РЕАБИЛИТАЦИЯ
Нельзя рассматривать репрессии как отдельные ошибки отдельных законников в отношении отдельных людей.
Это полуправда,
А правда в том, что имели место массовые репрессии. Это была грубая машина для удержания власти любой ценой, уничтожения малейших отступлений от навязанных мыслей, слов, разговоров, жизни... Верхушка, способная сконструировать только казарменное, убогое существование, уничтожала все, что выходило за рамки и могло перевернуть затхлое сознание большинства.
Так родилось чудовищное постановление ЦИК Союза ССР от 1 декабря 1934 года об ускоренном и упрощенном порядке рассмотрения уголовных дел о контрреволюционных преступлениях.
Вот установленные «нормы»: 1. Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. 2. Судебным органам — не задерживать с исполнением приговоры о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению. 3. Органам Наркомвнудела — приводить в .исполнение приговоры, о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров.
Был образ политического «врага» и безотказно действующий карательный механизм. За 1934—1939 годы по обвинению в политических преступлениях было репрессировано 3778234 человека, к высшей мере наказания — расстрелу — приговорено 786096 человек.
Чтобы получить быстрый результат, применялись пытки, в том Числе моральные. Например, отправляли о лагеря жену. Так случилось с Молотовым, Сталин как-то в хорошем настроении спросил о самом главном желании соратника, Молотов ответил: «Верните Полину!». (Сталин же знал об этом!!)).
Прошли лагеря жены Бухарина, Калинина, Буденного... Как жилось Полине Молотовой после освобождения? Приезжали в лагерь леди в шубах, а выходили на свободу седые, сломленные, недоуменные женщины.
Советская инквизиция расправлялась с талантливыми генералами, после истязаний подписывавшими на себя белиберду, которая выносилась в залы суда.' Озлобленная публика негодовала: «Смерть шакалам, собакам.,.». А на скамьях сидели подштукатуренные после пыток невиновные люди, готовые молчать и умереть, так как на свободе у них оставались заложники — . жены, дети. Молчанием смертники надеялись спасти своих близких, но если такое и случалось, то крайне редко.
В 1988—1989 годах реабилитацию получили 844740 человек. (11842 решения оставлены о силе). Жители архипелага ГУЛАГ... Их остается все меньше. Кто-то успел получить денежную компенсацию за отсидку в лагерях — '180 рублей (три года назад) за каждый месяц нахождения в заключении,- но в целом сумма не должна была превышать 25 тысяч рублей. Единовременная помощь — 8300 рублей. Но это— только россиянам, а вот что делать с «иностранцами»—украинцами, белорусами,/ никто не знал. Весь 1992 год искали консенсусы...
Вот строчки из письма украинки А. Романович, бывшей норильчанки:
«Моего мужа, Романовича Сергея Михайловича, посадили . в 1932 году. Ему был от роду 21 год. Посадили на Украине. Две недели держали в «смертной» камере, чтобы подписал то, в чем его обвиняли. Подписал, и дали 10 лет. Угнали сначала на Беломорканал, потом в Норильск. В Норильске отбывал свой срок до 1943 года. Освободили в 44-м, и мы поженились. В 1960 году мужа реабилитировали, в 1972-м мы уехали из Норильска в Липецк. Когда вышел закон о компенсации, муж был парализован, прикован к постели. Я пошла в собес, мне сказали, какие справки нужны, я собрала, все приняли, насчитали. 19 декабря 1991 года сказали, что, когда будут оплачивать, ..принесут. Ждали-ждали, Муж так и не дождался — умер 13 марта. .Когда я пришла в себя, пошла опять в собес, все кабинеты обходила не один раз. Послали в центральный, а центральный — четырехэтажный, там начали гонять меня с этажа на этаж... И до сих пор я хожу .по мукам. То вышел указ,, что не все статьи подлежат оплате (муж сидел по ст. 54—9), и я пошла в УВД, потом в облсуд. Сделали запрос на Украину, пришла расшифровка, оказалось, что статья подлежит оплате. Насчитали, сказали, что закон на моей стороне, и как только Москва пришлет деньги, пришлют перевод, И вдруг опять неладно — сообщили, что Украина должна выплачивать, Дорогие товарищи, разве это не нервотрепке, мне восьмой десяток, пошел, а они мной скоро год, как играют в футбол; то одну справку дай, то другую, Я трястись начала, но продолжаю действовать...».
Время, такое драгоценное для стариков, уходит в песок. Только через год норильские реабилитированные (32 человека) получили начисленные им компеисации. Одно хождение документов в краевой центр по выплате пенсий чего стоило. А всем нашим землякам по семьдесят и больше лет, они больные люди. Конечно, лучше позже, чем никогда. И жалобы «иностранцев» возымели действие: сегодня уже выплачивают компенсацию по месту жительства всем, кто получил реабилитацию и постоянно проживает в России, но только в том случае, если решения, принятые в отношении их бывшими республиками СССР, не противоречат законодательству Российской Федерации. При этом заявитель иностранца должен предъявить документ о том, что на Украине или в Белоруссии он не получал денежную компенсацию.
Да, засчитывают. Кощунственно как-то, но... это сулит прибавку к пенсии, кто откажется? Причем время содержания под стражей, в местах заключения, ссылки за считывается в общий- трудовой стаж в тройном размере, а «основной размер пенсии» повышается на 25 процентов минимальной пенсии по старости.
В стране продолжается реабилитация жертв политических репрессий, подвергнутых таковым.- с 25 октября (7 ноября) 1917 года. Выходит, отсюда корни подавления личностей, не имеющих «классовых» признаков — шершавых ладоней (все равно что размер че¬репов у нацистов), прдаеления осчастливленного лозунгом «земля — крестьянам» хлебопашца.
Кто-то однажды сказав, что нынешняя реабилитация — на чужом пиру похмелье. Когда-то этих людей, репрессированных, вычеркнули из жизни. И сегодня они мало кому нужны. Ведь не сажают — «его еще надо?
«Одно то, что кем-то будет произнесено мое имя, бывшего каторжанина, — пишет А. Горский, — уже является частичной компенсацией. Произнесено в далеких, но близких мне до . мурашек на коже краях.
О себе. Арестован и судим в Киеве военной коллегией, приговорен к 10 годам. После двух лет о Соловках меня с большой группой заключенных этапировали о Норильск, где я отбывал «наказание» с 1938 по 1948 год. Первые четыре года по поручению А. П. Завенягина и других руководителей я проводил исследование возможности освоения 72-й параллели в сельскохозяйственном отношении. Многое было сделано...
В 1942 году из Москвы прибыла комиссия с чрезвычайными полномочиями. Завенягин уже был отозван в Москву, е все руководство репрессировали под предлогом будто бы готовящегося восстания среди заключенных, чего совершенно но было, а несколько тысяч без суда и следствия расстреляли, трупы горели у подножия горы Шмидтихи. Тогда и я был вторично репрессирован, шесть месяцев находился в камере смертников. Но, видно, в Москве просматривались списки смертников (в какой-то мере), и я был исключен. Таймырский суд заочно прибавил мне еще 10 лет. В 1948 году меня вывезли в Иркутскую область, оттуда — в Красноярскую тюрьму. Так проволочили меня по тюрьмам и лагерям 20 лет (1936 —1956). В 1956 году реабилитировали.
Описать все невозможно. В 1985 году я закончил исповедь «Непокоренные», она не печаталась и не издавалась — переплет в пяти экземплярах, на память потомкам.
Сейчас мотыжкой ворошу земельку на своей даче и освобождаю культурные растения от сорняков. Недавно мне исполнилось девяносто лет. Мне посчастливилось в том, что лагерь меня действительно не покорил, не подмял...».
И второе письмо от С. Ульянова. «Пишет вам норильский 6vрилщик 40 —50-х годов. Работал и «вольняшкой», и зеком. То, что тогда происхоло, помню как во сне, все, и как летел с «Надежды» до Красноярска, как ехал до Москвы. Сколько потом ходил за всякими справками. Сейчас местная власть придирается к каждой запятой, это можно понять — кому охота оплачивать из своего бюджета за грехи, сотворенные кем-то и чуть ли не 50 лет назад.
Я не политик, братцы, я рабочий. Рабочий до мозге костей, имею несколько капитальных профессий, и первая из них — бурильщик, она меня и научила думать. Когда забуришься «на отвале или в грудь забоя, молоток работает как зверь — не поговоришь. В забое я бывало песни орал во весь голос: «Ревела буря, гром гремел» или «Вставай, страна огромная».
Теперь я мебельщик, ремонтник, но работать становится все труднее, ноги подводят. На руднике 3/6 был передовиком, премии, получал. Жил о четвертом бараке в 1-й секции. Ну а то, что я натворил на откаточном руднике и за что меня упрятали по политическим статьям, было, пожалуй, больше глупостью, чем преступлением. От того, что я содрал погоны с «мясом» у садиста ,— подонка и наговорил лишнего, ничего же не изменилось. Мало того, ту грязную ложь, которой облила меня та мразь и его подручные, я не смог отмыть за всю последующую жизнь брали меня лишь на самую тяжелую, низкооплачиваемую работу.
И все же прожил ие хуже других. У меня двое детей и четверо внуков. Время мое к закату, но я еще никому не в тягость».
И последнее. Комиссия по реабилитации продолжает вести npием. Напоминаю адрес: улйца Московская, помещение бывшего микросовета.
Т.Серебрякова,
председатель седьмого территориального цента
Заполярная правда 09.06.1994