Павел Иванович Прудников родился в
1911 году в деревне Старый Дедин Климовичского
района Могилевской области. Работал шахтером и
металлургом, строителем и книгопродавцом,
журналистом и учителем. Окончил литературный
факультет Ленинградского пединститута
им.А.С.Бубнова, вскоре был незаконно
репрессирован. Реабилитирован в 1956 году.
Автор книг поэзии: “Песнi грузчыкау”, “Час майго нараджэння”, “Прысады”, “Заасцер’е”, “Мая магiстраль”, “Заранка”, а также книги воспоминаний “Далекое, але не забытае”. В периодической печати опубликован ряд очерков, публицистических статей.
1
“Тах-тах-тах, тах-тах-тах, тах-тах-тах” -
Приглушенно колеса грохочут,
В этих диких суровых местах
Память болью сознание точит.
Вот, как факел, проплыл Каеркан
Пол покровом небес закопченных
Сколько душ он поймал на аркан,
Сколько он поглотил заключенных!
Кочегарка полярных широт,
Уголок подземелий Норильска,
Кормил углем он домны и флот
И далекий отсюда, и близкий.
Потаенного рабства следы,
Знаки тяжкой беды и обиды,
Вон дымят терриконов ряды -
Как египетские пирамиды.
В них -
страданья и муки людей,
В них - породою -
кости и кожа,
В них -
бесправье, бессчетность смертей,
В них -
что нас и сегодня тревожит...
Земляки перед взором стоят,
Незабвенный Микола меж ними:
Земляками зову всех подряд,
С кем шагал я путями одними.
Все они -
в этих черных копрах,
На просторах немеряной тундры,
Затоптали их “зубры” в пимах,
Усмехался с портретов им Мудрый...
2
“Тах-тах-тах, тах-тах-тах, тах-тах-тах” -
Стыл за стыком проносятся в спешке,
Еду,
весь в пережитых годах,
Обгоняя вранье и насмешки.
Вот огнями мелькнул Алыкель
И растаял в осеннем тумане...
Еду ждать — не из дальних земель
Урожай небывалых страданий.
Плавно движется электровоз,
Не похожий на узкоколейный,—
Этот ржавчиной где-то оброс,
Не дождался хвалы юбилейной.
И уже не на мерзлых костях
Всюду новые рельсы и шпалы;
Это “люди” трудились — их так
Лицемерия время назвало.
То был новый “рекрутский” набор
Комсомолии послевоенной:
Занесенный тяжелый топор
И над ней нависал неизменно.
Все же легче им было, чем нам,—
Их.барачные нары встречали,
Грыз не так их мороз по ночам,
Наши вешки в буран выручали.
Хоть и северный лютый мороз
Одинаковые нес дары нам,
И коблы “угощали” до слез
Их и нас одинаковым дрыном.
Хоть и в теплом вагоне сижу,
Все мне кажется: я вместе с ними...
Вновь по Дантову аду брожу
Со своими друзьями былыми.
В разговорах — обида и боль,
И упрек, что их скоро забыли:
— Не в одном ли строю шли, как в бой,
Мерзлоту не с тобой ли .кайлили!
Не с тобой ли нас ела цынга,
Не на нас ли овчарки рычали,
И не нашу ли тропку снега
В низкорослом леске заметали!
И не нас ли сажали в кондей
За отказ выполнять свою норму:
Триста граммов положено в день —
Чтоб держали, голодные, форму!
А теперь ты по нашим костям
Скоростным пролетаешь экспрессом,
Что-то под нос бубнишь себе сам,
Низкорослым любуешься лесом.
Стук колесный заслышим едва —
Знал бы ты, как нам горько бывает!
Да, теперь мы не люди — трава,
Но и в ней наша боль оживает...
Под тобою гудит колея —
То не поезда гул монотонный:
Это тяжко вздыхает земля,
Это наши немолчные стоны...
Что сказать мне, живому, в ответ
На упреки былых “сослуживцев”!..
От лишений, от болей, от бед —
Как живому в могилу ложиться!
Где, когда я и в чем согрешил
Перед братьями!.. Случай награда,
Что погибельный срок пережил
И воскрес за воротами ада.
На полях безграничного зла
Роковая старуха с косою
Не меня, так другого взяла
И скосила, как мятлик с росою.
Так же было и в тридцать седьмом:
Не тебя, так другого хватали,
Места в камере не было — в том
Самого же тебя обвиняли.
Эту трассу ведя по лесам,
От издевки, мороза, бурана
Сколько раз умирал я и сам! —
Но и дрался за жизнь неустанно.
Смерть от голода столько годов
Увивалась за мною на трассе —
И к такой я всегда был готов,
Но и жизнь оставалась в запасе.
Сам себя я спасал от цынги
Чесноком полевым, чахлой хвоей,
Ел багульник от разных ангин,
Грипп давил я морошкой сухою.
На себя, торопя свой конец,
Руку я поднимал не однажды,
Но надежда в душе, как птенец,
Пела: слабости волю не дашь ты!..
“Тах-тах-тах, тах-тах-тах, тах-тах-тах” —
Словно еду от Орши до Минска.
Скоро будут Валёк и Талнах,
Дальше — трубы и шахты Норильска.
IIеревод с белорусского Федора ...
(Неман, N 1-89)