НОРИЛЬСКИЙ ХРОНОГРАФ
Не секрет, что высокий профессиональный и нравственный уровень инженерно-технической мысли, здравоохранения, культуры в нашем городе был заложен в несвободные 30–50-е годы легендарными личностями.
11 декабря 1944 года Бюро технической информации Норильского комбината получило
24 наименования технических журналов за 1942–1943 годы, издаваемых в США,
Канаде, Англии. “Кэнэдиан майнинг энд металлурджикал бюллетэн”, “Кемикал энд
металлурджикал инжиниринг”, “Джорнал оф Джеолоджи” (так написано в газете за
1944 год. – Авт.) и все остальные перевел на русский язык легендарный Алексей
Гарри.
В Краткой литературной энциклопедии о нем написано, что советский писатель, участник Гражданской войны в составе кавалерийской бригады Григория Котовского родился в Париже. Начал печататься в 1920-м. Наиболее значительный цикл рассказов “Огонь. Эпопея Котовского”, впервые опубликованный в 1934 году, неоднократно переиздавался два десятилетия, хотя автор в конце 30-х был осужден “за антисоветскую террористическую деятельность” на восемь лет (в энциклопедии уточнено, что в результате клеветы и что писатель впоследствии был реабилитирован).
В Норильске имя Гарри связано с изданием Бюллетеня технической информации, по сути – настоящего научного журнала, в котором бывший завотделом “Известий”, журналист-международник, специалист по Арктике был консультантом, переводчиком, редактором. Также он считается одним из создателей научно-технической библиотеки Норильского комбината и разработчиков схемы классификации технической литературы. С 1947-го по 1949-й Алексей Гарри исполнял обязанности ее начальника с формулировкой “временно”, как отбывший срок заключенный. Когда началась волна повторных арестов, Гарри уволили “за невозможностью использования” и отправили на поселение в Ачинск Красноярского края.
К началу 1950-х относится возвращение Гарри в большую литературу. Одна за другой выходят повести “Зайчик”, “В глухой тайге”, “Последний караван”, “Битва в тундре”. Последние две, если верить официальной версии, были написаны уже в Москве, куда писатель вернулся после смерти Сталина. В последние годы он работал над романом об ученом-химике под названием “Без фанфар”. Книга была опубликована в 1962 году, через два года после смерти Алексея Гарри. На могильной плите не начертана вторая (подлинная?) фамилия писателя – Бронштейн. А ведь была и первая – Эрлих Ион-Яков – полученная при рождении в Париже то ли в 1898-м, то ли в 1902 году, как написано в анкете, то ли в 1903-м…
12 декабря 1912 года в Феодосии родился Степан Веребрюсов, будущий полярный летчик – еще одна легенда Норильска 40-х годов. Большинство норильчан того времени запомнили его в полярном летном обмундировании и унтах и рассказывали, что Веребрюсова нельзя было перепутать ни с кем.
Летчиком Степан Веребрюсов стал не только потому, что в начале прошлого века это была профессия номер один. На его выбор, похоже, повлиял отец, учитель математики Феодосийской мужской гимназии, написавший книгу о полетах в космос. Между прочим, Степаном Веребрюсова-младшего назвали в честь деда, известного в Крыму археолога.
В 20 лет Веребрюсов окончил Симферопольскую школу летчиков, а после нее прошел курс подготовки на базе Высшей парашютной школы в Москве. Начинал работу летчиком-инструктором в Полтаве, а продолжил пилотом Особой сводной агитэскадрильи имени Максима Горького, построенной на деньги читателей советских газет и журналов. К 1935-му эскадрилья существовала уже два года, а 18 мая разбился ее флагман, АНТ-20 “Максим Горький”. За день до этого, 17 мая, на нем летал как корреспондент “Пари суар” французский летчик и писатель Антуан де Сент-Экзюпери… Веребрюсов почти год был пилотом самолета под названием “Известия” марки “Сталь-2” (в эскадрильи были “Крокодил”, “Огонек” и другие).
В Норильский авиаотряд полярного летчика (звание было присвоено по представлению Политотдела ГУСМП) перевели из Игарки в 1941 году. Именно Веребрюсов 1 мая 1942 года принял в Дудинке первый электролитный никель Норильского комбината и через сутки доставил его в Красноярск. Он же в пургу за 96 часов до пуска второй очереди ТЭЦ прилетел из Красноярска с задвижкой под фюзеляжем и клиньями для закрепления обмоток якоря генератора, без которых невозможно было его испытывать, приземлившись вслепую прямо в поселке, около насосной станции.
Считается, что переводом в Норильск Веребрюсов обязан Авраамию Завенягину, который и после своего отъезда в Москву не раз давал задание опытному и смелому летчику. В 1945-м в командировку в Германию, из которой Степан Веребрюсов не вернулся, его отправил заместитель наркома внутренних дел СССР… По воспоминаниям сына пилота, срочность вылета – 10 мая, на второй день после Победы – никого не удивила…
– Накануне отец говорил мне о том, что он должен привезти из Германии какого-то ученого. Об этом я вспомнил позднее, когда читал гранинского “Зубра”. Тогда-то я и подумал: спешный вызов, присвоение звания майора, о котором Завенягин полушутя говорил отцу перед отъездом, и его упоминание об ученом – нет ли здесь связи с Тимофеевым-Ресовским, вывозом оборудования немецкого института, где он работал?
Гибель Степана Александровича сын тоже связывает с Зубром, предполагая, что кому-то не хотелось отдать известного биолога именно Завенягину.
Степан Веребрюсов погиб 9 октября в городе Дамгартен, но не в небе, а на земле, разбившись на мотоцикле. Как было написано в некрологе: “при невыясненных обстоятельствах”. После смерти пилота к двум орденам почетного полярника добавился именной пароход. “Амур”, после ремонта переименованный в “Степана Веребрюсова”, ходил как пассажирский пароход по Енисею.
14 декабря 1939 года подписан приказ об организации Центральной больницы Норильлага, академию которой прошли все известные медики Норильска 40–50-х годов прошлого века. Именно они долгие годы определяли высокий профессиональный и нравственный уровень норильского здравоохранения. Сейчас в городе уже не осталось тех, кто начинал работать в этой больнице, после ликвидации лагерей получившей название второй городской (первой стала бывшая больница для вольнонаемных).
Под ЦБЛ по приказу Завенягина было отдано трехэтажное здание на улице Заводской, первоначально строившееся как гостиница. В нем были развернуты три отделения: терапевтическое (вотчина Захара Ильича Розенблюма), хирургическое, где сначала работал Борис Игоревич Кавтеладзе, а с 1943-го – знаменитейший Виктор Алексеевич Кузнецов; и инфекционное, им заведовал Георгий Александрович Попов, кстати, первый главный врач ЦБЛ (до Кузнецова). Был еще морг – научный центр, возглавляемый Павлом Евдокимовичем Никишиным.
В больнице было калориферное отопление, ванны и душ – на каждом этаже, научная библиотека, а главное – люди, для которых смыслом жизни стала работа.
– Не хватало среднего медицинского персонала, – вспоминал позднее Георгий Попов, – и Павел Евдокимович Никишин организовал трехмесячные курсы медицинских сестер. Старшими сестрами отделений больницы были жены военных, окончившие курсы до заключения. Правильнее сказать – вдовы: у Ошлей муж был начальником военно-хозяйственного управления Красной армии, а у Барской руководил управлением в штабе той же РККА. Оба были расстреляны. О близких Винарской и Флисс я ничего не знал.
По словам Попова, врачей и средний медицинский персонал Центральной больницы лагеря из общих бараков перевели в отдельные помещения, где они спали.
– С утра и до ночи находиться около больных – это не могло не сказаться на качестве лечения. Питание было налажено образцово. Шеф-повар Анатолий Александрович Пышкин в Ленинграде руководил столовыми, а еще раньше, во время Первой мировой войны, был поваром в санитарном вагоне графини Шереметьевой… В памяти сохранилось, как Анатолий Александрович угощал отдыхавшую на Ламе комиссию ухой из нельмы и почками в мадере.
Валентина ВАЧАЕВА
Заполярный вестник 10 декабря 2015 г.