О том, что отец был расстрелян по сфальсифицированному обвинению почти 80 лет назад, Галина Тимофеевна Саливончик узнала только из материала главного редактора «Сельской жизни» О.М. Вавиленко «Горько в родимой земле им лежать» опубликованного в ноябре 2015 года.
Для Галины Тимофеевны 30 декабря теперь станет днем памяти отца. В далеком 1937 году, когда его арестовали, Галине не исполнилось еще и трех лет. Всю жизнь она мечтала узнать хоть что-нибудь о его судьбе.
О том, что в Сухобузимской газете опубликован материал о расстрелянных усть-канцах, в числе которых был и Тимофей Марусин, ей, жительнице Красноярска, сообщили родные. 80- летняя женщина недавно перенесла операцию на глазах, но все же в сопровождении мужа сестры и племянницы приехала в редакцию и рассказала, как приходилось выживать ее осиротевшей семье.
Далекие годы безрадостного детства она прекрасно помнит. Семья Тимофея Марусина жила в Усть-Кане. Дом их стоял на самом берегу Енисея. Подрастали сын и дочь. А вскорости семья ждала пополнения. Тимофей был уже немолод – 37 лет, но он нашел свое счастье с женой Анной. И, конечно, надеялся вырастить детей, понянчить внуков. Но не случилось. В ночь на 18 декабря 1937 года Тимофея Марусина арестовали.
- Эта ночь осталась в памяти как одно из первых детских воспоминаний, - рассказывает Галина Тимофеевна. — Тогда мы проснулись от громкого многоголосого говора. В дом вошли несколько мужчин, подняли отца, велели собираться. Брат Виктор, которому на ту пору исполнилось всего пять лет, испугался и упал с полатей. С тех пор и заболел эпилепсией. Вместе с мужчинами из дома вышел и отец.
Потянулись долгие томительные дни ожидания. Но шли месяцы, а о молотобойце леспромхоза Тимофее Марусеве так ничего и не было известно.
7 марта Анна Павловна родила дочь, назвала Валентиной. Как выжила молодая женщина с тремя детьми на руках? Она трудилась на лесосеке, подвозила на телеге к берегу дрова для пароходов или вылавливала бревна на молевом сплаве в устье Кана. По реке шла весенняя шуга, но сплавщицам приходилось работать по колено в ледяной воде – иначе не подцепить багром несущуюся по течению лесину.
Шли годы. Разразилась Великая Отечественная война. Непосильный труд подорвал здоровье молодой женщины, но она, боясь, что дети останутся вовсе без куска хлеба, каждый день пересиливала себя и отправлялась на работу. Да только заработанные пайки становились все меньше и меньше. Марусины держали поросенка, но временем из-за бескормицы и его пришлось пустить под нож.
Мать ходила встречать пароходы, в надежде узнать у команды и пассажиров хоть что-то о судьбе мужа. Разглядывая портрет отца на стене, Галина мечтала, что следующий пароход обязательно привезет папку.
- Нет давно того фотопортрета. Он висел над кроватью, и мы с братом и сестрой часто смотрели на него. Я представляла: вот он сходит на берег – такой, как на портрете, подтянутый, в военной форме, достанет из карманов гостинцы. И как мы все повиснем у него на шее, расскажем про проделки соседских детей и о том, как слушаемся маму. А она, наконец, улыбнется. И заживем счастливо.
Да только мать снова возвращалась домой одна с потухшим взором и, растирая больные суставы, молча качала головой. Иногда она рассказывала детям, про отца. Вопреки всему женщина жила надеждой на встречу с мужем. Ведь пришло же однажды в другую усть-канскую семью письмо от отца, которого забрали в ту же роковую ночь вместе с Тимофеем и другими односельчанами. Несколько неровных строчек, сообщение о том, что жив, здоров и скоро приедет домой. Но какой же силы надежду оно подарило не только родным, но и другим осиротевшим семьям!
Дни складывались в годы, а вестей от отцов нескольких семейств, увезенных неизвестно куда в ту декабрьскую ночь, больше так и не было.
- Мама умерла в 1945 году, за неделю до Троицы, – говорит Галина Тимофеевна. - Нас с Витей и Валей стала опекать тётя Мария Васильевна. Она проведывала нас, кормила. Лёля работала бухгалтером. Приносила нам суп и хлеб. Мы с сестрой делили ее поровну. Вите шел тринадцатый год. Его взяли работать пастухом. Он переправлялся на остров на Енисее и пас там небольшой табун. Жил на острове по две недели. А когда возвращался, обнимал нас с Валькой совсем как мама.
В конце лета нам сообщили, что забирают в детдом. Накануне убрали огород, выкопали картошку. Утром за нами должен был прийти паром. На причале выяснилось, что в детдом берут только нас с Валентиной, а Витя никуда не поедет. Брат вернулся домой и увидел совершенно пустой дом. Кто-то вынес все, даже отцов портрет со стены исчез. Видимо, подумали, что забрали нас всех, и чтобы скудное добро не пропадало – растащили себе.
Девочек отвезли в Подсопки в детдом. Потянулись унылые, однообразные дни в казенном учреждении. Осенью Галина пошла в школу – в 10 лет в первый класс. Учеба отвлекала от горьких мыслей, да и бездельничать воспитанникам не давали. Детдом имел собственное подсобное хозяйство – скотный двор, огороды. Также самостоятельно заготавливал сено, дрова. И дети помогали взрослым.
Девочек навещал брат. Когда он приехал к ним впервые, то, не зная, где искать
детдом, взобрался на сопку. Увидев сверху древний мангазин, он решил, что в этом
амбаре и держат сирот, и подумал, насколько же плохо им живется. А первыми, кого
он встретил, когда все же нашел детский дом, оказались именно сестры. Но он не
узнал девочек, спросив у них, где Галя и Валя Марусины.
А Галя иногда мечтала о том, что однажды за ними приедет папка. И в минуты хорошего настроения напевала под нос: «Скоро скоро Троица, земля травой покроется. Скоро папочка приедет – сердце успокоится …»
Об отце девочкам рассказывал Виктор. Он и сам его плохо помнил, но все же ему было уже пять лет, когда Тимофея забрали. Рассказывал, что в Усть-Кане работали заключенные и ссыльные, изредка возвращался домой кто-нибудь из бывших зека. И у каждого Виктор спрашивал, не знают ли чего о Тимофее Марусине. Они не знали. Да и откуда?
- Я жила и работала в детском доме до 1952 года. И, стоя за его оградой со скудным детдомовским «приданым», не представляла, куда идти и где жить дальше. Как же я обрадовалась, когда за мной пришел Витя! К тому времени он женился, с супругой Антониной жил в Атаманово. И сестру Валю перевели в Атамановский детдом в четвертом классе. Так что брат забрал меня к себе. Устроилась работать в дом отдыха официанткой, в судочках разносила обеды начальству. Там меня и заметила врач Валентина Петровна Разнотовская. Она предложила мне поехать с ней в Норильск няней для ее пятилетнего сына Пети. Конечно, я согласилась. Все два года, что я жила у Разнотовских, ко мне относились как к родной. А потом по протекции Валентины Петровны устроилась в ясли. А там и замуж вышла, переехала в Красноярск.
Сложилась жизнь и у младшей Валентины. В 1959 году вышла замуж за Василия Андреева. И рассказала супругу, что есть у нее брат и сестра. И если у Гали жизнь складывается, то вот Виктору не повезло. Жена определила больного эпилепсией супруга в специальное учреждение в Нижнеингашском районе. Василий предложил забрать шурина себе.
- Нормальный мужик, даже начальник этого учреждения говорил, что не видит смысла содержать его в интернате, — рассказывает Василий Иванович. - Виктор даже обитал в отдельной избе, а не в бараке со всеми. Но недолго пожив в нашей семье – засобирался в свою, надеялся наладить отношения с женой. Он утонул в конце 1960-х в реке Ветлуге в Нижнем Новгороде…
Жизнь катилась своим чередом, с ее бедами и радостями. Марусины давно смирились со своим сиротством, но всегда хотели узнать, что же случилось с отцом. Лет 25 назад Валентина Тимофеевна все же решила отправить запросы в архивы, но в них не было Тимофее Марусине никаких сведений.
- Я читаю «Сельскую жизнь» от корки до корки, — говорит Василий Иванович, он и сейчас живет в Миндерле. – Каково же было мое изумление, когда в очередном ноябрьском номере я вдруг увидел знакомую фамилию! Да где – в материале о расстрелянных в 1937 году усть-канцах! Так вот, оказывается, что случилось!
- Папа сразу позвонил мне, а я – тете Гале, — продолжает его дочь Татьяна Васильевна. – Как же мы плакали! А потом нашла запись о дедушке в Книге Памяти жертв политических репрессий. Мама умерла несколько лет назад, так и не узнав правды.
Несколько сухих строчек: «Марусин Тимофей Дмитриевич. Род. В 1900 году в Челябинском уезде Оренбургской области. Русский, малограмотный, Проживал в поселке Усть-Кан Сухобузимского района КК. Молотобоец лесозаготовительного пункта. Арестован 18.12.1937. Обвинение о ст. 58-10УК РСФСР. Приговорен 28.12.1937 тройкой УНКВД КК к ВМН. Расстрелян 30.12.1937 в г. Красноярске. Реабилитирован 31.05.1989 прокуратурой КК»
В журналистском расследовании «Горько в родимой земле им лежать» автор доказал, доказал, что обвинения НКВД были сфабрикованы ради выполнения плана.
Тимофей Марусин был реабилитирован 26 лет назад. За это время никто не подсказал его детям, где искать сведения об отце. Закон о «Реабилитации жертв политических репрессий» признал пострадавшими детей, оставшихся в несовершеннолетнем возрасте без попечения родителей или одного из них, необоснованно репрессированных по политическим мотивам. Для таких сирот были предусмотрены и меры социальной поддержки. Они получили право на льготы и доплату к пенсии. Пусть небольшую, но хотя бы таким образом государство признавало свою вину перед ними и попыталось хотя бы так ее компенсировать.
Однако, Галина Саливончик узнала об этом совсем недавно. Составить и отправить заявление в управление ФСБ по Красноярскому краю Галине Тимофеевне помогла Ольга Михайловна. Для оформления статуса лица, пострадавшего от репрессии, необходима справка о реабилитации отца и ее. В этом же заявлении дочь попросила прислать копию его архивного дела и, если есть, фотографию или какие-то документы. Может, они прольют свет на горькую судьбу усть-канского молотобойца.
Наталья ГОЛОВИНА
Фото Алексея Матонина
Сельская жизнь (Сухобузимское) 15.01.16