ЭТО НАША С ТОБОЮ СУДЬБА...
Теперь таких, как я (бывших спецпереселенцев латышской национальности) осталось в Игарке чуть более тридцати. Все мы .жертвы первой крупной акции, которую сталинский режим провел по отношению к той части жителей Латвийской республики, которая пыталась противостоять проведению социальных преобразовании в направлении коллективизации и других форм социализма.
Было это 14 июня 1941 года.
..Неделю назад я окончил второй курс Резекненской Государственной гимназии Строил радужные планы на лето: общение с друзьями, отдых в родной усадьбе, утром парное молоко в прикуску с ржаным хлебом, который, как и положено в латвийском крае, обильно сдобрен тмином.
И вот, наконец-то, я дома. Отдыхаю, с удовольствием веду подготовку к очередному шахматному турниру, который начнется через несколько дней в Резекне...
Вся эта идиллия была прервана неожиданным появлением во дворе усадьбы полуторки с двумя :солдатами и офицером НКВД.
А затем началась процедура, которая уже хорошо описана в произведениях,
отражающих массовые аресты и выселения тридцатых, сороковых годов. Акция была
хорошо отработана, поэтому не заняла много времени. Ровно через час мы, вместе с
вещами (сто килограммов на всю семью),
были брошены в кузов машины. Горький путь на Голгофу взял свой разбег.
Сначала — переезд до Канска в товарном вагоне с решетками вместо окон. Он длился больше месяца...
Главной целью начальника ээшелона была своевременная смена охраны. О минимальных удобствах пассажиров-заключенных никто не думал. В каждый вагон было напрессовано по60-70 человек: дети,, подростки, старики, женщины. Иногда, очень нерегулярно, выдавалась пища...
О начале войны мы узнали в Кирове. Видимо, командование эшелона не успело выключить громкоговоритель или отвести вагоны подальше от станции.
Я не покривлю душой, если скажу, что для большинства ссыльных это известие вселило надежду на скорое освобождение... Но этим надеждам не суждено было сбыться еще долгие-долгие годы.
Путь по железной дороге принес первые жертвы. Мы вынуждены были расстаться с близкими нам людьми, ощущая полную свою беспомощность.
Потом был год работы и колхозах Дзержинского района. Один из них, в котором мы провели последние месяцы, по иронии судьбы назывался "Смерть капиталу". Это там, глубокой февральской ночью 1942 года мы подписали в сельсовете приговор, который гласил: «Осуждены к 20-ти годам ссылки».
О том, сколько лишений и невзгод выпало на нашу долю, даже не хочется вспоминать. Почти все семьи остались без мужчин, (их забрали в лагеря). Мы были брошены на произвол судьбы. Никто не занимался вопросами нашего снабжения. У нас даже не было продуктовых карточек. Добывали съестное, кто как мог.
Именно тогда в полной мере мы познали жуткое чувство голода, беспомощности, безысходности. Я был свидетелем того, как , сходили с ума женщины, которые по несчастью оказались главами семьи. Среди них были бакалавры наук, врачи, инженеры, преподаватели. Но их знания и опыт стали ненужными.
Потом последовала очередная, четвертая для нашей семьи перемена места ссылки. В августе 1942 года нас отправили на Север.
18 сентября 1942 года около пятисот ссыльных из Латвии, Поволжья и Ленинградской области были выброшены на берег возле Агапитово.
О том, как мы там выжили, рассказывалось в прошлом году на страницах городской газеты. Хотя, можно ли говорить о том, что «мы выжили»? -Ведь, добрая половина люден осталась там навеки. И далеко не всех тех несчастных удалось захоронить (пусть в чужую, пусть в стылую и нелюбимую, но все нее землю).
В Игарке (куда мы попали после войны) существование ссыльных несколько улучшилось.. Хотя и здесь наша жизнь была пропитана бесправием. Постоянно настойчиво внушалась мысль о нашей второсортности. Комендатура жестко и зорко следила за каждым из слецпереселенцев. Каждый из нас дважды в месяц проходил унизительную процедуру -«отметки» в комендатуре.
Да... таково было воплощение в жизнь сталинской политики, не терпящей возражений, инакомыслия.
Сегодня, проходя мысленно этот кошмарный путь, (пусть даже без тюрем, лагерей, пересылок) невольно думаешь— не дай Бог повториться такому для наших детей и внуков! А еще думаешь о| том, что мы вправе требовать йодного и/безотлагательного восстановления во всех своих правах. Мы „должны быть равными со всеми!
Начав перестройку, страна не оставила без внимания судьбы спецпереселенцев, в том числе и тех, которые попали под акцию 1941 года.
Трудным и сложным путем идет процесс реабилитации. Порою создаются искусственные препятствия, выдвигаются надуманные сомнения, требуют предоставления труднодобываемых документов. Подавляющему большинству из нас до полной юридической реабилитации потребовалось более сорока девяти лет. Многие не дождались этой удовлетворительной для себя минуты.
Сколько человек пострадало от первой крупной акции июня 1941 года в Латвии? Мне трудно сказать, потому что данные достаточно противоречивые. Я знаю только одно: моя очередь в райисполкоме, который должен рас смотреть вопрос о компенсации за конфискованное имущество — 440-й.
Большинству из оставшихся в Игарке бывших спецпереселенцев из Латвии сейчас за 50, многим гораздо больше. У всех у нас сохранилось большое чувство любви к Латвии — своей Родине.
А возможность открыто выразить свою скорбь по поводу «юбилея» вселяет в нас уверенность в том, что такое никогда не новторится.
Ведь свободный человек — это государственная ценность, его богатство.
Л. БАРАНОВСКИЙ
Л. Барановский
Диалог (Игарка) 21.06.1991