Очевидно, наиболее трудный период для исследования истории района — это время с момента его организации и до начала коллективизации: архивы содержат весьма скудные данные о развитии хозяйства в этот период, о социально-политической обстановке. Да и сами архивы того времени все еще продолжают оставаться закрытыми. Да и какой-либо серьезной работы над ними не велось.
Пока остаются скудные и разрозненное материалы- воспоминания ветеранов, исторические справки (к тому же не будем забывать, что большинство очевидцев и активных участников событий того периода погибли в годы Великой Отечественной войны, в период репрессий разъехались из района). Из них можно сделать вывод, что 1924 — 1930 — это годы хозяйственной и политической стабилизации. По мере налаживания работы промышленности улучшались дела в сельском хозяйстве. Крестьянские хозяйства становились на ноги и могли уже не только себя обеспечивать, но и все большая часть продукции села шла на продажу. Укреплялись и структуры Советской власти. Хотя еще и нельзя было сказать что классовая борьба в деревне закончена (она в то время все больше теряла характер политического противостояния, принимая формы уголовных проявлений — свидетельство тому — деятельность банды Багрова), новая власть все увереннее подавляла враждебные акции.
Сразу же после окончания гражданской войны новая власть взяла курс на внедрение в сельское хозяйство коллективных форм труда. То есть по принципам организации труда деревня должна бола стать аналогом промышленности. Для государства намного удобнее иметь дело с крупными коллективами, чем с отдельными товаропроизводителями: проще планировать и проводить свою хозяйственную политику, проще организовать материально - техническое снабжение, а самое главное — проще распоряжаться произведенным продуктом. Но почти целое десятилетие ушло на поиск наиболее эффективных форм коллективного хозяйствования на селе.
И в исторической, и в художественной литературе этот поиск отражен в достаточной мере. Были испытаны различные формы, отражающие крайние взгляды реформаторов: от товарищества по совместной обработке земли (ТОЗа), где земля и все остальное фактически оставались в частной собственности, до коммун, в которых степень обобществления имущества была предельной: член коммуны в личной собственности имел только свою одежду. Эти эксперименты не обошли стороной и Балахтинский район. Были у нас и ТОЗы, и коммуны, и сельхозартели — нечто среднее между этими крайними формами. В свое время в нашей газете публиковались рассказы о первом коллективном хозяйстве деревни Старо-Мосино, которое прошло путь развития от ТОЗа до сельхозартели и в конце концов было преобразовано в колхоз «Трактор».
Именно средняя форма коллективного хозяйства — колхоз с обобществлением земли и основных средств производства — была в конечном итоге выбрана первой волной реформаторов для массового внедрения в сельское хозяйство. Массовая коллективизация европейской части России пришлась на 1929—1930 годы, в Сибири — несколько позже — на 1931 год. Надо сказать, что коллективизация проводилась всеми доступными средствами. Была развернута и мощная идеологическая подготовка через средства массовой информации и пропагандистский актив — счастливую жизнь первых колхозов распространяли, как говорится, на всех перекрестках. Действовали материальные стимулы: организующимся колхозам государство оказало существенную помощь техникой, семенами и другими материальными ресурсами. На проведение коллективизации был задействован весь мощный партийный и государственной аппарат, в помощь сельскому активу из городов направлялись рабочие-коммунисты, имеющие организаторские способности — люди, как правило, имеющие за плечами большой опыт революционной борьбы, жесткие, привыкшие беспрекословно выполнять распоряжения вышестоящих партийных органов. Наконец, там, где возникали серьезные конфликты, власти использовали и вооруженную силу.
Такова была всеобщая картина коллективизации, и в истории Балахтинского района она отразилась, как в капле росы. Нет нужды повторять те эпизоды, которые уже описаны. Итогом коллективизации в нашем районе стали 34 коллективных хозяйства, объединивших более 90 процентов крестьянских хозяйств. В Балахте было создано два колхоза — «Авангард», председателем которого был избран Александр Николаевич Канатников. и «Пахарь», руководимый Константином Игнатьевичем Похабовым. Первый из них объединил 167 хозяйств, второй — 75.
Интересно, что процесс коллективизации в районе продолжался с 1928 и вплоть до 1934 года. Например, колхоз «Завет Ленина» в Безъязыкого был организован в 1928 году (председатель А. ф. Злобин), а «Вторая пятилетка», в Каменном ключе — в 1934-м. Одновременно с безъязыковским организуется колхоз «Новый путь» в Трясучей. Но основная масса коллективных хозяйств создана именно в 1929-31 годах. Чем можно объяснить такую растяжку во времени? Прежде всего, конечно, сопротивлением самих крестьян. Несмотря на всю разъяснительную и пропагандистскую работу, страшно было остаться без собственного хозяйства — единственной гарантии жизнеобеспечения. Крестьянская психология такова, что гораздо больше склонна довольствоваться синицей в руке, чем уповать на журавля в небе. Какой ни есть хлеб, а свой, ешь в любое время, а общественный котел, может, и богаче, да только что из него тебе достанется?
Вторая причина — экономическая слабость государства. Еще не настолько была развита промышленность, чтобы всем вновь созданным хозяйствам можно было предоставить необходимую помощь, промыщленно-техническое перевооружение. Основной тяговой силой не земле по-прежнему оставалась лошадь, тракторы были малочисленны и по тогдашней мощности не намного производительнее доброй упряжки лошадей.
Однако трудности с заготовками хлеба (у единоличника не так просто было взять хлеб, тем более что сам он был не так уж обеспечен) заставили государство форсировать процесс коллективизации. В 1929 году создано было 13 колхозов: «Новая деревня» (Федосово), «Красное знамя» (Парилово), «КИМ» (Марьясово), «Красная Звезда (Курбатово), «1 Мая» (Малая Тумна), «Культура» (Еловка), «Память Ленина» (Грузенка), «Страна Советов» (Таловая), «Ульяновск» (Пашенка) и другие. В 1930 году к ним добавились шесть хозяйств: «1 Мая» (Большое Лопатино), «13-й Май» (Ключи), «Путь к социализму» (Живоначиха», «Знамя труда» (Гладкий Мыс), имени Калинина (Малые Сыры), «Майское утро» (Виленка). Столько же хозяйств было организовано в 1931 году: имени Ворошилова (Крюково), имени Буденного (Кожаново), «Ответ интервентам» (Верх- Коляжиха), «Старатель» (Кызыкчуль), имени Крупской (Кызылка), имени Пушкина (Уртень). Завершили коллективизацию колхозы в Романовке «Вторая пятилетка» (1932 г.) и одноименный в Каменном Ключе.
Можно предположить, что в ходе коллективизации в начале 1931 года создались ощутимые сложности, и судьба всей кампании была поставлена под серьезную угрозу. Потребовался какой-то очередной толчок, и таким толчком стала первая волна репрессий—раскулачиванме. Как и повсеместно, проходила она без особых «церемоний», судьбу десятков семей решали обобью комиссии из трех-четырех человек (так называемые «тройки»). Например, в течение 11—13 июня 1931 года районная «тройка» в составе представителя ОГПУ Ржавина, секретаря РК ВКП (б) Снопкова и заместителя председателя райисполкома И. М. Назарова (в 60—70-х годах возглавлял Енисейское речное пароходство) приняла решение о выселении из района 168 кулацких семей. 22 июня того же года — повторное заседание, решено выселить 38 семей. 6 июля комиссия заседает в составе Гришаева, Снопкова, Левашова и Хоменя (?) — высылаются 22 семьи. На следующий день заседают Ржавин, Гришаев, Снопков и Левашев — и еще двадцать семей обречены на выселение. Всего за лето 1931 года из сел района выслано 248 семей.
В действительности ли они были врагами Советской власти? Маловероятно. Во всех решениях о высолке фигурируют стандартные обвинения: систематически эксплуатировал батраков в своем хозяйстве, в том числе на плотницких работах; держал батраков, эксплуатировал путем отработки за использование машин; систематически держал годовых и поденных рабочих, для снятия урожая собирал помощи до 50 человек; нанимал пильщиков; занимался скупкой и перепродажей скота с 1911 по 1923 год (как видим, учитывались и «грехи» давно минувших дней); нанимал батраков и бедноту для полевых работ й рубки дров; имел пимокатную и эксплуатировал наемный труд: систематически торговал рыбой, давал хлеб бедноте под отработку; имел шерстобитку, где эксплуатировал наемный труд в скрытой форме («от ведь какие прозорливые!); имел прядильный станок, скупал пеньку и продукцию продавал на рынке по повышенной цене и прочее в том же духе, вплоть до того, что «имел нетрудовые доходы путем выделки и продажи овчин». Как видим, обвинениями становились обыденные явления тогдашнего уклада деревенской жизни, и во многих решениях о высылке сквозит гораздо больше давней злобы и желания отомстить, чем действительной вины человека. А вина-то зачастую состояла лишь в том, что человек жил зажиточно,, создав себе достаток собственным трудом.
В. Скирда.
(Использованы архивные материалы, предоставленые В. Рыжако).
Сельская новь (Балахта) 7 июня 1994 года
Материал предоставлен Балахтинским краеведческим музеем