На участке производства хлора в хлорно-кобальтовом цехе при ремонте фундамента строители нашли кирку – главное орудие труда заключенных. Бывшая узница Норильлага Мария Колмагорова считает, что хорошо знакомый ей предмет вкупе с лопатой вполне мог бы стать эмблемой Норильска. Ведь он может рассказать о том, как закалялась сталь в Норильском лагере. О талантливых инженерах, пришедших в цеха вслед за строителями. О простом человеческом счастье.
Кирку (по-другому кайло) немедленно спрятали в кабинете начальника участка. Мы едем в цех, захватив в качестве эксперта исследователя истории НПР Юрия Прибыткова. Его мы выдернули из технической библиотеки, где Юрий Васильевич делал выписки из архивных документов для второго тома энциклопедии НПР.
Здания завода №25 (так вначале назывался хлорно-кобальтовый) строили именно заключенные из расположенного поблизости мужского лагерного отделения. Рассказывая о находке, начальник ХКЦ Владимир Сидоров удивляется: сталь самая ерундовая, столько лет провалялась в земле, а целехонька. Рукописи не горят, история не ржавеет.
Вокруг кирки. Юрий Прибытков и Владимир Сидоров
В дверях появляется старший мастер участка производства хлора Евгений Гоготин с исторической киркой в руках и рассказывает подробности ее находки:
– Строители делали у нас в подвале ремонт фундамента участка. Это самая старая часть здания. Они углубились практически до скального основания и там, в подземелье в толще грунта, ее и нашли.
Предмет музейного значения, покрытый кристаллами соды, соли и щелочи, настраивает на мысли обобщающего характера. Прибытков и Сидоров сходятся на том, что памятником «Норильскому никелю» могла бы быть старинная электролизная ванна, которую тоже не так давно нашли возле обжигового цеха. Завод №25 был секретным производством. На смену заключенным строителям пришли вольнонаемные инженеры.
Начальник цеха и исследователь истории НПР сыплют громкими именами:
– На 25-м заводе начинали работать будущие директора комбината Логинов, Машьянов, Филатов… Отсюда вышли директора никелевого Романов, Ермоленко, Лавренов, Цюпко, Ершов, тот же Филатов…
– …директор «Надежды» Воронов, директора медного Гулевич и Бурухин, директор ТЭЦ Корсак, начальник НТУ Волков…
Звучат имена Изосима Чалкина, Татьяны Гладышевой, Алексея Свечникова. Но все эти замечательные люди появились в ХКЦ уже после того, как здесь прошли строители-зеки. Владимир Сидоров вспоминает, что в конце 80-х в земле рядом с цехом нашли еще одно невеселое свидетельство прошлого: ящик с человеческими костями. Их перезахоронили под Шмидтихой.
Мария Колмагорова показывает, как правильно держать кайло
Бывшая заключенная Норильского лагеря Мария Колмагорова считает, что памятником городу и комбинату должна быть как раз кирка вместе с лопатой. Город начинался с кайла.
Мария Ивановна показывает, как правильно держать кирку.
– Вам хорошо знаком этот предмет?
– Он был знаком каждому заключенному, попавшему на грунтовые работы.
Ей достались в основном гражданские объекты: дома в районе нынешней музыкальной школы, между хлебозаводом и церковью, так называемые «кварталы». К такому «аксессуару», как кирка, прилагались ватник и сшитые из старого же ватника рукавицы и «сапоги». На голову Мария повязывала двойную хлопчатобумажную косынку, сделанную из скатерти.
Мария Ивановна показывает, какой объем мерзлой земли нужно было выдолбить за 12-часовой рабочий день – примерно с два средних чемодана, стоящих друг на друге. Впрочем, норма зависела от грунта и могла быть больше или меньше.
В отдельных случаях выполнить план не удавалось. Мария Ивановна вспоминает, как кайлила землю под будущим магазином «Воркута». Там раньше проходила железная дорога, щебень поддавался плохо.
– За день прошла всего вот столько.
«Вот столько» – примерно 25 сантиметров, в норму не вписалась. За недовыполнение плана наказали строго: ночь, бетонный карцер, ни присесть, ни прилечь.
За что ее на много лет упрятали в лагерь, она не знает до сих пор. Предполагает только, что так ей отомстил следователь, бывший власовец, когда она отвергла его ухаживания.
Мария Ивановна рассказывает, где находились отделения Норильлага. Вспоминает Евфросинью Керсновскую, вместе с которой работала в шахте. Упоминает про восстание заключенных, в котором участвовала. Но однажды эпоха репрессий закончилась. Началась вольная жизнь. В ней были пальто из настоящего драпа, коричневые туфли на маленьком каблучке. И простое человеческое счастье.
Этот тяжелый и, в общем-то, мрачный предмет – свидетель не только каторжного труда. Он видел не одних заключенных и вохровцев. Над ним витали и маленькие амуры с колчанами стрел. Кто бы мог подумать.
Однажды Мария кайлила котлован под будущий стадион «Заполярник». Работу вели сразу два лаготделения – мужское и женское. Здесь ее увидел будущий муж.
– Я была на больничном, а девчонки пришли с работы и говорят: «Сколько нам сегодня записок набросали!» Полячка Аня Сладковская предлагает мне: «Давай я напишу за тебя ответ». Хорошая девчонка, у нее много было друзей. «Хочешь, пиши».
Что было в той записке, Мария Ивановна не знает до сих пор, но полячка Аня, видимо, была штучка еще та. Заключенный Иннокентий, прочитав слова, написанные изящной Аниной ручкой от имени подруги, навек заключил в свое сердце образ барышни в ватнике и косынке из хлопчатобумажной скатерти.
Собственно, амурам нет никакой разницы, где кружить. Над кудрями пастушек на лужайке или над головами зеков-строителей стадиона «Заполярник», которые долбили мерзлую землю. Когда Мария и Иннокентий освободились из лагеря, он нашел ее. Как – опять осталось для нее загадкой. Она даже не знала его в лицо.
– Когда я в первый раз его увидела, подумала: «Где я видела этого мужчину?» – вспоминает Мария Ивановна. – Потом вспомнила: во сне. В такой же одежде, в какой он меня встретил. Как будто запряженные лошади стоят, а он говорит: «Давай, девица, с тобой поедем кататься». Поехали. Лошадей надо напоить. Останавливаемся у колодца, который в народе называют журавель. Я такой увидела впервые, когда после лагеря поехала в отпуск на материк. Мы с ним ведром воду достаем – вместе, рука за руку. Я проснулась, а соседка тетя Надя мне сон объясняет: «Ты познакомишься с хорошим мужчиной и долго-долго будешь жить с ним».
Так и случилось. Вот вам и кайло – орудие каторжного труда. Этот предмет по просьбе начальника ХКЦ будет передан в норильский музей. К музейным экспонатам положено прилагать легенду. Просим считать таковой эту публикацию.
Фото: Николай ЩИПКО
Текст: Татьяна РЫЧКОВА
Заполярный вестник 18.04.2008