15 декабря 1937 года началась «греческая операция» НКВД. Тысячи греков были репрессированы — кого-то отправили в ГУЛАГ, а большую часть расстреляли. В 1940-е репрессии продолжились, и греков массово депортировали в Казахстан и в Сибирь. Как им жилось и живётся за Уралом, и почему Иосиф Сталин мог ополчиться на греков, читайте в материале «Сибирского экспресса».
В годы Большого террора НКВД провело 14 национальных операций. 13-я по счёту была против греков. Каждая была против народа, представители которого жили в СССР, и имевшего государство за пределами Союза. Греков не спасло даже то, что Греция с СССР не граничила.
В 1937-м в СССР проживало около 300 тыс. греков, рассказал «Сибирскому экспрессу» Иван Джуха, больше 20 лет исследующий репрессии против греков. В 1937–1938 годах, по его словам, были арестованы 13,5 тыс. человек — в основном мужчин репродуктивного возраста.
«Половину их них объявили шпионами — немецкими, японскими и английскими. Это прямо сказано в директиве [наркома внутренних дел СССР Николая] Ежова, — уточнил Джуха. — Остальных — контрреволюционерами. Это 6-й и 10-й пункты 58-й статьи [Уголовного кодекса]. Иногда следователи подходили творчески — объединяли 10–15, а то и 77 человек, как было в Крымском районе Краснодарского края, в контрреволюционную организацию. Это уже 11-й пункт 58-й статьи. Греки, проживавшие в те годы на территории СССР — это на 95% сельское население, абсолютно лояльное советской власти. Конечно, было объяснимое недовольство колхозами, но никакой фронды не было».
Жертвой греческой операции стал и дед исследователя — Иван Григорьевич: «Моего деда расстреляли в 1938-м. Он был возчиком на подводе. Возил камни из каменоломни в Донбассе. Я только что побывал там и поставил ему кенотаф. „Кенотаф“ в переводе с греческого — „пустая могила“. Я не знаю, где захоронен мой дед».
По сведениям Ивана Джухи, из 13,5 тыс. арестованных в ходе греческой операции только около 2 тыс. избежало расстрела. Из них 1,2 тыс. попали в колымские лагеря. Отправляли греков и в сибирские отделения ГУЛАГа — Норильлаг, Краслаг, Сиблаг (в районе кузбасского Мариинска) и Тайшетлаг.
Позже было три волны депортации греков — в том числе и родственников тех, кого арестовали ранее. Самая массовая — в 1949 году, когда в Казахстан выслали 37,5 тыс. человек, а всего, по подсчётам исследователей, депортировали около 60 тыс. В 1944 году эшелон греков — это около 1,3 тыс. человек — отправили в Кузбасс, в 1942-м — эшелон в Красноярский край.
В красноярском эшелоне везли родителей Любови Юрьевны Мейханеджидис (в девичестве Лукиди), которых депортировали из Краснодарского края. Любовь Юрьевна родилась уже в сибирской ссылке — в 1949 году. Сейчас она живёт в Туруханске Красноярского края.
На момент депортации у её мамы было трое детей от первого мужа, которого расстреляли во время «греческой операции». Накануне депортации мать второй раз вышла замуж — снова за грека. Их выслали вместе — и детей, и ещё нескольких родственников второго мужа.
«Родителей привезли в Туруханский район, в деревню Сухая Тунгуска, — говорит Любовь Мейханеджидис. — Потом их посадили на баржу и отправили в деревню Селиваниха. Там шесть домов было всего. На берег высадили и бросили. Куда идти? Где что искать? Живете как хотите. Стали копать ямы, строить землянки. Есть нечего. Как мне рассказывали, собирали на чужих огородах гнилую картошку, добавляли грамульку муки и делали лепёшки. Крапиву, лебеду — всю траву, которая только была, ели. В первое время купить еды не на что было. Люди, которые там жили, жалели и давали немножко крупы, немножко муки. Потом собирали ягоды, грибы. Отец с мужиками рыбачил, неводил».
Позже отец работал в совхозе, где заготавливал сено и строил дома. А в середине 1960-х семья, как и многие греки, не по своей воле оказавшиеся в Сибири, переехала в Казахстан. Там Любовь встретила своего будущего мужа Ивана Мейханеджидиса. Он родился в 1937-м, а через несколько месяцев его отца расстреляли. В 1940-е маленького ребёнка депортировали вместе с семьей.
В начале 1980-х Иван, Любовь и их дети переехали из Казахстана в красноярский Туруханск.
Любовь Мейханеджидис
В СССР 30-х годов среди лиц с иностранными паспортами больше всего было греков, но репрессировали и тех, у кого был советский паспорт. За что государство во главе со Сталиным на самом деле приказывало убивать и ссылать греков? Любовь Мейханеджидис из Туруханска не знает. У исследователя Ивана Джухи есть предположения:
«Я работаю над книгой, но не знаю, хватит ли у меня желания её завершить. Она называется „Три поражения Сталина в Греции“. Первое — это восстановление монархии в 1935 году и приход к власти генерала [Иоанниса] Метаксаса в 1936-м. С его именем связано жестокое преследование Коммунистической партии Греции, Сталин же на сильную компартию Греции делал особую ставку. Свыше сотни её посланцев учились в коммунистических университетах при Коминтерне в Москве. Это были потенциальные боевики, которые, возвратясь на родину, должны были поднять знамя мировой революции в своей стране. И вот — Метаксас у власти, компартия в подполье, многие лидеры КПГ — в тюрьме… Это могло стать одной из причин греческой операции НКВД 1937–38 годов».
«Второе поражение — май—июнь 1944 года, когда Черчилль добился, чтобы Греция в послевоенном переустройстве Европы вошла в сферу влияния Великобритании, а не СССР, как того хотелось бы Сталину, — продолжает Джуха. — Тут же последовала очередная месть Сталина грекам в СССР: поголовная депортации из Крыма (27 июня 1944 года). Третье поражение — 1949 год, когда в Греции завершилась гражданская война, продолжавшая с 1944 года. Несмотря на то, что Сталин „отдал“ Грецию англичанам, он надеялся, что левые силы во главе с КПГ победят и установят социалистический режим. СССР, несмотря на договорённости с Черчиллем и Рузвельтом, активно поддерживал греческих партизан оружием и военными советниками. После ссоры Сталина с [лидером Югославии Брозом] Тито, прекратились военные поставки через югославо-греческую границу, просоветские партизаны проиграли. И тут же последовала самая массовая депортации греков с Черноморского побережья: из Грузии, Краснодарского края, Одессы».
Иван Джуха встречался с депортированными в Казахстан и Сибирь и с их потомками.
«Смертность в пути следования невероятно преувеличена, — считает Джуха, много работавший в архивах. — На спецпоселениях первые годы оказались самыми тяжёлыми, тогда была высокая смертность. Но греки работали, получали зарплату. Жили уже не в бараках, но у них были ограничения: запрещалось уходить от спецпоселения дальше 5 км. Ослушавшимся давали 25 лет каторжных лагерей указом от 1948 года».
В Красноярском крае много депортированных греков расселили в Манском и Партизанском районах. Их использовали в сельском хозяйстве, рыбном промысле, на лесоповалах. В Кузбассе греки работали на заводах, железных дорогах, и, конечно, в шахтах.
«Георгий Николаевич Криони работал в Кузбассе на шахте и стал кавалером ордена Ленина. Ему хотели дать Героя соцтруда, но для этого требовали отказаться от своей национальности, — рассказал Джуха. — Он не стал. Ссыльному греку „Героя“ не дали. Таких историй много».
Греков репрессировали и до национальной операции. В Кузбассе Иван Джуха познакомился с семьёй греков, которую раскулачили и сослали ещё в начале 1930-х.
Кстати, у нынешнего губернатора Кемеровской области Сергея Цивилёва тоже греческие корни.
«Я всё собираюсь написать Сергею Цивилёву. Он обещал мне помогать ещё в 2006 году, когда скромным бизнесменом в Петербурге приходил на презентацию моей книги, — вспоминает Джуха. — Говорит: „Иван Георгиевич, наша мама — гречанка из Мариуполя. Мы узнали о вашей книге, мы хотим вам помогать“. Я этого обещания не забыл. Мне надо достать повагонный список греков, депортированных в Кузбасс. Человек 600 я уже нашёл — помогла одна женщина из МВД».
Иван Джуха (слева)
В 1949-м году депортированным греческим семьям, члены которых оказались в разных поселениях, разрешили воссоединиться. Много греков уехало из Сибири в Казахстан, куда ссылали их родственников. В 1956 году спецпоселения отменили, и некоторые репрессированные вернулись в Краснодар, Крым, Грузию, но конфискованное имущество и дома им не венули.
«Не получили взамен ничего. Ко мне многие обращаются: „Как получить компенсацию?“ Но не в той стране мы живём», — считает Джуха.
Позже греки начали эмигрировать в Грецию, но многие остались за Уралом. Кто-то прижился. Потомки депортированных вступили в смешанные браки.
Джуха — может быть, самый известный, но не единственный грек, много сделавший для сохранения памяти о трагедии народа. Александр Дионисиади — сын арестованного в «греческой операции», а позже депортированного из Грузии в Красноярский край. Он написал подробные воспоминания о своей семье «Из Турецкого пламени в сталинское полымя. Автобиографическая драма понтийского грека».
Предки Дионисиади ещё до революции перебрались в Грузию из Турции, спасаясь от погромов, которым греки подвергались наряду с армянами. Через несколько дней, 18 декабря 2023 года, Александру исполнится 89 лет. 15 декабря 1937 года ему было без трёх дней 3 года. Про то, как в их тбилисскую квартиру пришли с обыском и арестовали отца, он знает со слов старших.
«В ночь с 15 на 16 декабря 1937 года под нашими окнами остановился автомобиль, и в квартиру постучались чекисты. До самого утра шел обыск. Ворошили вещи, листали книги на непонятных языках, приданое мамы — энциклопедию Брокгауза. Вели себя вполне прилично. Более того, когда один из них хотел обыскать прикроватную тумбочку, рядом с которой спали дети, старший из них по званию строго приказал: „Не надо, дети проснутся“. Ох, сколько лет потом мама благословляла его. Ведь там лежали все драгоценности, которые нас еще долго кормили. Незадолго до рассвета составили протокол… Когда отца уводили, он спокойно сказал: „Не волнуйся, это недоразумение“. Откуда было ему знать в тот момент, что это было не недоразумение, а начало спланированной акции НКВД, вошедшей в историю под названием „Греческая операция“. За две декабрьских недели 1937 г. были обезглавлены многие тысячи греческих семей. Практически все греки, имевшие греческое гражданство, были арестованы…
Отцу вменялись совершенно абсурдные, но, по тем временам, обычные вещи: террор (основание — найденная при обыске охотничья двустволка Зауэр), шпионаж (фотоаппарат, подаренный Лазику) и антисоветская пропаганда.
До ареста отец активно переписывался с Димитрисом Парцалидисом (тогда уже крупным деятелем Компартии Греции) и получал от него греческие газеты, что послужило основанием для обвинения его в получении и распространении среди греков Закавказья фашистской литературы. А конфискованная пишущая машинка, на которой мама перепечатывала строительные сметы отца, „свидетельствовала“ о тиражировании антисоветской литературы. Также стандартными были приемы для получения признания человеком своей вины, даже самой абсурдной, — запугивания, обман, избиения. Как позже объяснял отец, подписывая признания, арестованные рассчитывали на суде доказать свою невиновность. Наивные люди… Какой суд? Особое совещание при НКВД штамповало обвинительные приговоры без суда и следствия, даже присутствие обвиняемого не требовалось. Так, 2 июля 1938 г. отцу сообщили, что он приговорен к 10 годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) на Колыме».
Папу Александра, Николая Дионисиади, не расстреляли. Он выжил в лагере. Когда отец вернулся оттуда, сын испугался, не узнав, кто этот осунувшийся и, как показалось мальчику, старый человек. Мать Николая эмигрировала в Грецию, не дождавшись возвращения сына. До конца дней она скучала по сыну и любимым внукам, которых больше никогда не увидела, и в конце жизни от тоски лишилась рассудка.
Злоключения семьи не закончились. В 1949 году, когда Александру было 15, отца повторно арестовали «за шпионаж» и отправили в бессрочную ссылку в красноярский посёлок Заводовка, где он работал в химлесхозе.
Николай Дионисиади в ссылке с семьёй
«Об условиях, в которых он жил, можно было судить по фразе, которой заканчивались некоторые письма: „Писать кончаю, лучина догорает“. Из писем мы узнали, что к некоторым поселенцам приезжают жены. Наши родственники, соседи и друзья убеждали маму не торопиться с решением: ведь в Тбилиси мы не одни, в тяжелые годы войны все помогли нам выжить, не оставляли в беде, и теперь, когда жизнь налаживается, они не оставят нас, нам нечего бояться. Но мама уже решила все сама. В конце августа 1950 года мы собрали свои жалкие пожитки и, бросив все, что так нам было дорого, навсегда покинули нашу светлую квартиру с большими окнами, из которых была видна великолепная панорама всего центра „старого“ Тбилиси… Нас провожают на вокзале не только многочисленные заплаканные родственники, друзья, соседи, но даже и не очень близкие, но сочувствующие нам люди. Только подумать, добровольно… в Сибирь… с тремя детьми!..
Заводовка — небольшой поселок в полторы улицы с четырьмя большими бараками и примерно полусотней бревенчатых изб с приусадебными участками. Имелась большая бондарная мастерская, где делали бочки для живицы и солений, кадушки для бани. Была кузница, пекарня, обширный конный двор, баня, школа и клуб, в котором по выходным устраивались концерты и танцы под баян, скрипку и духовые инструменты. Все это благодаря ссыльным прибалтам и немцам, среди которых оказалось много музыкантов, были даже с консерваторским образованием. Основное занятие проживающего в поселке населения — добыча живицы, которая служила сырьем для химической промышленности. Такое название сосновая смола получила за свое свойство заживлять раны на коре и защищать дерево от высыхания. Сосновый лес вокруг поселка был разделен на несколько участков по 8–10 тысяч сосен. Стволы сосен очищали от коры и делали глубокий вертикальный надрез, и от него еще надрезы под углом 45. Чтобы получить больше смолы, надрезы периодически приходилось добавлять, и через несколько лет получался рисунок стрелы. Внизу закреплялся жестяной или керамический стаканчик, куда начинала стекать та самая живица, из-за которой весь сыр-бор и человеческие трагедии многих тысяч семей всех национальностей.
Надрезы делали вздымщики, а собирали ее в ведра и затем затаривали в бочки в
основном женщины-сборщицы. Работа и у тех, и у других адская. Плановую норму
живицы надо было собрать за короткое знойное лето, а для этого каждый день надо
было обработать несколько тысяч деревьев.
Мало того, что за день нахаживали до 20 километров, и при этом не было никакого
спасения от комаров и прочего гнуса, так еще подстерегала опасность наткнуться
на голодных хищников, бродящих в поиске добычи. Медведь здесь редкость, а вот
рыси встречаются часто. Эта дикая кошка очень опасна тем, что бросается с дерева
прямо на загривок и ружье здесь не поможет, а только хороший нож, но и им нужно
владеть мастерски. У каждого зимой и летом за голенищем сапога или валенка
большой нож. Но самым страшным зверем в лесу является беглый „зек“ из
уголовников, готовый убить любого, кто попадется ему на пути, из-за куска хлеба
и из-за страха, что беглого могут выдать властям…
В моем классе было 9 человек восьми национальностей. До сих пор помню их имена, а с некоторыми дружен и по сей день. Русский Ваня Борзов, батумская гречанка красавица Виолетта Мустакопуло, латыш Янис Бульбик, сын учительницы немецкого языка, немцы Нина Гергель и Олег Шмидт, финн Тойво Курхинен, были еще литовка и эстонка. Все, кроме Вани, ссыльные. Жили в Заводовке представители и других наций, но никто не преобладал. Советская власть умела ассимилировать, и мы дети тогда не видели в этом ничего плохого. Задумываться стали уже в зрелые годы».
Мемуары Александра Дионисиади полностью опубликованы. Почти 600 страниц с фотографиями и документами из семейного архива. В предисловии он пишет, что в какой-то момент отказ страны от демократического развития поверг его в уныние, и он готов был забросить книгу, но знакомый этнограф убедил, что нужно продолжать. Александр начинает с истории своих далёких предков, с XIX века, а на последних страницах рассказывает, что произошло с ним, его близкими и со страной в XXI веке.
Александр Дионисиади и его близкие пережили самые неожиданные метаморфозы. После школы он ходил на малых судах по сибирским рекам. Его отец по стечению обстоятельств стал работать в греческом посольстве в Москве. Семья перебралась из глухого таёжного посёлка в столицу. Александру было суждено занять крупную хозяйственную должность, а в конце 1980-х он стал активным участником ликвидированного ныне «Мемориала» (включён в реестр «иностранных агентов»). Мемуары, над которыми Дионисиади работал больше 20 лет, написаны неровно, но страницы, посвящённые сибирской эпопее семьи, читаются на одном дыхании.
Александр Николаевич после перестройки много раз бывал в Греции, даже пробовал там остаться, но решил, что в Москве ему лучше. Ирина — дочь Любови Мейханеджидис — тоже ездила в Грецию к родственникам. Всё понравилось, кроме жары. Она, правда, думает о переезде из Туруханска в Хакасию.
«Я всегда понимала, что гречанка, и очень этим горжусь. — Рассказывает Ирина. — Папа с бабушкой и мамой разговаривали на греческом языке. Я понимаю греческий, но сама разговаривать не могу. В Грецию с удовольствием езжу в гости, но переехать — нет. Не наш климат. Мы — северные греки. Вот она Игарка и Полярный круг. Меня устраивает сибирский мороз. Мы привыкшие».