Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Воспоминания о маме Софье Петровне Брилинской


Скорбные уроки истории

Мы продолжаем рубрику, посвященную жертвам политических репрессий.

В книге «Россия 20 век. Документы. Дети ГУЛАГА 1918-1956 г.», изданной в 2002 году, помимо множества приказов, указов, распоряжений и циркуляров, касающихся жен и детей «врагов народа», есть воспоминания и письма бывших детей ГУЛАГА.

Письма детей, родители которых были расстреляны, загнаны в лагеря, тюрьмы, ссылки, раскулачены, депортированы, читать очень тяжело.

Дети надеялись, что прочтя их жалобы, найдутся те, кто им поможет. Кому только не писали: Н.К.Крупской, Е.П.Пешковой (жене М.Горького), но главным образом писали дедушке Калинину и любимому Сталину. Писали о том, что голодают, что на их глазах пухнут и умирают младшие братишки и сестренки, что у них нет ни одежды, ни обуви, что им не в чем ходить в школу.

Обращаясь за помощью, дети не понимали, что за всем этим – коллективизацией, раскулачиванием, жестоким террором стоит зловещая фигура «отца народов». Для устрашения «сталинская машина» проводила «чистки» – неугодных расстреливали, остальных отправляли в лагеря. Это делалось для того, чтобы не забывали об имидже вождя. Чего стоит знаменитая фотография с шестилетней Гелей на руках, символизирующая великую любовь Сталина к детям. Она висела везде - в учреждениях, школах, детских домах. О судьбе же самой Гели знали немногие. Отец - Ардан Маркизов был обвинен в шпионаже и покушении на Сталина. Его расстреляли. Мать вскоре была убита при загадочных обстоятельствах. И таких примеров - сотни.

Мы обращаемся у жертвам политических репрессий рассказать на страницах «Сосновоборской газеты» о своей судьбе. Воспоминания можно посылать по адресу: 662500, а/я 2 либо приносить в редакцию.

Н.В.Теспя,
председатель правления
Сосновоборской организации
жертв политических репрессий

Воспоминания о маме Софье Петровне Брилинской, родившейся 19 июля 1920 г.

Мама была незаконно репрессирована и выслана вместе с малолетними детьми из Тернопольской области Украины в Сибирь. Ей было тогда 27 лет. Дети: Оля, 15.07. 1941 г. р., Вера (это я), 2.10.1942 г.р., брат Женя, 13.04.1946 г.р.

Где-то в 20 числах октября 1947 года пришли работники НКВД и велели маме собираться. Сказали: «Бери детей, документы, все самое необходимое». Через несколько часов нас погрузили на подводы и увезли на станцию, расположенную на хуторе.

Помню, что мы жили вместе с родителями отца. Была большая усадьба, коровы, лошади, плуг, косилка и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Держали пасеку, были куры, свиньи, гуси. Все пришлось бросить. И до сих пор нам ничего не удалось вернуть из утраченного. Бабушка (мама отца) из-за тяжелых переживаний стала инвалидом. Она теряла память, впадала в истерику, не узнавала родных. Ее старший сын в начале войны умер, среднего осудили по политической статье и отправили на Колыму. А наш отец пропал без вести. Мы не знали, что с ним произошло. А тут еще и маму вместе с детьми увезли в Сибирь. От такого горя она и сошла с ума. Моя бабушка Текля по линии мамы жила в селе Рудки, она 9 лет ухаживала за больной матерью моего отца. Умерла баба Текля в 1956 году.

Привезли нас на станцию Тересино. Там вместе с другими земляками со всех близлежащих сел и хуторов погрузили в грязные товарные вагоны (до этого в них возили скот). В вагонах были сколочены нары, стояла металлическая печь, а вверху пару оконцев с решетками. Так и везли нас целый месяц – в грязи, холоде, голоде. Даже воды не было в достатке, и мы собирали сосульки, снег, растаивали их на печке, чтобы не умереть от жажды. Под потолком тускло горела лампа или фонарь. Я точно не помню, ведь была еще совсем маленькой. Мне тогда было 5 лет, а братику Женьке – год и пять месяцев. В ноябре нас привезли в Красноярск. Была очень холодная зима, много снега, лютый холод пронизывал до костей. Помню, как нас повели всех в баню. Наверное, по дороге все обовшивели, и пришлось проводить дезинфекцию вещей. После этого нас снова погрузили в такие же вагоны и снова повезли. Высадили на станции Маганская. Стояли крики, шум, гам, ведь народу было очень много. На дворе было уже темно – наступала ночь.

В Тересино только один железнодорожный путь работал – все остальные были занесены снегом. Мама повела нас в станционное помещение, чтобы мы могли там хоть немного согреться. Когда пришли и стали выкладывать свои вещи, то поняли, что все свои пожитки оставили на другой железнодорожной линии, а когда их поезд все же привез, то оказалось, что все попорчено, сломано и раздавлено. Мы остались без ничего – без посуды, без продуктов. Можете представить, каково ей было, имея на руках трех малышей?

Потом нас увезли на санях в леспромхоз Верхбазайский. Там поселили в огромный сарай-барак. Нас поселили туда с другими семьями. В бараке стояла одна металлическая печь и на ней по очереди готовили еду. Собирали очистки от картошки и пекли их на печке. Мы всегда были голодные.

Вокруг барака лежал глубокий снег, а по ночам мы слышали вой волков. Было очень страшно. Днем даже видели их воочию на опушке леса. Мы тогда еще не понимали, какую опасность они представляли для нас. Взрослые нам объясняли, что волки – опасные дикие животные, что они могут напасть и растерзать. И мы стали бояться выходить на улицу. Мама работала в лесу на лесозаготовках. Редко, когда у нее был выходной, она уходила в село Шало, выменивала оставшиеся вещи на картошку. А мы сестрой были еще совсем маленькими, ничего не понимали. Дети постарше выманивали у нас картошку за какие-нибудь безделушки. Мама плакала, переживала, но нас не наказывала. Мы и без того были горько наказаны судьбой

В бараке рядом с нами жила семейная чета. Муж – китаец, жена – русская. У них была корова. По тем временам они жили неплохо. Детей у них не было, и они просили отдать на воспитание Олю. Так Оленька, как услышала это, обняла маму, заплакала и сказала, что будет лучше есть одну шелуху от картошки, только бы ее не отдавали. Мама постоянно ездила в комендатуру отмечаться в Маганск. Потом ей разрешили переехать в деревню Свинцево, что находилась неподалеку от Маганска.

Там нас поселили в церковь, затем в этом помещении был клуб. Сейчас это здание не сохранилось. Его снесли. Мама договорилась с какой-то бабушкой, и мы переехали жить к ней. Мама устроилась на работу в детский санаторий, который был в Маганске. Помню, как я до школы один год ходила в детский сад, а потом училась в Свинцевской начальной школе. Мама трудилась на нескольких работах – ночной няней, стирала в прачечной, ухаживала за лошадьми, доила корову, возила воду в бочке для нужд санатория. При санатории был дощатый домик, состоявший из одной комнаты. Туда поселили нас и еще тетю Машу Хлынкову с двумя ее детьми – Настей и Витей. В 1951 году маме разрешили переехать в Маганск. Предложили работу в интернате. Там нам дали одну комнату, и мы стали жить одни. Учились уже в Маганской школе. Мама наша была очень красивой, к тому же талантливой. Она хорошо пела. Ее в поселке очень любили, уважали за доброе сердце, за трудолюбие. Мы с сестрой учились хорошо, занимались в кружке художественной самодеятельности. 5 марта 1953 года объявили о смерти Сталина. В 1954 году к нам приехал дядя (брат отца). Его освободили из лагеря на Колыме, полностью реабилитировали. К тому времени у него умерла жена, и они с мамой решили пожениться.

Вскоре мы переехали в Маганское подсобное хозяйство, которое располагалось возле поселка Березовский. Дядя (мы стали его звать отцом) работал объездчиком. Мама устроилась в телятник. Жить стало полегче, но счастье длилось недолго. Однажды отец поехал показывать покосы одному мужчине, а к вечеру не вернулся. Его нашли без чувств в лесу. Случился обширный инфаркт. Через пять дней он умер в больнице. Мама опять осталась одна. На руках была маленькая дочка, родившаяся от второго брака. Больше мама замуж никогда не выходила, хотя ее часто сватали.

В 1956 году нам разрешили вернуться на Родину. Но родственники писали, что дом со всеми постройками сломан, хозяйство разорено. И мы остались жить здесь, в Красноярском крае. Теперь это наша Родина, хотя Украина часто снится во сне и тревожит душу. На 74 году жизни мама покинула нас. Она могла бы жить дольше, если бы смолоду не надорвала свое здоровье. Нам ее очень не хватает. Светлая память о нашей мамочке живет в наших сердцах, в сердцах ее детей и внуков.

Вера Степановна Баулькина

«Сосновоборская газета», № 46 (248), 27.11.2008


/Документы/Публикации/2000-е