Штрихи к "игарскому периоду" Виктора Астафьева
В жизнеописании В. П. Астафьева до сих пор остаётся много "белых" пятен. Даже несмотря на то, что он сам написал в 2000 году свою "Автобиографию".
Впервые она опубликована в журнале "Урал" в 2004 году. Есть много книг, посвящённых писателю, одна из последних - "Виктор Астафьев" Ю. А. Ростовцева из серии "Жизнь замечательных людей" (выпущена в издательстве "Молодая гвардия" в 2014 году).
И всё-таки о каких "белых" пятна я хочу рассказать? Мои дорогие земляки-красноярцы знают, что сейчас я живу далеко от берегов Енисея, но вся моя жизнь прошла в милой сердцу Игарке, где было много счастья и много испытаний. Долгие годы занималась здесь краеведением, в том числе и тем, какой след оставил красноярский Север в судьбе Виктора Астафьева. Знать это необходимо ещё и потому, чтобы глубже понять его произведения.
К тому же, если брать игарский период жизни писателя, то здесь как раз - изобилие "белых пятен". Известны ли точная дата приезда членов его семьи в Игарку, обстоятельства прибытия сюда самого Виктора? В каких школах учился, в каком году определён в интернат, что окончил и сколько классов? Был ли будущий корифей русской литературы автором книги "Мы из Игарки", и кто такой Вася Астафьев? Кем на самом деле был Василий Иванович Соколов, ставший опорой Астафьеву в детдоме?
Многие удивляются, какое это имеет значение? В жизни каждого человека есть этапы, эпизоды, которые он волен помнить или забывать. Но когда речь идёт о великом писателе, любая деталь, штрих биографии имеют значение. Они находят отражение в его творчестве, и понимание прочитанного, действительно, становится совершенно иным, если ты о них знаешь.
Приведу пример. В романе "Прокляты и убиты" есть образ хирурга Сабельникова. Он выписан с искренним уважением и откровенной симпатией. Тем, кто знает, что Виктор Астафьев в Игарке сломал ногу, прыгая с сараев, известно также, что лежал он в больнице, где его лечил... доктор Сабельников, которому посвящена одна из затесей - "Запоздалое спасибо".
Нет ничего удивительного в том, что доктор с такой фамилией действительно работал в Игарской больнице, в архиве сохранилось личное дело врача Сабельникова. Благодарность юного пациента была настолько велика, что он пронёс её через годы, отразив не раз в своём творчестве.
Другой факт. Некоторые исследователи называли самого Виктора Астафьева автором книги "Мы из Игарки", ошибочно полагая, что в ней допущена опечатка в имени. Другие считают, что ошибки нет, что автор двух рассказов в книге Вася Астафьев - это дядя Виктора!
Информация эта быстро разлетелась с одного сайта на другой, никого не смутила дата рождения дяди - 1914 год, а книгу писали дети 1923-1925 годов рождения. Случилось это, я думаю, потому, что Вася Астафьев - однофамилец Виктора, который не вернулся с полей сражений Великой Отечественной войны. Сохранилась лишь его фотография, переданная друзьями в 1988 году, да рассказ самого Виктора Петровича в фильме Сергея Мирошниченко "А прошлое кажется сном" (1988).
Вспомните, там, за кадром, звучит постоянно голос Астафьева, хотя в кадре его нет. Он говорит в этом замечательном фильме, открывшем нам эпоху правдивого документального кино, о насильственных переселениях крестьян на север, об отрыве их от земли, тяжких испытаниях на новом месте.
Конечно, он говорит и о своём детстве, об авторах книги, которые плыли на теплоходе в Игарку вместе с киносъёмочной группой. Здесь Виктор Петрович и вспомнил о своём однофамильце Васе Астафьеве, который мечтал стать поэтом или писателем. Два рассказа юноши и сейчас можно прочитать в книге "Мы из Игарки".
Война не позволила Васе исполнить мечту. Виктор Петрович говорит в фильме: "Вот я за него и стал писателем".
Немного слов о той самой фотографии, где запечатлён Вася Астафьев. Её передала мне, в городе Ессентуки в 1987 году, проживавшая там Валентина Алексеевна Баженова-Шершнева.
Та самая Валя Баженова, автор рассказа "Мой зоосад", которую долго искали авторы книги "Мы из Игарки", в том числе и О. С. Булгакова, написавшая документальный очерк "Теплоход идёт в детство" о судьбах игарчат.
На фотографии - класс Пети Баженова, брата Валентины. Рукою В. А. Баженовой подписаны фамилии всех ребят. Справа - второй в белой рубашке - сидит Вася Астафьев.
О нём же мне рассказывала Зинаида Михайловна Метельская, приезжавшая на юбилей книги в Игарку в 1988 году, она жила недалеко от семьи Васи Астафьева, и спустя годы узнала его на этой фотографии. Сама З. М. Метельская - участница Великой Отечественной войны, к сожалению, кроме того, что Вася Астафьев погиб, ничего о нём не слышала.
Мы часто удивляемся появлению небылиц. Но для их рождения, оказывается, нужно не так уж много. Потерялся важный документ или сгорел архив - уже появился повод для неверной трактовки дат и событий.
У Виктора Петровича после сложного игарского периода начался новый этап проверки на прочность - война. Сохранить в таких условиях фотографии или документы было невозможно. Поэтому многое пришлось восстанавливать уже в зрелом возрасте.
Дом на улице Полярной
Иногда приходилось пользоваться информацией, записанной со слов очевидцев. Так
случилось, например, с определением места нахождения интерната.
Ещё до знакомства с Виктором Петровичем я читала в местной игарской газете "Коммунист Заполярья" интервью с писателем. Шла речь в нём и о детдоме.
Утверждалось, что в районе конторы рыбозавода был как раз детдом, но здание сгорело, как это часто случалось и случается в Игарке. Планировка города за 50 лет изменилась так, что улица с конторой рыбозавода стала похожей на ту, что в 30-е годы была так близка к протоке, но называлась улица Полярная.
Фото 1936 года. Справа второй - Вася Астафьев, автор рассказов в
книге "Мы из Игарки";
Уже работая в Игарке в музее, я однажды получила ворох топографических съёмок с кальками, которые за ненадобностью выбрасывал при переезде отдел культуры. Как и откуда появилось это наследие у них, никто толком не знал.
Спасибо, что не выбросили! (Кстати, очень часто интересные реликвии нам приносили со свалок, это правда!) Оказалось, это бумаги 1937 года, собрав воедино все фрагменты, мы вскоре получили карту старой части города.
На улице Полярной (дом N 17) чётко была обозначена школа, когда мы нашли это здание в наше время, были удивлены - оно не изменилось в планировке, его отремонтировали и поселили там жильцов. По документам архива отдела образования сразу стало видно, что школы здесь не было. А вот интернат был!
И в нём тогда была именно здесь особая необходимость. Участок Пробуждение, как называли это место, был заселён спецпереселенцами. В период массового террора 1937-1938 годов детей, оставшихся без родителей, стало так много, что нужно было открывать приют.
Попадали сюда и дети, которых отец или мать не могли содержать, за это они должны были вносить плату. Отец Виктора Остафьева (так записано в тексте документа, то есть в приказе гороно допущена ошибка в написании фамилии) должен был платить 70 рублей.
Когда я рассказала Виктору Петровичу, что нашла такой приказ в гороно, он улыбнулся: "Я сомневаюсь, что мой папашка платил за меня. Семью ведь содержать было не на что".
Уточнить год зачисления Виктора Астафьева в интернат непросто - в архиве гороно нет таких сведений. Но судя по рассказам самого Виктора Петровича, это был 1939 год.
В приказе гороно допущена ошибка в написании фамилии.
Он помнит свою первую встречу с директором интерната Екатериной Васильевной Степановой. Она работала в этой должности недолго - с 1 апреля по 2 сентября 1939 года. И в душе подростка была потом даже некоторая обида за то, что Екатерина Васильевна так быстро покинула детей, которые к ней привыкли.
Правда, автограф на книге "Кража" он оставил ей безо всякой обиды, когда она к нему обратилась спустя много лет. Мне удалось встретиться с Е. В. Степановой в Красноярске уже в 1987 году, и она поведала историю, о которой сам Виктор Петрович никогда не знал.
В 1937 году она работала в Игарском горкоме комсомола и по доносу была осуждена как враг народа, отбывала наказание в Кемерове. При этом её разлучили с ребёнком.
Вернулась в Игарку в 1939 году, была направлена в интернат, но не смогла морально жить в городе, где всё напоминало ей о предательстве близкими друзьями. Не мог ни Виктор Астафьев, ни кто-то другой в интернате знать всей этой истории.
Беспризорник и школяр
Всегда была путаница и с тем, в каких школах учился в Игарке Виктор Астафьев. В 2018 году в Красноярске издана книга "Литературные диалоги" (переписка Н. Н. Яновского и В. П. Астафьева).
Новосибирский литературовед Николай Николаевич Яновский является автором монографий о многих известных писателях. И при подготовке статьи о творчестве Астафьева он озабоченно задаёт множество вопросов Виктору Петровичу в письме от 12.12.1977 года:
"Неясно, где и когда Вы учились в начальной школе. Примерно хотя бы месяцы беспризорничества, дата поступления в детдом. Начал учиться в 4-м или сразу 5-м классе? В 1940 г. оставил детдом? В 1940 поступил в ФЗО или в 1941-м? Из Игарки, где работал, поехали (трудно, голодно) в Красноярск?".
Эти вопросы постоянно были и в поле моего внимания при знакомстве с самим писателем и при изучении различных архивных источников. Должна сказать, что документы в архиве отдела образования сохранились далеко не все.
Учёба в Игарке всё же началась, по моему убеждению, у Виктора в 4-м классе. Это подтверждала А. М. Голубь. Она запомнила не только автора книги "Мы из Игарки" С. Перевалова, но и хулиганистого Виктора Астафьева, который недолгое время учился в школе N 2 на улице Горького, а это была именно начальная школа.
На мой взгляд, в 1937 году он окончил 4-й класс. Очень трудным оказался 5-й класс, где учителя по всем предметам были разные, а в жизни подростка начались проблемы - нет постоянного жилья, нет пропитания. Вот как раз в 5-м классе, как признавался сам писатель, числился он 3 года.
Это и было время скитаний и бродяжничества, в 6-й класс его едва перевели, по признанию самого Астафьева, помог В. И. Соколов. Это был уже 1940 год, окончил 6 классов в 1941 году.
Семилетнюю школу N 12 Виктор Астафьев вынужден был оставить, жить было негде, в интернате его вряд ли оставили бы, возраст юноша имел уже солидный. И Виктор принимает решение заработать себе на дорогу в Красноярск, чтобы выехать туда на обучение в каком-нибудь училище.
В архиве местпрома сохранились приказы о приёме на работу (26.08.1941 года) и увольнении (25.10.1941 года) Виктора Астафьева. За два месяца работы коновозчиком ему удалось заработать деньги на дорогу в Красноярск.
Но самым сложным в биографии писателя стало восстановление подлинного жизненного пути его главного наставника в Игарке - воспитателя интерната Василия Ивановича Соколова..
Об этой истории стоит поговорить отдельно.
В жизни юного Виктора Астафьева был поворотный момент, когда пришло новое понимание того, кто есть он на самом деле.
В автобиографическом очерке "Стержневой корень" писатель рассказывает о том, как в Игарке с приходом в детдом нового человека - Василия Ивановича Соколова - в нём стал прорастать "стержневой" корень.
Коллектив педагогов. Справа второй в нижнем ряду - В. И. Соколов. 1951 год.
При этом чувство никчёмности и сорности, приобретённое в период скитаний и бродяжничества, стало заменяться на стремление развития творческих способностей и лучших человеческих качеств. Фигура директора детдома, наставника и защитника с сильным мужским характером, выписана любовно в повести "Кража" в образе Валериана Ивановича Репнина.
Как это часто бывает в художественном произведении, реальные биографические подробности Соколова перемежаются с вымышленными. Если учесть, что много о себе бывший репрессированный белогвардейский офицер В. И. Соколов рассказывать детям не мог, то понятно, почему в памяти Виктора Астафьева сохранились лишь отдельные детали.
В дальнейшем информация о любимом педагоге пополнилась грустным известием о его смерти. В "Стержневом корне" он пишет: "Осенью 1943 года на Днепровском плацдарме, возле небольшой деревеньки под громким названием Великий Букрин, вроде бы от кого-то из игарчан, мельком увиденного в военной толчее и коловерти, узнал я о кончине Василия Ивановича Соколова".
Эта информация кочует теперь из одного источника в другой. К ней прикрепился шлейф отдельных эпизодов из жизни главного героя повести "Кража" В. И. Репнина. Так был создан легендарный образ любимого наставника.
Но кем же был Соколов Василий Иванович на самом деле, как попал в Игарку, какой путь в педагогике довелось ему пройти? Всё требовало проверки и уточнения, на это ушли годы.
Этому человеку можно было посвятить роман или отдельное исследование. И очень жаль, что теперь, когда информации много, рядом нет Виктора Петровича.
Соколов не был директором Игарского детдома. На такую должность неблагонадёжного репрессированного поставить не могли. И всё же Василия Ивановича воспитанники приняли за самого главного распорядителя.
Дети, видимо, не воспринимали серьёзно официально назначенного директора - это была обычно "идеологическая" фигура, ставленник партии. Достаточно изучить архивы гороно, чтобы убедиться в этом и понять ситуацию. В предвоенные годы детдом, переименованный в интернат, буквально лихорадило от частой смены директоров.
Приказы, докладные тех лет свидетельствуют, что руководители пили, прогуливали, в интернате царила антисанитария. С апреля по сентябрь 1939 года директором работала Е. В. Степанова, уволившаяся по собственному желанию, на то были у неё веские основания.
Затем назначили новую - Л. И. Аполь, но 2 февраля 1940 года и её уволили с формулировкой "снять как не справившуюся (антисанитарное состояние, отсутствие массово-просветительской работы среди детей)". И сразу: "Назначается зав. интернатом комсомолец Чокуров Яков Иванович". В этом же месяце, 25 числа, его уволили "как прогульщика и пьяницу".
Ситуация стала настолько сложной и требующей безотлагательных мер, что 25 марта 1940 года интернат сделали составной частью неполной средней школы N 12.
Директором её была тогда Е. Г. Пятницкая, во всех отношениях благонадёжный человек, проявивший себя безупречно в системе образования - именно она с самого открытия Совпартшколы работала там воспитателем, некоторое время руководила ею.
17 сентября 1940 года заведующим интернатом назначили руководителя пионерклуба В. П. Закорюкину. На этот раз выдвиженец из рядов идеологически надёжной молодёжи должен был, по представлениям руководства гороно и партийных органов, справиться...
В этот же день на должность воспитателя приняли "Соколова Василия Ивановича с сохранением за ним ставки учителя и соответствующего начисления".
Драматизм событий в детдоме не прекратился и с приходом Василия Ивановича. Но во всём стал появляться какой-то порядок. Соколов не просто исправил ситуацию в детдоме - у обездоленных, обиженных появился сильный защитник. Он стал опорой для многих воспитанников, помог им поверить в себя.
Позже мне удалось найти в городском архиве решение исполкома горсовета от 25 сентября 1948 года о награждении медалью "За трудовое отличие" Соколова Василия Ивановича, проработавшего педагогом 10 лет 2 месяца.
Таким образом, получается, что в июле 1938 года Василий Иванович начал свою педагогическую деятельность в Игарке.
Мне до сих пор неизвестно, откуда и когда он приехал в этот город - пока так и не удаётся выяснить перипетии его жизни. Но судьба этого человека, его характер, талант и умение влиять на самые сложные личности заслуживают того, чтобы продолжить поиск.
По словам В. П. Астафьева, это был бывший белогвардейский офицер, осуждённый за участие в мятежах против власти, выпускник Александровского лицея. Но ни места рождения, ни подробностей осуждения Виктор Петрович не знал. К тому же кто-то из бывших игарчан убедил его в том, что учитель умер в совхозе Полярном в годы войны.
К середине 90-х годов я уже знала о том, что в городском архиве встречается фамилия педагога Василия Ивановича Соколова, правда, личного дела и фотографий не было. Но Виктор Петрович скептически отнёсся к этой информации: "Однофамилец, должно быть".
Доказать правоту тогда было нечем. Потребовались годы на то, чтобы понять - это тот самый педагог.
Виктор Петрович, к сожалению, не имел фотографий своего первого наставника. Мы считали, что нет их и в Игарке. Но в конце февраля 2004 года я вдруг обнаружила на одном из групповых снимков работников образования перечень фамилий, в числе которых был и Соколов В. И. Фотография сделана в 1951 году, сохранена работницей образования М. Смирновой, на обратной стороне её рукой написаны фамилии.
Уверенности, что это тот самый Соколов, не было. Тем более смущала одна деталь биографии, на которую постоянно ссылался Виктор Петрович - о кончине учителя в Игарке. Рассказывали даже, что похоронен Соколов был на кладбище в совхозе.
Однако данные отдела загс не подтверждают этот факт. Более того, в приказах гороно фамилия Соколова В. И. упоминается даже в 1952 году. Разобраться во всём нам помогла счастливая случайность.
Группе "Поиск" школы N 1 (руководитель Т. Г. Забрыгина) удалось познакомиться с Галиной Филипповной Васильевной, которая была вместе с Астафьевым в детдоме в 1939 году.
Именно этот человек подтвердил, что на фотографии - тот самый Василий Иванович, которого забыть невозможно даже по прошествии многих десятков лет.
Галина Филипповна была на одной из встреч с Астафьевым в Доме культуры ЛПК в 1989 году, но поговорить с ним не решилась. Позже она написала на телевидение письмо в адрес Виктора Петровича, он получил его и ответил. Галина Филипповна сохранила письмо и даже зачитала его при встрече.
Вскоре обнаружилась и другая фотография, на которой нетрудно было узнать Василия Ивановича Соколова. Тот же суровый взгляд, седина. Опрятный костюм. Обычно летом педагоги отдыхают, но тут, видимо, запечатлён какой-то летний выезд.
К сожалению, фотография не подписана. Но лица на ней более живые, чем на официальных коллективных снимках, сделанных в классах школы.
В. И. Соколов работал в отделе образования довольно долго, он уехал из Игарки только в 1952 году, об этом есть упоминание в архиве в связи с оплатой льготного проезда. К тому времени он прошёл школу испытания на лояльность советской власти, ему стали доверять.
16 августа 1940 года по приказу гороно были образованы методические объединения учителей. Руководителем секции 4-х классов назначили Василия Ивановича Соколова. В 50-е годы он даже исполнял обязанности заведующего гороно, инспектора школ.
Доказывать подобным образом свою надёжность Василию Ивановичу приходилось постоянно после отбытия срока наказания. Ведь допуск к работе с детьми, а он был педагогом с молодых лет, получить бывшим врагам народа в советской стране было невозможно.
Но в Игарке ситуация была всё-таки несколько иная: специалистов постоянно не хватало, спрос на воспитателей всегда был высок, приходилось закрывать глаза на биографии учителей.
Что касается прошлого Василия Ивановича Соколова, то оно в ходе моих расследований складывается, как пазлы, постепенно. И полной картины пока нет.
Он родился в селе Николевка (иногда пишут Николаевка) Балаковского района Нижне-Волжского края (сейчас это Саратовская область) в 1890 году. Только из материалов дела, с которым меня ознакомило управление ФСБ по Саратовской области, стало известно, что "происхождением он из крестьян, образование низшее, арестован 23 января 1929 г. сотрудниками Вольского окружного отдела ОГПУ Саратовской области. До ареста работал в сельской школе с. Николевка".
В этом же письме сообщалось, что "23 ноября 1992 года Соколов В. И. был реабилитирован". В списках репрессированных в общей базе данных и по регионам (Саратовская область и Красноярский край) нет никаких данных по этому поводу.
Напрасными оказались мои обращения в информационные центры МВД России, Саратовской области, Красноярского края (все ответы содержат одинаковую формулировку: "центр сведениями не располагает"). Но в материалах управления ФСБ по Саратовской области содержится протокол допроса. Он и раскрывает многие факты биографии В. И. Соколова.
Допрос проводился в день ареста. Соколову было уже 39 лет. Женат, трое детей, проживал в селе Николевка, там же селе работал учителем.
Далее фиксируется: "Беспартийный, служащий, образование 4-х классное, гор. Хвалынск в 1908 г. и одногодичные педагогические курсы в г. Петровске Нижне-Волжского края". Из имущества - ничего, заработок - 44 рубля, занятие до 1914 года - сельский учитель в селе Красный Яр Балаковского района.
Василий Иванович был участником Первой мировой войны, прошёл её подпоручиком 245-го Мариупольского пехполка. А после Октябрьской революции работал учителем в Красном Яре.
Соколов не отрицал на допросе, что был в белой армии с 1918 по 1920 год - в Самаре в инструкторском пулемётном дивизионе (1-я Самарская стрелковая дивизия) и в составе отряда Б. В. Анненкова отступал до города Лепсинска.
Виктор Петрович говорил иногда, что Соколов служил в армии Колчака и даже сопровождал его золото. Подтверждений этого нет в протоколе допроса, но отступление до Семиречинска означало только одно - Соколов остался верен избранному пути, белой армии, воинскому долгу и Отечеству, которому присягал.
На допросе он ответил на все вопросы, которые касались в основном событий 1918 года, участия в мятежах белогвардейцев против власти. И 2 августа 1929 года был приговорён постановлением коллегии ОГПУ Нижне-Волжского края к 10 годам лишения свободы по обвинению в проведении контрреволюционной агитации и участии в вооружённом восстании (статьи 58-2, 58-10 УК РСФСР).
Где именно отбывал наказание Василий Иванович Соколов, мне пока выяснить не удалось. Но совершенно точно известно, что уже в 1938 году (видимо, после завершения срока наказания) он работал в Игарке.
В. И. Соколов.
Как-то случайно я проверяла сайты учреждений образования Саратовской области и обнаружила историческую справку о Николевской школе.
В ней говорилось: "До 1 сентября 1931 года в с. Николевка Балаковского района Саратовской области действовала начальная школа. Учителями 1-4 классов работали: Козлов Василий Григорьевич, Руина Анастасия Романовна, Павельева-Соколова Нина Ивановна, Соколов Василий Иванович".
В 1931-1932 годах Н. И. Павельева продолжала ещё работу в этой школе. На руках у неё оставались несовершеннолетние дети. Благодаря саратовскому краеведу Ю. Ю. Каргину, в отделе образования Балаковского района нашлась автобиография Н. И. Павельевой-Соколовой, написанная в 1929 году.
Подобные бумаги заставляли заполнять в то время только с той целью, чтобы выявить, насколько члены семьи разделяют взгляды подозреваемого. Нина Ивановна имела в 1929 году педагогический стаж более 10 лет, воспитывала троих детей, старшему, Анатолию, было 15 лет, Тамаре - 13 лет, а Юрию - всего 3 года.
Поехать к Соколову в Игарку она могла только после его освобождения из заключения. Но даже в 1939 году младшему ребёнку было всего 13 лет.
Как сложилась судьба детей Соколовых, остаётся пока неизвестным. Но то, что более десятка лет они были лишены поддержки отца, очевидно.
Сам В. И. Соколов дважды был отмечен в Игарке наградами. 28 января 1948 года он был награждён медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.", в характеристике отмечается, что это "аккуратный, добросовестный работник образования".
Документы о награждении и выдаче удостоверения содержатся в архиве города Игарка (фонд Ф. Р-1, оп. 1, д. 55. Л. 77). Через год, в соответствии с указом Верховного Совета СССР от 12.02.1949 года, учителю начальных классов семилетней школы N1 Игарки Василию Ивановичу Соколову была вручена медаль "За трудовое отличие", при этом отмечалась выслуга лет и безупречная работа (фонд Ф. Р-1, оп. 1, д. 55. Л. 47).
Василий Иванович уехал из Игарки в 1952 году. Но не к себе на родину, а в город Горький. Узнала я об этом совершенно случайно.
Познакомилась в 2018 году с В. Г. Григорьевым, который жил и работал в Игарке до 1978 года. По его словам, в учительском доме на улице Кирова на втором этаже находилась квартира Василия Ивановича. Володя Григорьев был тогда ещё маловат, чтобы помнить все подробности проживания Соколова в этом доме, но серьёзность соседа, густоватый голос и усы запомнил.
Другая подробность из его воспоминаний ещё более меня поразила. Родственник В. Г. Григорьева - Вячеслав Георгиевич Шурдуков, образованнейший человек, выпускник Ленинградского пединститута имени Герцена - работал в отделе образования и был хорошо знаком с Соколовым.
В семейном архиве сохранилось даже письмо от Василия Ивановича, в котором он сообщал, что дела его складываются неважно. Долго ждал назначения пенсии, понятно, что проверяли его прошлое. Жить на неё тяжело. Ему пришлось выплачивать алименты.
Несколько раз В. И. Соколов выражает сожаление по поводу того, что уехал из Игарки. Жизнь в ней складывалась, оказывается, очень благополучно - была работа и условия проживания. В Горьком же пришлось четверым взрослым людям жить в комнате на 12 квадратных метрах.
С учителем истории В. Г. Шурдуковым Василия Ивановича связывали, видимо, не только уважительные рабочие отношения, но и чисто дружеские. Это заметно по доверительному тону письма.
Оба педагога оставили заметный след в образовании молодёжи Игарки. Вячеслав Георгиевич Шурдуков после окончания института работал в Дудинке, попал в тяжёлую аварию, произошедшую в 1939 год на железной дороге. Поправившись, в сентябре 1941 года поехал в Игарку, где добросовестно трудился вплоть до выезда в Ленинград. Умер там в 1958 году.
В нашем городе В. Г. Шурдуков оставил светлую память о себе, коллеги разместили в газете "Коммунист Заполярья" некролог после его кончины.
Ну а Василий Иванович Соколов переехал всё же на свою родину. Точно известно, что умер он в городе Балаково Саратовской области в 1971 году.
Только 23 ноября 1992 года было принято постановление президиума Саратовского областного суда о признании группы лиц, в том числе Соколова Василия Ивановича, "репрессированными необоснованно".
Постановление коллегии ОГПУ от 2 августа 1929 года в отношении них было отменено, дело производством по статье 58-2 УК РСФСР прекращено за недоказанностью вины, по статье 58-10 УК РСФСР - за отсутствием состава преступления.
В материалах указывалось, что постановлением старшего помощника прокурора Нижне-Волжского края от 4 июня 1929 года в отношении 6 лиц производство по данному делу было прекращено на основании статьи 4 Акта амнистии в честь 10-й годовщины Октябрьской революции от 2 ноября 1927 года.
Но это постановление в установленном законом порядке не было отменено и вступило в законную силу.
Копия автобиографии Н. И. Павельевой-Соколовой. 1929 год.
Архив отдела образования Балаковского района Саратовской области
Далее говорится: "Этим же постановлением на основании ст. 3 УПК РСФСР уголовное дело было прекращено в отношении Соколова Василия Ивановича, который ранее уже был осуждён за это преступление и отбывал меру социальной защиты... Только по указанным основаниям уголовное дело в отношении этих 7 человек не могло рассматриваться Коллегией ОГПУ, и поэтому они подвергнуты наказанию необоснованно".
Где и как отбывал наказание Соколов до высылки в Игарку, нет сведений, как я уже упоминала, ни в информационных центрах МВД, ни в органах ФСБ.
Почему не сохранилось личное дело человека, который с 1929 по 1938 год отбывал наказание и был выслан позже на поселение в Игарку, для меня остаётся непонятным. Впрочем, что ж удивляться пропаже бумаг, если судьбы людей ломались так легко, без учёта личной вины, без учёта амнистий и просто справедливости!
Добрые всходы от корня добра
"Прорастить корень добра" в Викторе Астафьеве удалось именно этому человеку,
прошедшему войны, мятежи, арест, допросы, длительное заключение.
Как удавалось Василию Ивановичу находить нужные слова для лишённых родительского тепла, обездоленных детей, трудно понять и представить. Возможно, вся душевность, оставленная для собственных детей, с которыми был разлучён насильно, вылилась на тех, кто оказался ближе...
Наверное, и впрямь есть в таких людях, "редкостных и прекрасных", что-то невероятно стойкое и настоящее.
В очерке "Стержневой корень" Виктор Петрович пишет: "Человеку везучему (а я отношу себя к этому разряду людей) судьба может отвалить нечто уж совсем удивительное и из всего многолюдного и разнокалиберного живого мира возьмёт да и пошлёт навстречу не просто хорошего человека, но человека редкостного и прекрасного. И прекрасных людей я знавал немало, но не из родни: первым после мамы, бабушки и деда - был Василий Иванович Соколов".
Виктор полюбил этого человека неслучайно. В нём была, как он сам отмечает, непоказная, внутренняя интеллигентность, способность к состраданию:
"Василий Иванович пытался сломать во мне то чувство самоуничижения, бросовости, сорности моей, которое внушали мне отец и мачеха, некоторые учителя в школе, разного рода благодетели, на коротких, но уже витых путях-перепутьях кормившие меня корёным хлебом, не жалея при этом назиданий вперемежку с упрёками".
Он много знал, читал стихи, умел говорить грозно, но не крича, находил способ так пристыдить, чтобы в другой раз неповадно было хулиганить. Соколов видел в каждом воспитаннике человека, которого уже успели многого лишить:
"...Василий Иванович, будто угадав, что меня уже не только много унижали, попрекали хлебом, даже тем, что я зачем-то живу, но и достаточно много топтали в прямом и переносном смысле и вытоптали, пожалуй, "детскую полянку", всё же искал на ней траву, нашёл несколько ещё живых, не ощетиненных былинок и ухватился за одну из них - я любил читать; я читал без разбора и передыха всё, что попадало в руки, дрался из-за книг, даже воровал их, не считая это большим грехом".
Страсть к чтению у Виктора появилась именно в Игарке. Он умудрялся читать даже во время уроков. Рассказывал однажды, что исхитрился рассматривать текст книги в расщелине между откидной крышкой и самой партой. Честно признавался, что грешил тем, что брал книги без разрешения, просто воровал их.
Книги помогли выжить
Знакомство с Соколовым помогло стать постоянным читателем библиотеки
Главсевморпути, которая размещалась в городском театре - на многих старых
фотографиях, где есть это здание, видна её вывеска.
Самого Астафьева записать туда не могли, поэтому Соколов брал книги на свой формуляр.
В "Последнем поклоне" есть описания того, как бывал Виктор в библиотеке в вечерние часы. Всё замирало, когда начинался спектакль в театре. Было так тепло, уютно и тихо, что удавалось даже подремать. Потом подросток начинал улавливать разные запахи - рыбьего клея, спиртовых красок и даже "тлена стареющих книг".
"При появлении сполоха в библиотеке книги на полках чуть подрагивали рубчатой лентой, искрили златом-серебром и вроде бы шевелились. Я провёл рукой по одному, по другому ряду книг. Отчуждённо-прохладные, плотно стояли они на своих местах. Повреждённые корешки цеплялись за брюшки пальцев, сеточкой клеенной марли, рядами железных скобок, тронутых ржавчиной. Необъяснимой усталостью и мудрой печалью веяло от этих сморщенных, иссохших от времени книг. Никогда бы не узнал и не почувствовал я всего этого, если б не остался с книгами наедине в боязных потёмках".
В "Стержневом корне" писатель также отмечает, что Василию Ивановичу удалось убедить подростка в том, что нужно развивать свои "природные данные", что он обладает "несомненной литературной одарённостью".
Астафьев признавался сам, что Валериана Ивановича Репнина в "Краже" он писал с В. И. Соколова. Многие наставления, данные Репниным Толе Мазову, врезались Виктору в память с самого детства.
Одно из них: "Нет, ты, Анатолий-свет, проживи жизнь так, чтобы в конце её люди сказали тебе спасибо, и тогда считай, что прожил ты её не напрасно".
Иногда мне приходит мысль о том, что жизнь жестоко обошлась не только с Астафьевым, на долю которого выпало столько страданий и утрат, но и с Соколовым.
Судьба так и не свела этих людей. Но допускаю, что Василий Иванович мог слышать даже в преклонном возрасте о писателе Викторе Астафьеве. Ведь уже в 50-60-е годы вышли многие его произведения - "Стародуб", "Перевал", "Звездопад", "Где-то гремит война".
Известной стала даже повесть "Кража", которая, по сути, посвящена памяти Соколова. Как знать, возможно, Василий Иванович даже пытался найти Астафьева, ведь тот жил некоторое время совсем недалеко - в Вологде.
Мария МИШЕЧКИНА. Кострома.
Фото из архива автора.
Красноярский рабочий 03.04, 10.04, 17.04.2019