89-летняя оптимистка надеется на гуманность Закона, которому она служила всю жизнь
В декабре прошлого года Таисия Акимовна Кириленко навсегда покинула Украину, где с 1943-го активно боролась с преступностью. Дважды работника прокуратуры пытались объявить врагом народа, но как-то не получалось. А признать пенсионерку ненужной, не заслуживающей элементарного социального обеспечения оккупанткой удалось без труда. Попытаемся вообразить: каково в таком возрасте, прочувствовав «благодарность» за труды праведные, резко сменить местожительство и гражданство. Но родная Сибирь встретила неплохо.
Она родилась в Ирбейском районе восемнадцатым ребёнком в бедной крестьянской семье. Никакой провидец, конечно, не мог тогда предсказать, что жизнь этой девочки захватит два эпохальных заката – династии Романовых и советской власти.
Когда в соседней деревне открылась начальная школа, одиннадцатилетнюю Тасю туда так и потянуло. Три класса окончила успешно, а на продолжение учёбы в Канске у родителей не было средств, да ещё бабы нашёптывали матери: «Зачем ей эта грамота? Научится парням письма писать – ребёнка в подоле принесёт». Но сермяжная мудрость не помешала получить с помощью старшей сестры среднее образование в школе-интернате и поступить на работу корреспондентом в ширинскую районную газету и на радио.
— А чем объяснить Ваш уход из журналистики в юриспруденцию, стремлением навести порядок?
— Конечно, был такой порыв, но толчком послужило другое. Работа на радиовещании шла хорошо, но вдруг первый секретарь райкома предложил мне место массовика-затейника на курорте «Озеро Шира». Хорошая квартира, зарплата, но для меня такое несерьёзное предложение показалось оскорбительным, и я добилась назначения в юридическую школу.
Окончила её через год (тогда быстро специалистов готовили) и в июне 1939-го в возрасте двадцати трёх лет прибыла на Таймыр помощником прокурора округа. Сколько раз могла замёрзнуть, когда спешила за сотни километров в тундру на оленьих и собачьих упряжках вершить правосудие. Мороз под 50 градусов, пурга и ничегошеньки не видно! Помню, один попутчик решил покурить в дороге. Пальцы отморозил, гангрена началась, фельдшер еле спас.
Нганасане жили в чумах, в передний угол которого женщина не имела права заходить. А я, усталая и замёрзшая в пути, вваливаюсь на это запретное место и засылаю. Сквозь сон слышу недовольный голос хозяина: «Почему баба туда зашла!?» Мой провожатый вносит ясность: «Это не баба, а прокурор, ну... шибко большой начальник». И вопрос сразу решается.
А добирались мы тогда на зимовку Чёрную, где заведующий магазином возомнил, что он очень умный, а все вокруг – наоборот. Оформлял с неграмотными северянами фиктивные трудовые договоры, получал деньги и полагал, что пурга все следы заметёт. Когда в Дудинке из отчётных документов выплыло преступное несоответствие, понесла меня нелёгкая за 400 километров. Как, думаю, буду у людей, плохо знающих русский, не умеющих читать, брать показания?
А оказалось, несложно это. Народ открытый, бесхитростный, искренне удивлялся мошенническим трюкам: «Завмаг, ты почто сказал, что я такие деньги получал?» У них ведь воровства просто не существовало. Можно было оставить в поле аргиш (большую повозку) с ценным грузом и не беспокоиться.
А на документах нганасане вместо подписи ставили тангО – свой родовой знак. Он на оленях тавром красовался и в сельсовете против списка каждой семьи. А умный завмаг на поверку дураком оказался ещё и потому, что чужие тангО в договорах выводил совершенно не похоже на настоящие.
Когда везли его на суд и останавливались на ночёвку, нганасане меня успокаивали: «Спи, мы его покараулим». Будто он мог зимой убежать куда-то.
— Народ кругом честный и преданный, но оружие всё же при себе имели?
— Да, был у меня пистолет шестизарядный. Говорили, что волки по тундре шныряют, но мне они не встречались, а оружие раз вытащить пришлось. Повёз меня в очередную командировку погонщик Ануфрий. и заплутали мы с ним серьёзно. Я ему: «Ануфрий, найдём зимовку?» А он так это с ухмылкой: «Однако найдём, однако нет». Тогда я: «Видишь пушку, а я, однако, ворошиловский стрелок». Нашли в момент.
— Ас героическими строителями Норильского комбината приходилось дело иметь?
— Пока у Норильлага не было своего прокурора, мы там надзор проводили. От Дудинки до самого Норильска бараки стояли. В одних жили «бытовики», в других «контрреволюционеры» так называемые. Помню среди них профессора из Удмуртии, отличного хирурга. А слова окружного прокурора: «Не верьте, Таисия, что там враги народа, там много честных людей», глубоко запали в душу. Позднее не раз всплывали в памяти, когда саму пытались во враги зачислить...
В июне 1941-го я собиралась в отпуск, но... Помогали фронту, чем могли. А в сентябре 1943-го получила назначение на Донбасс, куда отправилась с заработанным в Заполярье холодным ожогом бронхов восстанавливать советскую власть. Не одна, конечно, на это благое дело двинулась немалая группа партийных и советских работников. Добирались поездом из Красноярска целый месяц.
Прибыли в освобождённый от фашистов город Сталино (Донецк). Дома разрушены, шахты залиты водой, люди напуганы – в оккупацию выжили, а это по-разному можно осмыслить. Все друг друга подозревают, лишнего слова не скажи. Хотя отчаяние и безысходность толкали на самые безрассудные поступки... Но расскажу по порядку.
Начальство встретило меня недоверчиво: маленькая, стрижка короткая, на мальчишку похожа. И это прокурор уголовного отдела? Ладно, начинай с восстановления здания прокуратуры района. Как ни странно, за месяц справилась. А мебель хранилась в посёлке, где была спрятана перед эвакуацией. Как доставить – в милиции одна лошадь и та верховая? Смотрю, мужичок везёт на телеге вещички. Я к нему: прокуратуре, дескать, во временное пользование нужен ваш гужевой транспорт.
Он как завопит: «Фашисты издевались, теперь вы!» Задирает рубаху – вся спина исполосована.
— Немцы били?
— А кто же ещё? Хотя могло быть... Но его действительно враг истязал. Оказалось, он подобрал раненую лошадь, выходил её, теперь ехал с детьми в деревню. Мужики наши его успокоили, разъяснили ситуацию, уговорили – уступил он нам свою кобылу.
— Легко отделался?
— Я с уголовниками боролась, антисоветчиков не искала, этим костоломы занимались. НКВД, если официально. И я им как-то в качестве клиента приглянулась. А причиной (или поводом) послужили обыкновенные резиновые обутки.
Женщинам, работавшим в прокуратуре, выдали талоны на приобретение модных ботиков
на высоком каблуке, а меня, фактически босую, почему-то обделили. Я с претензией
к секретарю парторганизации, которым был прокурор, ведущий надзор за этими
костоломами. А, как известно, с кем поведёшься... И решил он отделаться от меня
родным для него методом.
Организовал партсобрание и понёс: «Товарищи! Среди нас завёлся враг, называющий
советскую власть кровососной, на коммунистическую партию плюющий». Но перегнул
подлец, когда заявил, будто бы я Гитлеру посочувствовала, что тот евреев не
добил. А в коллективе два еврея были, которые знали, как я их старую
соплеменницу на базаре от разбушевавшегося хулигана защитила. И после собрания
посоветовали они мне к одной настолько влиятельной еврейке обратиться, что затея
костоломовского надзирателя провалилась. Спасибо, конечно, что выручили, хотя на
собрании дружно проголосовали за признание меня контрреволюционеркой. Все всего
боялись!
Оправившись от такого удара, Таисия Акимовна вышла замуж за военного, переехала по месту его службы в Киев и приступила к работе в республиканской прокуратуре.
Как поступает проныра, много хапнувший и понимающий, что может нагрянуть возмездие в сапогах? Нападает на невиновного, списывая на него свои грехи. Эта нехитрая истина лишний раз подтвердилась при знакомстве с одной детективной историей.
Следователю республиканской прокуратуры Кириленко поручили дело директора Киевского государственного исторического музея Галины Николаенко, обвиняемой в присвоении художественных шедевров мирового значения. Проведя серьёзное расследование, Таисия Акимовна поняла, что подследственная невиновна. Более того, Николаенко бескорыстно спасала сокровища Дрезденской галереи.
А ситуация развивалась так. Сразу после войны из Киева в Дрезден был направлен
боевой десант из шустрых и преданных высокому начальству деятелей. Имея задание
вывезти как можно больше ценностей, эта трофейная команда картины больших
размеров и музейный фарфор отправляла самолётом, а малые картины и папки с
гравюрами – поездом. Описи не составлялись. Авиарейсом мародёры вылетели сами, а
железнодорожный состав прибыл без особого надзора на станцию Киев-Товарный в
конце 1945-го. Сколько он там простоял, неизвестно. Наконец, забытое и
невостребованное содержимое выкинули на снег. Что стало бы с «Дрезденским
алтарём» Дюрера, итальянской живописью, «малыми голландцами», не обнаружь их
Галина Николаенко. Наверное, всё это числилось бы среди более чем 700 погибших и
пропавших картин Дрезденской галереи. Но обвиняемая в серьёзном преступлении
спасла и передала в музей западного и восточного искусства не менее 75 полотен.
А доставленные самолётом картины были, как выяснилось без описи сданы в ЦК
компартии Украины и разошлись по квартирам и дачам ответственных работников ЦК и
Совнаркома. Приватизировавшие шедевры мирового значения высокопоставленные
деятели зачастую даже не подозревали их реальную стоимость. Кое-кто сдавал
картины в комиссионные магазины.
— Чванливые чинуши поначалу и слышать не хотели о возврате ценностей, считая их
своим достоянием. Пришлось пригрозить суровыми законными мерами, и «дары» от ЦК
КП(б)У и Совнаркома стали поступать в музей лавинообразно. Всего их пришло более
500.
После окончания следствия, где Галина Николаенко была признана невиновной, в
Политбюро ЦК КПСС полетела очередная анонимка председателю Совмина Маленкову
(Сталин уже почил) о двух врагах народа – Николаенко и Кириленко.
-- Хорошо, что Лаврентию послание не попало. Проверять эту гнусность прибыли члены партийного контроля из Москвы. Работали месяц. В результате… мне была объявлена благодарность от прокурора УССР Романа Руденко, а Галине Андреевне – от ЦК КПСС.
— А что получили мародёры-приватизаторы художественных ценностей?
— Кто остался при должности, а кто на повышение пошёл.
В прошлом году на Украине стало совсем невмоготу. Разноцветные революции Таисия Акимовна ощутила всем своим организмом, когда ей перестали оказывать медицинскую помощь.
Хорошо, что в Красноярске живут заботливые родственники. Племянница Валентина Павловна Фомина приехала в Киев на помощь тёте. В её памяти надолго останутся бесконечные бюрократические проволочки с оформлением кучи документов, необходимых для выезда, продажи квартиры… И всюду самое бессовестное вымогательство.
Родные сибирские чиновники (возгордимся, друзья!) взяток не требуют, но процесс восстановления гражданства идёт медленно, со скрипом. Хотя Кириленко как коренная красноярка становится российской гражданкой ещё по упрощённому варианту – на все процедуры отводится полтора года. Совсем ничего, если учесть, что человеку в будущем году исполняется 90!
Скоро ожидаются паспорт с двуглавым орлом, пенсия, медицинский полис... Что ещё надо для полного счастья?
С собой новоявленная сибирячка привезла с Украины огромную библиотеку, которая целиком в маленькую квартирку не вошла – хранится у племянницы. Недавно библиотека пополнилась собственной повестью, написанной на материале одного интересного уголовного расследования. На книжных полках портреты вождей и первых космонавтов (пережитая эпоха), любимых писателей: Чехов, Бунин, Куприн, Шевченко, Высоцкий с гитарой (честный мужик), Есенин, Маяковский... Таисия Акимовна хорошо помнит стихи, до сих пор волнующие душу.
— Таисия Акимовна, а какой период для Вас был самым счастливым?
— Когда мы верили, что жизнь постоянно движется к лучшему: пузо голо, лапти в клетку – выполняем пятилетку!
— А закончилась эта эйфория в период нынешних непродуманных реформ?
— Нет, гораздо раньше. Ещё в конце сороковых, когда с мужем в Киев переехала, да как увидела, что там всё на взятках!
Но землякам своим честно могу сказать: я родину никогда не подводила.
Александр Елтышев
Красноярский железнодорожник, № 28, 29.07.2005.