В ходе борьбы за Советскую власть в Канском уезде прославились тасеевские партизаны. Народ выдвинул из моей среды таких видных руководителей, как В.Г.Яковенко и его соратники Ф.А.Астафьев, Н.М.Буда, И.А.Вашкорин, Е.К.Рудаков, Ф.Я.Бабкин, В.Кренц и другие яркие и интересные личности, оставившие заметный след в истории борьбы за народную власть в Сибири.
В «Записках партизана» В.Г.Яковенко названы фамилии многих бойцов и командиров Северо-Канского фронта. В протоколе военного собрания от 28 апреля 1919 года, опубликованном в «Записках», есть такая запись;
«По десятому «опросу — о письме Халчевского, Кагилева и Мокринского — общее собрание, выяснив всесторонне письмо, в котором есть предложение для Яковенко воздержаться от диктаторства, заслушав сведения о всех действиях т.Яковенко по отношению Апанского штаба, а также и других его поступках, находит, что в действиях Яковенко никакого диктаторства не наблюдалось и что брошенный ему от товарищей упрек несправедлив, и ввиду этого собрание постановило Халчевскому, Кагилеву и Мокринскому сделать порицание и поставить на вид, что с юридической точки зрения Апанский полевой штаб должен подчиняться Тасеевскому районному штабу».
Как сложились судьбы названных выше партизан? О Халчевском была опубликована корреспонденция в газете «Власть Советов». О Мокринском материал собран и представляется на суд читателей.
Родился и вырос Матвей Степанович в Тамбовской губернии. Там и женился. Семья большая, а земля хоть и хорошая, но принадлежит помещикам. Крестьянам же приходилось хозяйничать на неплодородных неудобицах, а поэтому находиться в постоянных долгах и нужде. Многие семьи бедняков снимались с родных мест и уезжали в Сибирь, откуда приходили письма с радужными рассказами о том, что в Сибири крестьянам жить можно: земля есть, лес для строительства дома тоже есть, только трудись.
После долгих раздумий и колебаний решил: «Все равно помирать — здесь ли от голода, там ли от морозов и стужи — поеду!» Собрав все необходимое, двинулись. Шел 1914-й год. Остановиться решили в деревне Вознесенка Канского уезда. С Матвеем приехал и брат Петр с семьей. Семьи у братьев большие и дружные. Жили вместе.
Не успев как следует оглядеться, начать строить жилье, Матвей получил повестку и отправился на фронт. Оставшийся Петр начал готовить лес для дома, но вскоре и ему вслед за братом пришлось идти на германскую. Во главе двух семей, оставшихся без мужиков, стали женщины-солдатки, они начали вести хозяйство. Так продолжалось почти два года. В 1916-м году, после тяжелого ранения, в звании унтер-офицера Матвей возвратился домой.
Под влиянием революционных настроений солдат изменились взгляды на жизнь сибирского крестьянина. Февральскую революцию 1917 года встретил с радостью. Выбирать не пришлось, для него был один путь — с народом. В далекое от железнодорожной магистрали село сведения о революционных событиях в центре России приходили с опозданием. А дела шли бурные, вскоре было сметено революцией Временное правительство. Установившиеся в селах Советы вроде бы взяли правильный курс по отношению к народу, но были свергнуты белогвардейцами. Поди разберись в этой заварухе, что к чему. Помогла школа, пройденная в окопах первой мировой войны, найти правильную дорогу. Взял охотничье ружье и вместе с другими сибирскими мужиками пошел за Василием Яковенко в партизаны.
Началась открытая борьба с интервентами и насильниками-колчаковцами. Учитывая службу в царской армии, участие в боевых действиях на германском фронте, звание унтер-офицера, командование Тасеевского фронта назначило Матвея Степановича Мокринского командиром кавалерийского отряда. С партизанами участвовал в освобождении родной земли, а затем с частями Красной Армии прошел боевой путь от Канска до Иркутска, изгоняя из Сибири колчаковцев и интервентов.
Возвратившись домой, Матвей приступил к мирному крестьянскому труду. Жизнь в Вознесенке не радовала. Требовалось не только обеспечить семью, но и думать об учебе детей. В Вознесенке школы не было, пришлось покинуть село и переехать в Канск, где семья прожила до 1929 года. Чтобы дать детям высшее образование, решил выехать в центр России. И начались скитания в поисках подходящего места: Москва, Ленинград, Ростов-на-Дону. В одном месте находилась работа, но не было жилья, в другом — наоборот. Так попали в окрестности Геленджика, в 15 километрах от которого находилась коммуна Джангот. Там Матвей нашел и работу, и жилье. Казалось бы, все хорошо: работа по выращиванию яблок и винограда устраивала, жить можно. Но на здоровье стал сказываться влажный южный климат, стали мучить болезни. Пришлось снова срываться в поисках более подходящего места, но найти его не удалось. Пришлось возвратиться в Канск.
Работать устроился в Заготзерно, приемщиком. Но проработал там недолго: шли аресты «врагов народа», в их число попал и Матвей, арестовали и его. Шел 1933 год. Его обвинили в связях с иностранной разведкой, в подрыве устоев Советской власти, вредительстве при хранении зерна. Содержание в тюрьмах Канска, Красноярска, суд и, наконец, приговор: пять лет за подрыв устоев Советской власти.
Первое время после суда Матвей Степанович отбывал срок на востоке, на станции большой Невер Уссурийской железной дороги. Сохранились его письма тех лет. Жене и сыновьям он писал: «Денег мне не надо, на них я ничего здесь не куплю. А если можно на них чего-либо там купить посодержательнее, как-то масло, сахар, пряники или просто сухари, то пришлите». В другом письме: «Алеша! Ты хочешь знать край по климатическим условиям и населению. Ты может думаешь приехать сюда и пожить? Скажу откровенно: если хочешь испить горькую чашу до дна, то приезжай, а если нет, то сиди там и не рыпайся». Матвей Степанович пишет о своем житье-бытье, беспокоится, как дети обеспечены на зиму одеждой и обувью.
Аресты «врагов народа» не только не приостанавливались, а набирали силу. Репрессированных стали отправлять в малообжитые северные районы, где их были намерены перевоспитать честным трудом. Одним из таких мест размещения осужденных стал Нарымский край с его Васюганскими болотами (сейчас это Томская область). Есть там село Каргасок, расположенное среди тайги и болот. Несколько бараков, два двухэтажных деревянных дома, стоящих как попало среди пней и валунов, и составляли село. Берег реки от Каргасока зарос кедрачом, ельником, пихтачом, на противоположном берегу рос ивняк, тополя, поблескивали многочисленные протоки, зеленела луговая поросль. Край был глухой и необжитый, поселения встречались одно от другого на расстоянии 200-300 километров. В этот край и было запланировано переселить тридцать тысяч осужденных по пятьдесят восьмой статье. Переселение началось в 1931 году с открытием навигации и продолжалось в последующие годы. Переселенцы доставлялись, как правило, в трюмах барж, многие были с семьями и небольшим домашним скарбом. Высиживались на голом месте и начинали жизнь с нуля.
В один из дней 1935-го года в Каргасок прибыл из концлагеря Большого Невера и осужденный Мокринский. О том, как он жил в ссылке, говорят его письма, письма человека, который, находясь в тяжелейших материальных условиях, не терял веры и надежды на свое освобождение, не сомневался, что правда восторжествует.
12 июня 1936 года у Матвея Степановича закончилась ссылка, но выехать домой не разрешили. Его оставляют в Каргасоке на вольном поселении, он устраивается лаборантом по зерновым культурам. Он добивается выезда к родным, пишет письма друзьям по партизанскому движению, но они ему помочь не могли, так как и среди них пошли аресты с последующим судом и физическим устранением. Было решено убрать и Мокринского.
Сообщение из управления КГБ по Томской области ставит точку в биографии партизана. В сообщении сказано: «Мокринский Матвей Степанович, 1882 года рождения, русский, беспартийный, проживал в с.Каргасок Запсибкрая, работал лаборантом по зерновым культурам. Находясь в ссылке в с.Каргасок, был арестован 25 января 1937 года как «участник контрреволюционной анархической организации» (ст.58-2, 8, 11 УК РСФСР). 29 октября 1937 года выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. 29 октября 1937 года приговор приведен в исполнение в г.Новосибирске. 25 мая 1958 года Военной коллегией Верховного суда СССР дело на Мокринского М.С. пересмотрено — приговор Военной коллегии от 29 октября 1937 года отменен, и дело прекращено за отсутствием состава преступления».
Родные до последних дней не знали о судьбе Матвея Степановича. И только благодаря поиску ребят из Рыбинского совхоза-техникума была восстановлена истина. У Мокринского в Канске живет сын Василий — инвалид первой группы. Жив и второй сын Матвея Степановича — Алексей, проживающий нынче в Абакане. Надеюсь, что в Канске живут еще люди, которые знали М.С.Мокринского. Если у кого-то из читателей есть дополнительные сведения о нем, прошу сообщить по адресу: 663570, Рыбинский район, с.Рыбное, техникум, Чуприкову Григорию Елисеевичу.
Г.Чуприков
«Власть Советов» (Канская газета), № 18,
01.02.1991 г.
(вариант в газете "Дзержинец")
«Таежная Советская республика» — маленький островок Советской власти в Сибири, устоявший в период колчаковского террора, — явилась символом стойкости, мужества, непреодолимого упорства крестьян северной части Канского уезда в борьбе за Советскую власть. Руководителям военно-революционного штаба и военного совета партизан был Василий Григорьевич Яковенко, один из крупнейших руководителей партизанского движения в Сибири. Слава, которую получил В.Г.Яковенко в период гражданской войны, явилась результатом его организаторской способности, большого труда по подбору и сплочению ядра тасеевских партизан, в которое в разное время входили Е.К.Рудаков и А.М.Буда, В.Кренци и И.А.Вашкорин и многие другие яркие и интересные личности, оставившие заметный след в истории борьбы за власть Советов в Сибири. В «Записках партизана» В.Г.Яковенко в протоколе от 28 и 29 апреля 1919 года военного собрания одним из вопросов повестки дня был «О письме Халчевского, Качилева и Мокринского»...
. «...По десятому вопросу о письме Халчевского, Качилева и Мокринского общее собрание, выяснив всесторонне письмо, в котором, есть предложение для Яковенко воздержаться от диктаторства, заслушав сведения о всех действиях т.Яковенко по отношению Апанского штаба, а также и других его поступках, находит, что в действиях Яковенко никакого диктаторства не наблюдалось и что брошенный ему от товарищей упрек несправедлив, и ввиду этого собрание постановило Халчевскому, Качилеву и Мокринскому сделать порицание и поставить на вид, что с юридической точки зрения Апанский полевой штаб должен подчиняться Тасеевскому районному штабу.
Резолюция принята единогласно...».
О Халчевском сведения были собраны достаточно полные и опубликованы в газетах «Сельский труженик» с.Тасеева и «Власть Советов» г.Канска. Кто такие Мокринский и Качилев? Над решением этого вопроса я стал работать. И вот раскрылась еще одна интересная и трагическая страница жизни Мокринского, бывшего крестьянина Вознесенки Дзержинского района.
Живя в Тамбовской области, Матвей Степанович Мокринский испытывал постоянную нужду: семья большая, земля, хотя и хорошая, но во владении помещиков. Крестьянам же приходится работать на неплодородных неудобицах. Бедняки семьями снимались с родных мест и уезжали в уже обжитую Сибирь, откуда приходили письма с радужными рассказами о том, что в Сибири крестьянину можно жить, земля есть, лес — дом построить — тоже в достатке. Только трудись.
И вот после долгих колебаний — ехать или не ехать? — решил: все равно помирать, здесь ли от голода, там ли от морозов и стужи. Поеду. Решено. Сделано. Собрав все необходимое, двинулись в путь. Шел 1914 год.
Остановиться решили в деревне Вознесенке Дзержинского района. С ними приехал и брат Матвея с семьей. Семьи большие, но дружные, жили вместе.
Не успев как следует оглядеться, решить вопрос со строительством жилья, Матвей получил повестку на фронт. Петр, брат Матвея, оставшись, начал готовить материал для дома. Но и ему не удалось построить жилье, так как пришла повестка, и он вслед за братом пошел на германскую, как тогда говорили.
Две семьи, оставшись без мужиков, во главе которых стали женщины-солдатки, не умевшие выполнять мужицкую работу, начали вести хозяйство. Так продолжалось почти два года. В 1916 году Матвей в звании унтер-офицера вследствие тяжелого ранения в живот возвратился домой, изменившийся в своих взглядах на жизнь, так как революционно-пропагандистская работа партии распространилась и на армию, поднимая революционнее настроение солдат. Встречаясь с земляками, Матвей рассказывал о положении дел на фронте, жизни солдат в окопах.... и, между прочим, задавал вопрос о партии, ее задачах и отношении к революции. Такие беседы проводились не только в Вознесенке, но и в Михайловке, Чурюково и других. В Чурюково жил Востриков, с которым Матвея связывала давняя дружба. Они не только были схожи революционно-бунтарским характером, но и вместе иногда проводили пропагандистско-революционные беседы с крестьянами близлежащих деревень.
Февральскую буржуазно-демократическую революцию 1917 года бедные крестьяне встретили с радостью. За кем идти, — выбирать долго не приходилось. Путь один — за большевиками.
В далекие от железнодорожных путей села сведения о революционных делах в центре России доходили с опозданием. А дела были бурные. Не успело Временное правительство что-то предпринять к улучшению условий жизни, как и оно было свергнуто. Установившиеся в селах Советы вроде бы правильный взяли курс, но тоже были свергнуты сторонниками Колчака. Пойди, разберись в этой заварухе что к чему. Но и здесь сработала армейская закалка, полученная в окопах первой империалистической войны. Под влиянием большевистской пропаганды, взяв в руки охотничьи ружья, пошли мужики за крестьянином В.Г.Яковенко, возглавившим общекрестьянское движение тасеевских, дзержинских, канских, абанских и других крестьян, выступивших против интервентов и насилий Колчака.
Хорошее знание места действий партизан Северо-Канского фронта способствовало тому, что М.Мокринский в первое время ездил по деревням, собирал оружие для партизан, медикаменты для больных и раненых, переправляя их через фронтовую полосу... Впоследствии с оружием в руках выступал в боевых операциях против колчаковцев.
Учитывая службу в царской армии, участие в боях против Германии и звание унтер-офицера, командование Тасеевского фронта назначило Матвея Степановича Мокринского на должность командира Кавалерийского эскадрона.
С партизанами Тасеевской республики после соединения их с регулярными частями Красной Армии М.Мокринский прошел до Иркутска, участвуя в полном освобождении Сибири от остатков колчаковцев.
Возвратившись домой в Вознесенку, Матвей Степанович приступил к мирному крестьянскому труду.
Жизнь в деревне не радовала. Большая семья требовала не только материального обеспечения. Необходимо было думать и об учебе детей. В Вознесенке школы не было. Пришлось деревню покинуть и выехать в г.Канск, где прожил с семьей до 1929 года. В этом году, чтобы дать детям образование, решил выехать в центр России. И вот начались поездки: Москва, Ленинград, Ростов-на-Дону, в которых если находилась работа — не находилось жилья, если находилось жилье — не находилось работы. И вот окрестности Геленджика, в пятнадцати километрах расположилась коммуна Джанкой, в которой Матвей Мокринский со своей семьей нашел и работу, и жилье. Крестьянина работа по выращиванию яблок, винограда, помидоров устраивала. Жить можно, но сказалось на здоровье влияние влажного тропического климата. Пришлось вновь скитаться в поисках работы. Возвратившись в Ростов-Дон, ему повезло и с работой, и с жильем. Здесь и остановился до 1933 года.
В 1933 году, приехав в отпуск в Сибирь, Мокринский был арестован. В процессе следствия ему предъявлялись обвинения в связях с иностранной разведкой, в подрыве устоев Советской власти. Содержание в Канске, Красноярске, наконец суд и приговор - пять лет ссылки за подрыв устоев Советской власти.
«Ларинск, 29.11.34 г.
5 часов утра.
Я послал Вам карточку.
Проснувшись рано, мечтаю о вас, милая и дорогая жена и дети, после прочтенного письма, полученного мной накануне. И что же! Скучно и грустно мне стало жить в глухом краю, вдали от родного очага.
Алеша! Ты хочешь знать край по климатическим условиям и населению. Край суровый и по климату, и по населению.
Ты, может, думаешь приехать сюда и пожить! Скажу откровенно — если хочешь испить горькую чашу до дна, — то приезжай, а если нет, то сиди там».
«20.03.35 г.
Любезная дочь Поля и внучата: Настя, Маня и Катя! Шлю вам пламенный привет и благия пожелания.
Уведомляю: я великолепно здоров. Из концлагеря перевезен в ссылку в Нарымский округ. Живу в деревне Брагино. Окончание срока ссылки — 1936 год, 12-го июня.
В данное время имею острую нужду в деньгах, и если не скоро устроюсь на работу, то придется поголодать. Продать у меня абсолютно нечего. Надежда только на то, что вы еще меня не забыли, сжалитесь и пошлете деньжонок. Но будьте осторожны в том, чтобы не обидеть себя. Я ведь, как сказать, уже стал стар и безынтересен, а вы еще молоды и жить вам еще много».
Дата неизвестная.
«Любезный сын Вася!
...Строю палатки под жилье, запасаю инвентарь и продукты на 120 человек, которые прибудут не сегодня, так завтра, косить траву. Я великолепно здоров, самочувствие хорошее, время провожу весело. От Гриши и дяди Саши получил письмо.
Вчера от курьера узнал, что на мое имя есть посылка, но от кого — не знаю. Недельки через две, глядишь, получу.
Погода стоит теплая, но временами выпадают дожди. Начинают появляться грибы и разного рода ягоды, которыми край сильно обогащен. Между прочим, по слухам, нашей фаланге есть план заготовки — один вагон грибов и один вагон ягод. Последний, надеюсь, выполнить, исходя из расчета наличия максимального урожая...»
«Пришлась отрабатывать за шубу и хомут, взятые мной в кредит (120 и 60 рублей). За хомут я еще обязан отработать половину, т.е. 30 рублей. Сейчас я не работаю. Заболел. Намял кровавый мозоль на пятке левой ноги величиной во всю пятку...»
«9-го февраля 1936 года.
с.Каргасок.
Дорогой мой сын Гриша!
Мне интересно знать, как идут твои успехи в учебе, в препровождении времени и как ты себя чувствуешь, и как здоров.
Что же касается меня, то скажу, что я по-прежнему здоров, силен и весел, но одинок. И если бы не имел друга и кормильца — лошади, которая поглощает все у меня время дня и ночи, я сильно, сильно бы считал себя несчастным.
Кличка ему Рысак, но я зову его мальчиком, так как ему только три года и он похож на малое дитя. Я горжусь его удалью...»
Судя по письмам, нелегко было Мокринскому отбывать «наказание» и в концлагере, и в ссылке, но он и здесь остался верен себе, превратив «наказание» в учебу, о чем он пишет в одном из, писем: «Прав был брат Александр в своем письме, полученном мной в концлагере, говоря, что я попал как партизан и как бывший батрак не по адресу. И я теперь понимаю, что не по адресу, но скажу, что этот путь для меня не бесполезен. Я, по крайней мере, узнал, как живут и жили люди в домах заключения, на принудительных работах и в ссылках. А попади я по адресу, я бы этого не видел и не знал и говорил бы, что хуже нашей жизни в свете не сыскать, как быть крестьянином. Теперь я этого не скажу...»
Проходя школу жизни, Матвей Степанович собирался по окончании срока ссылки выехать на родину, в места, где проходила его боевая, смертельно опасная работа в дни становления Советской власти — в Таежную республику. Не знал, что судьба предначертала ему другой путь - путь в бессмертие. Собираясь домой (срок его ссылки заканчивался 12 нюня 1936 года), в одном из писем он делится с родными своими сомнениями в отношении встречи: «Я замечаю, что люди, у которых заканчивается срок ссылки, почему-то не уезжают домой, или остаются здесь с последующим переводом в другие места поселений, или сразу же переводятся в другие поселения. Так что, как бы наша встреча не отложилась на неопределенное время».
Его беспокойство оказалось не напрасным. Родным больше увидеть и получить письма от Матвея Степановича не пришлось. Куда они ни обращались, кому ни писали письма, — ответа не было.
Наступили беспокойные военные годы, и только после победы им было сообщено, что Матвей Мокринский умер в ссылке.
Казалось бы, все забыто за давностью времени. Матвей Степанович Мокринский осужден как враг народа. И имя его должно быть вычеркнуто из памяти людской. Но нет.
«Долгие годы родные берегли письма Матвея, пряча их от чужих глаз. Ведь всякое может случиться. Все знают, какое отношение было к нам, детям врага народа, — рассказывает об отце инвалид первой группы Василий Матвеевич Мокринский — герой моего рассказа. — Разъехались мы в разные места. На работе никому не говорили, что отец осужден, об этом знали только родные и близкие нам люди.
Я учительствовал в школе, брат Алексей работал бухгалтером, а Григорий был кадровым военным, сначала служил в Канске, а в начале Великой Отечественной войны был отправлен на фронт и погиб в Польше, о чем было сообщено в похоронном уведомлении». Василий Матвеевич Мокринский второго сентября 1941 года был приглашен в Дзержинский райвоенкомат на собеседование. И хотя была возможность остаться в тылу по брони, он выбрал фронт.
Ожесточенные бои 1942 года. Тяжелое ранение в голову и полная слепота, поставившая ряд проблем перед этим мужественным человеком, нашедшим в себе силу духа, мужество, чтобы не сломаться и выйти победителем в борьбе за высокое звание «Человек».
В июле нынешнего года в Тасеево отмечался праздник — 70-летие Кайтымского боя. На него была приглашена группа «Поиск» Рыбинского совхоза-техникума. В составе группы был и я. Я рассказал о новых фактах, касающихся Тасеевской республики, и прочитал стихи, посвященные 70-летию Тасеевской республики. Стихи написаны преподавателем совхоза-техникума Евгенией Александровной Стереховой. Предлагаю их вам.
Лихолетье 18-го года
Было трудным для
Сибири и страны,
Но не дрогнули
полпредыиз народа,
Вы — Тасеевской
республики сыны.
Шел Колчак, усыпав
трупами деревни,
По дорогам мест
разрушенных не счесть.
Он надеялся покончить
быстро с чернью,
Просчитался — оказалось,
сила есть.
И дружина — деревенька
к деревеньке,
Поднимался легендарный
тот отряд!
Председателем был избран
Яковенко,
Самый смелый из
тасеевских ребят.
Отстояли, не сдались
и удержали
Эту кровью завоеванную
власть.
И не думали тогда,
и не гадали,
Что придет в 37-м на них
напасть.
Репрессирован, расстрелян
Яковенко
И других бойцов несметное
число,
А меня свела судьба с
Мокринским,
Ему так же, как и им,
не повезло.
Эти временем истертые
листочки
Показал мне как-то
его сын.
Я прочла от точки и до
точки —
В голове прибавилось
седин.
Он писал жене своей и
сыну,
Что надеждой в будущем
живет,
А за что в концлагере
томится,
Никогда, наверно, не
поймет.
И слова, обычные,
простые,
Зазвучали страшно,
как набат:
«Жив пока, и помните
отныне —
Ваш отец ни в чем
не виноват»
«Сельский труженик» (Тасеевское), № 15, 01.02.91