О сталинских репрессиях я много лет ничего не знала, хотя родной дед Спицын Алексей Иванович после раскулачивания был осужден по 58-й статье и погиб в Сиблаге. Отец в 9 лет чуть не умер от голода в ссылке. Когда его, полуживого, родные выкрали из детприемника кулацкого поселка, уже не мог самостоятельно передвигаться.
Позже, умирая от страха, бабушка выправила метрики, записала сына на свою фамилию и даже поменяла отчество. Так отец превратился из Спицына Михаила Алексеевича в Соркинова Михаила Ивановича.
Но никогда нам ничего об этом не рассказывал.
Отец был немногословным, сдержанным человеком, своих чувств не показывал. Неожиданно районная газета стала публиковать списки реабилитированных земляков. Мы не узнавали своего отца. Он не мог скрыть волнения, тщательно и трепетно изучал каждый выпуск, не мог дождаться, когда мартиролог дойдет до буквы «С». Боялся не дожить.
Я помню его лицо, когда он прочитал короткую справку о реабилитации своего отца…
Мы и не представляли, что это значило - убедиться, что родной человек ни в чем не был виноват, и его честное имя, хоть и с большим опозданием, но восстановлено.
Ну почему же я не догадалась тогда запросить копию уголовного дела деда! Не знала, что такое возможно. Как жаль… Отец ушел, так и не узнав ответа на мучившие его всю жизнь вопросы.
А я как журналист упустила возможность заняться настоящий делом, продолжая пробавляться мелкотемьем.
Прошли годы. Новое потрясение ждало меня впереди. В тот день, когда мне попался на глаза один из томов «Книги памяти жертв политических репрессий Красноярского края». Этот мартиролог с именами пострадавших и замученных людей издавался с 2004 года по инициативе Красноярского историко-просветительского и правозащитного общества «Мемориал». Я открыла ее часов в 6 вечера и не могла оторваться до 2-х ночи. Читала и не верила своим глазам. Ну не могли же в самом деле истребить столько народа?!
Но вот они – подлинные фамилии, имена, отчества. И почти все знакомые. В районе живут потомки.
Господи, как и чем могли навредить государству неграмотные крестьяне!?
А я-то думала, что у Александра Солженицына и Варлама Шаламова художественный вымысел и большие преувеличения…
Мы стали публиковать списки незаконно осужденных сухобузимцев, выбирая их из книг «Мемориала». Пришли первые читательские отклики. Люди со слезами благодарили нас, узнав из газеты о судьбе своих родных, которые многие годы тому назад таинственно исчезли. И никто не знал, что с ними стало.
Однажды позвонила женщина. Нашла в списках фамилию свекра, которого родня старались не упоминать. Еще бы! Ведь Филипп Худоногов был позором семьи. Когда он ушел на фронт, от него пришло единственное письмо. Жена несколько раз пешком (30 верст) ходила в военкомат. Однажды пришла: а ей прямо с порога: не ходите больше, ваш муж расстрелян как предатель…
Но вот в перепечатанной нами из «Книги памяти…» информации сообщалось, что Ф.И. Худоногов осужден за антисоветскую агитацию к 10 годам заключения, а впоследствии реабилитирован.
Как же узнать, что случилось с человеком? Был ли он действительно приговорен к высшей мере наказания за измену родине, или тут какая-то ошибка?
Его жена больше никаких справок наводить не посмела. Дети – тоже. В живых осталась единственная дочь Галина Филипповна, 84 лет, совершенно слепая.
От ее имени, а потом от имени внука (заручившись их согласием) начала делать запросы. Первый - в отдел спецфондов и реабилитации Информационного центра ГУ МВД России по Красноярскому краю. Ответ пришел из краевого управления Федеральной службы безопасности РФ. Спасибо сотрудникам полиции, они сразу же направили наш запрос, куда следует.
Оказалось, красноармеец Ф.И Худоногов умер в 1942 году в Ягринлаге Архангельской области. Мы вновь сделали запросы и получили не только справки о реабилитации, но и копию подлинного уголовного дела.
Так спустя 69 лет дочь солдата, наконец, узнала – ее отец не изменял ро-дине, он вообще ни в чем не был виноват. Его погубила пара неосторожных фраз.
…В то утро командир отделения читал в землянке бойцам газету. Попалась заметка о плохом снабжении солдат финской армии. «Во время обсуждения Худоногов заявил, что советские газеты пишут неправду, что финские солдаты живут лучше, чем мы, получают галеты, колбасу и сало. Командир стал его переубеждать, но Худоногов махнул рукой и вышел из землянки».
Через несколько дней его арестовали. Малограмотного бойца, до войны колхозного конюха, изобличили в том, что среди бойцов своего подразделения «проводил антисоветскую агитацию, клеветал с контрреволюционных позиций на советскую печать, восхвалял жизнь солдат финской армии, проявлял пораженческие взгляды...».
Для исправления повезли на Север. Наш земляк попал в Ягринлаг, где через 15 дней
скончался при невыясненных обстоятельствах.
На основе архивного дела был написан очерк «Зажгите поминальную свечу солдату».
История семьи Худоноговых потрясла многих читателей. Редакция получили немало
откликов. Один из первых пришел от председателя Северодвинского отделения
общества памяти жертв политических репрессий.
«Уважаемая Ольга Михайловна, Вам пишет Шаверина Галина. Ваш материал «Зажгите поминальную свечу солдату» я встретила в Интернете и занесла Худоногова Ф.И. в свой список погибших в Ягринлаге.
Расположение могилы Вашего земляка установить невозможно, но место захоронений умерших в 1942 году мы знаем по найденным там табличкам. Костные останки выступают на поверхность, потому что на кладбище построен лесхоз, почва песчаная»
Оказалось, активисты общества «Совесть» собирают и перезахоранивают косточки узников Ягринлага. На братской могиле поставили памятник с бронзовой плитой, обвитой колючей проволокой. Но на обелиске не было ни единой фамилии. Останки оставались безымянными. Галина Шаверина и ее сподвижники упорно восстанавливали забытые имена, писали в архивы, искали родственников. К 30 октября 2015 года стало известно 75 имен умерших в Ягринлаге политзаключенных. Их выгравировали на мемориальных плитах и поставили у братской могилы.
Конечно же, среди них был и Филипп Иванович Худоногов. Северодвинск пригласил его потомков приехать на открытие мемориальных плит. В память о нашем земляке посадили именной кедр.
Таким же путем мы получили копию уголовного дела Ивана Никифоровича Рогулева. И его дочь Ева Ивановна в 92 года узнала, что отец умер не в 1942 году от болезни, как сообщали ранее семье, а был расстрелян 30 декабря 1937 года, через 12 дней после ареста.
Его и еще с десяток мужиков из глухой таежной деревеньки Усть-Кан забрали 18 декабря 1937 года. В сообщники к Рогулеву записали четверых, остальных репрессировали поодиночке.
Следствие по делу «контрреволюционной группы» шло целых 9 дней. Несчастных колхозников обвинили в том, что они не только «систематически вели агитацию против ВКП (б) и Советского правительства, распространяя к/р. Клевету, но и высказывали террористические намерения в адрес руководителей ВКП (б) и Советского правительства. Призывали население на вооруженное восстание для свержения Советской власти».
30 декабря 1937 года приговор о высшей мере наказания был приведен в исполнение. Кстати, в этот день за несколько часов загублено 15 невинных душ только из одного Сухобузимского района. Красноярскому краю нужно было рапортовать о перевыполнении лимита. Всего в районе репрессированы сотни людей. А может быть, и тысячи. Никто не считал.
Очерки «Зажгите поминальную свечу солдату», «Горько в родимой земле им лежать» были иллюстрированы страницами уголовных дел. И это произвело сильное впечатление на читателя. Особенно на сомневающихся в достоверности приведенных историй.
Мне не составило никакого труда передать копии документов дочерей Худоногова и Рогулева в управление соцзащиты, ведь справки о реабилитации уже были собраны. Вскоре обеим был присвоен статус лиц, пострадавших от политических репрессий, назначена небольшая доплата к пенсии, установлены льготы. Жаль, что этого не сделали раньше. Ведь закон о реабилитации детей, оставшихся в несовершеннолетнем возрасте без попечения репрессированных родителей, вышел еще в 1995 году.
Позже еще нескольким семьям я помогла узнать о судьбах пропавших от-цов, а детям «врагов народа» - получить статус реабилитированных лиц.
Мы в редакции знали, что в районе отбывали наказание тысячи людей. Но почему-то было представление, что контингент в основном составляли бандеровцы, полицаи, «лесные братья», власовцы.
Стоило вникнуть поглубже - обнаружилось, что в 1940-1950-х годах у нас был полный интернационал: здесь разговаривали на немецком, украинском, калмыцком, польском, румынском, латышском, еврейском, китайском, японском … и еще не менее чем на 40 языках.
На наших землях размещалась колония (Миндерлинский совхоз НКВД-МВД-КГБ) и совхоз «Таежный», который в 1942 году из-под крыла ГУСМП перешел в подчинение к Норильлагу. На его отделениях сначала создали отдельный лагерный пункт, потом лаготделения №25 и №26.
Здесь поселяли не только депортированных немцев, украинцев, поляков, калмыков, жителей республик Балтии, но и «повторников». С 1948 года всю 58-ю статью после отбытия срока ссылали в отдаленные районы страны.
Захотелось узнать, кто же были эти люди.
Но каким образом?
Как только ссыльных сняли с учета в спецкомендатуре, почти все вернулись домой. Остались единицы, но и тех уже нет среди живых. Немногое могли рассказать и местные жители, только старики помнили о поселенцах.
В районном архиве отвечают: никаких сведений о репрессированных у них нет.
Стоп! А похозяйственные книги сельских Советов 1940-1950 годов? Книги приказов местных совхозов и колхозов? Там ведь должны остаться фамилии!
Точно. Каких только необычных имен, в том числе иностранных, не находится! Потребовалось все время обращаться к энциклопедиям для определения национальностей.
Правда, ссыльные записаны с множеством искажений и ошибок. Иностранцам, например, даны отчества, которых они сроду не имели. Зато в похозяйственных книгах переписана вся семья – и глубокие старики, и малые дети.
В некоторых архивах обнаружились карточки личного учета. Но сведений там тоже кот наплакал.
На старте очередного материала обычно весь мой багаж состоял из одной-единственной архивной справки в два абзаца: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, образование, места работы, дата приговора, мера наказания.
Какое счастье было обнаружить в личном деле автобиографию, послужной список или состав семьи.
Такие документы оказалась в деле начальника ОТиЗ совхоза «Таежный» Енока Вартановича Вартаняна. В прошлом - сотрудник ЦК ВКП (б), заведующий организационным отделом областного исполкома Ленсовета, начальник управления, главный ревизор Государственного банка СССР. Обвинен в контрреволюционной деятельности, подготовке покушения на Сталина. 10-летний срок отбывал в Коми АССР. После лагеря – ссылка в Красноярский край.
Я нашла в районе людей, которые помнили экономиста Вартаняна, прекрасного специалиста, образованного, но очень простого, обходительного человека. Говорят, после освобождения уехал в Москву, работал в каком-то министерстве. И это все.
Заново перечитываю его личное дело. Вот оно! Как же я раньше не обратила внимания: в графе «дети» записаны два сына - Марат и Феликс, 1932 и 1937 года рождения.
Теперь все просто: спасибо интернету. Без труда устанавливаю: сыновья ссыльного экономиста стали известными врачами-психиатрами.
Академика РАМН, директора крупнейшего центра психического здоровья Марата Еноковича Вартаняна, к сожалению, уже нет в живых. Но его младший брат Феликс Енокович, тоже доктор медицинских наук, работает в Российской медицинской академии последипломного образования. Отправляю письмо на электронную почту академии с просьбой сообщить адрес профессора.
Куда-то отлучилась, возвращаюсь, а на столе белеет факс: «Звонил Вам четыре раза, но не застал. Чем могу Вам помочь? Проф. Ф. Вартанян»
Надо ли уточнять, что следующее мое письмо состояло из 15 вопросов.
Профессор написал об отце, о том, какие бедствия претерпела семья после его ареста. В конце письма были такие слова:
«Ваше обращение всколыхнуло во мне тяжелейшие воспоминания детских лет, хотя грустные мысли не покидают меня на протяжении многих лет».
Позже убедилась: подобные чувства испытывали все дети «страшных лет России».
Когда отправила ныне здравствующим племянникам маршала Тухачевского Марии Николаевне и Андрею Николаевичу Тухачевским черновик своего материала «Крушение» и спросила о впечатлении, Мария Николаевна ответила коротко:
- Пол-литра валокордина.
Вообще-то я собиралась написать только об одной племяннице Тухачевского – Марианне Владимировой, отбывавшей ссылку у нас в районе в 1950-х годах. Но когда погрузилась в тему, не смогла обойти судьбы других членов семьи. В уме не укладывалось: казнен был не только маршал, но и его жена, братья, мужья сестер. Мать Тухачевского, ее четыре дочери, их мужья, их тех, кто остался в живых, жены сыновей отправлены в лагеря и ссылку. Подросли внуки – и тоже пошли по этапу. Без всякой вины, просто за родство.
Марианна Владимирова работала сначала в совхозе «Таежный», а потом в «шарашке» - Отдельном техническом бюро - ОТБ-1, собравшем высокообразованных специалистов из числа заключенных и ссыльных.
Вернувшись из ссылки, она окончила архитектурный институт, много лет отдала НИИ жилища. Стала лауреатом государственных премий, награждена орденом. По моей просьбе из института прислали копии ее личного дела, в том числе подробную автобиографию.
Бесценными сведениями о судьбах родных маршала, а также семейными фотографиями поделился его внучатый племянник – Николай Андреевич Тухачевский, подполковник в отставке. Через него я и общалась с Марией Николаевной и Андреем Николаевичем, которым было далеко за 80.
Работа в архивах совхозов «Таежный» и «Миндерлинский» позволила установить новые имена отбывавших ссылку в Красноярском крае, до меня еще не открытых никем из исследователей. Много среди них незаурядных личностей.
Однажды попался пропуск на имя Юрия Михайловича Томского. С фото-графией. Вспоминаю: 25 лет назад в редакцию приходило письмо от депортированного немца Виктора Гюнтера, где он сообщал, что в 1951 году кочегарил в совхозной котельной вместе с сыном известного политического деятеля М.П. Томского. Тогда мы засомневались в достоверности информации.
Теперь другое дело. По найденной служебной карточке вскоре убедились: сын Председателя ВЦСПС действительно, топил котел в ЦРМ, а потом строил в тайге отделение совхоза, заготавливал сено для Норильска. Председатель Красноярского «Мемориал» Алексей Бабий отыскал в своих архивах фотографию Ю.Томского.
Потомков, к сожалению, найти не удалось. Братья Томского были расстреляны. У Юрия Михайловича детей не было.
Типичная судьба тех, чьи лучшие годы (как правило, лет 15) пришлись на лагерь и ссылку.
Безуспешно я искала и Валентину Мусаевну Джафарову, которая ребенком жила в ссылке вместе с родителями. Нашла человека подходящего возраста с таким же именем и отчеством в числе выпускников Первого Московского медицинского института 1968 года.
Она ли это? В каких сейчас краях? Установить не удалось.
Мама Валентины врач Берта Самойловна Левина-Джафарова первым бра-ком была замужем за сыном близкого соратника Ленина, члена Политбюро ВКП (б) Г. Е.Зиновьева Стефаном Радомысльским. Григория Ефимовича и Стефана расстреляли. Берте за родство дали 5 лет.
На Колыме она познакомилась с вольнонаемным врачом Мусой Джафаровым. После окончания срока с маленькой дочкой они переехали в Азербайджан.
Когда Берту Самойловну репрессировали во второй раз, муж добровольно последовал за ней в ссылку. Оба лечили рабочих совхоза «Таежный» и заключенных отделения Норильлага. Потом ее снова выслали, так как неподалеку от Атаманово строился комбинат по производству оружейного плутония для атомных бомб. Из всех ближайших сел и деревень удалили неблагонадежных лиц, в первую очередь политссыльных. Куда попали Джафаровы, мне тогда выяснить не удалось.
Очерк о Джафаровых вышел в 2016 году под заголовком «Фамилия как приговор» и попал на сайт нашей газеты. Через полтора года пришел отклик из Хакассии, от бывшей соседки врачей Джафаровых Нины Ивановны Лукьяновой. Она рассказала о том, как супруги работали в больнице речников Енисейского водзравотдела в поселке Павловщина. Позднее в архиве Сухобузимской районной больницы нашлись приказы главного врача М. Джафарова.
Прошло еще два года. Неожиданный отклик из Израиля.
Очень короткий: «Залмен Аронович Фитерман – мой дедушка».
В очерке «Фамилия как приговор» была одна-единственная фраза о нем: «Зубным врачом работал Залман Аронович Фитерман».
Связалась со Львом Калменовичем Фитерманом.
В тот день в интернете он искал сведения о своем отце, участнике Великой Отечественной войны. И вдруг увидел имя деда…
- Я испытал настоящее потрясение. Даже руки затряслись от волнения. Как будто получил от деда «привет» из далеких-далеких лет. Он скончался, когда мне было лет 11-12. Но я помню его…
Декана историко-филологического факультета Ташкентского педагогического института Залмена Ароновича Фитермана арестовали в 1938 году.
Выжить в архангельских лагерях помогла первая специальность – зубного врача. В семье сохранилось предание, как однажды Залмен Аронович ставил пломбу Лаврентию Берия, приехавшему в северные лагеря с инспекцией.
Во время заключения бывший преподаватель исторического материализма составил словарь тюремных и лагерных выражений. После освобождения отдал свой труд в органы, решив, что там он пригодится для понимания психологии заключенного.
На воле ему оставалось жить недолго. Как и другие « повторники», Залмен Аронович оказался на берегах Енисея. Ссылку объявили вечной, и к нему приехала жена Эстер Ицковна. А в 1950 году они взяли к себе внучку Олю.
Оля, Ольга Калменовна Фитерман ныне живет в США. Оттуда прислала мне снимки времен сибирской ссылки. И, о чудо! на нескольких фотографиях во время концерта художественной самодеятельности Оля Фитерман снята с Валей Джафаровой Оля исполняла песню, а Валя аккомпанировала ей на фортепиано.
Когда я отправила Ольге Калменовне свою книгу «Таежный» на карте архипелага», она поделилась своими воспоминаниями о жизни в Атаманово. Ей очень хочется найти подружку детства Валю Джафарову, с которой вме-сте играли в Атаманово, а одна ссыльная пианистка занималась с ними музыкой.
Эх, установить бы еще и имя этой пианистки!
Одно имя я знаю. – Лидия Леонидовна Жовнер, уроженка дагестанского села Гимри, дочь военного преподавателя. Окончила Киевский музыкально-театральный институт. Преподавала класс фортепиано в музыкальном техникуме Каменец-Подольска, потом в училище консерватории Киева, училась в аспирантуре. По приговору ОСО осуждена на 8 лет. С 1942 по 1943 гг. – пианистка культбригады Сиблага НКВД, позже – медсестра центрального госпиталя Сиблага. В 1947-м ее снова вернули в лагерный театр. После освобождения прямиком угодила в ссылку. В с. Абан Красноярского края ее приняли музыкальным воспитателем в детский сад. В 1950 году спецкомендатура перевела Лидию Жовнер в дом отдыха «Таежный». Но пробыла там недолго, потом ее снова куда-то перебросили.
Учительница Сухобузимской средней школы Ирина Александровна Зуева однажды показала мне снимок очень красивой женщины из альбома своей мамы Веры Алексеевны Григорьевой, работавшей главным экономистом совхоза «Таежный. Сказала: это Анна Никитична Шмидт, в ссылку приехала с маленьким сыном Аликом, а раньше жила с мужем в Америке, он был то ли послом, то ли военным атташе. Но ни его имени, ни отчества не знала.
Мой поиск тогда заглох, едва начавшись. Не нашлось ни единого слова об этой семье. Безуспешно я искала документы Анны Шмидт в совхозном архиве, сведения о ее муже в интернете. Не было их обоих и в списках жертв политического террора.
Прошло несколько лет. История эта не уходила из памяти, и когда, я, наконец, узнала имя мужа Анны и догадалась использовать социальные сети, потребовалось всего две минуты, чтобы найти их сына.
Альберт Григорьевич Шмидт позвонил сразу, как только получил мое сообщение. Оказалось, что он уже 15 лет живет в США. Прежде жил в Москве, работал в НИИ автомобильной промышленности. Кандидат технических наук. В 2002 году вышел на пенсию и переехал в небольшой город штата Массачусетс.
Мы стали переписываться по электронной почте и беседовать по скайпу.
Оказалось, он хорошо помнит сибирскую эпопею. Его маму, как члена семьи изменника родины (ЧСИР), выслали с двумя детьми в Сибирь на 5 лет. Пока ехали в теплушке, 2-годовалая дочка Ира заболела и умерла.
Но об отце Альберт Григорьевич знал, к сожалению, немногое, в момент его ареста мальчику было четыре года. По мере взросления пытался расспросить мать, но она сразу начинала плакать и он останавливался.
Пришлось обращаться в архивы. Первый ответ пришел из Архивной службы Министерства обороны РФ. В ней не обнаружилось сведений о военно-служащем Г.Е. Шмидте. Но сотрудники сообщили мне адреса четырех архивов, в которых может находиться интересующая меня информация. Делаю запрос сначала в ФСБ России, потом в Российский государственный архив, и в последнюю очередь в Центральный архив Министерства обороны РФ и Российский государственный архив экономики.
Отовсюду получила ответы. Переслала их Альберту Григорьевичу. И для него они стали и настоящим открытием.
Центральный архив ФСБ России сообщил основные биографические данные и обстоятельства уголовного дела.
Военный государственный архив прислал ксерокопию служебной карточки Шмидта, выписки из приказов РВСР, РВС, НКО о назначениях и перемещениях, присвоении очередного воинского звания. Самый же большой пакет – 12 листов – пришел из Подольска, из Центрального архива Министерства обороны РФ. Личное дело, подробная автобиография на 4-х листах, лист званий и назначений. Никогда еще ни об одном герое я не имела столь по-дробной и точной информации.
Но без живых деталей и подробностей история семьи была неполной.
Изучаю тему репрессий и порцию за порцией отправляю в Америку вопросы Альберту Григорьевичу.
Мы оба уже знаем, что его отец, участник Гражданской войны Григорий Ефимович Шмидт окончил факультет механизации и моторизации в Военно-технической академии РККА в г. Ленинграде. В 1930 году назначен адъюнктом автобронетанковой кафедры. Сконструировал универсальный боевой химический танк, который демонстрировал Тухачевскому. Позже работал преподавателем в Военной академии механизации и моторизации им. Сталина.
Дважды был в командировках за границей. Первый раз в течение трех месяцев в Англии, где выполнял « научные задания по изучению вопроса конструирования и производства танков в Англии», принимал танкетки-амфибии «Карден-Ллойд у фирмы «Виккерс-Армстронг».
Вторая командировка – в Америку - длилась три года. Всесоюзное объединение «Станкоимпорт» направило военного инженера для размещения за-казов на станочное оборудование. По заданию Разведупра собирал сведения об американской военной технике.
В августе 1937 года в Нью-Йорке у Шмидтов родился сын Альберт. А в ноябре они вернулись на родину.
К 1938 году многие крупные руководители и специалисты, с которыми Григория Ефимовича связывали служебные или дружеские отношения, были уничтожены. На него самого уже поступил не один донос. За связь с врагом народа Тухачевским и политическую близорукость Шмидта исключили из партии, но райком не утвердил решение парторганизации.
Казалось, туча прошла мимо. Военинженер 1 ранга продолжал преподавать в академии. В семье родилась дочка.
Мир рухнул 18 мая 1941 года. 1 год и 4 месяца шло следствие. В чем только не обвиняли преподавателя академии! В преступной связи с маршалом Тухачевским, заместителем наркома Внешторга, заместителем наркома боеприпасов, военными специалистами. Во враждебной деятельности в составе правотроцкистской антисоветской организации. А даже в том, «что работал на Соединенные Штаты Америки, умышленно завышал стоимость станочного оборудования, закупаемого для СССР, чтобы разницу с реальной стоимостью направлять на нужды Троцкого» (!)
22 августа 1942 года Постановлением Особого совещания при НКВД СССР осужден к высшей мере наказания – расстрелу. 16 сентября приговор приведен в исполнение.
Много лет семья ничего не знала о его судьбе. 14 лет считала его живым, получая из НКВД-МВД ответы, что он осужден на 10 лет без права переписки.
В 1955 году выдали свидетельство о смерти Григория Ефимовича от «склероза сердца» в 1948 году.
А еще через два года Г. И. Шмидт, обвиненный в тяжком преступлении, – измене родине - был полностью реабилитирован. Сын не раз пытался узнать, где он похоронен. Безуспешно. Но в 1993 году ему разрешили ознакомиться с архивным делом отца. Альберт Григорьевич был потрясен чудовищной нелепостью обвинений, предательством близких друзей отца, его стойкостью. Как в страшном сне прошли три отведенных ведомством дня. Еще не осознавая для чего, делал дословные выписки из протоколов допросов и других документов.
Как же они пригодились спустя 25 лет!
Теперь он посылал мне документ за документом – не только фрагменты уголовного дела, но и различные свидетельства, протоколы обыска, опись конфискованного имущества, ответы НКВД, Военной коллегии, КГБ, справки о реабилитации. Среди них были очень личные и трогательные реликвии. Например, записка отца матери в роддом - признание в любви - в день рождения первенца.
Таким образом, в моем распоряжении оказалось более 100 документов и фотографий. Большинство без всякого преувеличения можно отнести к историческим. Чего, например, стоят фото отряда конницы, занятий или маневров, групп военных 1920-1930 гг. Буденовки, длиннополые шинели с нагрудными клапанами и нарукавными знаками различия
Множество фотографий сделано в США. На одной из них военинженер снят на каком-то американском заводе, видимо, во время приемки оборудования или знакомства с производством. Григорий Ефимович и сам увлекался фото-графий. Часто снимал жену и друзей во время путешествий по Америке. На нескольких снимках друг семьи - прославленный летчик Герой Советского Союза Сигизмунд Леваневский, который был у них в гостях в Нью-Йорке.
Тот, кто когда-то увлекся поиском, знает: однажды начав, остановиться не-возможно. Поиск и отнимает силы, но одновременно и дает. Правда, сочетать руководство редакцией с таким занятием трудновато. Поэтому в прошлом году я перешла в корреспонденты.
Теперь веду более обширную переписку не только с архивами, но и людьми, проживающими в разных регионах страны и за рубежом – в США, Израиле, Латвии, Литве, Украине, Белоруссии, Казахстане. Некоторые репрессированные или их потомки сами меня находят.
Больше всего писем получаю из Латвии, в наших архивах нашлось более 150 латышских имен. Летом в одном из поселков совхоза «Таежный" удалось отыскать могилу депортированной латышки, умершей в 1944 году.
Недавно пришло еще два интересных письма. Первое от сотрудника архива из Казахстана с просьбой сообщить подробности о московском враче Марке Соломоновиче Ржезникове, который был сослан в Сухобузимское. Второе от ученого с немецкими корнями, родившегося в ссылке и теперь пытающегося восстановить историю своей семьи.
Не всегда получается установить связь, получить необходимые сведения. Написала Марианне Неерланд Солейм, автору книги «Советские военнопленные в Норвегии в 1941-1945 годах». Но, видно, письмо ушло в спам…
Мне хотелось обменяться сведениями. Марианне Солейм пытается установить дальнейшие судьбы военнопленных. Написала, что после победы часть военнопленных доставили из Норвегии в Суслонгер Марийской АССР. Именно оттуда, из воинской части Суслонгера, более 100 человек (не исключено, что намного больше) в ноябре 1945 года были привезены к нам в район. Среди них немало из описываемых норвежским историком лагерей.
18 августа 1946 года большинство «власовцев», так их называли не только в быту, но и в совхозных документах, закрепили на 6 лет за подсобным хозяйством Норильлага. После 1952 года большинство уехало. Но кое-кто остался, в районе живут их дети и внуки. В одной семье до сих пор хранят ремень, подаренный советскому солдату каким-то добросердечным норвежцем.
Пока не удалось найти полноценные сведения о военнослужащем Василии Шипове, работавшем в ссылке бригадиром и учетчиком животноводства. Рассказывают: перед освобождением он получил большую посылку от жены. А когда пришел в совхоз прощаться, люди так и ахнули. Василий Федорович был одет не в привычную всем телогрейку и кирзовые сапоги, а в мундир высшего командного состава. Никто не подозревал, что скромный учетчик был до ареста командиром 9-й отдельной мотоброневой бригады в Монголии.
…Горько наблюдать нападки на писателя Александра Солженицына, обвинения его в очернительстве. Если кто-то из ниспровергателей изучил хотя бы одно архивное уголовное дело, или послушал рассказ хотя бы одного из уцелевших детей репрессированных сограждан, ему стало бы стыдно.
Ольга ВАВИЛЕНКО,
корреспондент, в 1988-2018 гг. главный редактор
газеты «Сельская жизнь»
Сухобузимского района
Красноярский край
Журналистика и медиарынок апрель-май 2019