Каждый день говорю ему спасибо . Фото Ярослава ВОЛКОВА
В её квартире, как в музее, — старинная мебель, причудливые занавески и фотографии, сделанные ещё до 1917 года. К ней в гости напрашиваются светила медицины и религиозные деятели со всего мира. Всё потому что Надежда БРАНЧЕВСКАЯ — одна из немногих оставшихся в живых свидетелей того, как жил и работал в Красноярске епископ и хирург Войно-Ясенецкий.
30 сентября у Надежды Алексеевны юбилей. Праздник она отмечает по старому стилю, потому что родилась 100 лет назад, ещё при юлианском календаре и царской власти.
Наденька Бранчевская была единственной дочерью в семье красноярского машиниста-железнодорожника. Её воспоминания о событиях тех лет рисуют картину произошедшего гораздо ярче любого учебника истории. Даже если самые сильные впечатления детства — хаос и безвластие в первые годы после революции.
— Школы практически не работали. Целый год мы приходили на уроки в церковь, ждали, когда закончится служба, а потом ставили парты, доску и учились. Пропуском в следующую школу было полено. Каждый ученик вместе с учебниками приносил с собой дрова. Я помню, как вошли в Красноярск первые части Красной армии, потом чехи, мадьяры, итальянцы. После их ухода в городе остались брошенные лошади. От голода они обгрызли все заборы, тополя и дохли прямо на улице. Убирать трупы было некому. Власть, а значит, и какая-то организованность, появилась только в 1924 году.
Отец очень хотел, чтобы дочь стала доктором. После окончания Томского мединститута Надежда Бранчевская устроилась на работу в Красноярске, открыла родильный дом, собиралась замуж. Только порадоваться молодости и счастью не успела. Прожив сто лет, время сталинских репрессий она называет самым страшным периодом. У Надежды Алексеевны арестовали самых дорогих людей — отца и её «половинку». (О своём женихе она до сих пор говорит исключительно так.) (Ред.сайта: КУРИЦЫН Сергей Дмитриевич) С работы ей пришлось уйти. При встрече на улице знакомые отворачивались, чтобы не смотреть в глаза дочери врага народа. Отец через несколько месяцев вернулся домой, худой, искалеченный, но живой. О судьбе Константина, так звали её избранника, она больше никогда ничего не слышала.
А вскоре новое испытание — война. Молодого доктора Бранчевскую, которая до сих пор только принимала роды, назначили начальником медсанчасти в госпиталь. Это был приказ. В сентябре 1941-го привезли первых раненых.
Однажды вызвал начальник госпиталя: «Товарищ начмед, к нам из Большой Мурты везут то ли попа-врача, то ли врача-попа. Я терпеть не могу попов, сходите и разберитесь». Разбираться пришлось со ссыльным Войно-Ясенецким. До сих пор Надежда Алексеевна благодарит судьбу за эту удивительную встречу и возможность учиться у хирурга, который оставил след в мировой медицине.
— Он очень коротко, ясно и конкретно выражал свои мысли, — вспоминает Надежда Алексеевна. — Настороженное отношение к ссыльному врачу очень быстро переросло в уважительное.
Понимая, что красноярские хирурги не имеют представления о том, как лечить раненых, Войно-Ясенецкий организовал для них курсы. На одной из лекций кто-то из молодых врачей задал вопрос, который мучил тогда многих: «Профессор, а как в вас сочетается религия и медицина?» Ответ был дан с невозмутимым спокойствием: «Вам этого не понять». Раненых он называл исключительно «воинами». Хотя, по сути, и сам за хирургическим столом, как на передовой, защищал страну, которая отправляла его из одной ссылки в другую. В операционной он творил чудеса. Сохранял руки и ноги даже тем, кто был, казалось, абсолютно безнадёжен. Воины салютовали ему при встрече спасёнными конечностями. Жил ссыльный Войно-Ясенецкий под лестницей, в каморке, заполненной книгами и иконами. Профессор с мировым именем — в толстовке, в стёганых ватных брюках, в далёком сибирском городе… Таким его запомнила начмед Бранчевская.
В конце декабря 1941 года Надежда Бранчевская уехала на фронт. Первый бой встретила под Воронежем. Потом был Первый Украинский фронт, Польша и Германия.
— Приедешь в разрушенный город, получаешь приказ: «Через 24 часа принимать раненых». Нет ни помещения, ни воды, ни электричества. Оперировали с парафиновой свечкой в руках, воду брали из реки. В медсанчасти оказывали первую помощь: помыть, постричь, прооперировать и подготовить для отправки на родину. Когда шли ожесточённые бои, работали по пять-шесть суток без перерыва.
— Это был сплошной кровавый людской поток. Однажды иду, а навстречу мне бежит молоденькая санитарка: «Не могу больше, не могу!!!» Выясняю, что случилось, подхожу к раненому. «Доктор, научи меня жить, — буквально кричит он. — У меня пять братьев было, а я один живой у матери остался. У меня четверо детей, которых кормить надо!» — сбросила простыню, а у него нет ни рук, ни ног. А следом летучка за летучкой. «Доктор, напишите похоронку на меня… — просит красивый молоденький парень. — Пусть мама смерть мою переживёт, чем увидит меня такого, без рук». А следующая летучка, думаете, лучше?
«Доктор, я понимаю, что не доеду до дома, помру. Но ты меня отправь на родину, чтобы похоронили меня там, дома. А то закопаете меня в немецкую землю, а я ведь умирал не за неё, за родину». Так на полуслове и умер. Когда госпиталь снимался, за ним всегда оставалось небольшое кладбище — маленькие холмики, под которыми навсегда остались лежать те, кому врачи уже не могли помочь. И так четыре года.
Победу Бранчевская встретила в Германии. В городке, где они разместились, неподалёку от госпиталя располагались склады завода музыкальных инструментов. Когда по радио объявили о капитуляции фашистских войск, ликующие пациенты расхватали аккордеоны. На носилках принесли во двор тех, кто не мог ходить, и им тоже вручили инструменты. Играли все, кто умел и кто не умел. Посреди Европы на траве лежали русские солдаты и, растянув меха аккордеонов, провозглашали мир.
* * *
Дома Надежду Бранчевскую ждали мать и тяжелобольной отец. Он очень хотел ещё раз
увидеть единственную дочь. Через несколько месяцев умер у неё на руках. Долгие
годы она живёт одна. Только соседка и социальный работник вот уже 19 лет
ухаживают и помогают одинокой старушке. Надежда Алексеевна не считает себя
верующим человеком. В её скромной квартире единственная икона — святителя Луки.
«Каждый день говорю ему спасибо. Наверное, только благодаря Войно-Ясенецкому обо
мне знают и помнят».
На прощанье, как-то с горечью доктор Бранчевская сказала: «Не нужно доживать до стольких лет. Тяжело… Это я вам как врач говорю».
Надежда ФИЛАТОВА
Аргументы и факты на Енисее, 29.09.2010