Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

В 19 лет — к высшей мере


Рассказывает Клавдия Балтийская:

— Когда началась война, я работала библиотекарем при Ачинском клубе железнодорожников. Однажды напарница сказала:

— Вот, Ленин призывал молодежь учиться, учиться и учиться, а Сталин ввел платное обучение в старших классах!

У меня за плечами были 4-месячные курсы учителей, работа в школе в Назаровском районе, и я, конечно, подхватила разговор. 1 сентября мне исполнилось 19 лет, а 10-го нас с Женей арестовали. На вопрос «За что?» ответили: «Вы порочили светлое имя товарища Сталина». 18 ноября огласили приговор: «К высшей мере наказания».

Сижу я в одиночке, а молодые охранники нет-нет да заглянут в окошечко:

— Правда, что ли, расстрел?

— Правда, — говорю.

Через несколько часов перевезли в тюрьму на улицу Республики, в камеру смертников. Чего только я не передумала за полтора месяца! А 6 января нас с Женей перевели в обычную камеру. Мы с ней маленькие, щупленькие, женщины спрашивают:

— Девочки, вы откуда?

— Из смертной камеры.

Тут все засуетились, освободили нам самые хорошие нары, внизу, у окна. Такое не забывается. И баню помню: мы моемся, а мужики-охранники тут же сидят. Расстрел нам с подругой заменили 10 годами лагерей. Должны были отправить в Норильск, но этап уже ушел, и нас определили в Злобино, на гидролизный завод. Самым тяжелым запомнилось ожидание развода: встанешь в 6.00, похлебаешь баланду и стоишь на морозе, пока всех разведут. Спасибо докторше, чем-то я ей приглянулась, и она взяла меня санитаркой. Хотя в больнице тоже было страшно — умирали каждый день. Потом меня перевели в Омск, а в 47-м освободили. Вернулась я в Ачинск, пыталась утроиться на работу. Но как посмотрят документы, говорят: «Не нужна». Через полгода встретила одноклассницу, поплакалась: «У мамы рак, не то что на лекарства — на еду денег нет, а меня на работу нигде не берут». Лида предложила пойти кладовщиком в МТС (машинно-тракторная станция). «Да я, — говорю, — из инструментов только молоток знаю» — «Ничего, освоишься». И правда освоилась, работала. А в 49-м попала в «повторники». Снова следственная тюрьма. Снова лагерь. На сей раз совхоз «Таежный» в Сухобузимском районе, он Норильск продуктами снабжал. Все у меня в руках перебывало: вилы, лопаты, грабли, но больше всего понравилось с живностью возиться — с овцами, с птицей. И когда из холодного барака в землянку перевели, тоже была радость. Топчан, русская печка, теплынь — вроде лучшего жилья у меня за всю жизнь не было! Главное, ко мне приехала бабушка с моей малышкой. Это когда мама умерла. Потом меня в учетчицы перевели, вроде полегче стало. Хотя на картошке (норма на человека была 30 кулей в день) с 6 утра до 12 ночи в поле пропадала. Ладно, что доченька была присмотрена.

Муж мой тоже зек, с ним мы в Особое техническое бюро попали. Там таких много было. Потом ОТБ-1 переименовали в Сибцветметниипроект, и я в нем проработала четверть века, пока в 86-м нашу лабораторию не закрыли. В 89-м Вячеслав Новиков вручил мне справку о реабилитации. Деньги получаю небольшие из фонда Солженицына. Живу. Дочь в Москве, сын в Красноярске. А в Ачинске я с 49-го года не бывала...

Софья Григорьева
«Очевидец. Комок», № 43, 1.11.2005 г.


/Документы/Публикации 2000-е