В СССР человек впервые вступал в зону риска в 18 лет, поступая на службу в армию, где ему по меньшей мере были гарантированы унижения и мордобой. В нынешней России пацаны, тем более те из них, кто растет на окраинах, в трущобах индустриальных городов, попадают в неблагоприятные для выживания условия с того самого момента, как только начинают самостоятельно ходить
На тот момент, когда я пишу эти строки, МВД еще не идентифицировало обгоревшие тела, найденные у Теплой речки. Хочется верить, что это все-таки окажутся останки взрослых людей, хотя специалисты давно перестали питать иллюзии относительно перспектив найти детей живыми.
Профессиональные русские патриоты очень любят Велесову книгу. Действительно, занимательное чтение: «Было возвещено от Матери Сва, что будущее наше — славно. И мы притекали к смерти, как к празднику...» Патриоты в святой День Победы, наступивший спустя несколько часов после страшной находки, говорили, разумеется, не о пяти мальчиках, а о силе русского оружия.
Мертвым, и даже мертвым детям, конечно, не позволено остановить праздник живых. Я о другом. Совпадения, говорят философы, непознанная закономерность. Поэты говорят, что это — псевдоним Бога. В последние дни сошлись несколько событий, причудливо сплетенных причинно-следственными связями.
Презентация бюста Сталина. Власть в который раз столкнула лоб в лоб стариков. В крае еще живы 26 тысяч репрессированных. Власть сравнила их с фронтовиками — стариков со стариками — и решила: воля ветеранов священная, а что до этих чересчур живучих жертв сталинизма, то — плюнуть и растереть. Ветераны и плевались в «мемориальцев», имеющих альтернативное воззрение на заслуги вождя.
Наши начальники себе не изменяют. Так уже было, например, когда они, подначивая, используя ветеранов войны, травили великого русского писателя Виктора Астафьева — трижды раненного, контуженного солдата. Начальники учили Астафьева любви к Родине, а ветераны попросту грозили выколоть последний глаз — с войны у него фактически один зрячий глаз оставался. Писали ему письма, как водится, от имени всего народа: «Кол осиновый чтоб у тебя через рот вышел».
Хорошо, что он не дожил до этого дня, когда коммунисты выставили бронзовое изваяние своего идола. Не увидел и не услышал все тех же начальников, вновь «освященных волей ветеранов». Для Астафьева 9 Мая был прежде всего днем скорби о погибших. ТАКУЮ Победу, ТАКОЙ ценой завоеванную, нам действительно оплакивать бы — не оплачем никогда. Своих дедов-фронтовиков мне не суждено было увидеть, но посчастливилось общаться с тремя старшими отцовскими братьями, которые начали воевать в 20, 17 и 14 лет. Анатолий Егорович Тарасов, все 4 года войны прошедший в пехоте, в разведке, дошедший до Берлина, 9 Мая на парады никогда не ходил. Он встречался с такими же, как он, окопными фронтовиками, во дворике, крепко выпивал, оживленная поначалу беседа вскоре сходила на нет. Они просто молчали друг с другом. Он не рассказывал о войне ни мне, ни своим дочкам, вообще никому из родни. Тем более не учил жизни пионеров и не стоял на трибунах. Хотя с его-то боевыми орденами, куда только не звали. Он, кстати, себе оставил только удостоверения на эти ордена для чиновников, начислявших пенсию, сами ордена и медали раздарил детворе. Если кто при нем вспоминал Сталина и Жукова, беззлобно матерился.
Дядя Толя умер год назад, 1 мая. До 80 лет не дожил 24 дня. Он был одного (1924) года рождения (выкошенного войной под корень) с Астафьевым. Глядя на них, их друзей из этого же поколения, божьим промыслом уцелевших, становилось понятней, как мы победили. Глядя сегодня на то, как мы отмечаем 60-летие Победы, пробуя вернуть себе Сталина, понимаешь, что цена человеческой жизни в России неизменна. Она все та же, что и 60, и 65, и 69 лет назад. Если пропавших с улицы Глинки было бы меньше, или они пропали бы не разом, а поочередно, об этом бы вообще не говорили и не писали.
Коллеги из номера в номер пишут истории о смертельно больных детях и публикуют счета для пожертвований: чтобы выжить, этим ребятишкам необходимо дорогостоящее лечение, хирургические операции. А денег нет. Кому-то недоступно лечение в Новосибирске, кому-то — в Москве, кому-то — за границей. Одинаково недоступно, потому что российское государство, оплачиваемое в том числе родителями больных детей, плевало на их жизнь.
Власти искали пропавших детей все три недели, привлекали массы людей, вертолет и катер МЧС. Делали, в общем, все как надо. Почему? Потому что их было пятеро. Больные дети умирают в одиночку. Их тысячи, но они умирают каждый сам по себе, тихо, и государству до них дела нет. Хотя стоимость лечения этих детей — многих из них, суммируя, — думаю, соизмерима с понесенными затратами на поиски. Нечеловеческая арифметика, но куда без нее. С чем еще сравнивать — не с затратами же на содержание депутатов Госдумы или краевого ЗС?
Люди, вознесенные нами во власть, продолжают убивать наших детей все так же, ничего не меняется. Вот Госдума не так давно приняла закон, согласно которому дети, усыновляемые иностранцами (а это обычно и есть тяжелобольные дети, для которых выезд за рубеж нашей Родины — единственный шанс выжить), должны провести в России еще как минимум 4 месяца — на случай, если они понадобятся биологическим родителям. Сегодня для некоторых ребятишек это практически смертный приговор. Им нужны срочные операции.
В местной газете, редактируемой краевым депутатом, большим патриотом, в самый разгар поисков детей публикуют тошнотворную анонимную заметку о том, что какие-то чудовищные секты похищают мальчиков-девственников и совершают обряды жертвоприношения...
Виновных в трагедии в Ленинском районе, получается, что и нет вовсе. В семьях, в школе все как будто было благополучно. Родители работали, пацаны учились... Всякие предположения о том, что, если б милиция не отвлекалась на обеспечение объединительного референдума 17 апреля, а начала поиски своевременно, все могло бы сложиться иначе, будем считать безосновательными домыслами.
Очень к месту и своевременно в сквере на пересечении проспекта Мира и улицы Парижской Коммуны торжественно открылся памятник детям войны.
Никак не идут из головы слова Астафьева, сказавшего как-то: «Нас было бы сейчас шестьсот миллионов человек, если б не воины да революции». И слова военного комиссара Красноярского края, год назад посоветовавшего (помните ту вереницу солдатских гробов) не считать трупы мальчиков, присланные из невоюющей армии. Наши генералы все те же.
Алексей Тарасов
«Комок». «Очевидец», № 8, 10.05.2005 г.