Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Я встретил Вас


В начале декабря прошлого года по просьбе нашей читательницы и постоянного автора Л. С. Еремеевой «Вечерний Красноярск» обратился к: писателю Анатолию Ивановичу Чмыхало, и тот любезна согласился рассказать о встречах с женой Александра Васильевича Колчака Анной Книппер-Тимиревой. Тогда мы опубликовали письмо Анны Васильевны, а сегодня Анатолий Иванович ЧМЫХАЛО вспоминает о тех далеких днях, когда ему посчастливилось встретиться с этой незаурядной женщиной.

КОГДА Я СОБИРАЛ материал для романа «Половодье», судьба свела меня с интересным человеком. Он служил в харбинской полиции с царских времен до взятия советскими войсками Маньчжурии. За свои прошлые и настоящие грехи Николай Петрович Персидский был арестован военными чекистами и приговорен к 10 годам тюремного заключения. Отбывал срок во Владимирском централе и в середине пятидесятых работал сторожем в одном из магазинов Абакана.

Я был поражен памятью Николая Петровича. Он держал в голове тысячи фамилий, имен, событий. Рассказывал обо всем с такими подробностями, как будто это случилось вчера. Рассуждал независимо, смело, что было непривычно для нас в те годы.:

— Царскую семью расстреляли по приказу Ленина. И нечего наводить глянец на «великого» вождя!

Он был на короткую ногу со следователем. Омской судебной палаты Соколовым, изучал добытые тем свидетельства жестокой расправы. Жаль, не дотянулись руки у белых до обер-палача Юровского.

Николай Петрович знал батьку «Махно, встречался с известным аферистом корнетом Савиным, знал окружение адмирала Колчака.

— А самого Александра Васильевича знал больше по Харбину, когда он служил на железной дороге. Правда, это было недолго.

При этих его словах я насторожился. В моем знании гражданской войны в Сибири был пробел, как раз относящийся к личности Верховного правителя. А если говорить точнее, мне нужны были детали ареста Колчака в чешском офицерском вагоне. Почти четыре года по всей стране я искал конвойных, входивших в вагон. Но оказалось, что никто из них не дожил до наших дней. Нет в музеях, в архивах Сибири и записанных воспоминаний об этой акции.

—А вы вот что, постарайтесь найти тюремное дело княгини Тимиревой, — посоветовал Персидский. — Она была арестована вместе с адмиралом.

Тогда я впервые услышал об Анне Васильев- не. Она беззаветно любила Колчака, приезжала к нему в Харбин и в Японию. Ради него разошлась с мужем — контр-адмиралом Сергеем Тимиревым.

— О, это была женщина! Такие рождаются раз в столетие, а может, и того реже. В эмиграции о ней до сих пор ходят легенды.

— Так где же она и что с ней? — чуть ли не выкрикиваю я.

Николай Петрович на минуту задумался и неспешно заговорил:

— Канула в пропасть большевистских застенков. Без следа. Но ее тюремное дело где-то должно быть.

Анну Васильевну никто не собирался арестовывать. Живя в Омске, она политикой не занималась, в правительственных учреждениях не служила. Только шила белье для раненых да ухаживала за больным адмиралом, когда он заболел воспалением легких, простудившись на военном параде. Он ходил в простой солдатской шинели в зимние холода, потому что считал безнравственным одеваться теплей, когда армия была не одета.

Колчаку объявили, что он арестован, Анна Васильевна решительно сказала:

— Мы были вместе и теперь не хотели бы разлучаться.

Ее слова прозвучали приказом. И начальник конвоя выполнил' его. „ Догадывалась ли эта хрупкая на вид женщина, какую непосильную ношу взвалила на свои плечи? Безусловно. Но она не могла поступить иначе,' это был ее осознанный выбор.

Вот так Персидский подтолкнул меня к продолжению поиска. Как норовистый конь, я закусил удила и понесся навстречу неудачам и разочарованиям. Дописывать книгу было уже некогда, я занимался одной перепиской с прокурорами да архивами. В этих заботах прошел еще год, и все-таки я заполучил объемистые тома ее дела. Читал без передышки, забывая о сне и отдыхе. И понемногу для меня стала проявляться ее биография, характер, вся человеческая сущность.

По происхождению Анна Васильевна — из терских казаков, но отец ее стал интеллигентом в первом поколении. Имя композитора и пианиста директора Московской консерватории Василия Ильича Сафонова известно во всем мире. У него была куча детей, которым он дал блестящее образование, все они стали творческими личностями: музыкантами, художниками, скульпторами. Друзья дома Сафоновых пророчили гимназистке Аннушке завидную  судьбу. Но октябрьский переворот перечеркнул .все устремления и надежды. Осталась только любовь к отважному мореходу и мечтателю. Это он вместе с Никифором Бегичевым искал потерявшуюся во льдах Арктики экспедицию барона Толля, он отважно сражался в осажденном Порт-Артуре, руководил строительством российского флота, в широких масштабах применил минную войну на Балтике и Черном море.

Любовь к Александру Васильевичу заполнила ее всю. Без него она не представляла себе жизни. И когда его' расстреляли без суда и следствия, с хотела уйти следом за ним. А потом были тридцать седьмой и сорок девятый, когда совершались массовые убийства нив чем невиновных людей, кто бы осмелился выносить мягкие приговоры жене самого Колчака?!

Вот так и затерялась на бескрайних российских просторах женщина трудной судьбы. Не в обиду будет сказано декабристкам, но их подвиг бледнеет перед испытаниями, выпавшими на долю Анны Васильевны. Даже подумать о них страшно.

На одном из допросов она сказала, что ее сестра Елена — художница и живет в Москве, более точного адреса не было, да прошло почти тридцать лет. И все же я предпринял попытку найти Елену Васильевну. Может, она хоть что-то знает об аресте сестры и о ее дальнейшей судьбе.

И ТУТ-ТО ФОРТУНА повернулась ко мне лицом. Мне позвонили из Москвы:

— Запишите адрес того, кто вам нужен. Рыбинск, городской театр, Анна Васильевна Тимирева.

В это было" трудно поверить: она жива! Теперь скорее к ней. Но станет ли она рассказывать мне то, о чем умолчала даже на допросах? Она не знает, как я употреблю сведения, которые она сообщит мне. Да и я сумею ли правдиво показать Колчака при жестком контроле горкомов и крайкомов, издателей и цензуры?

Но это будет потом. А пока поезд несет меня к Рыбинску, и дай Бог, чтобы ничего не случилось за эти дни с Анной Васильевной.. Как  говорят, когда обожжешься на молоке, то дуешь на воду. А я в своих поисках истины обжигался не раз и стал недоверчивым и в какой-то степени суеверным.

Словно сейчас, вижу пропахшую декорациями  сцену,.. На меня, в прошлом актера-профессионала, повеяло чем-то родным и милым. Я попал сюда через актерский вход, и это озадачило участников репетиции, проходившей на сцене. Все разом смолкли и повернулись в мою сторону.

— Вам кого?

Я теряюсь ответить на поставленный в лоб вопрос, потому что не знаю, как жила Анна Васильевна тридцать лет. Если она на свободе, то вполне могла выйти замуж, тогда у нее другая фамилия. Говорить о Колчаке было бессмысленно и неучтиво. Ясно, что это была ее боль и Анна Васильевна держала в тайне свои отношения с адмиралом.

— Я к вашему художнику. Из Сибири.

Это еще больше интригует актеров. Но объяснять им что-то я не буду. Я и так сказал слишком много. Только бы она оказалась живой и здоровой.

Меня выручает писаный красавец с манерами героя-любовника. Он делает царственный жест по направлению к фойе и торжественно провозглашает:

— Милости прошу!

Я почувствовал необыкновенное волнение. Так вот рн, мой звездный час. Или теперь, или никогда.

Я увидел ее маленькую фигурку у окна. Анна Васильевна на сером полотнище рисовала какие-то елочки, Она встрепенулась на звонкий голос героя-любовника и замерла в ожидании, когда мы оказались с глазу на глаз.

— Простите... Искал и... нашел. С трудом, — сбивчиво произношу я.

Наконец-то она понимает ситуацию. Писатель из Абакана? Из далеких, неласковых мест ее каторги и ссылки. Необходимы сведения об аресте Александра Васильевича? Но это же тяжелая пытка воспоминанием. У вас добрые намерения? Но именно добрыми намерениями вымощена дорога в ад, не так ли? 

А я еще многого не понижаю. Измены и предательства друзей у меня впереди. И, может быть, я приехал в Рыбинск, чтобы укрепиться душою на тот крайний случай, когда хочется наложить на себя руки? Как знать...

НЕ ПЕРЕДАТЬ высокого напряжения наших многодневных бесед. Я приходил в ее крохотную комнатку, садился в уголок на скрипучий от времени |венский стул и слушал, слушал. А она ходила передо мной, неожиданно останавливаясь и поводя невидящим взглядом. Она вся была в далеком прошлом, в которое и надо бы впустить меня, да что-то боязно очень. Достанет ли сил у этого молодого человека противостоять отлаженной машине лжи и суеверия? Она была свидетельницей и жертвой бесчисленных подлогов и жалела меня.

И передо мной возникал внешний облик ученого и поэта. Орлиный нос, глубоко посаженные умные глаза. И горькая ирония где-то у самого уголка рта. Да, к нему по праву обращены эти проникновенные строки:

Так глубоко ты врезан в сердце мне,
Что даже время потеряло силу.
И четверть века из своей могилы
Живым ты мне являешься во сне.

Любимый мой! И у подножья склона,
И в сумерках все не могу забыть,
Что в этот страшный мир, как Антигона,
Пришла не ненавидеть, но любить.

Взрывающие меня стихи написаны Анной Васильевной в сорок пятом. В них вроде бы сказано все о Колчаке и о ней самой. Но ей надо жить и жить, чтобы еще через двадцать пять лет подтвердить свое истинное предназначение на земле:

Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь...
И вот уходишь ты опять
В ту роковую ночь.
А я осуждена идти,
Пока не минет срок.
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.
И если я еще жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя,
Как память о тебе.

В Кисловодске, недалеко от вокзала железной дороги, есть короткая улочка. На ней в доме Реброва, который стоит до сих пор, останавливались Пушкин и Лермонтов. Если хотите, вам покажут место, где была ресторация. Порывистый, искавший себе врагов Мишель вламывался в ресторацию в компании блестящих гусар и драгун. И тогда долго гремели залпы откупориваемых бутылок. Лермонтов мог позволить себе праздник: он вернулся с бурлящего Подкумка, облюбовавши отвесную скалу для дуэли Печорина с Грушницким.

Ресторация тоже выходила парадным крыльцом на эту улочку, как и дворец эмира Бухарского. Достопримечательностей тут уйма, только поспевай оглядываться. Но, бывая в Кисловодске, я подолгу простаиваю у большого дома, что по соседству с исчезнувшей ресторацией. Этот дом Сафоновых, на его террасе звучали Моцарт и Шопен, Рахманинов и Чайковский. Весь цвет российских музыкальных деятелей перебывал здесь. И где-то здесь, под дивными каштанами и плакучими ивами, под развесистыми вязами и кленами витает бессмертная душа этой благороднейшей женщины. Она снова и снова возвращается сюда, к истокам своих чаяний и надежд.

АННА ВАСИЛЬЕВНА умерла в Киеве, исполнив свою земную миссию до конца. Смерть настигла ее, когда Анна Васильевна гостила у своей подруги  по тюрьмам и лагерям графини Капнист.

А мне не забыть никогда светлый образ княгини Тимиревой. Как прекрасно, что я встретился и говорил с нею. И все думаю и думаю: откуда она взялась такая? Не с неба же упала.

А может, и в самом деле с неба. Скатилась, как вифлеемская звезда, и я, как волхв, увидел ее, озарившую мир, и живу, навсегда очарованный ею.

Анатолий ЧМЫХАЛО.

На фото: Анна Васильевна Тимирева. Такой я ее знал.

Вечерний Красноярск 14.01.1994


/Документы/Публикации/1990-е