Иван Васильевич Лапушов – многоуважаемый человек на селе. Ему 84 года. Можно
сказать, без года, ровесник Эвенкии. Возраст почтенный. Жизнь прожил насыщенную,
интересную и, как старожилу, ему есть чем поделиться с нынешним поколением…
В числе переселенцев столыпинской аграрной реформы была и семья деда Ивана Васильевича - Тихона Фомича Лапушова, уроженца д. Самулково Витебской губернии, поселившейся в селе Апано-Ключи Абанского района Красноярского края. Выдавались ссуды на обустройство семьи: постройку дома, разработку пашни и прочее. Дед отстроился, поставил пятистенный дом. Тихон Фомич работал церковным старостой. 28 ноября 1937 года был арестован Абанским РО НКВД в связи с обвинением в том, что «с участниками контрреволюционной повстанческой организации проводил агитацию против мероприятий советской власти». Решением Тройки УНКВД Красноярского края от 7 декабря 1937 года ему была назначена высшая мера наказания – расстрел, с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Постановление о расстреле было приведено в исполнение 13 декабря того же года в г. Канске. Да, в свидетельстве о смерти Т.Ф. Лапушова в графе: причина смерти обозначено одно страшное слово – расстрел. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и 50-х годов» Тихон Фомич Лапушов был реабилитирован.
Отец считался в крестьянах-середняках. При коллективизации их в числе зажиточных крестьян стали «прижимать», раскулачивать. Отец всей семьей в 1936 году на Север подался. Переехали в Полигус Эвенкийского автономного округа. Завербовался на строительство илимок (самодельные баржи с высокими бортами и крышей. Использовались для перевозки груза). Работал плотником. Строил илимки, дома. В лямке ходил.
По чьему-то доносу 4 августа 1938 года, подняв всех на ноги ночью, арестовали отца – Василия Тихоновича. Он был заподозрен в «контрреволюционной агитации среди северного населения». Кому и что плохого сделал безотказный труженик-плотник? Так и осталось загадкой. Распороли матрасовки, все подушки, что искали – неизвестно. Все описали, изъяли, в том числе охотничье ружье и боеприпасы к нему. Мать тут же уволили с работы (в школе работала то ли завхозом, то ли сестрой-хозяйкой: что-то там выдавала, штопала, починяла), старшего брата Сергея выгнали из школы. Иван должен был пойти в первый класс, тоже не пустили, были еще младшенькие – пятилетний братишка Егор и полуторагодовалая сестренка Валюша. Как жить, куда деваться?
Время было тяжелое. По всей Эвенкии (как и по стране) шли поголовные аресты «врагов народа». Пострадали многие семьи: родственников «врагов» отовсюду выгоняли – взрослых с работы, детей из школы. В этот период арестовали много хороших эвенков, трудолюбивых, знающих тайгу, ее обитателей. Отец говорил: «Их оторвали от природы, как грудных детей от матери». Пока везли до определенного места, почти все по пути померли. Один в живых остался – Василий Сирота, хорошо говорил по-русски.
…Ванаварские ангарцы, изгнанные из домов, лишившись всего имущества, подладили захудалую илимку, списанную по негодности к эксплуатации и чудом оказавшуюся на берегу. Решили на ней сплавляться до Енисея – а там как повезет!
По мере продвижения по Тунгуске пассажиров на борту становилось все больше и больше, прибывали с каждого населенного пункта. А ведь Подкаменная Тунгуска – река своенравная: с шивёрами, перекатами, порогами – Горлышко, Бабушка, Дедушка, Мучной, другие. Удалось пройти все, пока суденышко, перегруженное людьми, не добралось до фактории Полигус.
Илимка! Мать Акулина Павловна стала слёзно проситься на борт. Кое-как уговорила «старшого» - с условием, чтобы ничего с собой не брать, кроме одежонки! Не до пожиток, лишь бы увезли!
- Ох, и намаялась мать с нами! – вспоминает Иван Васильевич.
Утлой баржонке предстояло пройти два длинных порога – Большой (Семиверстным его называли) и Вельминский – по два переката каждый. Шли самосплавом. Перед каждым порогом все пассажиры высаживались на берег, и, спотыкаясь на огромных камнях-валунах, тянули по очереди, как могли, илимку… Дул, мешая идти, холодный низовой ветер. Мёрзли, голодали – но двигались вперёд.
- В селение Подкаменная Тунгуска мы приплыли ночью, на берегу уже снег лежал. По Подкаменной и Енисею шла шуга (мелкий плавучий лёд). И тут, откуда ни возьмись, приплыла огромная оплотина – льдина от берега до берега. На уровне воды начала резать вдоль борта спасительной до этих пор илимки. Люди еле-еле успели повыскакивать на берег, и деревянное судно медленно, неумолимо скрылось под водой,- рассказал Иван Васильевич.
У матери в селе Ворогово (90 километров от устья Подкаменной, вверх по Енисею) жили четыре раскулаченных брата (числились когда-то в середняках) – Петр, Василий, Павел и Иван Павловичи Качаевы. И семье Лапушовых просто повезло: вверх по Енисею шёл последний пароходик. Мать каким-то образом сумела договориться с капитаном – и то потому, что он хорошо знал её братьев. В спешке загрузились на пароход – и в путь! В маленькой каюте сухо, тепло! Таким образом и добрались до места.
Но что же случилось с остальными? Как сложилась их судьба?
- В основном это были ангарцы, - печально констатировал в своем рассказе байкитский старожил. – Вот они и пробирались на Ангару, свою родину. Выжил ли кто-нибудь? Некоторым было всего по 12-14 лет, а иные находились уже в солидном возрасте. Если остались в Подкаменной Тунгуске, могли погибнуть от холода и голода. Ведь навигация уже заканчивалась, никакого санного пути не имелось, - до сих пор мучается вопросами Иван Лапушов, которому тогда было всего 7 лет.
Но трагические события тех лет по-прежнему не тускнеют в памяти…
Семьи врагов народа были как прокаженные. С ними боялись даже просто общаться. И все-таки у Ивана Васильевича теплится, что кто-нибудь да выбрался из той страшной мясорубки…
Ситуация с отцом разрешилась более-менее благополучно: власти учли его заслуги перед страной в Гражданскую войну, добросовестный труд в мирное время и через год Василий Тихонович был освобожден с прекращением следственного дела. Отец приехал в Ворогово, откуда они всей семьей вернулись в Полигус. Но тут грянула война.
В 1942 году отец был призван на фронт, защищал блокадный Ленинград. Затем его перебросили в морской десант в Прибалтику. Закончил войну под Кёнигсбергом. Пришёл домой в конце 1945 года, покалеченный, весь в осколках (особенно правой стороне тела досталось). Раны нарывали, осколки годами выходили из него. Но время от времени Василий Тихонович вспоминал, что и на войне такого не испытывал, как в заключении, - ночные допросы, унижения, побои…
В войну дети сразу становились взрослыми. В Полигусе и коровы, и лошади были. Их надо было пасти, заготавливать для них корм. Иван в 13-14 лет работал в качестве пастуха и сенокосчика на местах выпаса домашнего скота, и поэтому по документам относится к категории тружеников тыла. Иван был хорошим кормильцем-добытчиком для семьи – с удовольствием ходил на рыбалку, в лес по грибы и ягоду.
В мае 1947 года Иван устроился матросом, а потом и мотористом на катер «Ванавара». Первые катера на Подкаменной появились в середине тридцатых годов прошлого столетия. Их было всего три – «Чуня», «Ванавара», «Байкитец». Капитанами работали Григорий Губенко, Федор Тайдаков, Леонид Журавлев. Помощником-механиком числился Петр Попиков.
Чуть позже Иван ушел в лямщики, потому что там ребята-ровесники были. А молодежи как-то всем вместе веселее было! Караван состоял из четырех илимок, водоливами, в основном, женщины работали. Из той гвардии только Иван Васильевич да Лидия Владимировна Колпакова остались. Уже все ушли в мир иной.
В то время один мешок муки весил 75 килограммов, сахар-песок – 105 кг, сахар-рафинад – 85 кг, рис -100 кг. И все это приходилось таскать и разгружать женщинам, подросткам. Катер был маломощный. Только по тихому плёсу тягал. А в порогах сами люди впрягались. А в каждой илимке по 15 тонн груза было! Руки и плечи в кровь натирали. Время сталинское было, попробуй, не пойди! В Большом Пороге база складов была, так называемый похауз, на угоре, вот туда с трюмов все и складировали, чтобы паводком не затапливало. Все лето на илимках таскали груз. Каторжный труд был, но лямщики понимали, что населению нужны были продукты.
Был момент, когда их, лямщиков, забрали на строительство Байкитской средней школы. В 1949 году, по осени, как только илимки на берег вытащили, сразу же, в райцентре их, парней, и «затормозили». Никаких письменных приказов не было. Сказали: «Иди!» И они шли. А куда денешься? Надо, значит, надо! Как только навигация открылась, их отпустили (грузы ведь тоже кому-то надо было возить). На первой самоходке и отплыли.
В Туре развивалась Орловская экспедиция, позже ее назвали «Шпат». На базе этой экспедиции готовили механизаторов. А при окружной сельскохозяйственной школе обучали трактористов, электриков. Иван напросился на учебу. Один год проучился и стал электромехаником.
В 1951 году в Полигус завезли два электрогенератора по 12 киловатт. И на фактории сумели провести электрический свет! Раньше, чем в Байките! Почему такая привилегия выпала именно Полигусу? Дело в том, что колхоз им. В.И. Ленина был миллионером, и в награду за хорошие успехи на ВДНХ, как приз или премию, на факторию выделили хорошую библиотеку, киноустановку и эти два агрегата. Жители села быстро столбы поставили, никого уговаривать не пришлось! Понимали, что от скорости исполнения работ и сельское благо будет зависеть. По-быстрому все организовали. Председателем колхоза им. В.И. Ленина тогда был Иван Андреевич Бабич.
Когда на фактории появился трактор, Иван ушел работать на него. Лес возил, дрова. До 1965 года.
А потом с семьей переехал в Байкит. Жену Анну Гаркавцеву присмотрел из двух молоденьких учительниц, прибывших по направлению народного образования в Полигус. В 1954 году дочь Татьяна родилась. Анна Федоровна была замечательным учителем начальных классов. Выпустила много прекрасных учеников, привив им усидчивость, стремление к знаниям. Дочь Татьяна пошла по ее стопам, отдав предпочтение предмету русского языка и литературы. Чета Лапушовых прожила в мире и согласии почти полвека. А потом родная женская половинка заболела, и Иван Васильевич долго ухаживал за ней, до самой тризны. Есть продолжение рода. У Ивана Васильевича на сегодняшний день две внучки Оля и Людмила, внук Антон и три правнука.
Трудовая деятельность И.В. Лапушова в Байките складывалась из примечательных, знаковых эпизодов. История Байкитской дизельной электростанции напрямую связана с ним. Вначале он работал дизелистом, потом старшим мастером, а в 1978 году был назначен на должность директора Байкитского предприятия электросетей.
Первоначально дизельная работала на двух немецких дизелях по 240 киловатт. И со временем она стала мала для обслуживания всего населения поселка. В то время малый движок был в школе, ведомственные электростанции – в совхозе и авиапорту. Всё! Поселок оголялся. Когда завезли дизеля по 820 киловатт, помещения под них не было. Пришлось устанавливать под открытым небом. Председатель Павел Емельянович Коваль вызвал к себе Ивана Васильевича и, как депутату сельского и районного Советов, дал задание вплотную заняться обустройством электростанции, подбором кадров. И стали подбирать людей с оговоркой, чтобы им беспрекословно перевод с предыдущей работы давали. Нашлись два электрика с правами, а квалифицированных дизелистов не было. Стал уговаривать, переманивать работников, которые хоть что-то понимали в электрике. Деда Александра Карловича Эгоф вообще из котельной выдернул. Тот: «А я смогу?» «Научим!» Главное ценилось, чтобы работник честным, добросовестным был. До зимы успели под дизеля фундаменты сделать, щитки поставили, которые просто укрыли рубероидом. Под самый Новый 1972 год один дизель запустили. Он работает, а самого здания-то нет! Уже потом новые линии провели, установили трансформаторы. А новое здание просто по-военному строили. Ничего, выстояли! Создали коллектив электростанции, не преминув привлекать молодежь после окончания школы. Молодые ребята, отслужив в армии, возвращались снова на станцию. Среди них братья Виктор и Михаил Косолаповы, Михаил и Валерий Лапушовы (племянники), Сергей Иванов, Шурик Эгоф, Сергей Гончаров, Павел Чупров, другие ребята. Выросло поколение хороших опытных дизелистов, линейных электриков. Преданы были своему предприятию Геннадий Янковский, Анатолий Бубенчиков, Сергей Рукосуев, А.К. Эгоф (на пенсии), многие другие.
В 1987 году Иван Васильевич ушел на пенсию. Но не засиживался дома, принимал активное участие в общественной жизни села: выступал на различных форумах перед школьниками, молодежью, делился воспоминаниями по истории села, его жителей, своим жизненным опытом. Давая людям свет в прямом смысле этого слова, приветливый и общительный, он излучает на людей добрый свет и души своей.
С юбилеем Эвенкии и долгих лет жизни Вам, Иван Васильевич!
Татьяна ПАНОВА
В воспоминаниях старожила Ивана Васильевича Лапушова значительная часть рассказа посвящена жизни среди эвенков Полигуса, с чем мы тоже хотели бы познакомить нашего читателя.
Русские с местным населением жили в дружбе и согласии. Эвенки занимались охотой, оленеводством. Когда приезжали на факторию покручаться, ставили чумы на горе, у каждого из родов была своя площадка. Старики делали лыжи, нарты, снасти. Среди них хорошие кузнецы были. Да, у эвенков имелись настоящие походные кузницы, которые состояли из двух маленьких мехов и миниатюрной наковальни. По заказам делали сородичам ножи, пальмы (ими затесы делали, отсечки, прокладывали тропу через кустарник), топоры, остроги (лучить рыбу). Короче, всё, что можно было сделать из стали.
Был бы металл. Красивую зимнюю упряжь – сапуян - из лосиной шкуры выделывали, украшали колечками всякими, колокольчиками. Зимой каюр едет – далеко его слышно, за три километра уже звук доносился. Больше двух оленей в нарты не запрягали, так как северный олень обычно крупнее, мощнее.
Летний чум берестой обшивали. Бересту выпаривали, она становилась, как материал, не рвалась, и делали её полотном. В летнем чуме было прохладно, они не промокали. Из шкуры оленя шили одеяла, парки, рукавицы, зимние чумы покрывали, из пыжика получались чудесные шапки. После дневных забот эвенки начинали из чума в чум, друг к другу в гости ходить. Как только солнце уходило на закат, гнус усмирялся, вечерами, если погода позволяла, эвенки нарядными приходили на ровное место к почте и начинали водить хоровод «Ёхорьё». Запевала был. Становились в круг, и в процессе танца, удивительно просто, вытаптывали круг ровно-ровно, как по циркулю. Зрелище было замечательным! Перед глазами мелькали разноцветьем и разнообразием бакари, парки, головные уборы. Женщины любили наряжать своих мужиков. Ходили по кругу и не сбивались. Обычно запевалой был Павел Павлович Арчемку (брат Николая и Аркадия; из пяти братьев трое воевали, один погиб). Седовласые, мудрые старухи курили длинные трубки, набитые табаком, мужчины не стриглись, заплетали косы.
Иван с друзьями и сельской детворой с интересом смотрели на их игрища. Эвенки всю ночь пели и водили хоровод, до самого утра. Затем они спали до полудня. Потом каждый занимался своим делом: хлеб пекли в золе, рыбачили, юколу сушили, мясо вялили. Сушили всё – и мякоть, и кости. Делали запасы впрок на зиму: сушеную мякоть толкли в порошок, топили олений или сохатиный жир, нужные запасы заливали жиром. Хранили провизию в турсуках. Осенью, где-то в августе, начиналась покрута в лес. В советское время эвенков хорошо снабжали ружьями, боеприпасами, мукой, солью, сахаром и пр.
После охоты эвенки съезжались на Большой Суглан (общее собрание). Обычно в марте или апреле. Председатель ППО, впоследствии колхоза или совхоза делал перед населением отчет о проделанной работе, потом выступали передовые охотники, оленеводы. Передовики производства награждались премиями, ценными подарками. Готовилось празднество. Столы накрывали прямо на улице под открытым небом или в помещении, в зависимости от погоды. Жили эвенки очень дружно, никаких убийств не было. Они всем, чем могли, делились друг с другом. Взаимовыручка была сильной. В тайге на лабазах они хранили продукты, вещи, охотничье снаряжение. Честность была исключительной. Чужого никто никогда не трогал.
В 1940-м году в Полигусе построили небольшую школу. Учились вместе и русские, и эвенки. Русские свободно общались с эвенками на эвенкийском языке, и этому способствовал чудо-букварь, где были напечатаны слова и на русском, и эвенкийском языках, да ещё и в картинках! По этому букварю легко было учиться. Так что языкового барьера между русскими и эвенками не возникало. В принципе, учились не только в школе, но и друг у друга в повседневной жизни. Вместе в речке купались, на рыбалку бегали, в лес, в лапту, русские «бабки» играли.
В 1937-1938 годах репрессии сильно подорвали оленеводство. Ведь кроме ППО были и частные владения. Много хороших, хозяйственных эвенков позабирали. Стадо большое, всё, кулак! Аресту подверглись семьи Кумонды Васильевича Дорофеева, родов Бояки, Михаила Тасачи и многих других.
В середине прошлого века оленеводство поднимали уже дети репрессированных оленеводов. Тяготы войны достались всем. Без ноги вернулся с войны Николай Павлович Арчемку. И все равно он охотился, сдавал пушнину государству, выполняя планы и социалистические обязательства. Был в числе передовиков производства. В 1952 году Коченятский колхоз (председателем работал Карп Кочнев, после него Александр Дорофеев) соединили с Полигусовским. Выбор председателя объединенного колхоза был удачным. При Иване Андреевиче Бабич колхоз стал миллионером. Бухгалтер хороший был – Федор Архипович Юркин, из политических ссыльных. Каждую копеечку притягивал в колхоз. Экономист был опытный. На трудодни хорошие деньги выдавали. Председателем сельского Совета был избран Иван Максимович Туруханенок. Ветеринаром работал Александр Патюков. Его как-то незаслуженно позабыли. Он много сил вложил в развитие оленеводства. Почти не вылезал из оленеводческих бригад, спасал оленей от различных болезней, заботился о продолжении оленьего потомства - был предупредительным и ответственным в период отелочных компаний. Преданный был работник, честный.
Потом И.А. Бабич по семейным обстоятельствам в Орловскую область уехал (у него два сына было, жена Нина Павловна фельдшером работала). И после него уже никому из директоров совхоза не удавалось достичь таких высот в хозяйственном производстве, как было при нем.
Уже позже, на Контромо, ниже Полигуса в 75-ти километрах была звероферма. Потом перевезли ее на Дягдагли, выше Полигуса на три километра. А впоследствии вообще на факторию перевели. Заведовала зверофермой Александра Васильевна Скиданова, жена директора совхоза. День и ночь там пропадала. Старалась привлечь к работе эвенкийских женщин, но те, привыкшие к свободе перемещения, всё больше к тайге тянулись. Срабатывал природный инстинкт добычи…
Иван Васильевич до сих пор общается с полигусовскими эвенками, величает их всех по имени, отчеству, правда, из старожилов в живых уже почти никого не осталось, но все равно знает их детей, внуков.
- Да, были славные денечки. Теперь только одни воспоминания остались. Не тот эвенк стал, - сокрушается Иван Васильевич.
Татьяна ПАНОВА
Байкитский вестник № 10 от 19 ноября 2015 года