ПАМЯТИ ПИСАТЕЛЯ УСТИНОВИЧА
18 мая исполнилось 89 лет со дня рождения известного сибирского писателя Николая Станиславовича Устиновича (1912—1962). Родился он в деревне Горелый Борок Нижнеингашского района, работал журналистом, был собкором газеты «Красноярский рабочий», в 1944 году выпустил первую книгу «Лесная жизнь». Устинович был одним из создателей Красноярской писательской организации. Его рассказы и повести посвящены судьбам простых людей, пронизаны любовью к сибирской природе («Золотая падь», «Таежные встречи», «След человека»).
Как и многие его современники, Николай Устинович был незаконно репрессирован в 1937 году и так и не дожил до своей полной реабилитации...
Предлагаем вашему вниманию отрывок из документального очерка Коминта Попова, посвященного драматической судьбе этого писателя (из книги «Виновным себя не признал», Красноярск, 2001 г.).
***
...Все шло хорошо до зловещего 1937 года. 20 августа, когда Устинович жил в селе Нижний Ингаш и сотрудничал в районной газете «Победа», его неожиданно арестовали и отправили в Канскую тюрьму. При обыске изъяли все документы, письма, рукописи. «За что? В чем моя вина?» — терзался в догадках Николай Устинович. У белых не служил. К суду не привлекался. Ни в каких партиях не состоял...
Первая же фраза, произнесенная на первом же допросе, сразу все прояснила и обдала сцину смертельным холодом: «Следствию известно, что вы занимались изготовлением контрреволюционной антисоветской литературы. Своими произведениями вы мобилизовывали людей на борьбу с существующим строем...»
Боже мой, какая контрреволюционная литература, откуда они ее взяли?!
— Но ведь вот это именно вы написали? Не станете отрицать? — И следователь тычет в нос арестованному брошюру «Листопад», названную так по одноименной новелле молодого писателя. С нажимом читает вслух: — «...По улице идет глашатай, орет «На собрание!» Раньше было «вече», «мир», «сходка». Решались на миру житейские вопросы. А теперь — собрание. Что же решать мужику в наше время? Понуро идет он туда, норовит стать ближе к порогу. Безусый парнишка сидит за столом.
— Я вас спрашиваю: вы за мировую капитализму или пролетарьят? Нас — сила! Во!
И складываются эти слова у мужика в кули вывозимого зерна, туши свиней, коров.
— Вишь, осень наступает...
А листопад идет неумолимо, как само Время. Облетают, крутятся листья. Или это крутится улица в перегаре самогона? Нет, близится время холодное, неотвратимое...
Тоска, тоска! Листопад...»
— Это на что же вы намекаете со своей «тоской»? — торжествующий голос следователя срывается на визг. — Это про какое такое «холодное» время вы говорите?!
Сколько ни убеждал Устинович следователя, что нельзя художественное произведение отождествлять с какими-то реальными событиями, что он ни сном ни духом не помышлял об антисоветской пропаганде, — все было напрасно.
Арестованный упорствовал. В ответ следователь заявил, что «вынужден применить иные методы допроса». В первый раз Николай Устинович протокол допроса не подписал. «Это все равно, подпишешь ты или не подпишешь,— недобро усмехнулся следователь,— десять лет все равно получишь».
А потом его, полуодетого, держали в камере при 40-градусном морозе, «довели до состояния полного безразличия», и в конце концов он был сломлен морально и физически и подписал то, что ему подсунул следователь...
Приговор гласил: десять лет в исправтрудлагере...
Красноярский рабочий 19.05.2001