ПАМЯТЬ
В день, когда россияне встретили старый Новый год, наши земляки братья Губенко получили подарок из Страны восходящего солнца. На посылке так и было написано: “Сергею и Анатолию Губенко, город Норильск”.
Адресант – японка Сатико Ватанабэ – отправила подарок в Музей истории освоения и развития НПР, а его сотрудники передали коробку в творческую мастерскую “Архбюро”, где мы и встретились с норильскими строителями братьями Губенко и архитектором Михаилом Волгиным. Михаил Юрьевич – автор проекта памятника японским военнопленным и интернированным, не вернувшимся домой после Второй мировой войны. Сергей и Анатолий Губенко строили этот монумент.
Больше десяти лет назад Сатико Ватанабэ, дочь Ёсио Ватанабэ, узника Норильлага, озвучила идею на свои средства увековечить память об отце и других соотечественниках, нашедших свое последнее пристанище вдали от Родины.
Все это время Сатико вела переписку с норильским музеем, несколько раз приезжала в наш город, а у себя на родине собирала деньги на строительство.
У Михаила Волгина родилось несколько вариантов памятника. Архитектор понимал, что монумент на “Норильской Голгофе” должен соответствовать японскому минимализму, отражать природную скромность жителей этой страны. У японцев подобные памятники – это монументы, которые помогают успокоить души умерших. Из предложений норильского архитектора Ватанабэ-сан выбрала вариант, в котором есть внутренняя простота. Строительство на Шмидтихе заняло почти год.
– Работа была очень непростая. Если бы не талант ребят и желание помочь, мы, скорее всего, эту работу не сделали бы, – рассказывает Михаил Волгин. – У меня есть фотографии, которые почти пошагово отображают, как Сергей и Анатолий Губенко все это монтировали. Можно сказать, демонстрировали строительную эквилибристику.
Памятный знак на Шмидтихе – темно-серую плиту в основании, на которой стоит белая стела с вмонтированной в нее плитой из черного гранита, – открыли в октябре прошлого года. Текст на плите, составленный Сатико и выгравированный на японском и русском языках: “Мы, оставшиеся в живых, слышим голоса погибших японских пленных, доносящиеся до нас сквозь метели и вьюги, и будем делать все, чтобы жестокие испытания, выпавшие на их долю, не повторялись никогда” – это ее клятва отказа от войны.
Как просила Сатико, памятник направлен на юго-восток, на ее страну, о которой думали все сограждане Сатико, оказавшиеся на чужбине. Если смотреть с “Голгофы”, то в сторону Японии – это туда, за Гудчиху. Кстати, после полярной ночи первое солнце норильчане видят именно над Гудчихой.
Что ж, пришло время открыть посылку. Перед тем как разрезать шпагат, мы дружной компанией рассматриваем надписи на коробке: “Миски деревянные. 10 000 иен”.
– Чем вы так запомнились Сатико? – спрашиваю у индивидуальных предпринимателей Губенко. Сергей и Анатолий заулыбались, а ответил за них Михаил Волгин:
– Мало того что трудились отлично, я думаю, фактура двух братьев Губенко ей так понравилась, они такие японские, что Сатико не могла не выразить им свое восхищение.
В это время Анатолий достал из коробки предметы, завернутые в газету. Две фотографии, на которых братья-строители сняты на фоне… Пожалуй, точнее сказать так: Сатико Ватанабэ у памятника японским политзаключенным на фоне строителей Губенко. Еще в посылке оказались открытки с видами природы. А главное – два послания на русском языке, каждое адресовано персонально одному из братьев: “Сергей (Анатолий) Губенко-сан! Вы построили памятник. Нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность”.
– Это Сатико сама пишет, – дружно сказали мужчины.
Несколько лет назад госпожа Ватанабэ начала изучать наш язык, даже научилась писать по-русски. Что однажды уже демонстрировала на встрече с норильскими школьниками в Музее Норильского промрайона.
– Что было самым трудным при строительстве памятника?
– В минус 50 градусов класть бетон, – не задумываясь отвечает Сергей.
– Действительно сложная была работа, без электричества, дорогу заметает... Поэтому мы согласились помочь, – говорит Анатолий. – Когда первый раз Сатико приезжала, мы постарались быстро фундамент залить, чтобы она убедилась: работа идет и будет сделана.
Анатолий берет следующие предметы, завернутые в газету, разворачивает. Красивые деревянные миски. Наверное, сушиоке. Одна, к сожалению, чуть треснула.
– Кому достанется ущербная миска?
– Целая – брату старшему, – протягивает Анатолий подарок Сергею. – Эту (кивает на свою сушиоке) можно склеить.
Михаил Волгин рассказывает, что Сатико, приехав на открытие памятника, привезла много подарков всем, кто помогал воплотить ее задумку.
– Но не охватила “строительную часть”?
– Не могла предположить, что ей так понравятся эти парни.
– Знаете, – возвращается к разговору о памятнике Сергей Губенко, – самое тяжелое, пожалуй, было, когда черный бетон делали.
Впервые в Норильске, как пояснил Михаил Волгин, применили пигменты белый и черный. На заводе железобетонных изделий (ЗЖБИ) сделали технологическую карту, проверили бетон по жесткости. До определенного момента все шло, как задумал архитектор, но то ли погода, то ли технология поспособствовали тому, что белый пигмент чуть-чуть подкачал. Черный получился насыщенно-черным. Конструкцию памятника выполнили на ЗЖБИ, плиту из карельского черного гранита изготовили в Красноярске и уже на Шмидтихе “вмонолитили” в белую стелу.
– Памятник завершен?
– Посмотрим, как он поведет себя в течение года, – говорит Михаил Волгин, – и будем принимать решения. Может быть, придется дорабатывать.
21 января 2016 года, 14:06
Фото: Николай ЩИПКО, Денис КОЖЕВНИКОВ
Текст: Лариса ФЕДИШИНА
Заполярный вестник 21.01.2016