корни
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ. «Я, Алексеенко Иван Михайлович, родился 23 января 1915 года на Дону — на Хуторе .Комиссаровке Зверевского района Ростовской области в семье рабочего шахтера. Окончил двухклассную сельскую школу и уже в раннем детстве работал в колхозе, а в 15 лет уехал на шахту «Гуково-15/16», поступил в горно-промышленное училище; получил образование 7 классов, научился токарному и слесарному делу, а также профессии крепильщика. Все это мне потом очень пригодилось в жизни...»
На шахту имени Чичерина 17-летнего Ваню взяли слесарем- водоотлива. Правда, для этого пришлось добавить себе год. Вступил в комсомол, подучил значок «Ворошиловский стрелок»...
1937 году молодой горняк был арестован органами НКВД. Случилось это в цветущий, полный радости день 19 мая. Весна оборвалась на недопетой ноте, солнце погасло почти на двадцать лет…
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ. «8 июня 1938 года я был осужден выездной Военной Коллегией Верховного суда СССР по статьям 17-58-8, 58-9 и 58-11 к тюремному заключению на 12 лет и, кроме того, к поражению в правах на 5 лет (но вместо пяти лет ссылки пришлось отбыть семь, и сам не знаю почему). Причем с конфискацией имущества. Правда, конфисковывать было нечего: дом был земляной и пол земляной, и крыша землей покрытая. Жили очень бедно…».
Было два часа ночи, когда его привезли в город Шахты в дом предварительного заключения (ДПЗ) и бросили в карцер № 15. Коридорный обрезал ему все металлические пуговицы и пряжки и подтолкнул к камере:
— Открывай засов! Вошел, а там людей набито... Кто в одних трусах, кто — в чем мать родила. А новенький в ..костюмчике, хоть и дешевеньком.
— Снимай его, сынок, — тут же посоветовал кто-то из людей постарше, — здесь он тебе не понадобится...
Пришлось снять костюм и подложить под себя.
Сколько там просидел — трудно сказать. Часов нет, света тоже. Дня три или четыре, наверное. А может, и пять.
И вот как-то ночью вызывает Ивана следователь:
— Давай знакомиться...
Обвиняли его в тяжком преступлении: в попытке организовать диверсию на шахте.
Случилось так, что кабель там загорелся. Взрыва не было, но началась паника. Алексеенко не имел к электрооборудованию никакого отношения как слесарь водоотлива, но следователь настаивал на своем:
— Тебе выдал задание механик шахты Мельников!
Тот тоже был арестован, да, видимо, и секретарь парткома Сибирько, и секретарь комитета комсомола Шатохин. Теперь требовалось доказать их вину. Любой ценой.
Начались пытки. Следствие велось только ночью. Днем же не давали спать. Однажды Иван услышал разговор следователя (по фамилии Свиридов) со старшим следователем Уразовым и понял: дела плохи.
Под следствием Алексеенко находился год и 16 дней. Долго, целых девять месяцев отвергал все обвинения, отказываясь подписать то, что от него требовали.
— Не подпишешь протокол — сгною! Надо будет — арестуем и жену, и брата, и родителей!
Чтобы сломить Алексеенко окончательно, его бросили в карцер № 00. Это был настоящий «мешок смерти». В помещении размером не более трех квадратных метров находилось человек двадцать.
Поменяться местами было почти невозможно. Окон нет. На цементном полу — жижа по щиколотку. Это пот: дышатъ-то нечем...
Каждые 15—20 минут кто-то терял сознание. Тогда стучали в дверь и вызывали дежурного. Он приходил не сразу. А когда все же приходил, то за короткое время, пока выносили потерявших сознание, камера «проветривалась», а попытки вычерпать жижу через порог пресекались окриком:
— Не вычерпывать!
Тем временем потерявшего сознание обливали холодной водой из-под крана и давали ему понюхать нашатырный спирт. Не приходил в сознание после этого — значит, конец. А приходил — тут же спрашивали асе о том же:
— Будешь подписывать?
О чем шла речь, было ясно.
Если отвечал «нет» — возвращали назад, в карцер, если «да», то «подписание» совершалось очень быстро, и подписавший самооговор в карцер уже не возвращался.
На страницах, которые требовали подписать, зачастую было написано всего несколько слов, а остальное — «дырки», в которые потом вписывалось что угодно.
Однажды, когда потерявшего сознание Ивана еле живого вытащили из карцера и привели в чувство, он восстал:
— Что же вы делаете?! Лучше убейте! Зачем же мучить?! Давайте протокол! Подпишу все, не читая... Пишите что хотите...
Этот крик обошелся дорого: последовали удары сапогами под бок. До сих пор их чувствует.
В тот миг понял, что больше не выдержит.
...В числе людей, с которыми жестокая судьба свела Ивана Михайловича в ДПЗ, был и секретарь Шахтинского горкома партии. Звали его Сергей Васильевич. Он не подписал напраслины ни на себя, ни на других. И жена его там была, говорили, и теща. Так вот Сергей Васильевич, которому было . 56 лет, говорил Ивану: — Ты еще молодой, можешь остаться в живых, а мы в своем возрасте едва ли выживем.
Если живой останешься, расскажи о нас добрым людям...
Следствие заканчивалось.
— Скоро тебе суд, — пригрозил Свиридов. — Если ты там откажешься признать себя виновным и твое дело вернется на доследование, ты знаешь, что тебя ждет?
Алексеенко знал. Тем более, что по ночам об этом напоминали последние крики расстреливаемых: «Да здравствует Сталин!».
Накануне суда разрешили свидание с женой. Она его не узнала, так он изменился.
В тот день, 8 июня 1938 года судили 69 человек. Весь суд продолжался не
больше часа. Заходили по нескольку человек. Вопросов было всего
два:
—Фамилия?
— Признаете ли себя виновным?
А после суда, когда Алексеенко признал свою «вину», он оказался в камере размером 24 квадрата вместе со всеми остальными 68 осужденными.
Общения с родными — никакого. И тогда решили пойти на хитрость: по пути в туалет стали пускать в окно бумажных «голубков» и просить тех, кто подберет эти послания, передать весточку родным.
Часть этих «голубков» попала к начальнику тюрьмы, и всю камеру перестали водить и на прогулки, и в туалет.
Так прошло четыре месяца до отправки на Соловецкие острова. В тамошней усиленно охраняемой крепости Алексеенко просидел еще год, а в августе 1939 года в числе четырех тысяч таких же узников сталинских застенков был этапирован в Норильлаг.
В Норильске Ивану Михайловичу суждено было прожить семнадцать лет. Сначала (на карантине) жил в холодном гараже, потом в палатке из рваного брезента, в бараке на сто человек, где в щели пурга выдувала почти все тепло. Работал на строительстве Соцгорода, горного комплекса, жилых домов, на добыче руды. А в конце 1939 года попал на рудник № 1. Там, с 275 горизонта, с капитальной штольни началась главная часть его трудовой деятельности.
Шли годы. Иван Михайлович окончил курсы горных электромехаников, был назначен заведующим механическими мастерскими, затем механиком участка.
28 августа 1945 года за хорошую работу и организацию труда (точная формулировка) Особое совещание НКВД СССР снизило ему срок наказания на шесть месяцев. Это считалось по тем временам наградой.
Дважды просился на фронт, на передовую, но ему отказывали. Писал и жалобы по несправедливому приговору. Но прокурор отвечал стандартно: «Для пересмотра дела нет оснований».
Работали заключенные в войну с утра до ночи. А еще и в художественной самодеятельности участвовать силы находили. Алексеенко тоже лет шесть-семь и пел, и в спекталях играл. Это скрашивало жизнь.
Основной срок заключения Ивана Михайловича закончился в декабре 1948-го, но впереди была еще ссылка. Напоминает об этом справка, подписанная начальником лагеря Ворониным и начальником УРЧ Логиновым.
ДРУГАЯ СПРАВКА: «Дело по обвинению Алексеенко Ивана Михайловича, до ареста
работавшего слесарем водоотлива в шахте им. Чичерина треста «Несветайантрацит»,
пересмотрено Военной Коллегией Верховного суда 29 апреля 1956 года. Приговор
Военной Коллегии от 8 июня 1938 г. в отношении Алексеенко И.М. по вновь
открывшимся обстоятельствам отменен, и дело за отсутствием состава преступления
прекращено. Алексеенко И. М. по данному делу реабилитирован.
Начальник секретариата Военной Коллегии Верховного суда СССР полковник юстиции
Полюцкий».
В августе 1959 г. бюро Норильского горкома КПСС утвердило решение первичной партийной организации рудника «Заполярный» о приеме Алексеенко И. М. в члены партии.
Кто-то на собрании не удержался от вопроса.
— Но что-то все же у вас было?
Иван Михайлович ответил:
— Вот сидит вас тут человек триста. И асе бы вы подписали то, что от вас требовалось, а не подписали — то умерли бы...
ЭПИЛОГ. Как сложилась его дальнейшая судьба? Вот уже 30 лет, с зимы 959 .года, И.М. Алексеенко живет в Желтых Водах. Сразу попросился было на шахту, но врачи не разрешили. Тогда пошел электросварщиком, затем бригадиром заготовительного участка, мастером смены механического цеха. В 1965-м ушел на заслуженный отдых.
Избирался в РМЦ секретарем партийной организации, был активным корреспондентом газеты «Трудовая слава», членом общественной приемной при редакции, внештатным инспектором ГАИ. А сейчас — член домкома.
Иван Михайлович — счастливый отец и дедушка: у него двое внуков и четверо правнуков. Нет-нет, да и раскроет ветеран, с волнением перелистывает толстую папку с надписью «О Сталине, сталинщине, драматических уроках истории».
13 сентября 1988 г. он выслал на счет 70202 в Норильском банке свой взнос — 50 рублей.
«Дорогие друзья норильчане! — пишет Иван Михайлович в своем письме в «Заполярную правду». — От всего сердца благодарю вас за вашу работу по увековечиванию памяти жертв репрессий, по розыску бывших узников Норильлага, живых и мертвых. Рад, что правда восторжествовала!».
А. ВОРФЛИК.
Из газеты «Трудовая слава» (в сокращении).
Заполярная правда 26.01.1990