Самой мрачной и тяжёлой по восприятию страницей Гражданской войны является террор, развязанный противными сторонами. Взаимная их жестокость, направленная на устрашение врага или населения и выражавшаяся в физическом устранении определённых лиц, а также в запугивании расправой, объясняется специалистами ненавистью и инстинктом самосохранения, страхом и ощущением собственного бессилия, с которыми насильники боролись садистскими методами самоутверждения.
На фото: Царские офицеры - совесть нации, её верные защитники, - в смутное время
оказались никому не нужны.
На территории Енисейской губернии насилие по отношению к политическим противникам впервые было применено большевиками в 1917-1918 годы. В целях достижения власти они широко использовали аресты администрации Временного правительства, руководителей земства, партии социалистов-революционеров и офицерства. Террор был присущ и белой военщине, казнившей видных большевиков, лиц, сопротивляющихся политике антибольшевистских правительств, а также партизан и их семьи. В свою очередь мятежное крестьянство ликвидировало не только представителей белой власти, но и сельскую интеллигенцию.
Белый террор, провоцируемый в Сибири указаниями Верховного правителя о наведении порядка в тылу и осуществляемый, согласно приказам его уполномоченных, атаманов и войсковых начальников, правительственными отрядами, всё же, по мнению историков, не являлся организованной системой насилия. В отличие от него, длительное время изучаемого советскими историками (часто по воспоминаниям самих большевиков), феномен красного террора приобрёл известность и стал объектом исследования лишь в последние десятилетия.
Это явление в настоящее время переживает этап накопления материалов, а потому недостаточно осмыслено. Более того, обществу, отягощённому протестными настроениями, преподносятся труды, авторы которых, возвращая читателей к большевистским схемам истории, отрицают само существование красного террора и возводят, например, деятельность ВЧК к выполнению сугубо разыскных, следственных функций.
Историки справедливо распространяют понятие "красного террора" не только на деятельность специальных органов, но и на судебную практику Советской власти, использование её сторонниками заложников и красного бандитизма. Хотя красный террор осуществлялся согласно политике государства или при его поддержке, возникновение, формы и масштабы террористической деятельности большевиков зачастую оказывались в зависимости от обстановки и личности участников событий, что и определяло их региональную специфику. Их освещение, выполненное на материалах отдельного региона, способно существенно дополнить и углубить общую картину красного террора в целом по стране.
Поскольку на очищенной от белых территории за Уралом органы ВЧК пришлось создавать заново, строительство их затянулось. В начале 1920 года было создано Полномочное представительство (ПП) ВЧК, которое было обязано наладить чекистскую работу в Сибири.
Вместе с тем в Красноярске чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности была образована, скорее всего, под воздействием обстоятельств и по инициативе местных органов Советской власти.
К январю 1920 года части белой армии и множество следующих с ней беженцев вышли к Красноярску. Здесь они оказались в сложной ситуации. Впереди оборону держали мятежные солдаты и рабочие, с запада наступали регулярные части Красной армии, а с юга и севера подходили партизаны. Начав наступление, белые вскоре были вынуждены двинуться в обход города или сдаваться.
Согласно официальной оценке, хотя она давно подвергается пересмотру, потери белых под Красноярском составляли до 60 тысяч убитыми, ранеными и пленными. Военнослужащих белой армии и беженцев, определённых в качестве пленных, было действительно много. Один из очевидцев вспоминал, что помещения тюрьмы, где разместился штаб обороны города, оказались полными пленных, тогда их стали размещать в тюремном дворе, а затем и просто за тюремной оградой.
Новая власть не знала, что делать с массами пленных. С введением в городе военного положения и комендантского часа часть их была сосредоточена в военном городке. Здесь, по сообщению газеты "Правда", в полуголодном состоянии находились 20 генералов, 175 штаб-офицеров и 4 380 обер-офицеров. Толпы же разоружённых солдат без документов, продовольствия, денег и тёплых вещей брели на запад от Красноярска, умирая от тифа и становясь жертвами партизан. Перебиваясь случайными заработками, бывшее офицерство было вынуждено бежать от голода в окрестные леса, искать подённую работу у крестьян. Уже на 17 июня 1920 года в городе насчитывалось лишь 800 бывших офицеров.
Скопление больших масс людей, переживших жизненную катастрофу, голодных и озлобленных, слабость и непоследовательность действий советских органов по разрешению этой проблемы, способствовали повышению уровня взрывоопасности ситуации. Предотвратить её и должны были организуемые спецслужбы.
Енисейская губернская Чека начала работать 8 января 1920 года. Но для того, чтобы она функционировала в полном объёме, местных сил было недостаточно. Удовлетворяя ходатайство региональных властей, президиум ВЧК прислал из Москвы целый штат ответственных лиц, пополнивших не только губернскую, но и уездные Чека.
Деятельность чекистских органов регламентировалась постановлением СНК от 5 сентября 1918 года "О красном терроре" и "Положением о Всероссийских и местных чрезвычайных комиссиях по борьбе с контрреволюцией и саботажем", утверждённым ВЦИК 28 октября того же года. В соответствии с этими документами Чека являлись органами дознания, правосудия и исполнения приговоров. На местах они отчитывались перед советскими органами о своей деятельности в целом, в специфических же вопросах действовали самостоятельно.
С приездом в Красноярск посланцев Москвы борьба с контрреволюцией здесь приняла расширенный характер. Вскоре чекистская тюрьма стала загружаться участниками "заговоров", членами "контрреволюционных организаций" и людьми, которые арестовывались целыми семьями по доносам и для сведения личных счётов. Численность арестованных в марте - мае 1920 года выросла с 117 до 644 человек. Многие из задержанных находились в заключении без предъявления обвинения. Допросы арестованных велись с пристрастием и угрозами. Приговоры к смертной казни, по мнению даже самих чекистов, были излишне суровыми и безосновательными.
В первую очередь чекисты занимались розыском и наказанием руководителей и активных деятелей белого режима, контрразведчиков и "карателей", к которым, как правило, применялся расстрел. Так, к примеру, погибли бывшие подпоручик М. И. Балашко, штабс-капитан И. А. Вотин, командовавшие исполнением смертных приговоров большевикам. Подверглись смертной казни командир "карательного" отряда Соколов-Свиридов, обвиняемый в истязаниях жителей села Атаманово Сухобузимской волости, подъесаул С. Мамаев, будто бы виновный в гибели 26 даурских крестьян. По приговорам армейского трибунала и чекистской коллегии были расстреляны генерал-майор В. П. Гулидов, бывший атаман Енисейского казачьего войска А. А. Сотников, редактор газеты "Свободная Сибирь" Ф. Ф. Филимонов и др. Умер в тюрьме генерал Н. А. Воронов.
Следом за красноярцами к террору переходили и их уездные товарищи. Канская Чека по обвинению в карательных акциях расстреляла 20 членов некоего "Чёртова отряда". В Минусинске чекисты в конце марта 1920 года казнили 19 белогвардейцев, а через месяц - общественно-политического деятеля, кооператора и учёного С. Д. Майнагашева и его брата В. Д. Майнагашева, обвиняемых в организации "карательного отряда", а также трёх абаканских и шушенских дружинников. Ревтрибунал приговорил к высшей мере наказания уроженца деревни Мигна Минусинского уезда С. М. Галкина, якобы участвовавшего в порках крестьян, убийстве одного из них и выслеживании партизан. В Ачинске Чека раскрыла "контрреволюционную" организацию. Арестовав её членов, чекисты, вследствие того, что местная тюрьма, рассчитанная на 167 заключённых, была переполнена, расстреляли 19 человек.
В начале мая 1920 года чекисты арестовали в Красноярске сражавшегося с партизанами бывшего штабс-капитана А. Ф. Голубкина. Но смертной казни его подвергли позднее, используя в фабрикации очередного "контрреволюционного" дела. В Ачинске были расстреляны организаторы казни местных большевиков - бывший начальник военного района полковник П. И. Бальзам, подпоручик Д. И. Голованов, а также командиры белых войск полковники Г. Н. Юрьев, Б. П. Беланевец и лица, признанные виновными в выдаче карателям красноармейцев и ликвидации 15 рабочих Петровского завода.
Вместе с тем чекисты чаще расстреливали рядовых исполнителей приказов вышестоящего командования, отданных к тому же в сложное политическое время, лиц, обвинённых порой по личным счётам, или же тех, чья вина являлась малозначительной.
Жертвами Чека становились бывшие белые офицеры и чиновники, устроившиеся на службу в государственные органы и общественные учреждения Красноярска. В марте 1920 года чекисты с помощью секретной сотрудницы разоблачили искусственно созданную контрреволюционную организацию и арестовали 40 бывших офицеров, работавших в отделах губернского ревкома. Обнаружив ядро новой организации, якобы готовящей восстание, Чека к 9 апреля того же года подвергла аресту ещё 37 человек. Был уличён в контрреволюционной деятельности и расстрелян председатель губернской комиссии по борьбе с дезертирством Громов. Тогда же, как сообщает один из советских авторов, чекисты ликвидировали "белогвардейскую группу", насчитывающую, по разным данным, от 22 до 40 человек.
На самом деле чекисты арестовали 8 человек, в том числе бывшего штабс-капитана и подданного Латвийской республики Я. П. Эглит-Симбарта, подпрапорщика К. Д. Лисенкова-Кочурина, которых обвинили в осуществлении заговорщицкой деятельности, направленной на свержение Советской власти.
Судя по материалам дела, следствие велось с нарушением процессуальных норм: постановление о возбуждении уголовного дела, обвинительные заключения не составлялись, обвинение подследственным не предъявлялось, вина их не была доказана, а все обвиняемые свою причастность к заговору отрицали. Однако 16 июня 1920 года коллегия губернской Чека приговорила всех "контрреволюционеров" к расстрелу.
Более масштабной являлась расправа чекистов над бывшими офицерами и военнопленными польской национальности, якобы состоявшими в "контрреволюционной организации" М. И. Каверина - Д. А. Высоцкого. Она образовалась из военнослужащих Енисейской инженерной военно-рабочей бригады, посланных на лесозаготовки, и их в прошлом сослуживцев, бежавших в поисках работы и пищи из военного городка. Созданный ими отряд насчитывал, по разным данным, от 60 до 100 человек, вооружённых двумя или тремя пулемётами. Внедрив своего агента, Чека получила сведения о том, что данная "монархическая" организация была создана с целью организации восстания среди населения окрестных селений и лесозаготовителей, разоружения гарнизона Красноярска и освобождения из заключения бывших офицеров. Если же этот замысел оказался бы сорванным, то повстанцы должны были, взорвав мост через Енисей, уходить за границу.
Но показания задержанных свидетельствовали о других мотивах создания этой организации: бывшие офицеры использовали её с целью спасения своих сослуживцев, голодавших и находившихся под угрозой репрессий со стороны большевиков, а затем как сообщество людей для их перехода в Монголию. Непосредственным поводом для чекистской операции по её ликвидации стало появление воззвания Каверина, призвавшего население к свержению Советской власти. Однако знали о нём, как оказалось, лишь немногие члены организации.
В мае 1920 года отряд комиссара Фирсова, состоявший из 200 штыков, 60 сабель и вооружённый пятью пулемётами, разгромил "контрреволюционное гнездо". 27 июля того же года состоялось заседание коллегии губернской Чека, которое рассмотрело дело 230 человек, обвиняемых в "контрреволюционной деятельности". Оно закончилось вынесением смертного приговора пятидесяти трём, осуждением к лишению свободы двадцати девяти и ссылке четырнадцати лицам.
Акции террора в Красноярске, охватившие военнопленных, членов "контрреволюционных организаций" и гражданское население, приобрели существенные масштабы. Заграничная газета, ссылаясь на корреспонденцию из Владивостока, сообщала о том, что люди исчезали внезапно, в массовом порядке и бесследно; тюрьма, лагерь и подвалы красноярской "чрезвычайки" были переполнены, их обитатели вымирали от эпидемии тифа.
Ежедневно 200 военнопленных рыли могилы для "выводимых в расход" сослуживцев, общая численность которых за первое полугодие 1920 года составила 32 760 человек. Тех же бывших офицеров, что остались живыми, отправили в Советскую Россию, определив их в воинские части и на каторжные работы, или использовали на месте в качестве рабочих в тайге и на рудниках. Какая-то часть военнопленных бежала из Красноярска. Оставляя за собой множество трупов, они пробивались с боями к атаману Семёнову.
Ещё более значительную цифру жертв красного террора в Красноярске назвал эмигрантский историк С. П. Мельгунов. Современные авторы свидетельствуют о том, что он оценивал численность погибших в местном концлагере зимой - весной 1920 года в 40 тысяч человек. Ситуация красного террора, царившего на территории уже всей Енисейской губернии, воспроизводится и в воспоминаниях очевидца, опубликованных в Риге в качестве брошюры под названием "И звери, и люди, и боги".
Автором рассказа о жутких следах массовых и зверских убийств был путешественник, журналист и общественный деятель А. Ф. Оссендовский, бежавший из большевистского плена и оказавшийся, по воспоминаниям полковника Г. И. Клерже, "изумительным и интересным рассказчиком". Судя по общности сюжета, биографическим сведениям, можно предположить, что информация о красном терроре в Красноярске также исходила от этого человека, склонного, как выясняется, и ранее к мистификации.
Приведённые здесь данные не подтверждаются статистикой чекистских органов. За первые девять месяцев 1920 года канцелярия губернской Чека зарегистрировала 2 574 дела, из них 2 022 - законченного производства. Уголовно-следственная комиссия в Минусинске с 5 апреля по 1 августа того же года подвергла аресту 671 человека, в том числе более 500 крестьян и рабочих, 170 представителей уездной интеллигенции. Только 572 человека (85,2 процента) находились на дознании в качестве "контрреволюционеров".
Количество смертных приговоров, вынесенных арестованным и обвиняемым лицам при рассмотрении их дел, в данной статистике не указано и остаётся неизвестным. Какую-то часть расстрелянных в то время, вероятно, следует возложить на армейских и железнодорожных чекистов, а также партизан, незамедлительно решающих судьбу своих прежних врагов. Так, к примеру, по информации особого отдела 5-й армии в начале 1920 года был расстрелян, а по сообщению эмигрантов - сварен в асфальте бывшими партизанами успешно воевавший с ними и сдавшийся под Красноярском генерал-майор И. Ф. Ромеров.
Однако многотысячных расстрелов, вероятно, не наблюдалось, о чём, к примеру, свидетельствуют показатели деятельности уездной Чека в Ачинске. На 1 мая 1920 года её сотрудники привлекли к ответственности за "политические" преступления времён колчаковщины на территории Ачинского уезда 984 человека, в частности, за "шпионаж" - 145, "контрреволюцию", антисоветскую агитацию, участие в расстрелах и истязаниях сторонников Советской власти - 663 (67,3 процента), спекуляцию - 30, должностные преступления - 28 и саботаж - 7. Из них только 19 человек были приговорены к расстрелу, а 36 - к заключению в концлагере сроком до окончания Гражданской войны. Кроме того, ещё 275 арестованных, проходивших по 677 делам, ожидали решения участи.
Расходятся с действительностью и данные о многочисленной гибели людей в красноярском концлагере, который под N 1 официально функционировал с 25 мая 1920 года и находился в ведении подотдела принудительных работ Енисейского губернского ревкома. Содержание заключённых было крайне тяжёлым. Но до июля того же года через него прошли лишь 8 558 человек, отработавших по нарядам советских учреждений 5 784 рабочих дня.
Не были отмечены или тщательно скрывались столь масштабные репрессии и в документах видных деятелей советской власти, которые направлялись в Сибревком и даже к самому В. И. Ленину. Так, представитель этого органа в Красноярске В. Н. Соколов информировал своих товарищей о том, что местные чекисты в марте - мае 1920 года подвергли смертной казни 300 человек.
Между тем масштабы террора, осуществляемого Чека, вызывали возражения со стороны партийно-советского руководства регионом. Столкновение произошло по поводу расстрела 16 арестованных, вина которых была крайне незначительной или надуманной. Среди них, к примеру, была 65-70-летняя женщина, выдавшая, согласно одной версии, большевика белым, а по другой - обругавшая советскую власть. Смертной казни подверглись купец или зажиточный крестьянин, предприниматель, грубо обращавшийся с рабочими, бывший красногвардеец, служивший затем в белой армии, наконец, молодой человек, арестованный по доносу ревнивой девицы, которая потом, сознавшись в своём преступлении, отравилась. Руководство Чека оказалось отстранённым от работы и арестованным, но в конечном итоге по указанию Сиббюро ЦК РКП(б) эти лица были лишь удалены из Красноярска.
Осуществляя репрессивные меры по отношению к бывшим офицерам и заставив их искать спасения в тайге, чекисты обострили обстановку вокруг Красноярска. В октябре 1920 года, например, в Шерчульской и Покровской волостях Красноярского уезда сформировались офицерские отряды, состоявшие, по слухам, из 400 человек, среди которых якобы находились генерал и два полковника. Нахождение бывшего офицерства в тайге в какой-то степени решило проблему повстанческого вождизма и затянуло ликвидацию крестьянских восстаний.
Чекистский террор продолжался, что объяснялось советскими историками воздействием событий на фронтах Гражданской войны, попытками якобы существующих заговорщиков дезорганизовать советский аппарат, разложить Красную армию и сорвать выполнение продовольственных заданий.
В качестве ещё одного побудительного мотива, способствующего развязыванию новых репрессий со стороны чекистов, некоторые авторы называли усиление подрывной деятельности враждебных элементов. Хотя "вредительство" чаще всего происходило на почве разлаженности хозяйственных аппаратов и разложения самих трудящихся, спецслужбы начали преследовать не только бывших офицеров и политически пассивных крестьян, вдруг ставших "бандитами", но и, следуя общей политике, представителей непролетарских партий.
Согласно официальной версии, эти лица, блокируясь с бывшим офицерством, осенью 1920 года с целью организации восстаний стали создавать ячейки Крестьянского союза. "Комитет Красноярской организации объединённых" состоял из 89 членов и возглавлялся бывшими земскими деятелями Г. П. Сибирцевым, А. П. Николаевым и агрономом Е. Т. Бажиной. В феврале 1921 года они были арестованы. Но в действительности выявление некоего "заговора", созревшего в рамках Крестьянского союза, прикрывало провал работы чекистского ведомства, оказавшегося не в состоянии информировать власти о мятежных настроениях крестьянства.
Для Красноярска это была крупная провокация, организованная губернской Чека. Почти все задержанные свидетельствовали о том, что их "контрреволюция" сводилась к разговорам антисоветской направленности. Однако показания одного из них облегчили разработку подследственных. Несмотря на то, что написанное чекистами заключение не было подтверждено обвиняемыми, в соответствии с приговорами чекистского ведомства от 17 апреля и 21 сентября 1921 года четверо из них подверглись расстрелу и столько же оказались в заключении.
20-21 марта 1921 года чекистами была ликвидирована "монархическая" "Красноярская боевая группа", якобы существовавшая с ноября прошлого года и состоявшая из бывших офицеров и казаков В. Е. Политика, Ф. А. Емелина и других, устроившихся на службу в советские учреждения. Будучи глубоко законспирированным филиалом "Всесибирского комитета по борьбе с Советской властью", она объединяла, по разным данным, от 108 до 120 человек, которые с февраля 1921 года перешли к подготовке восстания. Организовав передаточные пункты и явочные квартиры и опираясь на воинские части, милицию, казаков и крестьян, "контра" имела ещё и боевые отряды имени Михаила Второго.
Однако арестованные сначала отрицали свою причастность к организации, а когда признались, то не смогли вспомнить содержание её программы и устава. "Руководители" не знали местонахождение своих отрядов. Обыски улик не выявили. Члены организации, якобы направленные в деревни для инструктажа членов ячеек, оказались людьми, посещавшими своих родственников и знакомых.
Между тем 17 апреля и 15 июня 1921 года коллегия губернской Чека приговорила 30 человек к высшей мере наказания, а 46 - к заключению в концлагере. Но, судя по газетной информации, смертной казни с добавлением лиц, проходивших по ранее рассмотренным делам, были подвергнуты 34 человека. В частности, расстреляли бывшего поручика и сына известного белогвардейского генерала Иванова-Ринова, сотрудника ВЧК, скрывшего свой офицерский чин, а также уполномоченного уездной Чека и секретаря сельсовета, являвшегося одним из руководителей повстанцев в Ачинском уезде.
После такой деятельности чекистов начальник их ведомства, выступая на одном из пленумов Енисейского губкома РКП(б), заявил о наличии в регионе только 8 тысяч бывших белогвардейцев, которые уже не представляли реальной опасности.
Устранив потенциальных политических противников и случайных недоброжелателей, советская власть перевела свою карательную политику в более мягкие формы. Однако отношение её к мятежным мужикам, свирепо расправляющимся с коммунистами, изымающим у них хлеб, по-прежнему оставалось предельно жестоким.
Крестьянские восстания начала 1920-х годов заканчивались массовыми расстрельными приговорами, выносимыми чрезвычайными судебными органами. Так, в декабре 1920 года ревтрибуналом войск ВНУС Восточной Сибири были приговорены к расстрелу 75 участников Сережского мятежа. В августе 1921 года губернский трибунал, рассмотрев дела 190 голопуповских повстанцев, обрёк десятерых из них на смертную казнь.
Советская власть, в корне ликвидируя таким путём повстанчество, случалось, оставляла рядовых мятежников живыми, заменяя расстрелы заключением. Но обращения раскаявшихся повстанческих вожаков из офицерства и интеллигенции, например, П. Е. Баранова, А. К. Зиновьева и других о помиловании оставались без ответа.
Контролируя города губернии, чекисты приступили к выявлению и ликвидации "контрреволюционных организаций" в уездах. Так, в феврале 1922 года в под Ачинском была "раскрыта" группа бывшего поручика Скобелкина, входившая, согласно информации спецслужб, в состав "Всероссийской лиги борьбы с коммунизмом". Она образовалась якобы с целью свержения коммунистического режима и создания республики с президентским правлением или властью Учредительного собрания.
В действительности имели место три "конспиративных" собрания, на которых Скобелкин, сообщив крестьянам об образовании фронта белых под Иркутском, наличии контрреволюционной организации, раскинувшей сеть своих ячеек от Байкала до Омска, и концентрации офицерства в одном из селений Красноярского уезда, призвал их выступить на борьбу с большевиками. С трудом созданная группа, съехавшись в селе Балахтон, якобы наметила районных руководителей и утвердила план действий.
Однако связной, посланный в офицерскую организацию, исчез, а произошедшее убийство некоего жителя деревни Казанки Козульской волости послужило для властей поводом к задержанию подозреваемых. При аресте 36 крестьян будто были изъяты пулемёты, пишущая машинка и полевой телефон. Бежавшие 3-6 "заговорщиков" в перестрелке погибли, а Скобелкин застрелился или также был убит. По данному делу двое обвиняемых подверглись расстрелу, а прочие - заключению.
В апреле 1922 года в Красноярске и Канском уезде были задержаны 70 "контрреволюционеров", в основном из числа бывших офицеров, возглавляемых полковником В. В. Глассоном, имевших широкие связи в советских структурах, воинских частях и готовивших восстание. Судя по тому, что Скобелкин в одном из документов называется коммунистом, а Глассон в дальнейшем был реабилитирован, обе "контрреволюционные организации" являлись мифическими.
Используя провокации и фальсификацию дел, чекисты преувеличивали возможности "контрреволюционного подполья" и, ликвидируя его, терроризировали население. Например, среди подследственных, находившихся к ноябрю 1922 года в Минусинской тюрьме и объявленных "контрреволюционерами", 20 процентов были рабочими и более 50 процентов - крестьянами.
Справедливости ради следует сказать, что для многих подследственных террор, выражаясь в аресте и заключении, закончился лишь угрозой их жизни и свободе. За январь - октябрь 1922 года из стен уездного отдела ГПУ выбыли 393 арестованных, в том числе 117 - отправлены в губернское чекистское ведомство и судебные инстанции. Но большинство их (52,6 процента) были отпущены домой.
Наряду с репрессиями государственных структур, распространение в основном в бывших партизанских районах получила и другая разновидность террора, названная очевидцами "красным бандитизмом". Этим понятием они чаще всего обозначали самочинно совершаемые отдельными представителями власти, коммунистами, беднотой и бывшими партизанами грабежи, тайные убийства и расправы над якобы "общественно вредными" гражданами, которые потом выдавались за борьбу с контрреволюцией.
Красный бандитизм был обусловлен жестокостью противника, в ответ на которую у сторонников Советской власти появилось стремление мести, низким уровнем культуры коммунистов, избравших в работе среди населения лишь методы принуждения, а также слабым материальным обеспечением представителей новой власти. Его проявлениям способствовало психологическое состояние общества, воспитанного на экстремизме военного времени, готового к преступным деяниям и равнодушного к чужой и собственной жизни. Он подпитывался имевшейся в партийно-советском руководстве борьбой различных группировок и лиц за власть и личные интересы, "кризисом сознания", который при переходе к нэпу переживали многие коммунисты.
Наконец, красный бандитизм порождался обстановкой продолжавшейся Гражданской войны, когда войска, посланные для борьбы с повстанцами, для собственного выживания оказывались вынужденными заниматься "самоснабжением" и в сущности подвергали разграблению целые территории.
Чаще всего жертвами красного бандитизма становились сельская интеллигенция, имущие крестьяне и инородцы-хакасы.
Проявления красного бандитизма на Енисее начались ещё весной 1920 года. С демобилизацией партизан, передвижением их частей в селениях Красноярского и Ачинского уездов под угрозой расправы происходили захваты лошадей, подвод, имущества, денежных средств и незаконные аресты крестьян, а также пьяные безобразия. В ходе зачисток территорий от остатков и сторонников колчаковцев, чекисты, красноармейцы и милиционеры уничтожали не только "подозрительных" лиц, но и путём провокаций - жителей целых селений. В частности, 10 октября отряд во главе с П. Л. Лыткиным перебил 34 хакаса из улуса Большой Арбат, заподозренных в "казачьем бандитизме".
Новая и более мощная волна насилия над деревней со стороны коммунистов и бывших партизан, обусловленная их активизацией в связи с призывом в Красную армию и необходимостью подавления крестьянских восстаний, поднялась с ноября 1920 года. В Рождественской волости Канского уезда коммунисты расстреляли 42 члена "контрреволюционной организации" - служащих советских, кооперативных органов и представителей интеллигенции.
После нахождения воинского отряда в деревне Нижне-Игнатьевской того же уезда были обнаружены пятеро задушенных жителей. В целом же в селениях этого уезда погибло более восьмидесяти человек. В ночь на 14 января 1921 года в селе Новосёлово Красноярского уезда местные милиционеры убили и бросили в полынью уполномоченного райпродкома и семерых членов семьи священника. Частыми стали случаи, когда лица, арестованные по подозрению в отсутствии лояльности к новой власти и обладающие какими-то ценными вещами, умерщвлялись конвоем якобы при попытке к бегству.
Преследуя повстанцев, прорвавшихся в Хакасско-Минусинскую котловину, и будучи не в силах справиться с ними, сторонники Советской власти вымещали свои настроения на местном населении, подвергая его арестам и расстрелам, а имущество - разграблению. В ночь на 15 февраля по инициативе начальника уездной милиции П. Е. Пруцкого и под руководством бывшего партизанского вождя М. Х. Перевалова были удушены, по разным данным, от тридцати четырёх до сорока трёх жителей села Шарыпово Ачинского уезда. Такой же казни и расстрелу по приказу председателя Кызыльского волисполкома А. А. Тартачакова подверглись до 30 жителей улусов Малое и Чёрное Озеро, якобы оказавших помощь повстанцам. В водоём у села Божье Озеро коммунисты "загнали" до ста человек коренного населения.
Весной 1921 года коммунистические и милицейские отряды, передвигаясь по улусам Кызыльской волости, убили шестерых инородцев, разграбили имущество жителей. В Минусинске от рук чекистов и милиционеров погибли десять агрономов, бухгалтеров и кооператоров. Более двадцати членов командирского состава коммунистических полков, заподозренных в контрреволюционности, погибли во время конвоирования из Усинского и Каратуза в Минусинск.
Семеро арестованных, якобы пытавшихся бежать, были застрелены в Енисейском уезде, столько же служащих агрономического пункта, инженеров и техников - в Канском уезде. За убийство "бандитами" одного из командиров коммунистического отряда расстрелу и порке подверглись двадцать жителей села Курбатово Ачинского уезда. В селе Нижний Ингаш Канского уезда конвоем по указанию председателя волисполкома Тесля были задушены пятеро арестованных. Убитыми в Минусинском уезде в августе того же года оказались семь специалистов земельного отдела, а в октябре похищенными - тринадцать служащих.
Весна - осень 1921 года в Енисейской губернии стали временем максимального распространения красного бандитизма: бесчинствовали все, кто был наделён властью. Осознавая опасность, исходящую от этого явления, Советская власть начала принимать меры по его искоренению. В практику борьбы с красным бандитизмом вошли расстрельные приговоры. Но коммунисты с сочувствием относились к своим товарищам, подвергнутым уголовной ответственности, и для облегчения их участи пытались воздействовать на соответствующие органы. Советское правосудие устраивало процессы больше профилактического характера. Осуждённые лица вскоре освобождались по амнистии. Уже с 1922 года местные власти перестали рассматривать красный бандитизм как угрозу для своего существования и перешли к ещё более мягкому наказанию преступников.
Поэтому красный бандитизм оставался заметным явлением сибирской действительности. К примеру, в феврале 1922 года по заявлению 16-летней девицы в поисках "банды" в село Отрадное Большемуртинской волости приехали коммунисты. Перепившись, они стали избивать жителей шомполами, пытать, загоняя им иглы под ногти, а доносительницу голой, подгоняя ударами, водили по деревне.
Выступая на III беспартийной конференции национальных меньшинств Минусинского уезда (июнь 1922 года), очевидец рассказывал о ряде случаев гибели инородцев из-за произвола красноармейцев и милиционеров, расстреливавших и топивших арестованных. В сентябре того же года такие же лица, арестовав по подозрению в связях с "бандой" четверых крестьян Перовской волости Канского уезда и избивая их день и ночь поленьями, винтовками, одного из них убили, а другого - расстреляли. Бывшими партизанами Гусаровыми и милиционерами в районе селе Рыбинское были убиты более 10 человек, в частности, председатель выездной сессии губернского ревтрибунала, народный судья и милиционер.
Массовый характер красному бандитизму в 1922 году придавали сосредоточенные в районах активного повстанчества части особого назначения. Поголовное избиение и порку хакасов - жителей Сырского общества, отказавшихся указать местонахождение "банды" - в феврале того же года организовали красноармейцы из отряда Комшина. Конфискацию имущества инородцев Больше-Уленьского общества и Синявинской волости с убийством одного из них в апреле осуществили красноармейцы отрядов Романова и Рудзевича. В мае того же года избиению чоновцами подверглись жители селений Барбаков, Сукин, Подкамень и Малый Кобежиков, а мародёрству - Солёноозёрной, Большой Арыштаев и Сулеков. По приказу комбата и начальника 2-го боевого района А. П. Голикова (Гайдара) были расстреляны пятеро якобы "бандитских лазутчиков".
С целью предотвращения дальнейшего распространения красного бандитизма и по просьбе местных властей губернское политсовещание постановлением от 1 июля 1922 года выделило из состава второго отдела Революционно-военного трибунала Восточно-Сибирского военного округа Выездную сессию по борьбе с бандитизмом и воинскими преступлениями в Ачинско-Минусинском районе. Действуя в Ужуре с 10 июля, она за первый месяц своего существования рассмотрела 13 дел о сорока семи преступлениях. Быстрый разбор дел и открытое гласное осуждение военных преступников сократили проявления красного бандитизма. В сентябре данный орган принял к рассмотрению лишь 5 уголовных дел военных лиц.
В очередной раз красный бандитизм получил распространение в этом районе во время формирования и деятельности так называемых истребительных отрядов, которые должны были покончить с соловьёвщиной. Осенью 1922 года истребители из отрядов Овчинникова, Дерябина самовольно изымали фураж у населения, совершали грабежи, а их командиры, пьянствуя, отличались безобразным поведением. Взводный В. А. Кудрявцев с целью ограбления вблизи рудника Улень расстрелял двоих хакасов, подлежавших призыву в ЧОН.
Но безобразия и мародёрство чоновцев продолжались и после расформирования истребительных отрядов. Их командиры снимались с должности, исключались из партии и предавались суду ревтрибуналов. Однако это наказание являлось несоизмеримым с преступлением.
С ликвидацией крестьянского повстанчества красный бандитизм утратил характер массового явления и некоторые сущностные черты. Но почва для него, всё более приобретавшего признаки заурядного уголовного преступления, продолжала существовать. Вместе с тем историки, называя этим понятием все преступления, совершаемые коммунистами, на мой взгляд, чрезмерно расширили его сущность, хронологические рамки и влияние на судьбы деревни.
Составной частью красного террора являлись расстрелы заложников из населения, к которым впервые обратилась Советская власть при подавлении крестьянского повстанчества на Тамбовщине. Будучи одним из наиболее архаичных социальных институтов и, согласно нормам международного права, тягчайшим преступлением, заложничество осуществлялось и на территории Енисейской губернии, что уже засвидетельствовано авторами некоторых публикаций. Но, вопреки мнению некоторых историков, которые относят расправы над заложниками к проявлениям красного бандитизма, они были инициированы не отдельными и случайными лицами, а региональным партийным руководством.
В обстановке, когда части особого назначения не справлялись с повстанчеством, которое поддерживалось населением, советская власть всё чаще требовала брать в заложники семьи повстанческих вожаков. Так, Красноярский уездный исполком 10 марта 1922 года объявил, что "бандитам" даются две недели для сдачи, затем они будут "караться со всей строгостью революционного закона, члены семей скрывающихся и также уличённые в сношении с ними и укрывательстве будут арестовываться и имущество конфисковываться". Но в целом командный состав, партийно-советские органы сначала особого значения этой мере не придавали, так как имели место случаи, когда заложников отпускали под расписку, после чего они скрывались.
Система заложничества в Ачинско-Минусинском боевом районе была введена постановлением президиума губернского комитета РКП(б) от 29 июня 1922 года. 5 июля того же года на его закрытом заседании была создана Чрезвычайная тройка по борьбе с бандитизмом в составе представителей от губкома партии, губернского отдела ГПУ и политотдела 26-й стрелковой дивизии - председателя А. Червякова, членов Тетерюкова, вскоре заменённого Городыским, И. Кузнецова и секретаря Н. Черемных.
Согласно инструкции, выработанной президиумом губполитсовещания, данная тройка при поддержке агентов ГПУ и воинских отрядов должна была провести карательную работу среди населения. Для специальных целей ей был выделен отряд численностью в 15 красноармейцев. Волостным и сельским советам было приказано сообщать в воинские части о появлении на их территории "бандитов", содействовать их аресту. Этим же приказом вводилась круговая порука, согласно которой ответственность за укрывательство повстанцев и убийство советских служащих возлагалась на местные органы власти и население.
Деятельность тройки началась в обстановке, когда местные органы власти являлись, по мнению её членов, пособниками "бандитов" или "подозрительными", работа ГПУ отсутствовала, а переформирование ЧОНа затрудняло подачу сведений о положении на местах. Объехав районы, откуда были взяты заложники, и установив, что воинские части, волисполкомы и коммунистические ячейки самостоятельно производят аресты лиц, причастных к повстанчеству, и осуществляют частичную конфискацию имущества, тройка в своём первом приказе указала о "проведении карательной политики в отношении лиц, причастных к бандитизму, и родственников бандитов" сугубо собственными силами. Только с приездом командующего ЧОН В. Н. Какоулина и нового уполномоченного ГПУ работа тройки, судя по её отчётности, наладилась и стала приобретать систематический характер.
10 июля командование губернского ЧОНа приказало начальникам гарнизонов в контакте с местными коммунистами, советскими работниками и агентами ГПУ провести аресты членов семей и родственников "бандитов". В результате при гарнизонах в Балахте, Шарыпово, Ужуре, Чебаках, Соленоозёрной и на руднике "Юлия" были сосредоточены 367 русских и хакасов.
Часть из них была "за недоказанностью и отсутствием материалов" освобождена, а остальные - объявлены заложниками и "по степени причастности" разбиты на три группы. В первой группе, к примеру, находились семьи повстанческих командиров Друголя, Кулакова, Родионова, Чарочкина, Баскаулова и др. До сведения населения было доведено объявление о том, что за вооружённое нападение с целью грабежа из числа заложников будут расстреливаться по пять, а за каждого убитого сторонника советской власти - по три человека. Добровольно же явившимся "бандитам" гарантировалась жизнь.
Судебная чрезвычайщина
С июля по 20 октября 1922 года данная тройка провела 32 закрытых заседания, на
которых, в частности, заслушивалась информация о вооружённых нападениях "банд"
Соловьёва, Кулакова, Самкова и Марьясова на селения Средний Туим, Малый Сютик,
Ингаш, Петропавловское и другие. Учитывая, что при этом были разграблены
материальные ценности, принадлежавшие правлению Ачинско-Минусинской железной
дороги, Мелецкому волисполкому и отделению Балахтинской кооперативной лавки, а
также погибли трое чоновцев и заместитель продкомиссара Ачинского уезда, члены
тройки вынесли семь постановлений о смертной казни заложников 1-й группы.
Согласно постановлениям от 6, 19 и 24 августа и других, в те же дни были
расстреляны более 20 человек. В основном это были женщины и, по сведениям
писателя В. А. Солоухина, подростки, дети. Объявление о смертной казни широко
распространялось среди населения.
Оставшиеся после ликвидации тройки документы были переданы Выездной сессии трибунала, которая заслушала четыре "бандитских" дела, приговорив всех обвиняемых к расстрелу. Но приговор был приведён в исполнение по отношению только к сыну священника. Остальные приговорённые - неграмотные инородцы - по амнистии в честь 5-й годовщины Октября получили лишь пятилетнее заключение.
Одобренная губернскими органами деятельность тройки показала серьёзность намерений советской власти покончить с повстанчеством. По мнению её членов, осуществлённые расстрелы вызвали у хакасов панические настроения и бегство в тайгу. Они лишили "банды" материальной поддержки и укрывательства со стороны населения, заставили их членов сдаваться или менять район дислокации.
Но среди повстанцев наблюдались и другие настроения. Так, один из вожаков в записке, обращённой к властям, "приказывал" отпустить заложников и угрожал "ворваться" с целью их освобождения в Ужур, расстрелять семьи красноармейцев, а самого председателя тройки повесить. Возмущённый "беззаконными действиями" властей, Соловьёв предлагал не допускать кровопролития среди мирного населения и предупреждал, что за казнённых "партизанских" родственников повстанцы будут расстреливать семьи коммунистов.
Преобразование в 1922 году Всероссийской чрезвычайной комиссии в Государственное политическое управление сузило права чекистов, лишив их, к примеру, судебных функций. Численность подследственных в губернском отделе ГПУ стала сокращаться. Однако по многим делам обвинительные заключения составлялись сотрудниками органов ГПУ, что позволяло им влиять на исход судебных процессов. Находившиеся под такой опекой суды, рассмотрев дела участников "банд" И. А. Саломатова, И. Н. Соловьёва и ряда шаек, приговорили 37 обвиняемых к расстрелу, а 113 - к заключению.
Не наступить на те же грабли
Таким образом, красный террор на Енисее начался, повторяя общероссийскую тенденцию, сразу же после утверждения советской власти и охватил не только политических противников, но и некоторую часть населения. Его осуществляли как государственные структуры, так и сторонники новой власти. Деятельность их включала в себя мифотворчество и искусственное создание образа врага. В отличие от своих политических противников, большевики оказались способны осуществлять массовый, механический и непредсказуемый террор, возведя его, как писал Л. Д. Троцкий, в ранг "могущественного средства политики" и превратив страну в "единый военный лагерь", и тем самым удержаться у власти.
Познакомившись с данной статьёй, кто-то спросит: зачем мне такая мрачная история? В действительности, которую не знают и специалисты, всё происходило гораздо страшнее. Помнить о пережитом нашей страной следует хотя бы для того, чтобы не наступать на очередные грабли. Прошлое говорит о том, что любая революция, породив хаос, заканчивается террором, уничтожающим её пасынков, или другими мерами властей, возвращающими общество в осознанные и жёсткие рамки поведения. При этом власть "негодяев", разлагая и манипулируя сознанием общества, позволяя ему обретать звериные инстинкты, всегда использует его в качестве исполнителя.
В то же время история свидетельствует о существовании маятникового эффекта: рано или поздно элита, оказавшись безнравственной и загнивающей, бесславно теряет власть. Напомнить властителям и обществу, что крутые коллизии сопровождаются невероятными жертвами с обеих сторон, и являлось целью данной публикации.
Александр ШЕКШЕЕВ, кандидат исторических наук. Абакан.
Красноярский рабочий, 14.06.2012, 15.06.2012, 20.06.2012, 21.06.2012