Публикацией статьи "Бронированный вепрь на фоне красных кошёвок" писателя Анатолия Зябрева "Красноярский рабочий" дал своим читателям новое направление для размышления и демократического разговора о двух формах и масштабах репрессий - советских и постсоветских. Писатель, затронувший эту очень болезненную тему, имеет полное моральное право гражданина на такой разговор, ибо репрессивное колесо одинаково накатилось на него и его семью как в сталинскую эпоху, так и в эпоху девяностых годов, в период реализации в стране прав и свобод человека. Какое колесо тяжелее и беспощаднее - то или это?
В этом вопросе суть статьи.
Две улицы - улица родного сельского посёлка Никольск тридцатых годов, самого пика ежовщины, населённая потомственными крестьянами, и улица окраины Красноярска, такая же небольшая, где жители в недавнем прошлом те же хлебопашцы, ставшие рабочими заводских цехов и железнодорожных производств.
В Никольске организуется колхоз. Дело идёт со скрипом. И чтобы ускорить, организаторам требуется предпринять что-то существенное. Нужно подстегнуть мужиков. Для этого выбирается самое действенное средство - страх, который сковал бы волю всех в посёлке. И вот из "органов" приезжают на красных кошёвках "специалисты" с оружием, связывают абсолютно безвинного человека, отца большого семейства, такого же бедняка, как и другие, шьют ему шпионаж в пользу японской разведки, увозят. Посёлок понимает, что это чушь, неправда, тут все всё знают про всех, однако леденящий страх поселяется в каждом доме. Этого оказалось достаточно, чтобы весной зерно посеяли на объединённых в одно большое хозяйство полях.
Колхоз из года в год стал наращивать производство, крестьяне начали понимать, что трудиться коллективно, а не поодиночке, не так уж худо, это я знаю, а бабам вообще понравилось артельно садиться поутру в телегу, ехать на сенокос или на жатву и по дороге петь песни. Война прервала этот процесс обновления сельской жизни, это я тоже помню. Так вот, одной учинённой, спланированной трагедии на весь большой бедняцкий посёлок оказалось достаточно, чтобы обеспечить организованное движение посёлка по новому пути, по ленинско-сталинскому.
Автор переносит внимание на девяностые годы. Какие здесь жертвы, трагедии? Оказалось, многократно превышающие те, какие он мальчишкой видел в разгар ежовщины. Для примера берёт и показывает свою улицу Можайского. Страшно. Разгул бесовщины. И ничего созидательного. Только во имя разрушения и вчерашнего, и завтрашнего. Разрушения рабочих мест. Разрушения человеческого облика в пролетарской среде. Сколько на маленькой улице убито в драках, ссорах, просто так, для интереса! Сколько посажено в тюрьмы! Сколько потеряли веру в себя, принимают наркотики, опустились, пошли по мусорным бакам... Статистики такой нет. Да ведь это по всей России. Завтрашний день не только для бедных, но и для среднего класса, не проясняется, а затуманивается. И все в тревоге, непонятной тревоге.
А наши лже-правозащитники по инерции всё о том же токуют по-глухариному: каков был Сталин жесток и бесчеловечен. Не отрицаю. Но тогда - во имя созидания и расширения России, укрепления самосознания русского народа. А сейчас? Что, тоже во имя расширения и укрепления?.. Не смешите.
Идея государственности сошла на дым, культура легла на панель. Страна была самой читающей в мире, теперь, как пишет Зябрев, самая нечитающая. Книги издавались тиражом в сто тысяч, в двести тысяч экземпляров, детские - в миллион. Теперь же даже у Корнея Чуковского тираж полторы тысячи. Да что там! Зайдите в книжный магазин: красноярские писатели - тираж сто экземпляров. Не тысяч, а всего лишь сто штук. Зачем писать?
А телевидение превратилось во что? На днях на одном из каналов объявляют конкурс на самый красивый секс (сценарий такой разыграли, интерес возбудили), победителям - миллион рублей. Отбор конкурсантов. Проходят в финал две пары. Представляют плёнки с видеозаписями. Обсуждение идёт со свидетелями, с главным судьёй... Наблюдает, прильнув к экрану, вся страна. Представляете? Нет, Ежов и Берия были мелковаты для такой выдумки в своих истязаниях по отношению к народу.
Депутаты и исполнительная власть делают умные лица и говорят: а вы не глядите эту пошлость, включите другой канал. Это всё равно, если бы красноярец, подвергшийся насилию грабителей на неосвещённом участке улицы, пожаловался бы в милицию, а ему бы отвечали: "А зачем ты пошёл по тёмному, надо было идти по светлому".
Репрессии как форма управления народом, я думаю, это не только то, когда государственные органы хватали и стреляли порядочных граждан, а то, когда подводится такая вот политика, при которой народ уничтожается сам по себе (это как-то по другому, наверное, называется), когда никому ничего не ясно, где свет, в какой стороне, а где безысходность. Налево пойдёшь, направо пойдёшь - везде кощей...
Каждый школьник из истории знает, что ни одна смена режимов не обходилась без репрессий. Взять европейские государства со времён до нашей эры, топор и виселица гуляли по Англии, Франции, Испании... Летели головы высших чинов. В России случилось чудо: с переменой власти ни с одного высокого чиновника и волос не упал. Страшные традиции мести прервались. Нижний слой народа растерянно заоглядывался, предчувствуя для себя беду: как же так - ни одного волоска с высших. И предчувствия оправдались, как видим: репрессиям подвергся самый низший слой, самый безвинный, чего в истории почти не было. Об этом как раз в статье Зябрева, писателя рабочей среды, рабочей темы. Кому же ещё видеть, как не ему? Перестали издавать его книги. Наглухо закрыта и вся рабочая тема. Безумие!
Благодарен "Красноярскому рабочему" за публикацию статьи "Бронированный вепрь", вызвавшую меня на разговор о таком вот наболевшем. Хорошо, если бы публикация писем читателей на эту тему продолжилась, это, возможно, помогло бы проснуться нашим властям.
Михаил ЕГОШЕВ, пенсионер. Красноярск.Красноярский рабочий 08.02.2007