АРХИВ
Мы то и дело слышим о несовершенстве законов, отсутствии в обществе гражданского правосознания, нехватке средств на качественное судопроизводство и прочих "уважительных причинах" царящего сейчас в России криминального беспредела. По этому случаю мне хотелось бы поделиться с читателями "Своего голоса" одной историей, которая гоже происходила во времена, не отличавшиеся ни гражданским правосознанием, ни защищенностью судей от произвола. Об этой истории Роберт Джексон, представлявший США в Нюрнбергском трибунале, сказал: "Она вновь подтверждает, что ключевым звеном наличия или отсутствия правопорядка три любом строе остается человек, сидящий в судебном кресле, - его честность, его мужество, его настойчивость".
34-летний мюнхенский юрист Конрад Морген был приглашен Генрихом Гиммлером на должность заместителя главного судьи СС по трем причинам. Первой была острая необходимость поднять престиж СС как законопослушной организации, в чем многие немцы начали сомневаться после кровавой расправы со сторонниками Рема летом 1934 года. Второй стала низкая профессиональная подготовка судейского корпуса СС, где преобладали недоучки с "национал- социалистическим правосознанием" либо озлобленные неудачники, отвергнутые до этого самыми захолустными судами по причине крайней бездарности, И, наконец, Гиммлера чрезвычайно заботило создание для СС демократического ореола "ударного отряда лучших представителей Германии".
Морген самым наилучшим образом удовлетворял всем трем аспектам: невзирая на молодость он пользовался в родной Баварии безупречной репутацией неподкупного и справедливого юриста, его блестящие научные труды в области классического права были хорошо известны далеко за пределами Германии, а три поколения предков-железнодорожников вне сяких сомнений позволяли ему считать себя плотью от плоти немецкого рабочего класса. Отец Конрада, 70-летний кондуктор на пенсии, отнесся к предложению рейхсфюрера СС довольно скептически: "По-моему, им нужны не судьи, а палачи, вроде тех, что в средние века отправляли на костер всех подряд, - заметил он. - На твоем месте, сын, я бы отказался. Эта работа не по тебе". "В части средневековья вы совершенно правы, отец, - согласился Конрад, - они почти полностью скопировали кодекс Альбрехта Бранденбургского, полагая, что это не более чем напыщенная старогерманская трескотня, которую они легко смогут использовать для любых собственных цепей. Но они ошибаются. Кодеке Альбрехта действительно архаичен, действительно цветист, действительно слишком прямолинеен, но, просидев с ним две ночи, я пришел к выводу, что он вполне работоспособен. При наличии честных судей он может стать ловушкой для тех, кто был убежден в его безобидности. Поэтому я думаю принять предложение господина Гиммлера, и если кому-то и придется жалеть об этом, то уверен, не мне".
Уже в первые месяцы работы Конрада Моргена выяснилось, что СС, по выражению его главного судьи Курта Брейтхаупта, "само уговорило веревку затянуться на собственной шее". Будучи человеком болезненным, Брейтхаупт большую часть года проводил в различных клиниках и курортах, поэтому фактически всеми делами в элитарном суде Третьего рейха заправлял его заместитель. Это имело для эсэсовскихх заправил поистине катастрофические последствия: один за другим они отправлялись за решетку по доказанным обвинениям в коррупции, разврате, небрежении служебными обязанностями, причем никакие призывы к Гиммлеру, Гейдриху и прочим "принцам крови" эсэсовского ордена не помогали. Единственное, что они могли сделать, это не дать скандалам выйти за пределы закрытых процессов: прессу в третьем рейхе не охраняли ни средне:вековые, ни современные кодексы, и она безраздельно подчинялась велениям нацистских бонз. А поскольку СС регулярно пополнялось за счет отнюдь не самых законопослушных немецких граждан, можно было ожидать, что конца судам Моргена не предвидится. Хотя с завершением каждого нового процесса раздражение Гиммлера возрастало: задолго до Нюрнбергского трибунала приговоры Моргена доказывали, что взлелеянное рейхсфюрером СС, представляет собой не рыцарский орден, состоящий из цвета германской нации, а сборище воров и негодяев, непрерывно грызущихся друг с другом за теплее местечки, поместья и благосклонность начальства. Самое ужасное заключалось в том, что с Моргеном ничего нельзя было поделать: согласно уставу СС судьи назначались пожизненно и могли быть смещены только из-за порочащих их честь поступков. Таких поступков у Моргена, невзирая на все усилия его многочисленных недоброжелателей, обнаружить не удалось, а провокации он, обладая редкостной проницательностью, разгадывал задолго до того, как интрига "набирала обо¬роты". Гиммлер начал смотреть на свое "удачное приобретение" если не с уважением, то почти со страхом. "Этак вы и до меня однажды доберетесь, дорогой Морген?" - шутливо спросил он у судьи после того, как тот добился конфискации виллы, незаконно присвоенной всесильным бригаденфюрером СС Обергом. Но Морген не принял шутки: "Если рейхсфюрер вознамерится нарушить установленные им самим законы, то приговор не заставит себя ждать, - сухо ответил он. - Мое мнение определяется не рангом подсудимого, а степенью его вины".
Неудивительно, что начало Второй мировой войны было воспринято отделом юстиции СС как дар божий: Брейтхаупт поспешил сплавить опасного заместителя как можно дальше от Берлина, наделив его почетными полномочиями своего личного представителя в действующих войсках. Отправляя Моргена в Югославию, где шли ожесточеннейшие бои, и Брейтхаупт и Гиммлер, вне всякого сомнения, надеялись, что вновь увидят его в Берлине только на орудийном лафете под траурным полотнищем государственного флага.
Но судьба хранила судью от партизанских пуль - более того, он как бы объединился с партизанами, расстреливая в трибуналах одного мародера за другим. Прекрасно понимая, что преступления эсэсовцев против мирного населения по законам СС ненаказуемы, он использовал дпя своих приговоров исключительно статьи о присвоении имущества СС: ведь по правилам все "боевые трофеи" (читай - награбленное золото и драгоценности) предписывалось полностью сдавать полковым казначеям, чего на практике не делал никто, от рядовых до штандартенфюреров. Конечно, самым трудным было раздобыть доказательства таких присвоений, но здесь у Моргена не было равных. "Этот проклятый баварец - сущий колдун по части извлечения фактов и улик, - писал своему приятелю в Берлин командир 18-го горноегерского полка СС Науманн, - парни теряют всякую охоту идти на штурм, когда за спиной у них маячит грозный призрак Моргена..." Конечно, никакого колдовства судья в своей работе не применял - просто он извлекал реальную пользу из атмосферы зависти и эгоистичного карьеризма, неизменно царившей в любых формированиях СС.
В конце концов командование действовавших в Югославии частей буквально взвыло: "Если Моргена не уберут отсюда в ближайшие недели, - сообщал все тот же штандартенфюрер Науманн, - то коммунисты смогут спокойно разойтись по домам: наш судья выполнит за них всю черную работу". Но в Берпин Конрада Моргена вернули лишь в начале 1943 года, когда Брейтхаупт подыскал дпя него сферу руководства, которая во время войны считалась третьестепенной и почти синекурой: финансовые преступления. Там Конрад быстро доказал, что синекурой пост мог считаться только при его предшественнике, увлекавшемся единственно охотой да коллекционированием редких ружей.
Просматривая доставшуюся ему кипу незавершенных дел, Морген сразу же отложил в сторону тоненькую папку с надписью "Концлагерь Бухенвапьд. Комендант Карл Кох. Нерегулярное поступление собранных средств на спецсчета Немецкого Банка". Папка содержала аналитическую записку, подготовленную бухгалтерией Центрального управления концлагерей, из которой явствовало, что вопреки увеличению числа заключенных подсобные промышленные предприятия Бухенвальда приносили все меньше и меньше доходов. Рапорт Коха, приложенный к записке, объяснял это несовпадение резко возросшей смертностью заключенных, прибывающих в лагерях в крайне истощенном состоянии. Рапорт сопровождался внушительным списком заключенных, скончавшихся за последний месяц. Пробежав его глазами. Морген задумался. До сих пор ему не приходилось иметь дело с концлагерями, само существование которых было окружено завесой непроницаемой секретности даже внутри собственно эсэсовской империи. К тому же он знал, что Кох был близким другом Освальда Поля, главы лагерного управления и одного из самых могущественных людей в империи. Но он знал и то, что Гиммлер ненавидел и боялся обергруппенфюрера Попя, не без оснований усматривая в нем претендента на собственное место... На следующее утро Конрад Морген выехал в Веймар.
Как он и ожидал, вести о прибытии "колдуна" намного опередили скорость поезда: лагерная отчетность оказалась в образцовом порядке. Просидев весь день над гроссбухами, Морген, сопровождаемый Кохом, направился к машине, которая должна была доставить его в веймарский отель. Навстречу двигалась колонна заключенных, только что прошедшая перекличку у лагерных ворот. Внимание судьи привлек номер на куртке человека, двигавшегося в ближайшем к машине ряду: 55550.Профессиональная память сработала мгновенно: этот номер был в списке скончавшихся за последний месяц! Ничем не выдала: своего волнения, он повернулся к стоявшему у дверцы коменданту: "Откуда эта колонна в такой поздний час?" Кох отвечал, что со строительства подземных цехов для соседней металлообрабатывающей фирмы.
На следующий день Морген не поехал в Бухенвапьд. Вместо этого он замялся проверкой счетов основных веймарских компаний в местных банках. И сразу же наткнулся на то, что ему требовалось: Кох получал от промышленников сотни марок за предоставление им рабочей силы, числившейся в лагерных отчетах как "мертвые души". Ни одна марка из этих денег не фигурировала в балансовых документах Бухенвальда. Сняв ..копии счетов, он тем же вечером отбыл назад в Берлин.
Брейтхаупт в ужасе шарахнулся от представленных ему документов: он заранее предвидел реакцию обергруппенфюрера Попя. Тогда Морген отправился прямо к Гиммлеру - и вышел от него с санкцией на немедленный арест Карла Коха. Ровно через месяц суд вынес коменданту Бухенвальда смертный приговор, причем Морган вел процесс настолько убедительно, что когда Поль именем суда чести СС внес предложение о замене приговора на разжалование в рядовые с отправкой на фронт, апелляция была отклонена ни кем иным, как непосредственным руководителем Коха - обергруппенфюрером СС принцем Вальдеком унд Пьермонтом. Кох был расстрелян как вор и казно¬крад, что нанесло чувствительный удар и по репутации его главного покровителя Освальда Попя - к вящему удовлетворению Генриха Гиммлера. Правда, удовлетворение рейхсфюрера длилось недолго - спустя три месяца после этого, по приговору Моргена на Восточный фронт отправился разжалованный в рядовые за пьянство и растраты племянник Гиммлера. Чтобы вытащить его оттуда, понадобилось вмешательство самого Гитлера.
Продолжая расследовать "финансовую деятельность" некоронованных лагерных королей. Морген вскоре добился смертных приговоров для коменданта Майданека и его заместителя, отправил на фронт коменданта Флоссенбурга (он погиб от русской бомбы на второй день по прибытии в часть), а всего от приговоров Моргена нашли свою смерть свыше двухсот высших лагерных чинов.
В последние месяцы войны ой начал успешное расследование против двух сверхубийц - коменданта Освенцима Рудольфа Гесса и злого гения Треблинки криминал-комиссара Вирта. Вирта спасла от приговора пуля итальянских партизан, а коменданта Освенцима - стремительное наступление советских войск, лишившее Моргена возможности получить вещественные доказательства преступлений Гесса.
Много лет спустя после войны Морген скажет: "Я знал, что передо мной стоят ужасающие массовые убийцы и садисты. Но в этом качестве они были для меня совершенно неуязвимы. Меня это не обескураживало. Я видел некую высшую справедливость в том, чтобы привлечь их к суду не в качестве небывалых гениев зла - что несомненно льстило бы их гипертрофированному самолюбию, - а в качестве самых обыкновенных уголовников — воров, дебоширов, гомосексуалистов, растратчиков и взяточников. Они ушли в ад не в ореоле зловещей славы, а в брезгливой атмосфере отвращения и презрения их собственных товарищей по ремеслу. Для меня лавным было именно это".
Оказавшись в американском плену, судья Морген был избит сержантом военной полиции за то, что отказался давать свидетельские показания против жены расстрелянного по приговору Моргена коменданта Бухенвальда Ильзы Кох. "Вы же вели дело этой стервы!" стучал кулаком по столу сержант. - И вы знаете, что| она собственноручно изготовляла абажуры из человеческой кожи, они фигурируют в вашем деле!" "Я не знаю, что эти абажуры изготовлялись ею самой, - отвечал Морген, выплевывая на пол выбитые зубы, - у меня не было никаких доказательств того, что коллекционируемые ею людоедские сувениры - работа ее рук. А вот ее методы сбора информации были весьма схожи с вашими, это мне известно совершенно точно!"
В середине семидесятых годов к глубоко почитаемому судье Баварского земельного суда прибыла с визитом делегация верховных судей американских штатов, причем судья штата Мэриленд начал свое знакомство с весьма необычной просьбы: "Сэр, я не успокоюсь, пока вы трижды не дадите мне в физиономию! При всех!" Вглядевшись в лицо американца, Морген улыбнулся: "Сержант! Я рад, что наша встреча в сорок пятом пошла вам на пользу. А насчет физиономии - обратитесь, пожалуйста, к моему внуку, он как раз вышел в финал чемпионата Баварии по боксу и, вероятно, сможет заплатить по старым долгам деда куда успешнее, Если, конечно, вы настаиваете на уплате. Я лично - нет".
Зта давняя история вспоминается мне всякий раз, когда я встречаюсь с проявлениями вопиющей беспомощности нашей юстиции в борьбе со злом - идет ли речь о Конституционном суде, упорно закрывающем глаза на разгул отечественного фашизма, о вольготно ли разглагольствующих гекачепистах или о скромных шалостях с автомобилями и приватизациями в родном Красноярье. И я всякий раз думаю, что дело не в плохих законах, не в плохом правосознании масс и не в отсутствии средств. Депо в отсутствии таких людей, как Конрад Морген.
Ростислав ГОРЧАКОВ
Свой голос N18 (109) 20 - 27 мая 1993