К 40-летию восстания в Горлаге Норильска
Ровно 40 лег назад в этот день — 25 мая 1953 года — началось норильское восстание политзаключенных.
В нем участвовали узники всех шести отделений особорежимного Горного лагеря. «Особенностями» бесчеловечно жестокого режима были вшитые на всей одежде заключенных номера, решетки на окнах, замки, запиравшие на ночь бараки и по сути превращавшие жильё в тюремную камеру, запреты на письма (разрешалось писать лишь два письма в год), длиннейший трудовой день на самых тяжелых и грязных работах, к которым принуждали даже инвалидов и несовершеннолетних — «на материк» их не вывозили, издевательства надзирателей и охраны.
После столь долгожданной Победы в Великой Отечественной за колючей проволокой на родной земле оказались бывшие военнопленные, окруженцы, партизаны, узники фашистских концлагерей, жители оккупированных немцами территорий, вывезенные на работу в Германию, — так называемые остарбайтеры, а также арестованные в Европе беженцы из Советской России и иностранцы, вовсе не имевшие советского подданства. Большинство из них было осуждено «по подозрению в связях...» или «за намерение совершить, сотрудничать...» и т. д., то есть ни за что. Заклейменные ярлыками «изменников Родины», «власовцев», «бандеровцев», «националистов», они годами безуспешно добивались пересмотра своих дел.
И, наконец, терпение лопнуло: политзаключенные отказались выходить на работу. Эту забастовку и назвали «норильским восстанием 1953 года», хотя оружия лагерники не имели, более того — добровольно отказывались от различных попыток вооружить их. Это было в полном смысле слова «восстание духа», потому что задумать и организовать массовое сопротивление в условиях многолетнего угнетения, абсолютного бесправия политзаключенных, под дулами автоматов и гигантским прессом системы подавления личности было чрезвычайно трудно.
О норильском восстании написано уже немало. Давно изучает эту тему сотрудник музея А. Б. Макарова, готовится к публикации ее научная справка в издании Московского историко-литературного общества «Возвращение». Годом раньше в сборнике того же издателя «Сопротивление в ГУЛАГе» опубликованы воспоминания организаторов и активных участников восстания: Ирене Сметонене-Мартинкуте, Григория Климовича, Евгеиа Грицяка, Семена Головко, и сейчас живущего в нашем городе Бывшие узники Норильлага, участники и свидетели Сопротивления помогли воссоздать историю тех страшных дней. А документы, с которыми мне по счастливой случайности удалось ознакомиться, лишь подтверждают правдивость этой истории, дополняя ее цифрами, фактами, фамилиями.
ДАДИМ СЛОВО документам.
Вот акт, составленный 25 мая 1953 г. в 16 часов:
«Мы, нижеподписавшиеся, командир воинской части старший лейтенант Чижевский, командир группы младший лейтенант Максимов и старший сержант Некрасов составили настоящий акт о том, что сего числа в 16-00 часов нами был осмотрен карабин КФ № 503 1945 г. изготовления. В канале ствола был обнаружен нагар, который обычно создается после стрельбы из оружия. После данного осмотра карабин— был почищен, о чем и составлен настоящий акт».
Из протокола осмотра: «Я, ст. оперуполномоченный 4-го лаготделения Горного лагеря МВД лейтенант Цуркан, с участием оперуполномоченного мл. лейтенанта Чупрова, в присутствии дежурного воинской части старшего лейтенанта Антонюка и надзирателя старшины Михника, сего числа при ясной погоде произвел осмотр места происшествия — убийства заключенного при конвоировании из центрального штрафного барака 4-го лаготделения в 5-е лаготделение Горного лагеря... На твердослежавшемся и утоптанном снегу лежит труп мужчины среднего роста... одет в ватную телогрейку (фуфайку), хлопчатобумажные брюки серого цвета, стеганые бурки защитного цвета... Слева в 15 см от туловища лежит свернутое байковое одеяло красного цвета... В области левого виска большая рана. Убитым является заключенный Софроник Эмиль Петрович, 1928 г. р., немец, осужден по статье 58-2 УК РСФСР в 1945 г. к 10 годам лишения свободы...»
Дальше — план местности, где изображена конно-пешеходная дорога в тундре (сырая и грязная в мае) и лужа (12x8 метров), через которую отказались идти заключенные. Их посадили на снег.
ПОЯСНЕНИЕ ДАЕТ заключенный Иван Тимофеевич Баран 1917 г. р., украинец с Тернопольщины, осужденный на 25 лет лагерей по ст. 58-1 а (жил на территории, оккупированной немецко-фашистскими войсками, с 1941 по 1944 гг., в родном селе Касперавцы):
«...Я находился в первой пятерке, от правого краапя второй и держал под правую руку з/к' Софроника, а слева от него находился- Николай Кацевичи, а крайний — з/к по кличке Седой. Затем была подана (команда встать и следовать дальше, но эта команда не была выполнена, т. к. впереди была вода (а многие в плохой обуви — тряпичных бурках и даже тапочках брезентовых)... Кто по нему стрелял, я не видел, т. к. стреляли сзади... Софроник вскрикнул «Ой», упал и сразу же умер. Он перед этим с конвоем не пререкался, не ругал конвой, только вместе со всеми требовал, чтобы обвели по сухому месту... После применения оружия была дана команда встать, все встали. И повели нас все же через эту лужу. Все вымокли, т., к. вода была выше колена...».
И только за это — убить? Да что же за человек сержант Цыганков? А вот как раз его характеристика:
«По боевой и политической подготовке успевает отлично... физически развит хорошо, в строевом отношении подтянут, всегда опрятен. Идеологически выдержан, в обращении с товарищами по службе и старшими вежлив, постоянно работает над повышением военных и политических занятий... За отличную службу, учебу и дисциплину семь раз поощрен. Делу партии Ленина — Сталина и социалистической Родину предан».
Сомневался ли он в правомерности своего поступка? Ничуть. Может, мучила совесть спустя годы? Нисколько. Понимал ли он, что убил человека ни за что? Нет.
«В чем были обуты заключенные, я не знаю, т. к. на обувь я не обращал внимания»... «Я применил оружие в связи с тем, что конвою не подчинялись. Я это расценил как злостное неповиновение конвою...». Это из объяснения Цыганкова помощнику прокурора Селезневу.
Он не только обувь «не заметил» — не увидел перед собой и человека: для него это был «з/к, по национальности немец, член партии украинских националистов», который, «находясь в лагере для особо опасных государственных преступников, перевоспитываться и не думал...». Важнее всего оказались соображения другого порядка: из-за задержки в пути «Управление лагеря предъявляет воинской части счет Для оплати на столько человеко-часов, на сколько опоздает конвой для приема з/к и сколько человек э/к будет ждать конвоя... так что сумма набежала бы большая». Кроме того, «за последнее время в воинской части напряженная обстановка... Нас беспрерывно предупреждали, что готовится к групповому побегу большая группа заключенных... З/к имели цель, разоружив и прикончив конвой, завладеть их одеждой и оружием... развивать свои действия до захвата Норильска и Дудинки в свои руки, после чего связаться по радио с США... Когда и где будет побег, сообщить нам не могли. Но информировали, что у э/к уже все готово к побегу, и они ждут только удобного момента. Удобнее момента, как 25 мая 1953 г., им и не нужно было... Неужели я должен был ждать, когда заключенные бросятся на конвой? И поэтому я решил пресечь преступление в самом начале»...
Выходит, по его логике, что общая просьба заключенных «обвести посуху» — преступление, которое надо пресечь. Хорошо же усвоил уроки отцов-командиров отличник боевой и политической подготовки Цыганков!
А ЧТО ЖЕ ОТЦЫ-КОМАНДИРЫ после выстрела 25 мая? Вот что: «...в течение четырех дней всему личному составу полка объявляли, что оружие применено правильно, и ставили меня в пример другим, — сообщал в рапорте-письме Генеральному прокурору СССР Цыганков. — Через четыре дня командир полка объявил мне 15 суток ареста, но в тот же день 5 суток сбросил, оставив 10. Через 8 дней мне объявили, что я отдан под суд, и перевели с гауптвахты в следственный изолятор. Там просидел месяц и был освобожден из-под стражи по суду. (Пятого августа 1953 г. лагерный суд оправдал Цыганкова «за отсутствием в его действиях состава преступления». — А. М.|. Выйдя обратно, я продолжал службу на старом месте, но с повышением в звании. При демобилизации получил похвальный лист «За безупречную службу» от командования...».
ОСТАЕТСЯ ДОБАВИТЬ к этой архивной истории несколько штрихов: в этот же день, 25 мая 1953 года, при этапировании заключенных 1-го отделения Горлага в 5-е, командир охранной группы Ширяев применил оружие: убит заключенный Жигайлов и ранен заключенный Дзюбук; 26 мая сержант Дятлов открыл огонь по заключенным 5-го лаготделения — мужчинам, ожидавшим выхода из соседней 6-й зоны колонны женщин-заключенных, в результате пострадали семеро...
Терпеть это дальше было нельзя, и заключенные 4-го, 5-го и 6-го лаготделений отказались выходить на работу. 1 июня забастовку поддержала Медвежка (1-е лаготделение), 4 июня — каторжане из 3-й зоны Горлага.
Так началось норильское восстание 1953 года.
А. МАКАРОВА.
ХРАНИТЬ ВЕЧНО
В ГОСУДАРСТВЕННОМ I архиве Российской Федерации хранятся два тома материалов тюремного управления МВД СССР по ликвидации массовых неповиновений заключенных в Горном лагере (ГАРФ, фонд 9413с, опись 1с, дело № 153). Это в основном оперативные сводки для центра о состоянии дел в лагере, подписанные начальником тюремного управления полковником М, Кузнецовым и его заместителем полковником А. Клейменовым — членами правительственной комиссии.
Первая справка (такое название в деле) подписана полковником Кузнецовым 27 мая. Он сообщает, что факты применения оружия охраной 25 и 26 мая (убиты трое, ранены семь человек) «озлобили заключенных 4-го и 5-го лаготделений в количестве 7000, последние отказались выйти на работу».
Справки составляются с помощью «агентурных данных». 29 мая уже известны фамилии «зачинщиков волынки» в 4-м л /о: троцкист Кляченко, дважды судимый за антисоветскую деятельность сроком на 25 лет; Недоростков, судимый за террор на 25 лет, и другие — всего 21 человек. В 6-м л /о, где содержится 3015 заключенных женщин, — Анна Мазепа, Александра Зеленская, Ангелина Петрущак (Петрощук - прим. ред), Стефания Коваль, Мария Нич, Юлия Сафронович, Анастасия Яскив, Ася (Аста - прим ред.) Тофри, Алида Дауге (все позднее будут повторно осуждены за организацию неповиновения). Женщины пищу не принимают, на работу не выходят
ПЕРВОГО июня полковник Кузнецов начинает действовать, видимо, устав ждать окончания «волынки». Готовится «изъятие из массы заключенных 4-го и 5-го л/о 600—700 з/к карагандинского этапа», т. е. наиболее активных. Заключенным, отказывающимся выходить на работу, выдается питание «по сокращенной норме». Кузнецов дает распоряжение об активном выявлении зачинщиков и их изъятии таким образом, «чтобы в соседних лаготделениях об этом не знали».
В каждом лаготделении подбираются группы из числа не поддерживающих организаторов «волынки», с ними поодиночке проводят «соответствующую работу». В основном эта работа заключалась в том, чтобы вызвать в среде лагерников вражду по национальным и политическим мотивам. Но эта провокация не удалась. Организованно и сплоченно вместе сопротивлялись режиму террора украинцы, русские, белорусы, евреи, поляки, немцы, эстонцы, латыши, литовцы, грузины, армяне:
Неудавшуюся провокацию заменили другой. Полковник Кузнецов 2 июня объявляет по радио в 5-м л/о приказ о том, что заключенным,' у которых заканчивается срок в 1953—1954 годах, необходимо построиться на этап. Люди поверили, и к 12 часам в указанном месте собралось более 650 человек. Их вывели из зоны, временно водворили на кирпичный завод, где «оперативным составом была произведена фильтрация с целью изъятия зачинщиков». Каким образом происходило это «мероприятие», полковник Кузнецов не объясняет, зато сообщает, что «попавший под пожарную машину заключенный Зайковский Алексей Николаевич, 1925 г. р., будучи доставлен в больницу, умер; имеет пулевое ранение...».
Значит, так называемая «фильтрация» производилась с помощью оружия и пожарных машин (потому что танков, вынесенных в название киносценария А. И. Солженицына о подавлении кенгирского восстания, в Норильске не было). Но, к большому сожалению полковника и его помощников, принятые ими меры положительного результата не дали, о чем и сообщено в центр.
НОВАЯ неприятность для членов комиссии: «организация неповиновения распространилась и на 1 л/о, где дневная смена в количестве 1400 человек отказалась уйти с производственной площадки «Медвежий ручей» и войти в жилую зону. Вечерняя смена 1300 человек — на производство не выведена. ...В зоне вывешаны листовки антисоветского содержания. Одна из них заканчивается словами: «Невольники! Сыны народа! Вперед под знаменем великих дней свободы!».
Из документов видно, что «принятые меры» только усилили сопротивление лагерников, продолжаются забастовка и голодовка. В закрытой зоне 6-го лаготделения поднято письмо, в котором заключенная женщина пишет в мужской лагерь: «Желаем вам всем большой сплоченности и силы дождаться того, чего задумали... Прошу держаться один одного, лучше думайте про задуманную нами цель, мы, девчата, держимся хорошо вот уже 6-й день». 3 нюня в 5-м л/о была попытка освободить заключенных штрафного барака.
События развивались стремительно, членам комиссии стало ясно, что «без применения силы» им не ликвидировать беспорядки. И хотя эта сила уже применялась, более осторожный полковник Клейменов 4 июня просит разъяснения у центра, «может ли охрана применять оружие в жилой зоне», и, опасаясь общения готовившихся к освобождению 54-х заключенных с населением города и спецпоселенцами, просит не освобождать их до восстановления порядка.
Неизвестно, получил ли полковник Клейменов разрешение на применение оружия, но того же 4 июня в 3-м л/о каторжан при освобождении заключенных из БУРа было убито 5 человек, 14 ранено. Средний возраст убитых — 30 лет, почти все арестованы в 1945 году, когда им было по 19— 20 с небольшим, осуждены по политическим статьям на 15— 20 лет каторги.
К 13 июня члены комиссии удовлетворены своей «работой»: «сломлено сопротивление заключенных жилой зоны 1-го л/о, изъяты организаторы «волынкй». Открыто новое лаготделеице, в котором сосредоточиваем активных участников, •Уже водворили 260 з/к (а всего водворили 700—800-з/к).
В непокорных 3-м и 5-м лаготделеииях продолжается неповиновение.
19 июня комиссия МВД СССР принимает решение до 22 июня всех заключенных иностранцев (232 человека) отправить на родину; всех инвалидов и психбольных — 1500 человек — в Озерный лагерь (Тайшет), заключенных-активистов — 1066 человек — этапировать в Береговой лагерь (Магадан).
Запланирована ликвидация беспорядков — 2 июля в 4-w л/о, 10 июля в 3-м л/о. Как происходила ликвидация в этих лаготделениях, в документах не сказано. А вот в 5-м л/о, которое ранее доставило немало хлопот полковнику Кузнецову, расправа над восставшими запротоколирована: «убито 11 человек, 14 з/к тяжело ранены, из которых 12 умерло; легко ранены 22 человека. Солдатами израсходовано 465 автоматных и 118 винтовочных патронов». Патронов, как видим, не жалели...
В СВОИХ справках Кузнецов и Клейменов доложили в иентр, что оружие было применено к 94 заключенным, из которых 35 убито, 59 ранено, — но всю ли правду они сообщили? Вызывают вопросы и справки о численности заключенных по Горному лагерю, где на 14 июля всего з/к 19545, а на 16 июля — 18592. А куда же делись 953 человека? Отправлены в другие лагеря или произошла ошибка при подсчетах, или?..
Нам еще предстоит узнать об этом...
Остается трлько добавить, что материалы, попавшие ко мне в руки, ранее нигде не публиковались. Теперь они будут использованы в новой Музейной экспозиции, в частности, тексты листовок, подлинники которых будут вечно храниться в архивном фонде ГУЛАГа.
С. ЭБЕДЖАНС, научный сотрудник музея истории НПР.
ИЗ ПИСЕМ И ВОСПОМИНАНИЙ
«...Работало в ночную смену в Горстрое. Рядом с нашей, зоной был кирпичный завод № 1, там мужчины уже забастовали, сидели и не работали. Они кричали нам: «Девушки, не выходите на работу, началась забастовка. Дальше так терпеть нельзя. Требуем, чтобы приехала с Москвы комиссия и разобралась во всем, что здесь делается».
Мы начали между собой советоваться, что делать, как быть. Нарядчики ходят, кричат, чтобы выходили на вахту, быстрее строились, а мы все еще не знаем, что делать. Несколько бригад успели выпустить за вахту, а в это время подошли уже к зоне девочки дневной смены, и когда их впускали в зону, то они сказали нам, что мужчины 5-й зо¬ны уже бастуют, одни в зоне, другие на производстве. Мы это узнали и вернулись, на работу уже не пошли, отказались. TqK же сделали девчонки-каторжанки, их зона была рядом с нашей.
Мы все на улице, в бараки не заходим, потому что боимся, чтобы кого не забрали. Девчонки начали между собой советоваться, как быть дальше. Решили, чтобы одна часть отдыхала, а другая дежурила и все время ходила по всей зоне. Так было до конца забастовки.
Голодовку начали на второй день, но еще не все, были еще такие, что ходили в столовую, а на третий день уже все голодали. Пищу не принимали потому,, что боялись, что. нас будут судить как за саботаж, что кушаем, а не работаем.
Всему обслуживающему персоналу сказали из зоны выйти, ибо мы голодающие и за себя не ручаемся. В зону пускали только начальника лагеря Кузнецова.
Мы забастовали 27 или 28 мая, а Комиссия была 9 июня. Девчонки многие уже были опухшие, многие теряли сознание. К нам приходила комиссия начальника Норильского горлагеря, Красноярского края, но мы никого в зону не пускали, возвращали с вахты, говорили, что нужна нам только Москва.
Комиссия, когда приехала из. Москвы, в нашей зоне была в последнюю очередь. В комиссии были: Кузнецов, Киселев, заместитель Берии, фамилию которого не помню. Когда они приехали, мы все были на улице. Требования к ним были подготовлены до их приезда.
Когда их спросили, можно ли задавать вопросы с места, то они ответили, что на вопросы из толпы отвечать не будут. Их спросили: «Даете вы гарантию, что не будете принимать меры к тем, кто будет вести с вами переговоры?». Они ответили, что сейчас — нет, в дальнейшем — не знаем. Тогда вышли Стефа Коваль, Леся Зелинска, Мария Нич, каторжанка Лина Петрущак (Петрощук - прми. ред.).
Требования были, как и во всех лагерях: заменить начальство лагеря, сократить, рабочий день до 8 часов, дать выходные дни, улучшить питание, снять замки с бараков, разрешить хотя бы два письма в месяц, снять номера, вывезти больных и «мамок» «на материк», пересмотреть дела всех заключенных.
Некоторые требования они решили сразу: разрешили письма, выходные дни, восьмичасовой рабочий день. А остальные решат, как приедут в Москву. С этим мы согласились, приняли пищу и вышна работу.
Вроде было все нормально, никого не трогали у нас. Но мужчины-каторжане 3-й зоны не согласились и со своими гребованиями продолжали 6астовать.
Через несколько' дней мужчин ^4-й и 5-й зон начали забирать зачинщиков, издеваться над ними, и они решили, что другого выхода нет, что по все это обман, начинается еще хуже. Решили дальше продолжать восстание, и . мы тоже пошли им на поддержку, знали, что нас тоже это самое ждет. 23 июня снова начали бастовать»...
Екатерина АНДРУСИШИНА,
бывшая заключенная 6-го отделения Горлага.
Вспоминает Орыся Ивановна МОЧУЛЬСКАЯ:
— В Норильск я приехала в 1946 году, в конце сентября. Это был последний этап, Енисей уже замерзал. Очень тяжелая была дорога, т. к. везли с нами рецидивистов: они с помощью конвоя нас грабили, отнимали все, кто что имел еще из дома. Вступились за нас мужчины каторжные, разбили стену и усмирили этих воров. Конвой только стрелял в трюм. Потом, когда прибыли в Дудинку, был суд над этим конвоем.
Этим этапом ехали Мария Нич, Мирослава Вовк — каторжанка, я была знакома с ними со Львовской тюрьмы. Когда в Норильске нумеровали нас, то всем, кто был с этого этапа, нашили букву «Л». Я сразу попала в 6-ю зону. Каторжанок соединили с нами, кажется, в 48-м году,- сделали специальный политический лагерь, тогда дали всем номера, до этого каторжанки были отдельно.
По моему мнению, восстание не вспыхнуло стихийно, люди были подготовлены, только надо было ждать подходящего момента. Заранее никто ничего не организовывал, когда начали забастовку мужские лагеря, тогда и у нас организовался комитет. Во главе встали сильные организаторы, которые могли командовать массами. .Были все национальности, но большинство украинок и из Прибалтики. Никого не назначали, шли все, кто хотел чем-то помочь.
Я знала хорошо Анну Мазепу, Стефу Коваль, Лесю Зелинску, Ольгу Зозюк.
Делали кто что мог. Были дежурства. Когда объявили голодовку, то надо было поддерживать людей, морально и помочь тем, кто уже не мог ходить. Катя Андрусишина, Дорка Розумна и я доставали у «мамок» кусочки хлеба, немного овса и поддерживали этих людей. Все инструкции по ходу забастовки получали. из мужских лагерей, через записки.
Помню, как-то невозможно было вести коммуникацию через записки, но у нас .нашлась девушка-эстонка, которая; умела морское «Морзе», и с крыши барака «разговаривала» с мужчинами из 5-й каторжной зоны.
...Вот вспомнила Норильск Там прошла моя -молодость, ведь мне было 19 лет, когда меня арестовали. Кроме плохого, тяжелого, были и хорошие мгновения — это дружба. Ах, какая была дружбе и вера! Это дало _£илы пережить все трудности...
Постановленном Президиума Верховного суда Российской Федерации 10 марта 1993 года отменены приговор Красноярского краевого суда от 17—24 июля 1954 г. и определение судебной коллегии по уголовным долам Верховного суда РСФСР от 30 октября 1954 г. в отношении Шамаева Бориса Александровича, Воробьева Ивана Егоровича, Тарковцадо Петра Урхановича, Николайчука Петра Власовича и Игнатьева Андрея Дмитриевича в части осуждения по ст. 59-2 ч. 1 п. «а» УК РСФСР; дело прекращено за отсутствием о их действиях состава преступления.
Это сообщение из секретариата Президиума Верховного суда передал в норильский «Мемориал» народный депутат России Виктор Владимирович Ситиов, которому мы благодарны за содействие в решении проблемы 40-летней давности, Дело в том, что в нашей стране нет статуса участника Сопротивления сталинской репрессивной системе, а между тем руководители этого Сопротивления всегда карались особенно строго. Вот почему после норильского восстания 1953 года были арестованы и после года следствия (старыми методами НКВД) получили новые сроки руководители забастовочных комитетов заключенных всех шести отделений Горлага. Им пришлось отбыть в тюрьмах и лагерях по обвинению в «антисоветском восстании» многие годы.
Только в 1968 году вышел иа свободу один из немногих оставшихся в живых руководителей восстания каторжан Борис Александрович Шамасв, осужденный в 1945-м как бывший военнопленный, а в 1954-м — как председатель забастовочного комитета 3-го отделения Горлага. На все его просьбы и обращения о пересмотре дел ответ приходил стандартный: «вы осуждены обоснованно».
Давным-давно реабилитированы рядовые участники восстания, и только «вина» руководителей не снималась с них. Лишь 40 лет спустя лед тронулся. Более полугода изучали многотомное дело Комиссия по реабилитации и Верховный суд. Приговор отменен. К сожалению, не дождались этого Иван Воробьев, умерший в Александровском централе, и Петр Николайчук. Уехал в Германию ее подданный Петр Тарковцаде. Неизвестна дальнейшая судьба Андрея Игнатьева...
А.М.
Заполярная правда 25.05.1993