СТАРОСТИНА Лена:
Далее наша группа во главе с Резниковым Л.Т. отправилась к баракам. И вот, наконец, мы пришли. Тут начался наш обход лагеря. Отдельные бараки очень хорошо сохранились, особенно нары и ри-сунки на стенах. В одном из бараков сотрудник музея Немченко Н.Е. нашла коробочку из-под папирос, а я нашла кусочек газеты.
РИДЕЛЬ Алиса:
Вскоре мы достигли лагеря. Он-то и оставил наибольший след в моей душе. Доска почёта, бараки, лазарет.
Бараки очень хорошо сохранились, и, так сказать, они ещё пригодны для жилья. Это и неудивительно, ведь строили их заключённые. В окнах бараков почти везде остались стёкла. Здание столовой было одновременно ещё и клубом. Тому свидетельством сцена. Мы увидели котлы, в которых варили пищу. В лазарете мы нашли лекарства от тифа и много бумаг.
(по видеозаписи, сделанной после экспедиции)
ОПЕНЧЕНКО Любовь Кирилловна
(секретарь лагерного суда во времена "Стройки № 503"):
Заключенных Любовь Кирилловна видела постоянно. И о лагерной жизни она знала не понаслышке. Лагерный суд рассматривал преступления, совершенные людьми уже в момент нахождения за колючей проволокой. Таких дел набиралось за месяц около десяти. Самой распространенной статьей, с которой люди попадали на стройку № 503, была знаменитая 58-я со всеми её приложениями. Самый распространенный срок - 10 лет. Жизнь в лагерях, как бы далеко они не находились от Ермаково, спокойной не казалась. Правда, побеги были редкостью, примерно один раз в году. Бежать было некуда: зимой - мороз, летом беглецов караулил не менее страшный охранник, чем человек с ружьем - гнус. Но люди всё равно бежали, хотя никто из них далеко не ушел. За побег к сроку, определенному статьей, добавляли 10 лет, столько же добавляли за убийство - в лагерях случалось и такое. А самые распространенные преступления, за которые карал лагерный суд, были драки и воровство. Для вынесения приговора суду приходилось входить внутрь зоны. "Я была бойкая, - говорит Любовь Кирилловна, - но все равно неприятно и страшно попадать в лагерь. Даже под охраной. Неприятно видеть людей, ли-шенных свободы. Неприятно и тяжело чувствовать на себе их взгляды и ощущать себя виновницей их положения. В мужской лагерь не так страшно было идти, как в женский. Мужчины вели себя благородно, а женщины - агрессивнее, и там можно было наслушаться всякого…"
Но общего зрительного представления лагеря у нас не сложилось, так как всё очень заросло кустарником, и каждый барак буквально пришлось выискивать. Решили пообедать и расположились на главной аллее у Доски Почета дорожного строительства (хорошо видно только слово "доска"). Отдыхали 30 минут: развели костер, разогрели обеды, подсушили вещи. Затем решили осмотреть ос-тавшиеся бараки.
ЯКИМОВА Аня:
Пройдя ещё немного, мы вышли на главную аллею, на которой стояла Доска почёта, вокруг бараки, столовая и медпункт.
К этому времени все уже проголодались, и мужчины развели костёр. Кто промок, тот грелся у костра. Во время еды Лена повернулась спиной к костру и …сожгла куртку. Посочувствовав ей, я, Саша, Лена, Коля, Тома остались у костра, а все остальные пошли в бывшую столовую и в медпункт.
СТАРОСТИНА Лена:
Недалеко от Доски почёта мы разожгли костёр. После обеда я решила посушиться и встала спиной к костру. Так я прожгла куртку. Видно, отмечать день рождения в пятницу, 13-го - не самая лучшая идея.
Почти вся группа пошла на исследование больницы и столовой, а я, Аня, Саша, Тамара и Коля остались греться у костра. Затем к нашему костру подошли игарские рыбаки.
ЗАМЕТКА УЧИТЕЛЯ НА ПОЛЯХ: Вот здесь перед нами из леса неожиданно возникла фигура человека. Это оказался наш проводник Усольцев Г.И. Узнав в Ермаково, что мы ушли, он поплыл на лодке по Енисею вдоль трассы и, хорошо зная окрестности, нашел наше местонахождение. Поднявшись от Енисея (1,5 км), легко вышел на нас. Конечно, его появление нас успокоило и вселило надежду на то, что мы всё успе-ем засветло…
ШИЛИМАЕВ Костя:
…Теперь мы вошли в столовую, в конце которой была видна сцена. Вечером столовая превращалась в театр, где роли исполняли сами заключённые. Деревянные колонны украшены резьбой по дереву. Сохранились и котлы, в которых заключённым варили пищу.
Здесь была и своя больница, где заключённые получали медицинскую помощь. Но здесь был и карцер, с огромными железными дверями. Вокруг карцера натянута колючая проволока. Рядом с карцером стоит полуразрушенная вышка, с которой велось наблюдение. По рассказу проводника, заключённые пытались бежать, но зимой они замерзали, а летом возвращались полуживые, искусанные комарами и мошкой.
ИВАНЦОВА Тамара:
Мы заходили внутрь бараков, пол там аж проваливался. Там были нары. Когда я была в этих комнатах, то я представила, как люди там жили…
Потом мы грелись у костра, так как сильно замёрзли. Вскоре одна часть группы пошла смотреть лагерь дальше, а вторая (в том числе и я) осталась у костра.
Когда ребята вернулись, сказали, что были в медпункте, нашли столовую. После этого все были в сборе. Я и ребята хотели идти обратно, но нас уговорили сходить в карцер. В нём увидела я один длинный коридор и комнаты с железными дверями, с решёткой. Также на дверях были железные мощные защёлки.
ЯКИМОВА Аня:
К этому времени к нам подошёл Усольцев Григорий Иванович с товарищем, Сергеем. Они должны были нас встретить, но не знали, что мы возвращались в Игарку. Когда вернулись наши учителя и одноклассники, мы потушили костёр и в сопровождении Усольцева Г.И. отправились в карцер.
А вот и карцер. Вокруг него была колючая проволока, а рядом стояла вышка. Зашли в карцер, стало как-то не по себе. На окнах решётки, железные двери с окошком, в каждой комнате стояла параша.
РИДЕЛЬ Алиса:
Часть группы, в том числе и я, отправились на поиски карцера. Он особенно мне запомнился цветком, воткнутым в решётку окна. Ольга Борисовна даже хотела меня там оставить.
ЗАМЕТКА УЧИТЕЛЯ НА ПОЛЯХ: Почти все жилые бараки были одноэтажными. Войти в них по крыльцу было очень трудно, все они развалились. Но внутри все так, как будто прошло не несколько десятков лет, а несколько месяцев. Двухъярусные нары, расположенные по обе стороны стоящих посередине колонн. Ни номера, ни фамилии на нарах не сохранились. Стены побелены, а у потолка стены украшены орнаментом. По валяющимся на полу горшкам, сделанным из досок, предположили, что все жилые комнаты старались озеленять. Перед входом в эту большую комнату (длиной около 15 м) справа и слева расположились по две небольшие комнаты: одни для охраны и персонала, в других, судя по оставшимся предметам, находились умывальники. Увиденное наводит на мысли, что люди, обреченные судьбой жить здесь по несколько лет, конечно, старались обустраивать быт: и цветы разводили, и стены украшали, участвовали в культурно-массовых мероприятиях. С одной стороны, это насаждалось искусственно, "по плану" лагерного начальства. С другой стороны, чтобы выжить в нечеловеческих условиях, люди сами старались со-хранять хоть какую-то видимость той, "прежней", жизни, оставшейся за колючей проволокой...
(по видеозаписи, сделанной после экспедиции)
БАСОВСКИЙ Василий Дмитриевич Биографическая справка Родился в 1925 г. В начале войны был угнан в Германию, где работал у немца-хозяина. Вспоминая эти годы, Василии Дмитриевич отмечает, насколько уважительно относился к нему хозяин, и как после возвращения встретили его на Родине. Нашли причину, обвинив в воровстве. Так вот и попал в Игарский ГУЛАГ, а затем в Ермаково. "Я сам прибыл из Красноярска на пароходе "Мария Ульянова". Выгрузили нас в районе Графитки, весной, на льдину, босых, затем уже обувь дали. Никакого жилья не было, сами себе строили. А в Ермаково приехали - там уже было несколько бараков. Никогда не был с тех пор там. Вначале, когда не было жилья, жили и по 200 человек, а затем по 30-50 в каждом бараке. Подсобные комнатки при входе в барак - хозяйственные: одни для сушки валенок, в другие впоследствии были поставлены умывальники. Вначале, когда нас привезли, все удобства были на улице, умывались снегом. Кормили очень хорошо - 900 грамм хлеба на день, большая чашка каши, перловой в основном, или что-то другое. Разносолов особых не было, но кормили сытно. Если выполнишь норму на 150%, добавляли свинину, окорочка, колбасу. Работал я на строительстве мостов, и выполнение нормы у нас прослеживалось строго, никаких завышений не было. Да и заинтересованность была, ведь при постоянном перевыполнении шел год за три. Вместо семи я отбыл три года. Времени определенного не было. Работали столько, сколько хотели. Норму, конечно, нужно было выполнять, а свыше кто как хотел. Одеждой обеспечивали, изнашивалась - меняли. Платили за работу частями, то есть бухгалтерия больше 100 рублей на руки не давала. Я получал по 3-5 раз в месяц, и у меня была возможность, что-то купить в магазине-лавке, который был на территории лагеря, даже вещи хорошие можно было заказать. За работу, а я считался хорошим работником, неоднократно награждали грамотой. Соберут на работе или в бараке и вручат. Баня была обязательно раз в неделю. За этим тщательно следили. Питание и баня - это было главное. В театре были профессиональные актеры. Целые бригады, высланные из Риги, Таллинна. Постановки или фильмы показывались каждый день. Никаких ограничений для нас не было - хоть каждый день ходи. В основном, ходили на рыбалку. У нас в бригаде было 32 человека, двоих всегда отправляли за рыбой. К вечеру принесут, а чистить никто не хочет. В карцер отправляли по разным причинам: потерял валенки (украл кто-нибудь) - сразу туда. Не разбирались, у кого украли, того и наказывали. Отказчиков от работы туда же отправляли. Были такие, и не мало. Ни произвола, ни жестокостей в отношениях к заключенным не было, как принято считать. Расстреливали, был такой случай, но этот человек убил нескольких заключенных за ночь, что ж его благодарить за это? Были при мне случаи бегства, но сами и возвращались. Куда бежать - болота, гнус! За побег, было, жестоко наказывали: поймают, разденут и голого привяжут, пока гнус до смерти не заест. Выдерживали только часа 2-3. В зоне, кстати, мало кто находился, только хозяйственные работники. Из зоны всех до последнего надзиратели выгоняли, даже если врач говорил о постельном режиме. Эпидемий не было. Болели, в основном, простудой. Собаки из охраны специально готовились против человека. К людям их выпускать нельзя было - разорвут в лохмотья, страшные звери были. А потом, после закрытия лагеря, их расстреляли. Барабанова приходилось видеть. Отзывы только хорошие, плохого ничего. Еще, когда лагерь был в Игарке, из постельного белья нас почти ничем не обеспечивали. Хотя был такой случай, когда я, работая на машине, вывозил хлам на отвал, увидел матрасовку из новой ткани. Разрезал - а там новые верблюжьи одеяла! Обеспечение, видимо, было хорошее, но до лагерей не доходило - разворовывалось. В жизни никто мне никогда не вспоминал об этом. Хотя, когда хотели наградить орденом, в завкоме лесопильно-перевалочного комбината спросили меня: "Был ли в местах заключения?" и, узнав о 503-й стройке, сказали: "Отходи".
КАУНЧЕНКО Света:
Уходят из жизни герои наших работ. В прошлом году - Виктор Петрович Астафьев, на днях - В.Д. Басовский. В последние дни, просматривая подаренную нами видеокассету с записью нашей экспедиции в ГУЛАГ,
где он был 50 лет назад, и запись своего рассказа, он всё сокрушался, что не всё нам рассказал…
Он был последним живым очевидцем ГУЛАГа в Игарке.
(из фондов "Музея вечной мерзлоты")
САЛАНГИН Алексей Павлович:
Первую зиму зеки провели в палатках, постепенно строили деревянные бараки. Стены в них были выбелены. Нары более комфортабельные. Потолок подпирало несколько деревянных колонн, разрисованных синей и зеленой краской и покрытых незатейливыми узорами. Решеток на окнах не было. В первую очередь в новые бараки заселяли тех, кто перевыполнял ежемесячную норму, из-за этого бараки прозвали "стахановскими". В Ермаково бригады заключенных построили поселок для гражданских, водонапорные башни, пожарку, больницу, ресторан, школу, железнодорожную станцию, перрон, депо.
В лагере существовала даже своя доска почета, но без фотографий - с номерами и фамилиями отличившихся зеков.
Зато не было кладбищ. Мертвых просто сбрасывали в болота и овраги. Умерших и застреленных в колоннах никто не трогал и не убирал. О трупах заботились дикие животные, которые каждый день, особенно зимой, сопровождали зеков на работу и обратно. Расстрелянных в списках по убытию записывали как умерших от истощения или инфаркта. На работу поднимали по "рельсе" в шесть утра. Отбой давали в 23 часа.
Зимой не работали только тогда, когда мороз достигал 55 градусов ниже нуля. Прежде, чем уложить рельсы на дорогу, под насыпь бросали и утрамбовывали охапки хвороста и тальника. Считалось, что на такой подушке дорога выдержит капризы вечной мерзлоты. Рельсы прогибались и кривились. На месте железной дороги появлялись новые болота.
Но ветку гнали и гнали вперед…"
ЗАМЕТКА УЧИТЕЛЯ НА ПОЛЯХ: Во многом либеральный режим лагеря зависел от руководителя. Многие очевидцы так и считают, рассказывая о полковнике Барабанове.
На главную страницу/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»/Работы, присланные на 4 конкурс (2002/2003 г.)