Театр в условиях вечной мерзлоты, где суровые морозы, нестерпимые ветра и кромешная тьма по полгода, даже сегодня кажется чем-то невероятно фантастическим. Тем не менее такой театр существует, и существует он в нашем крае уже более 69 лет. Это Норильский заполярный театр драмы имени Владимира Маяковского - географически самый северный театр на Земле.
Идея создать свой профессиональный театр в Норильске появилась после того, как по северу в конце 30-х годов прокатился с гастролями творческий коллектив столичного Малого театра во главе с народной артисткой СССР Верой Пашенной. Кстати, благодаря её заслугам был основан "Первый заполярный театр" в Игарке. Но он, к сожалению, прожил совсем недолго и закрылся где-то в конце 40-х годов. Тем не менее идея создать свой стационарный театр в Заполярье очень понравилась новому начальнику Норильского комбината Александру Панюкову, и он начал пробивать её в вышестоящих инстанциях.
Официально театр учредили в 1941 году. Причём, по легенде, разрешение на создание подписал сам Иосиф Сталин. Произошло это в то самое время, когда немцы были под Москвой. Наряду с ноябрьским парадом на Красной площади это был один из жестов хладнокровия советского вождя перед врагом. После разрешения Александр Панюков поручил перспективному и многообещающему Григорию Бороденко собрать в Красноярске труппу артистов из не мобилизованных на войну. Григорий Александрович успешно справился с задачей, он же стал первым художественным руководителем театра. Само собой, не обошлось без трудностей. Например, когда труппа уже была собрана на Красноярском речном вокзале, к отплытию не прибыл администратор Делюков, у которого были билеты и деньги на питание. Тамошние комиссары разрешили провезти артистов без билетов, но вопрос с питанием решён не был. Тогда Григорий Бороденко, чтобы накормить труппу, играл с подвыпившими комиссарами в преферанс, выигрывал деньги и на них кормил артистов. С тех пор повелось, чтобы руководители норильского драмтеатра хорошо играли в преферанс.
За свою жизнь театр трижды менял прописку. Первый адрес был в так называемом "старом городе" - промышленной части Норильска, где на сегодняшний момент уже никто не живёт. А тогда это было второе лагерное отделение Норильлага.
Надо сказать, что в лагерях было множество самодеятельных коллективов: музыкальные, писательские, театральные. Их активность была настолько высока, что в 40-х годах они даже проводили олимпиады между собой, в которых победители получали небольшие денежные премии.
О тогдашней жизни в лагере сохранилось мало свидетельств, в основном только воспоминания заключённых. Но среди сохранившихся документов видное место занимает дневник графини Ефросинии Керсновской. Она попала в Норильлаг из Бессарабии по 58-й статье, фактически из-за своего дворянского происхождения. Здесь Ефросиния Антоновна сначала работала в шахте, затем в лагерной больнице, а после уже в мертвецкой. Все свои наблюдения она фиксировала с помощью рисунков и подписей к ним в простой тетрадке в клетку. Графиня рисунки называла наскальной живописью, но на самом деле это был обычный рисованный дневник, что своего рода уже было критикой, так как правды про лагерь услышать нельзя было. Знакомство с лагерем у Керсновской получилось довольно интересным. Правильнее сказать, лагерь с ней познакомился, а не наоборот. Когда Евфросинию Керсновскую привезли к одному из комиссаров на допрос, тот решил её вывести из психологического равновесия, хорошенько обматерив. И вот сидит она перед ним, с достоинством выслушивает все маты, а потом говорит: "Милочка, да кто ж так матерится?" - и осаждает его такой изящной руганью, что комиссар чуть со стула не падает от удивления.
В Норильлаге сидела интеллигенция всей России. Поэт Давид Кугультинов писал, что для него Норильск - это цвет России. Кадровый уровень в 60-х годах в Норильске был такой, какому позавидует любой европейский университет. Однажды в геологическую партию поступил новый геодезический прибор, но никто не знал, как им пользоваться. Его крутили, вертели - всё бесполезно. Разнорабочий зэк, наблюдавший за ситуацией, подошёл и попросил попробовать разобраться. Ему брезгливо бросили: "Да что ты в этом понимаешь?" А он отвечает: "Так ведь я его изобрёл" - и показал, как работает прибор. Здесь сидел Николай Козырев - астроном с мировым именем. Несмотря ни на что, он наблюдал за звёздами и писал материалы своей диссертации. Здесь сидел Лев Гумилёв, который после Норильлага экстерном сдал университетские курсы и защитил кандидатскую диссертацию. Здесь, на нарах второго лаготделения, где начинался норильский театр, люди получали высшее образование.
Конечно, тогдашняя публика состояла не только из интеллигенции. Было множество блатных, воров, убийц и других криминальных элементов общества, были раскулаченные и попавшие по доносу. По тем редким фотографиям 40-х годов, которые дошли до нас, можно судить об их внешнем облике: человек средних лет, тусклые глаза, обветрившееся лицо, из одежды - фуфайка, кепка и штаны, а на ногах сапоги.
Первая постановка театра была "Тяжёлые времена" - монтаж о Великой Отечественной войне. После этого поставили "Хозяйку гостиницы" Гольдони, "Жди меня" Симонова, "Позднюю любовь" Островского и лирическую комедию "Сады цветут" Масса и Куличенко. Такой репертуар был в первом сезоне.
Надо сказать, что с 1945 по 1948 год театр был музыкальным. Здесь была драматическая труппа и труппа оперетты, набранная Виктором Сколдиновым (самый популярный конферансье Норильлага) в Москве. Поэтому активно ставились и спектакли, и классические оперетты. Худрук Григорий Бороденко был не только главным директором, но и режиссёром, и артистом театра - единым во многих лицах. Он отмечал, что если артисты драмы спокойно подменяются в оперетте, то обратного процесса не бывает. Однако оперетта была очень скоро закрыта, потому что норильские комиссары поняли, что зрителю больше нравится лёгкий жанр и зарубежная драматургия. После войны народу хотелось радоваться жизни и смотреть на красивую жизнь, а советская идеологическая пьеса этого не позволяла. Поэтому оперетту прикрыли и стали ставить идеологию. Но всё равно классика тоже была. Одна из пьес, которая в истории Норильского театра имеет особенное место - это пьеса Островского "Без вины виноватые". Если брать её содержание, то сама по себе она отношение к Норильску не имеет. Тем не менее, впервые поставленная во втором лаготделении, как отмечают норильские газеты, она пользовалась большой популярностью. Когда художники и режиссёры задумались, почему это происходит, то представили перед собой норильский барак и над ним афишу "Без вины виноватые". Конечно, подобный заголовок привлекал публику, так как в контексте читался совершенно по-другому.
Когда минуло 50 лет с рождения театра, его художественный руководитель Александр Зыков задумал дилогию, в которой было два спектакля: один - постановка Островского, а второй, написанный питерским драматургом Виктором Левашовым, назывался "Придурки, или Урок драматического искусства". В последнем сюжет сводился к постановке во втором лагерном отделении пьесы Островского. Показывался труд артистов, которых вели репетировать в театр под конвоем, а затем сопровождали на общие работы, так как они не были освобождены от лагерного труда - работали по 13 часов днём и репетировали в свободное время.
В одном из самых страшных горных лагерей, где были только политзаключённые, женщины ставили после работы в бараке "12-ю ночь" Шекспира. И из всего комфорта у них была только цистерна, в которой горел костёр. Вместо того чтобы спать, они репетировали. Чтобы оставаться людьми.
Когда театр стал вольнонаёмным, оркестранты из числа заключённых второго лаготделения ходили в него под конвоем, садились на первые ряды кресел и играли на своих инструментах. У них были жёсткие ограничения на передвижение. Например, они не должны были прогуливаться по зрительскому фойе во время антракта, не имели права подниматься в буфет и многое другое.
Состав оркестра был очень интересен. В нём были представители разных национальностей, в том числе и греки, и японцы, и американцы. Но пожалуй, самый известный для Норильска персонаж - это Сергей Кайдан-Дешкин. В театре он был первым заведующим музыкальной частью, делал музыкальное оформление спектаклей. Его настоящая фамилия была Дешкин, но когда он в молодости ухаживал за девушкой, ему захотелось лучше называться, и он прибавил к своей фамилии слово "кайдан", что по-украински означает "кандалы". Его мать ругала за это, говорила, что он себе пророчит. В итоге так всё и вышло. Сергей Фёдорович был композитором. Вся советская пионерия пела его гимн "Взвейтесь кострами, синие ночи". Но в лагере он руководил оркестром шестого лаготделения, который фактически был оркестром уголовников. Этот самодеятельный коллектив стал очень популярен на танцевальных вечерах, потому что играл джаз. Интересно, что оркестранты-уголовники, так как не были политическими, на эти вечера приходили свободно, а дирижёра вели под конвоем. Однажды Кайдан-Дешкин попал в "расстрельный" лагерь - Норильск-2. Произошло это перед началом войны. В этом лагере заключённые должны были сначала закапывать одну партию заключённых, а затем рыть могилу себе. Сергея Фёдоровича решили расстрелять как шпиона в канун ноябрьских праздников. Но на этих праздниках должен был играть оркестр шестого лаготделения. Музыканты объявили, что без дирижёра играть не будут. А так как уголовникам позволялись такие вещи, дирижёра вернули под подписку о неразглашении. Комиссарам хотелось танцевать на празднике.
Продолжение читайте в последующих номерах "Красноярского рабочего".
Сергей ВАХРУШИН. Красноярск - Норильск - Красноярск
НА СНИМКАХ: Заполярный театр во втором лаготделении. С. Ф. Кайдан-Дешкин. Постановка 1956 года.
Фото из архива театра.
Красноярский рабочий 15.01.2010