обидно, правда, что хлеба не хватает и автобус рейсовый обещают-обещают, да все без толку. Зато недавно в магазине были конфеты. Мало. но продавец поделила честно — по 200 граммов досталось каждому».

По-детски радуясь кулечку конфет, нижнебуланцы рассказали мне  о халвее, которую сам первый секретарь райкома партии лично «выбил» для истосковавшихся по сладкому каратузцев. Конфет не только в Нижней Буланке — зо всем районе нет! То-то при дележке халвы чуть до топоров не дошло.

— Мы неплохо живем, — убеждали меня нижнебуланцы. — Родились здесь — здесь и помирать будем. Наша земля, родная... А то, что грязь и свиньи повсюду шастают, — не беда.

В ПОИСКАХ ответа на мучавший меня вопрос: «Что произошло с Нижней Буланкой?» обратилась в прошлое. В этом мне помогла хранительница Каратузского краеведческого музея Людмила Ивановна Алавердян. И вот что удалось узнать.

Оказывается, в начале 20-х годов в районе преобладали хутора крестьян-единоличников. Жили зажиточно, крестьянский труд воздавал сторицей. Очень заманчиво идеализировать те времена. Но все же не стоит. Да, жили хорошо. Но расцвет деревни — а он был в те годы, с этим не поспоришь! — основывался н каторжном  труде. Не все его выдерживали, многие  из тех, кто здоровьем послабее или  просто ленивей других, разорялись и шли внаем. Но те, кто работал от зари до зари, жили безбедно. Не роскошествовали...  но и не голодали. Но очень скоро «трудяг» 20-х назвали «богатеями», кулаками-кровопийцами, имущество отобрали, а непокорных — «к ногтю».

Судя по архивным данным, в начале 20-х годов Нижняя Буланка была большим селом. На пяти улицах в ней было 200 дворов (а в коммуну вступили сразу всего 20, остальные, как легко догадаться, были против обобществления). Население перевалило за тысячу Но не тогда ли, на рубеже 20—30-х годов, в экономической перспективе деревни появились первые трещины?

А многострадальный 37-й год?

Рассказывает уроженец Нижней Буланки Ян Андреевич Мейнгот:

«В том горестно-памятном 1937. году национальный уклад жизни стал распадаться. 68 мужчин объявили «врагами народа» и увели из деревни. Об их судьбе до сих пор ничего не известно. А вдовы их никогда больше не вышли замуж. До 1937 года в нашей школе ребятишки изучали два языка: русский и латышский. Мы получали латышскую газету, у нас был свой театр и даже оркестр. Но в 1937 году все это — преподавание родного языка, газету, театр, оркестр — отменили. Оставшихся в деревне мужчин перестали забирать в армию как «врагов народа». В начале войны, правда, этот запрет исчез. 75 нижнебуланцев ушли воевать, 25 из них не вернулись...».

В начале 60-х годов Нижняя Буланка, как и тысячи других российских деревень, была отнесена в разряд неперспективных. Все эти многострадальные деревни пережили одно и то же: закрывались школы и пекарни, уезжала молодежь, чернели, зарастали тальником и березняком брошенные избы, дряхлели оставшиеся в деревнях старики...

Зато в отчетах трубили о создании крупнейших агропромышленных комплексов, с помощью которых предполагалось накормить досыта чуть ли не весь рабочий класс. Пестрели радостные цифры, вручались ордена и переходящие знамена, руководители уходили на повышение...

А в это время умирала российская деревня. Интересно, подсчитают ли дотошные экономисты, во что обошлись нам сталинские изуверства и хрущевско-брежневские чудачества на земле российской?

Этих цифр пока нет, А вот другие: в 1982 году в Нижней Буланке проживало 202 жителя, в 1985-м—187, в 1988-м — 174. А сегодня — всего 168, из них молодежи, тех, кому до 30 лет — совсем чуть-чуть. | Из пяти улиц осталось две, многие дома опустели.

Правда, есть школа-восьмилетка, чудом выжившая после многолетних споров о том, закрывать ее или нет. Учатся в ней 17 ребятишек. Останется ли хоть один из них в деревне? Вот она, боль...

В августе 1988 года было принято решение о преподавании в национальных школах родного языка. В Верхнем Суэтуке оно уже начато. А в Нижней Буланке задерживается. Нет преподавателя. Еще в октябре 1988 года обратились в Центральный институт усовершенствования учителей Латвии, чтобы оказали помощь с учебниками, программами, переподготовкой учителей. До сих пор ждут ответа...

О судьбе малых сел, наконец-то, заговорили. С самых высоких трибун было сказано, что 60-летняя попытка управлять деревней силовыми методами «сверху» обернулась страшными потерями. По всей стране умирают деревни, и остановить этот процесс пока не удается.

Боль за будущее малых сел прозвучала и в выступлениях делегатов 43-й районной партконференции. Правда, дальше трогательных разговоров о судьбах малых деревень дело двигается медленно. Это понятно: хорошо размышлять о народных нуждах в кабинетной тиши.

К проблемам малых сел регулярно обращается и районная газета «Знамя труда». Но действенности и остроты публикациям явно не хватает. Многие замечания так и остаются словами на бумаге, не более того.

А люди ждут перемен. Терпеливо, безропотно. Радуются тому, что, наконец- то, на 72-м году Советской власти, от центральной усадьбы в Нижнюю Буланку тянут гравийную дорогу, которая будет проезжей во все времена года. Эта дорога для нижнебуланцев — свет в окошке. «Будет дорога — будет все», — считает и руководство района: легче будет доставлять товары, продукты, стройматериалы Решится вопрос с кадрами, а их в Нижней Буланке ох как не хватает.

В районе разработали гигантскую, рассчитанную более чем на 113 миллионов рублей, программу помощи малым селам. Она предусматривает строительство новых школ, детсадов, столовых, жилья и даже бассейна. В Нижней Буланке в самые ближайшие годы должны быть построены 20 двухквартирных домов общей площадью 3000 квадратных метров. Большинство из них — по специальным проектам, выполненным в национальном стиле. А еще будет новая школа на 192 учебных места, асфальтированная дорога...

Как хочется верить, что все это действительно будет! Хотя, по правде сказать, «а фоне увиденного в Нижней Буланке обещанное в программе кажется сказкой — прекрасной, но призрачной. Денег-то, как обычно, не хватает. Район готов осваивать ежегодно 12 миллионов капвложений. Но взять их неоткуда. Госбюджет, как известно, испытывает громадный дефицит.

Мы всегда щедро помогали развивающимся странам. Мы с готовностью откликались на чужую боль. Нагорный Карабах, землетрясение в Армении, катастрофа в Башкирии, Фергана — и шли из Сибири составы, переводы, посылки, ехали строительные и врачебные бригады...'

Я не претив помощи. Но почему мы не видим, не хотим замечать своей, сибирской боли? Здесь, рядом с нами, в часе лета от Красноярска, очень плохо, за гранью человеческих возможностей, живется сибирским крестьянам. Но что-то помощи не видать.

На что только мы ни тратим деньги: на сооружение грандиозных памятников и величественных музеев-дворцов, на конкурсы красоты и новые, отравляющие землю и воду заводы-гиганты. А в наших сибирских деревнях люди живут, пожалуй, даже хуже чем в 1913 году, не подозревая о благах цивилизации.

Не пора ли одуматься, опомниться, встряхнуться, посмотреть вокруг протрезвевшим взглядом? Не пора ли спросить с самих себя: что происходит с нами, с землей нашей? Может, тогда мы увидим и поймем, наконец, что наши кормильцы живут плохо: женщины рожают в тракторе или попутной машине, дети учатся в холодной, похожей на- большой сарай школе, даже не зная, что это за штука такая — «компьютер». Мужчинам уготованы единственные развлечения: карты водка, домино... И разве удивительно, что, не имея и десятой доли тех благ, которыми располагает город, они покидают землю, на которой жили и трудились их предки?

ВОЗРОДИТСЯ ли Нижняя Буланка? Перейдет ли в разряд перспективных? Ответить не берусь. Да и районное руководство, реально оценивая ситуацию, о возрождении говорить не спешит,

А нижнебуланцы ждут. Обижаются, что, приезжают к ним руководители, в блокнотиках строчат, а перемен не видать. И год от года растет у людей чувство ненужности и заброшенности. И молодежь, несмотря на высокие заработки, ищет себе другие места.

Все понимают, что есть объективные трудности. Что измученную, раздавленную гнетом бессмысленных указов деревню в одночасье не оживишь. Но люди хотят пусть маленьких, но конкретных перемен. И не в будущем столетии, и даже не в следующей пятилетке, а сегодня, сейчас..

И что ж впереди? Не знаю. Одно знаю твердо: людям надо помочь. Хоть чем-нибудь скрасить их жизнь. Ведь есть вопросы, которые можно решить уже сегодня, без помощи «сверху», на своем, районном уровне. Помочь отремонтировать старенькую школу и прохудившиеся крыши, пригласить артистов — пусть порадуют людей концертом. Конфет привезти — да побольше! Открыть маленькую пекарню...

Они, дорогие кормильцы наши, так хотят жить лучше!

Они еще верят. Они еще ждут.

Т. БОЧАРОВА, наш спец. корр.
Каратузский район.

Красноярский комсомолец 19.08.1989


/Документы/Публикации/1980-е