В 41-м шестнадцатилетним парнишкой Саша Давыдович попал в плен. Торговал в родном Львове на улице (знакомой до каждого фонаря и тайных лазов в заборах) молоком – а тут полицаи. Пролитое молоко убегало по мостовой белой дорожкой, а он убежать не успел. Людей – стариков, женщин, подростков – погрузили в вагоны. Полный тягостных предчувствий, долгих остановок, проверок и окриков на незнакомом языке путь завершился в Австрии.
На по-немецки рационально организованном предприятии, где работали пленные, методы мотивации применялись простые. Не допустил брака в работе – получай лишний черпак жидкого «zuppe» (на вкус – та же баланда). Жили в огромных бараках, где постоянно шумели и плохо пахло. Саша не высыпался и потом на рабочем месте клевал носом. Однажды зазевался и остался без пальца. Освободили пленных югославские партизаны. Путь на родину лежал через Белград и Кишинёв.
В Кишинёве Саша попал в «отстойник». НКВД придирчиво проверяло немногочисленные факты его короткой биографии. На этот раз повезло. Миновав всю следственную казуистику, счастливчик отправился на родину. Устроился шофёром, но вскоре всё-таки угодил в ГУЛАГ. Как он сам говорит, «за мёртвые души». Начальник, занимаясь приписками, проворовался, и заодно с ним в лагерь пошли ещё несколько человек. В том числе Саша, у которого и так была «сомнительная» биография.
Отсидел два года и уже «бесконвойником» пошёл на поселение в Ревучий. Для него это место оказалось счастливым. Здесь встретил свою Анечку, девушку приметную, яркую, бойкую на язык. Отваживать прилипчивых ухажёров ей было не в новинку.
— Чем же вы её покорили, Александр Андреевич?
— Красотой, конечно, — усмехается мой собеседник. Росту он не богатырского, ширину плеч косой саженью вряд ли измерял. Восемьдесят три года машинисту, но даже сейчас что-то сильное есть в пристальном взгляде, на что непременно обратишь внимание. Анна, во всяком случае, не устояла. Таки живут вместе вот уже пятьдесят пять лет.
У Анюты к тому времени за плечами была своя невесёлая история. Её родителей раскулачили в мае 1930-го. Отобрали всё до последней рукавицы. Наша героиня тогда только родилась. Четырёхмесячную кроху выслали вместе с родителями на Ангару. Бедовали два года, пока дед, который работал на станции Иланская путейцем, не выхлопотал помилование. (Реабилитировали семью в девяностых. Получила Анна Ивановна за всё-про всё восемь тысяч рублей).
Когда отца забрали на фронт, Анне было 11. Закончила четыре класса, а там уж не до учёбы было. Девчонки её возраста возили дрова и сено, по вечерам вязали носки для бойцов и махорку крошили. Отец вернулся в 1945-м. А в 47-м его не стало – война взяла своё. Умер от плохо и наспех залеченных ран.
Анна в семье была старшей. Семья большая, надо было помогать матери растить братишек и сестрёнок. Когда поженились с Александром, маму и младших детей взяли к себе, и поселилась большая семья в Решотах. Александр, который с 49-го работал паровозником в Решотинском локомотивном депо, жену тоже привёл на дорогу. Стрелочницей, оператором, весовщиком, проводником — кем она только не была за сорок с лишним лет. И детей своих растила, и по дому успевала крутиться так, что другие хозяйки только завидовали. Когда мужа отправили в 60-е переучиваться на машиниста тепловоза, Анна без всякой мужской помощи четыре машины дров наколола. По-быстрому. Она и сейчас всё так делает — легко и споро.
Кто в доме главный — даже и спрашивать не надо. Александр Андреевич и сам охотно
рассказывает, что жене уступает во всём:
— А как мне её не слушаться, когда она у меня умница, — и смотрит на жену своим
особенным взглядом. Даже и не поймёшь как — и ласково, и озорно. — Ручки твои
золотые целую...
Анна Ивановна руку выдёргивает и делает строгое лицо. Правда, чего зря слова тратить. И так всё понятно.
Мария Кузнецова.
Красноярский железнодорожник, № 38, 26.09.2007.
