За последние два с половиной года я побывала в двадцати двух российских городах и нескольких поселках. Теперь я лично знаю десятки, а может быть, и сотни людей, которых можно назвать интеллигентами по гамбургкому счёту. Эти люди идут в центры временного размещения беженцев и детские дома, в тюрьмы и казармы, вытаскивают отчаявшихся, дерутся, с начальством, ходят по судам... А главное - учат людей защищать самих себя... Они годами делают это задармa. В последнее время иногда получают какие-нибудь совсем смешные деньги (о, ужас!) от зарубежных фондов. Эти люди - современные российкие правозащитники. Они бросают вызов перманентным самопохоронам интеллигенции.
Однажды в Красноярске мы ехали в автобусе с мемориальцем Владимиром Биргером - в выходной он повез меня показать свои любимые Красноярские Столбы. Типичный интеллигент, принадлежащий к туристской "субкультуре", к ее местной ветви, называемой "столбистами", лохматый, немного неловкий и застенчивый в общении. Неожиданно с ним заговорила старушка: "Володечка, спасибо тебе, сынок, как ты мне помог, дай Бог тебе здоровья, я уж и не думала, что платить будут, мы ведь иеграмотные, ни написать, ни сказать не знаем как". Этой старушке из раскулаченных Биргер пробил компенсацию. В Сибири таких много. Володя вечерами пропадает в архивах, рассылает запросы во все концы СНГ (и повторные запросы на отписки). Он документально восстановил десятки и сотни поломанных судеб, чтобы помочь получить эту горькую компенсацию, которая, конечно же, ничего не компенсирует, но хотя бы вытаскивает на старости лет из нищеты в бедность.
Очевидно, генетически современная их генерация связана с былыми диссидентами. Наиболее заметный "прямой наследник диссидентов" - это, конечно, "Мемориал". В России несколько десятков его региональных организаций. Примеры, можно найти в Москве, Рязани, Томске, Екатеринбурге, Перми, Апатитах, Нижнем Тагиле.
Такие центры создаются в ответ на настоятельную потребность общества помочь "маленькому человеку" защититься от произвола. На платных адвокатов денег не хватает, да и защищают они далеко не так беззаветно, как эти волонтеры. В общественные приемные таких ценров идут незаконно уволенные, жертвы "квартирного вопроса"... Да мало ли у нас тех, кого безнаказанно попирают и обманывают чиновники различных рангов? Иногда бывает достаточно разъяснить людям закон, написать исковое заявление, просто yказать, в какую инстанцию обращаться. Более "высокий пилотаж" -это ведение дел в судах общественными защитниками .
Надо сказать, что в кругу правозащитников не без конфликтов. Вот уже который год продолжаются дискуссии между сторонникам "чистоты идеи" и "принятия жизненных реалий". Первые утверждают, что дело правозащитников - это по-прежнему "неотъемлемые права" и свободы (слова, передвижения, вероисповедания и т. п.) Вторые откликаются на те проблемы, с которыми к ним приходят люди, и это дает критикам повод утверждать, что они защищают не права, а интерес:ы.,
Усиление социальной струи связано с еще одним кадровым источником правозащиты. Это организации "первой демократической волны", возникшие в конце 80 - начале 90-х годов. В первую очередь это конечно, региональные отделения Демократической России, на базе которых нередко создаются правозащитные центры и группы. Сегодня масштаб и значение этих организаций, конечно, нельзя сравнить с периодом "демократического романтизма". Многие былые активисты обескуражены результатами своих усилий, у кого-то из них все силы уходят на борьбу за существование. Но немало и тех, кто нашел в себе мужество из горестных неудач сделать вывод: нужно менять характер деятельности. Нельзя уповать только на выборы, нужно помогать людям прямо сейчас В большинстве случаев эти активисты "деполитизируются", то есть, не отказываясь от своих взглядов, следуют правилу - оставлять политику за порогом общественной приемной. Там каждый посетитель, будь он хоть четырежды коммунист, должен получить совет и помощь в защите своих законных прав.
Один из самых известных в своей среде адептов формулы "правозащита вне политики", а также приоритета социально-экономических прав - исполнительный директор Пермского правозащитного центра Игорь Аверкиев. Если у Аверкиева за что-то возьмутся (будь то защита прав налогоплательщиков или правовое просвещение школьников), то уж точно сделают "по першему классу" Особенно там любят всевозможные методички. Вот последнее достижение: "Правозащитная хрестоматия заключенного". Издано по принципу "с миру по нитке" и будет (непременно буд ет) разослано всем известным "профильным" и некоторым "непрофильным" организациям.
"Во времена моей юности еще не было слов. "диссиденты" и не было слова "правозащита" Мне казалось, что я просто хочу честно жить. Я выбыла из комсомола в 19 лет, в 24 года не захотела вступать в партию, а в 40 лет мне дали срок за хозяйственную деятельность (то есть за то что я хотела делать свое деле хорошо). В местах лишения свободы я по-прежнему пыталась добиться справедливости, и только там мне объяснили, что это я как раз занимаюсь защитой прав человека, и теперь я это знаю", -рассказала лидер Обуxoвскoго Общества попечителей пенитенциарных учреждений Ирина Семеновна Котова. Она была в числе тех, кто первым в новейшие времена воззвал "милость к падшим".
Организации солдатских матерей - особая тема. К ней страшно прикоснуться, она кровоточит. Я вспоминаю лица женщин и мужчин, отмеченные печатью горя, которое им нести до конца своих дней, и другие лица - тех, кто сумел отвести беду от своих и чужих детей. Сильных и опытных организаций, защищающих призывников и солдат, сегодня десятка три-четыре
Общее их число перевалило за полторы сотни. Не раз приходилось мне слышать расхожее мнение мол, "солдатские матери - какие это правозащитники,они же только о своем, личном хлопочут. Как выручат своего сына, так и разбегутся, и организации нет". Что ж, знаю я и такие .примеры, но это хорошо: большинство людей у нас и себя, и своих близких защитить не умеет, покорно терпит любой произвол. Эта проблема не дает покоя председателю Ассоциации солдатских матерей Челябинской области Людмиле Зинченко. ''Даже при всей информированности о последствиях матери с тупой покорностью снова и снова отправляют своих сыновей, больных, непригодных в психологическом плане в армию. Потом они приходят к нам жаловаться, и в их жалобах звучит полная уверенность, что виноват кто угодно, только не они сами. Перемелет армейский молох этих восемнадцатилетних мальчишек, выплюнет в суровую действительность жизни раздавленными, морально уничтожеиными, с вынутой душой - и забудет. Не знающий Бога не сможет покаяться. Не только не сможет, но не поймет, в чем же его вина? Пожалуй, это и есть самое страшное, о чем мамы даже не подозревают. Мы поняли, что защищать права в нашей стране очень тяжело из-за живучести тоталитарной системы, неприятия свободы личности и личной ответствености за эту свободу. Люди в большинстве не готовы или очень ленивы для того, чтобы взять эту свободу и быть ее хозяевами. Они рады переложить ответственность на "барина", не останавливаясь перед тем, чтобы предать самого се6я и других". Сама Людмила Николаевна из тех, для кого чужие мальчики становятся своими, а обретенное однажды, знание о возможности "пробить стенку" и победить ведет все дальше по дороге подвижничества и милосердия, с которой, оказывается, не так просто сойти. Лишь после долгого знакомства я увидела, сколь многое она делает "через не могу", вопреки слабому здоровью, поняла, что скрывается за ее энергичным, решительным обликом, за ее горячими и горьким и словами: "Нас уже столько раз подставляли", что иногда задаешься вопросом - а стоит ли защищать вообще? Но как бы ни был тяжел наш крест, мы сами его взвалили на свои плечи. Материнской любовью мы все равно победим, заставим слушать нас и слышать"
Еще одна категория "отверженных"- беженцы. Среди них тоже немало тех, кто мужественно борется за свои права и права своих товарищей по несчастью. Защита обездоленных - не всегда только самозащита. Вот и Светлана Ганнушкина математик, внучка знаменитого врача, казалось бы человек благополучный - уже который год дерется за беженцев. Она относится к довольно редкой категории душевной боли, от постоянного пробивания стенки". Удивительнее спокойствие, ясность духа, великолепное чувство юмора. А между тем защитникам беженцев внутренне тяжелее многих других - ведь им часто приходитпся идти "поперек" общественного мнения, а не только против самоуправства власти. Ведь власти, изгоняющие и преследующие вынужденных гостей, увы, как правило, опираются на поддержку отнюдь не меньшинства жителей своего региона,
Ганнушкина и ее самоотверженные помощники комитета "Гражданское содействие" день за днем принимают на себя поток человеческого горя, слышат вопрос "за что?", на который некому отвечать.Комитет упорно (и не безуспешно) дрался за медицинскую помощь беженцам, за медицинскую помощь беженцам за обучение их детей, Одна из акций, предпринятых гражданским содействием", выглядит фантастически: выдача преследуемым вымогателями беженцам свидетельств об их бедственном положении от имени общественной организации! За этими свидетельствами выстраиваются огромные очереди, и представьте себе - они хоть и не всегда, но действуют на милицию!
Еще одна категория правозащитников, чьи истории могли бы стать сюжетами драматических и даже детективных романов. Это бывшие сотрудники правоохранительных органов, изгнанные из них за "неуместное" усердие. Живет в станице Ленинградская Краснодарского края бывший следователь, а ныне лидер Краснодарской краевой ассоциации по защите прав человека Василий Ракович. Работая в прокуратуре, он все вносил предложения по ее реформированию. Молодой был, старался. Когда следовательский автомобиль куда-то за бесценок продали, ездил расследовать убийства "автостопом". А потом взял да и отказался разваливать дела, выгораживать преступников. После этого его уволили из прокуратуры и обвинили... в передаче взрывчатых веществ несовершеннолетним.
Как такие обвинения организуют? Берут мальчишку, например, с наркотиками и говорят: "Или 5 лет, или пиши, что скажем". Похожая история происходит сейчас с другим правозащитником из той же станицы - В. В. Чайкиным, Который уже скоро год сидит в СИЗО. Даже краткое знакомство с "обстановочкой" в Краснодарском крае приводит к убеждению, что сказанное - отнюдь не очернительство. (Были здесь вопиющие истории - крах банка, загадочные убийства. В прессе - и местной, и центральной - назывались имена причастных лиц, облеченных властью, обнародовались документальные свидетельства. Расследований не было - были новые смерти при странных обстоятельствах, был даже взрыв в редакции.)
Встреча с Раковским была мне интересна в числе прочего и тем, что, побывав "по обе стороны баррикады", он помог мне приблизиться к ответу на вопрос, который давно мучает меня: каковы же психология, самоощущение начальственных воров, готовых сгноить в тюрьме того, кто мешает воровать?
"Когда я работал в этой системе, я тоже все это видел иначе. Это как рыба в аквариуме видит все не так, как видим мы, стоя снаружи. Привозили нам в прокуратуру масло, сыр по символической цене из хозяйств, когда вокруг были одни пустые полки, - ну я и думал тогда, что так и надо, полагается нам за особо трудную работу. Или приходит ко мне подозреваемый и говорит: вот тебе две тысячи, закрой дело. Я его выгоняю вон, но вдруг вижу входящим в кабинет прокурора. А потом прокурор звонит мне и советует закрыть дело. И что ж вы думаете, я довольно долго воспринимал это как советы опытных товарищей, мол, он обнаружил, что в деле недостаточно улик".
Многие ли способны посягнуть на этот аквариум, когда "все схвачено", когда, кажется, нет никакой надежды противостоять всесильному монстру? Оказывается, таких людей не так уж мало. Краснодарская ассоциация насчитывает свыше 200 человек в восьми городах и станицах края. И носится в воздухе ощущение, что качается чаша весов, не дают ей правозащитники склониться в сторону беспросветного произвола, промельком обнаруживаются признаки чиновничьего страха.
Я начала знакомиться с провинциальными правозащитниками два с лишним года назад и могу отметить серьезнейшие изменения. Организации все сильнее, опытнее и увереннее. Все чаще они "прорастают" из областных и краевых центров в районные, все больше юристов, готовых работать с правозащитниками за символическую плату или вовсе без нее; все чаще видишь молодые лица - в организации идут студенты-добровольцы.
Пусть читататель судит, соответствует ли действительности имидж правозащитника - угрюмого и не совсем адекватного, занятого "далекими от жизни, абстрактными общечеловеческими ценностями", который создают не только начальники и пригревшиеся при них "трубадуры". Рядовому человеку тоже проще уверовать в такой облик, чтобы пример чьей-то гражданской доблести не мешал оставаться привычно глухим к чужому горю, быть иждивенцем в собственных делах. Обнаружив, что и у правозащитников свои болячки, что сонма ангелов нет и тут, погрязший в квартирных и домашних склоках обыватель с плохо скры ваемым торжеством провозглашает, что и ничего нет - ни правозащиты, ни интеллигенции, ни гражданского общества. Все одинаковые (читай: все как я). В общем, как в басне про орла и кур.
Впрочем, я даже обрадовалась, когда в центральной прессе начался "накат" на правозащитников: ругают - значит, заметили, признали серьезной силой. А то ведь не только всякие тонкости (стадии развития, кадровые источники), но и само существование сотен правозащитных организаций остается сферой, неизвестной ни широкой общественности, ни так называемой интеллектуальной элите... Слишком хорошо мы захотели жить: вышли на митинг, избрали "своего" президента - тут тебе и свобода. Все яснее становится, что с грузом жестокости и рабской психологии, накопившимся за столетия нашей истории, нам еще 40 лет ходить по пустыне. И никакие политические ходы отдельных лидеров, никакие объединения- разъединения не будут иметь значения без этого глубинного и повсеместного процесса обучения людей защищать сначала самих себя, а потом вступаться за других. Этим и занимается интеллигенция - та, которая "нравственное понятие".
Люди, берущиеся за это дело, бросают вызов не только коррумпированной власти, но и всеобщему унынию и безволию, придавившему нас пораженчеству. Таких людей немного (хотя уже и немало!). Но кто сказал, что сила только в массовости?
Людмила ВАХНИНА
ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА 22.IV.98 №16 (5697)