Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

В поисках "прибалтийского следа"


Наш город всё больше превращается в музей под открытым небом. Ежедневно по дороге в школу я прохожу мимо зданий, на которых установлены мемориальные доски. На этих памятных знаках указаны фамилии людей разных национальностей: Ким, Кродерс, Бариев, Завенягин...

В окрестностях озера Лама я натолкнулась на памятник с прибалтийскими фамилиями. Лес, тундра... и вдруг - памятник. Кому, за что и почему в таком глухом уголке? Ежегодно в День памяти жертв политических репрессий я вместе с ребятами бываю у подножия Шмидтихи, у мемориального комплекса, где захоронены останки первых строителей Норильска. И вновь среди прочих фамилий на памятниках нахожу прибалтийские. На одном из домов Ленинского проспекта есть мемориальная доска журналисту Гунару Робертовичу Кродерсу. Руководителем проекта по постройке здания норильского музыкального училища был Я.К.Трушиньш. "Прибалтийский след" в норильской топонимике, истории и географии очевиден. Не пора ли узнать об этом подробнее?

"Генералы"

Осенью 1939 года СССР предложил Литве, Латвии и Эстонии заключить пакты о взаимной помощи. Правительства этих стран, оказавшиеся в полной внешнеэкономической изоляции, были вынуждены согласиться. Присоединение стран Прибалтики к СССР сопровождалось разгулом массового террора. Перед самой войной, в июне 1941 года, в одну ночь спецпереселенцами стали тысячи прибалтов. По данным окружного архива, только в 1942 году Таймыр стал приютом для 7626 спецпереселенцев из прибалтийских республик.

В музее истории Норильска хранятся воспоминания Ивана Терентьевича Сидорова, которого в Норильске называют "почётным гражданином Ламы", бывшего политзаключённого Норильлага. Именно Сидоров установил самый первый памятный знак прибалтам на озере Лама. Иван Терентьевич прожил в Норильске 52 года, и в 40-е годы был свидетелем того, как на Ламу под конвоем привезли репрессированных без суда и следствия офицеров артиллерийских войск Литвы, Латвии и Эстонии.

...В августе 1941 года к берегам Ламы пристали два катера - "Сокол " и "Норилец". Высыпавших на берег заключённых маленького лаготделения на Ламе охрана отогнала от трапа, по которому с трудом сходили на берег пожилые люди в военной форме - всего 41 человек. Строго, как по линейке, они выстроились на берегу, у каждого - чемоданы, портфели из хорошей кожи. Образовалась прямая шеренга: четыре генерала справа, потом полковник, подполковники и замыкающими два майора. Одетые, как принято говорить, "с иголочки", в английское сукно и шерсть, со знаками различия, в начищенных до блеска сапогах...

Позднее эстонец Харальд Роотс рассказал Ивану Терентьевичу, как попали на Ламу прибалтийские офицеры. В 1940 году, после присоединения прибалтийских республик к СССР, советское правительство пригласило их высшее военное командование в военную Академию. А после 22 июня 1941 года прибалтийские офицеры были арестованы. Их путь до Норильска длился два месяца. Десять человек заболели по дороге и были сняты с этапа. Остальные без следствия и суда были отправлены на озеро Лама.

На Ламе прибалтийских офицеров называли "генералами". Их разделили и поселили в двух палатках на отшибе лагеря. Врач Хаскин каждое утро докладывал о состоянии заключённых. Примерно так: "Больных сегодня десять человек: шесть "генералов", четверо наших...". "Генералов" заняли на строительстве витаминной установки. Один из прибалтийцев, генерал Каулер, оказался мастером по подшивке валенок. Каулер был самым старшим из "генералов", из богатой семьи, образованный, отлично говорящий по-русски и - умеющий подшивать валенки...

За зиму 1941-1942 годов похоронили 14 человек - все они были из Прибалтики. Большинство умерли от голода. "Жутко было видеть, - вспоминает И.Т.Сидоров, - как на замёрзшей помойке, куда выносили отбросы с кухни и пекарни, копался человек, голыми пальцами выковыривая и отогревая кусочки пищи. От случайного шороха или скрипа человеческая тень убегала, как вспугнутый зверь. Эта зима была самой голодной: из-за пурги не завезли продовольствие".

Оставшихся в живых прибалтов постепенно вывозили с Ламы по состоянию здоровья. Сложно сказать, в каком именно году всех офицеров вывезли с озера. Однако, изучая документы в архивном отделе Норильска, мы нашли решение начальника Норильского комбината МВД СССР от 5 сентября 1946 года. В нём предписывалось подобрать для работы на Ламе "контингент" взамен выбывших и приказывалось в трёхдневный срок вывезти с Ламы всех заключённых, "за исключением з/к Забертс, Роотс". То есть, осенью 1946 года прибалтийские офицеры ещё оставались на Ламе.

Всех умерших прибалтов хоронили в "посёлке Хаскина" - так называли заключённые кладбище на Ламе. Могилы отмечали обычной палкой с прибитой к ней дощечкой, где указывались имя и фамилия. Всё время их пребывания на Ламе с прибалтами жил и работал Иван Терентьевич Сидоров. После эвакуации "генералов" в Норильск Иван Терентьевич записал фамилии тех, кто навсегда остался на побережье красивого озера Лама на самодельном памятнике. По тем временам это было очень смело.

Спустя почти полвека этот памятник стал официальным мемориальным знаком. Вот что писала "Заполярная правда" в январе 1990 года: "Решением Норильского горисполкома памятник в виде деревянного столба, заложенный на месте захоронения прибалтийских офицеров... взят под государственную охрану".

Неужели там могила моего отца?!

В 80-е годы Алле Борисовне Макаровой, сотруднице музея, довелось общаться с группой скалолазов из Эстонии. Туристы выбрали сложный маршрут вокруг озера Лама, и Алла Борисовна спросила, знают ли они, что здесь находились репрессированные прибалты? Внезапно один из эстонцев произнес: "Неужели там могила моего отца?".

В 1990-91 гг. в Норильск приезжали несколько экспедиций из Прибалтики: латыши, литовцы, эстонцы, чьи родственники и соотечественники прошли Норильлаг. В 1991 году делегацию Латвии возглавлял ведущий латышский историк Айнер Байбалс. С собой все они привезли списки репрессированных, много работали в архивах. Затем в сопровождении Ивана Терентьевича Сидорова делегация направилась на Ламу. Здесь они впервые увидели памятник - деревянный столбик с долганским колпачком сверху и табличкой с фамилиями. Бережно выкопав первый памятник, экспедиция воздвигла на месте деревянного столбика два памятных знака прибалтийским офицерам 24-го стрелкового корпуса Красной Армии, скончавшимся в зиму 1941-42 годов. Они были установлены пятого и шестого августа 1990 года около дома отдыха.

Первый памятник сделан из бутового камня и металлической плитки со списком погибших. Другой - в виде треугольной пирамиды высотой 230 сантиметров с бетонированными прямоугольными досками и с плиткой из бронзы. Сделал этот памятник один из членов экспедиции.

Вернувшись в Норильск, гости из Прибалтики некоторое время вели научный поиск у подножия горы Шмидта. В результате в Прибалтику были увезены несколько вещей: бирка с ноги умершего заключённого, кости, а также тот самый столбик-памятник, впервые установленный И.Т.Сидоровым. О том, что памятник был вывезен из Норильска, Алла Борисовна узнала позже и очень сокрушалась по этому поводу. Оказалось, что разрешение на вывоз дал сам Иван Терентьевич. Справедливо ли это? И да, и нет. Обидно всё же, что ценнейший памятник, отражающий историю Норильска, находится не в музее города.

Крест под Шмидтихой

В 1987 году в Норильске было объявлено о закрытии старого кладбища у подножия горы Шмидта. Родственникам предлагалось перезахоронить своих родных, и вскоре все оградки были собраны в одном месте, а затем вывезены на металлолом. Работу завершили бульдозеры, разровняв площадь. Кости валялись повсюду, вода вымывала всё новые и новые человеческие останки.

Члены норильского общества "Мемориал" не один раз выходили к подножию горы и собирали кости. Затем музей закупил два гроба, туда и сложили останки. Перезахоронение произвели тут же, на возвышенности, получилось земляное надгробие с деревянным крестом. Позже на это место положили плиты с надписью: "Мир праху, честь имени, вечная память и скорбь прошедшим ГУЛАГ, жертвам политических репрессий - узникам Норильлага".

Рядом, на небольшой насыпи, члены прибалтийской экспедиции возвели гурий и установили католический крест от Литвы и два протестантских - от Эстонии и Латвии. Разработчиками этих крестов были архитектор Рамуальдас Свидинскас и резчики по дереву Альвидас Аичаричюс и Альгимантас Сакапаускас. О погибших не забыли их родственники, земляки. Общими усилиями воздвигли чугунный крест. В создании этого сооружения оказали помощь некоторые городские организации - так, например, венок и плита с надписями были отлиты на механическом заводе.

Земляки погибших - прибалтийцы совершили скорбный ход к подножию горы. Они шли от площади Металлургов до горы со знамёнами, в национальных одеждах". "Можете не сомневаться, - заверили гостей из Прибалтики, - мы будем бережно хранить ваш памятник". Заверение отнюдь не лишнее, если учесть что накануне церемонии освящения позвонил бывший десантник, возмущённый фактами осквернения памятников нашим воинам на территории Прибалтики, и пригрозил спилить "ихние" кресты под Шмидтихой...

Завещал похоронить в Норильске...

Фактории Дорофеевск, где жили спецпереселенцы из Прибалтики, сегодня уже нет. Только по покосившимся от времени, поросшим лишайником баракам да нескольким могильным крестам в стороне можно догадаться, что когда-то здесь жили и умирали люди.

Гунар Кродерс попал в Норильск вместе с матерью и братом Ольгертом в возрасте 13 лет. Через три года на его глазах от голода умерла мама, известная латышская актриса Герта Вульф. Гунар Робертович писал в своих воспоминаниях: "На похороны матери притащился из больницы на опухших ногах, поверх лаптей повязанных каким то тряпьём, Ольгерт. Около тридцати километров, от Иннокентьевска до Дорофеевска, падая на скользких торосах и снова поднимаясь, прошёл он за двое суток".

Осенью 1955 года Гунар Кродерс получил справку: "С 1941 года находился на спецпоселении в Красноярском крае и на основании заключения МВД Латвийской ССР из спецпоселения освобождён". К тому времени уже пошли в школу Олег и Таня, жена Гунара Робертовича заведовала интернатом. Кродерс решил на пару лет задержаться на Севере. Не думал, конечно, тогда, что "задержка" растянется ещё на 33 года. "Как мучительно жаль было в своё время расставаться с Латвией, так же немыслимо трудно покинуть сегодня Норильск, ставший для меня второй родиной".

Старожил Норильска Т.В.Пичугина вспоминает телефонный разговор с Гунаром Кродерсом на закате его жизни. Отчим Тамары Викторовны тоже был латыш - бывший заключённый Норильлага. На вопрос, почему не уехал, Кродерс ответил: "Я здесь востребован...". Гунар Робертович был профессиональным журналистом. Работал в газете "Звезда Севера", собственным корреспондентом газеты "Советский Таймыр" и Таймырского радио, ответственным секретарём первой газеты "Огни Талнаха", редактором газеты "Горняк", долгие годы сотрудничал с "Заполярной правдой". Всё, что написал он о культуре Большого Норильска, вошло в золотой фонд городской журналистики.

Девятнадцатого января 1999 года Гунара Кродерса не стало. Специальная комиссия решила удовлетворить ходатайство Музея истории освоения и развития НПР и редакции газеты "Огни Талнаха" об увековечивании его памяти. Управлению по делам культуры и искусства администрации Норильска было поручено провести конкурс на лучший проект мемориальной доски. Кроме того, планировалось установить надгробный памятник. Лучшим оказался проект скульптора Р.Кравчишина и художника В.Курагина. Медная мемориальная доска была установлена на доме, где долгие годы жил Гунар Робертович Кродерс. К сожалению, надгробный памятник так до сих пор и не установлен. Остаётся только надеяться, что столь ответственное обещание будет выполнено.

Юлия МОЛЧАНОВА, ученица многопрофильной гимназии
Подготовил к публикации Владислав ТОЛСТОВ

Заполярная правда 15.05.2003


/Документы/Публикации/2000-е