ПАРТИЯ бросала их туда, где трудно, туда, где поднимала сдои многочисленные головы пестроликая гидра мелкобуржуазности и частно-собственнических инстинктов. Иван Иннокентьевич Полое — один из тех беззаветно отважных кондотьеров большевистской власти и миссионеров жесткого централизма, которые не щадя живота своего обращали в истинную веру широчайшие слои разнообразного населения. Родился он в 1906 году в семье бедных сибирских крестьян. Власть большевиков принял всей душой и, вступив в партию, проработал по ее заданию несколько лет в Эвенкии. Об «том периоде своей жизни он и поведал нашему, корреспонденту.
ИВАН Иннокентьевич, в революцию вы были еще мальчишкой. Довелось ли вам принять участие в боевых действиях?
— А как же. Уже после гражданской я несколько раз участвовал в сопровождении красноармейских отрядов, которые подавляли бандитские очаги на рекеН ижняя Тунгуска, а в 27-м году наводили порядок в Якутии.
— Интересно, а на что еще могли надеяться мятежники в 27-м году?
— Значит, на что-то надеялись, если даже в 32-м партийные работники выезжали в Таймырский национальный округ ловить и уничтожать бандитов, которые были против Советской власти.
— А почему, интересно, они выступали против?
— Ну как это? Значит, не хотели, чтобы была Советская власть.
— Иван Иннокентьевич, а когда вы вступили в партию?
— В 31-м году. Направили меня на учебу в Советско-партийную школу второй ступени в Красноярск. Окончил ее в 33-м. Уже тогда хорошо себя зарекомендовал при сплаве плотов по Нижней Тунгуске. (Лес нужен был для строительства домов в Туре). После окончания Совпартшколы был направлен Восточно-Сибирским крайкомом партии в Эвенкийский национальный округ инструктором по торговле. Попал сначала в Байкит, а там меня срочно «переориентировали» и командировали в Куюмбинский кочевой Совет секретарем. Напоследок так и сказали: «Твой кабинет будет в лесу, товарищ. Готовься к кочевой жизни».
По приезде в факторию Куюмба (6 домиков) собрал я эвенков, рассказал о себе и с ходу включился в работу, поскольку меня еще в Байките предупредили, что с планом пушных заготовок здесь неважно. Но ничего, глаза боятся, а руки делают. Организовал актив, наладил выпуск стенной газеты, стал выезжать в бригады. Постепенно наловчился ездить на оленях, хотя попервости падал не раз. Вот так и действовали; проводили нужную работу, мобилизовывали эвенков. В результате дело пошло, и план четвертого квартала был выполнен.
— А как платили эвенкам за ценные шкурки?
— Их отоваривали мукой, крупой, чаем. Чай они очень любили...
Ну так вот, значит, как план выполнили, собрали мы суглан. Решили устроить эвенкам баню. Они ведь не мылись никогда. Создали несколько комиссий. Первая комиссия топит баню, другая шьет белье, третья готовит ужин, ну и так далее... Молодые боялись сначала идти мыться. Но вслед за старшими мы и их уговорили.
— А почему пожилые оказались смелее?
— Так они уже много за свою жизнь Повидали. Были сознательнее.
В общем, все остались очень довольны. И с тех пор эвенки начали мыться в банях...
А после мытья был ужин. Мы накрыли два длинных стола. Один — для ударников, другой — для отстающих. Так они все забрались за первый стол и говорят: «Мы тоже будем ударниками...».
После ужина эвенки вышли на улицу, взялись за руки и начали пританцовывать, напевая: «Е-харьё, ё-харьё». Вот так весело, интересно и с пользой прошел суглан. Когда он завершился^ все 30 семей разъехались по своим стойбищам промышлять бурундука.
А потом меня перевели в Байкйт_вторым секретарем рзйкома партии. Но недолго я им проработал. 'Отправили секретарем кочевого Совета в Кузьмовку, в которой никогда в жизни план не выполнялся. Знали уже мою хватку, потому и послали.
В общем, прибыл я в Кузьмовку (добирался один, на усталых оленях, чуть не замерз), а там дело табак. Плана нет, никто не охотится. Только и знают, что ездят друг к другу гостевать. Дороги от стойбища к стойбищу проложили — хоть на легковых машинах проезжай.
— А почему план не выполняли?
— А не хотели.
— Так им что же, не нужна была мука и другие товары?
— Им давали в долг, а они и не думали о будущем. Ну дают и пусть дают. Кто от такой жизни откажется?
— Так, может, нужно было просто ПЛАТИТЬ за каждую шкурку, как делали купцы до революции? Тогда бы не потребовалось посылать коммунистов мерзнуть по лесам, план выбивать. Эвенки сами бы приносили пушнину, если бы были заинтересованы.
— Нет, так нельзя. Раз было принято Советской властью положение промышлять белку — значит нужно его выполнять. Под это мука и выделялась. А не сумели план сделать — значит наша вина.
— Понятно. Ну и как вас встретили по приезде?
— Плохо. Был там кулак один, Бутузов. У него было 500 оленей. Так он аж трясся от злости, когда меня видел. Его сын Митька (здоровый такой) стал ко мне приставать. Ты чего, мол, лючи (русский), сюда приехал? Я ему говорю: «Белку сдавать надо». А он: «Нету белки, лючи, уезжай». Я ему опять: «Да есть белка!». А он: «У, лючи, хзрги (черт)!».
Председателя кочевого Совета (а их всегда выбирали из эвенков), того чуть пальмой не зарубили, когда он заставлял белку добывать. Еле увернулся, за дерево отскочил.
— А пальма — это нож такой?
— Ну да. Длинный, острый, на длинном черенке. Им и медведя заколоть можно. А вообще его использовали, чтобы «аргишить». то есть прокладывать в густом лесу путь для оленей.
В общем, не слушали поначалу кузьмовские эвенки указаний. Посыпал я радиста Парилова на одно из стойбищ, так его прогнали, пообещав, что если не уйдет, то будут «култузирить», то есть убивать. Парилов 4 дня по тайге плутал голодный, чуть не сгинул. Посылал я и заведующего факторией. Уж его, думал, не тронут, послушают. Все-таки он их отоваривал. Так нет. и его прогнали.
Меня поначалу тоже еле-еле терпели. Приходилось с винтовкой в обнимку спать. Но я умно поступил, взял с собой много папирос. Бывало, пустишь пачку по кругу — возвращается уже пустая. Постепенно многие подобрели, стали более-менее слушаться. Так отношения и наладились. Провели суглан, разобрались, что к чему, и после него план по добыче белки выполнили. А самые дерзкие, которые выступали против, те на суглан не приехали, побоялись.
— А как этот самый кулак Бутузов жил, богато?
— Вообще, это их раньше кулаками называли, а потом меня эвенки просили, чтобы не говорил так. Просто, мол, богатый эвенк, и все. Одевался Бутузов так же и ел то же. Только чум у него был огромный. Шкур-то много — девать некуда.
— А у бедных эвенков оленей сколько было?
— Да всего по 20—30.
— Ну это, наверное, даже не бедняки, а скорее «средний класс»... Скажите, в метко стреляли эвенки?
— О-о-о-о... Это да. То были эвенки так эвенки. Самое главное — честные были, не врали никогда. А сейчас уже многие научились.
— От нас, наверное... Иван Иннокентьевич, скажите, а таких, как Бутузов, богатых, много было?
— В Кузьмовке только один он. В общем, немного.
— А когда колхозы начали внедрять, как дела пошли?
— Это называлось не колхозы, а «товарищества по совместной обработке» (то есть добыче пушнины, выращиванию оленей).
— Ну все равно, ведь, не в названии дело. Главное, что все обобществлялось. Как к этому эвенки относились? Восстаний не было?
— Недовольные, конечно, были, но до восстаний дело не доходило. Товарищества начали создавать в 34-м году, а в Зб-м я из Эвенкии-то уехал. Так что потом, может, что и было, но я про подобное не слышал.
— Значит, вооруженных «кулаков», «басмачей», «душманов» и других, сопутствующих Советской власти «бандитов» в Эвенкии не было? Что-то странно. На Таймыре было восстание, в Якутии было. А чем Эвенкия «хуже»?
— Враги народа, вредители встречались везде. Вот я могу вам рассказать о трагедии Пролетарского, начальника милиции.
Дело было так. Как-то, проезжая на оленях из Куюмбы в Байкит, встретил я Бодалова (замполита Востсибпушнины). Он мне и говорит, что сгорел интернат. Погибло 20 детей, около 40 получили ожоги. Диверсию организовал Смирнов, за . которым уже отправился в погоню Пролетарский.
— А Смирнов— это кто был, какой-то ссыльный?
— Нет, он приехал из Ленинграда, где участвовал в убийстве Кирова.
— А что он «забыл» в Эвенкии?
— По заданию, наверное, приехал, диверсии проводить.
— Странно. Ленину, наверное, никогда бы в голову не пришло начинать революцию с Шушенского, например. Так и «врагам народа», зачем лезть в глухую Сибирь? Кому они бы там что доказали, тем более бессмысленным убийством невинных детей? Если уж проводить диверсии, то удобнее это сделать в промышленном центре, том же Ленинграде, например.
— Я не знаю, зачем Смирнова послали в Сибирь, но в НКВД разобрались быстро...
— Не сомневаюсь...
— Ведь, как только он уехал, так интернат и загорелся.
— И кто же поджег, если Смирнов уехал?
— А он перед этим сколотил банду из троих человек. Помню, один там был бухгалтер Чернявский Тот, как выяснилось, еще у Колчака служил и затаил злобу против Советской власти. Смирнов пообещал им золотые горы, и они согласились пойти на диверсию. Предварительно протерли полы в интернате керосином и подожгли. Народ кинулся тушить, а в бочках тоже керосин налит... Они потом во всем признались.
— Не сомневаюсь.,.
— Начальник же милиции Пролетарский погнался за Смирновым и в Куюмбе его арестовал. Меня послали Пролетарскому на помощь, но к тому времени дело уже было сделано, бандит схвачен. Я стал советовать Пролетарскому взять с собой не одного, а двоих эвенков, чтобы чувствовать себя спокойнее. Но тот только отмахнулся. Я, мол, и не таких бандитов доставлял куда надо. Справлюсь.
— А «Пролетарский» — это фамилия такая?
— Нет, настоящая фамилия была Его ров. А Пролетарским окрестили на заводе, где он работал. ЙВпоследствии, привыкнув к этой кличке, Егоров взял и переиначил свою фамилию...
В общем, не послушал он меня и повез Смирнова вдвоем с проводником. Когда они остановились переночевать в зимовье, эвенк вышел к оленям, нарубил дров и тут же, возле дверей, оставил топор. Бандит это заметил и чуть попозже попросился по нужде на улицу. Пролетарский взял да и выпустил его без присмотра. Ждет, ждет, а Смирнова все нет. Взял револьвер и вышел из сторожки. Тут бандит, который стоял за дверью, его топором и уложил. Эвенк видел, какие дела творятся, выхватил нож и на Смирнова идет: «Какой такой, лючи, закон людей убивать?!». Бандит, недолго думая, и его из револьвера ухлопал.
— А откуда вы знаете такие подробности?
— Мне потом Смирнов сам все рассказал...
В общем, взял он оленей и подался назад, в Куюмбу. Угробил бы он и меня, если бы вовремя не предупредили, что Смирнов вернулся. Я когда узнал, что случилось, у меня аж мороз по коже пробежал. Но думать долго нельзя было, стали разрабатывать операцию, как схватить бандита. Первым я отправил к Смирнову Павлова, заведующего факторией (они дружили, выпивали вместе). Тот зашёл не один. Бандит насторожился, но Павлов его успокоил: «Я тебе продуктов принес в дорогу, неужели ты мне не веришь, старому собутыльнику?». Смирнов успокоился и спрятал револьвер. Тут Павлов (а мужик он был здоровый) руки ему и заломил. Подоспели другие и скрутили бандита. Так мы его и взяли...
Потом поехала бригада НКВД и увезла Смирнова в Байкит. Затем его пароходом по Енисею отправили в Красноярск. И по дороге он сбежал-таки. Попросился в туалет, и пока часовой караулил у двери, разделся, протиснулся в узкое окошко и нырнул в Енисей. Поймали его только аж в. Ленинграде, в ресторане. Привезли в Красноярск, здесь и расстреляли.
— Да, загадочная личность. Может, он был просто очень дерзким уголовником?
— Нет, это бандит союзного значения, вредитель, враг народа.
— Ну а вообще, «бандитов» много было в Сибири в те годы?
— Ох, много. Отказывались платить налоги, выставляли контрреволюционные и антисоветские лозунги, уходили в леса, нападали на активистов и красноармейские отряды. Моя жена чуть было не погибла от руки одного из атаманов такой вот банды.
— В заключение, Иван Иннокентьевич, расскажите, как складывалась ваша биография после эвенкийских «приключений»?
— Если коротко, то работал в Красноярском городском финансовом отделе инспектором госдоходов. Воевал на Курской дуге, под Кенигсбергом, в Польше. Заслужил 20 правительственных наград. Из них 4 боевых ордена. После войны более 20 лет работал по кадрам в Управлении водных путей. Ушел на пенсию с должности начальника отдела. В следующем году будет 60 лет моего членства в коммунистической партии...
ОТ РЕДАКЦИИ: Да, большевистская хватка у Ивана Иннокентьевича чувствуется. Он сумел заставить взять у себя интервью не только «нашего человека», но и корреспондента «Красноярского рабочего», материал которого вы имели возможность прочитать в субботнем номере «КР».
Красноярский комсомолец 13.12.1990