Это было хождением по мукам
Артур Александрович Юнг разделил судьбу депортированных из Поволжья немцев. Родился Артур Александрович в деревне Нижняя Водянка Гмелинского района Саратовской области. Там жил с родителями до высылки, то есть до сентября 1941 года.
- В селе, можно сказать, жили исключительно немцы, русских было очень мало – только в смешанных семьях, - рассказывает Артур Александрович. - Семьи, где один из супругов был русским, не выселяли. Помню, когда нас выселяли, было воскресенье. Объявили сначала об этом. Мать пришла в слезах, сказала: «Нас увозят…» А время было – начало августа, уборка урожая. В воскресенье обычно все отдыхали, бригады с поля увозили домой, а на поле оставался лишь дежурный. В тот выходной дежурил как раз отец. Мне в ту пору было пять лет, я был единственным ребенком у родителей (Александра Георгиевича и Фриды Фридриховны). Мать говорит: «Поезжай к отцу, скажи о выселении, пусть все бросает и едет домой». Я помчался на поле. Отец очень расстроился, узнав новость. А нам представители власти объяснили, отправитесь, мол, на временную работу на лесозаготовку. Берите пилы и вещи первой необходимости. Все остальное оставляйте, ничто никуда не денется. И мы, как и все, бросили дом, скот и поехали. Пешком никто не шел. Всем семьям дали подводы. Приехали на железнодорожную станцию ночью. На станции было много народу. Все, в основном, семейные. Каждая семья в своем углу. Мы тоже выбрали в зале место, меня посадили в углу. Еды взяли с собой немного, только то, что успели схватить на ходу. А поезда нет. Сказали, что поезд будет завтра. Но и на следующий день поезд не пришел. Мы ждали его несколько дней.
Наконец, пришел эшелон с вагонами-телятниками, как их тогда называли. В них были не полки, а только нары. Приказали: грузитесь! Сели кто куда. Поехали. Дорогой всякое случалось, но нас, пассажиров, не притесняли. В степи, бывало, поезд остановится и стоит. Можно было выйти из вагона и даже какой-то обед приготовить. Жгли костры, кипятили в котелках воду и что-то варили. Паровоз загудел, все хватают свои котелки (сварилось - не сварилось) и бегом в вагоны.
Привезли нас в Казахстан, в какой-то район. Потом дальше повезли по Казахстану. Прибыли в Караганду. Там был вольфрамомолибденовый рудник. При нем поселок Акшатал. Но нас не сразу туда поселили, а сначала определили на полустанок между железнодорожной станцией и этим поселком. Тогда по всей трассе стояли полустанки. На нашем – был единственный домик. Часть людей выгрузилась, остальных повезли дальше. Пришел начальник полустанка, очень суровый. Распорядился: «Давайте все на гравийную дорогу! На подсыпку».
Прожили мы на полустанке два или три года. Была там столовая. Кормили только утром и вечером. Пока взрослые работали, дети (а нас было двое мальчишек) ловили птичек, кушать-то хочется. Из конского волоса делали петельки и закрепляли их на дощечке, получались ловушки. Голод заставит думать. Птичек мы, ребятишки, варили и ели.
Была на участке техника – моторный каток и прицепной грейдер. Каток был неисправен, требовал ремонта. Узнали, что у меня отец – тракторист, и к нему. Отец каток отремонтировал и стал на нем работать.
Шла еще война, Америка поставляла в Союз трактора, автомобили. А специалистов-то мало было, все мужики на фронте. Отца, забрали на рудник, он принял большой трактор. Ездили мать с отцом по трассе и равняли дорогу. Отец на тракторе, а мать с ним в паре на грейдере. Однажды он увидел на дороге что-то белое. Остановились, чтобы посмотреть. Оказалось, лежит на обочине дороги мешок с мукой. Что делать? Решили взять. Мать сняла с себя юбку, связала ее. Туда и насыпали муки. Оставшуюся в мешке муку спрятали в степи под большой куст.
А жили все, кто работал на дороге, в многоместной палатке. Одна печь на всех. Все на виду. Мать замесила из муки тесто и сварила галушки. Все, конечно, недоумевали, откуда взялась мука. Но никто не выдал семью. Вот было же такое время, когда ни хулиганства, ни интриг не водилось!
А муку в то время возил сопровождающий. Приехал на место – одного мешка у него не хватает. Где он может быть? Наверное, потерял по дороге. Начал искать, людей опрашивать, не видал ли кто? Вот кто-то и вспомнил тогда про наши галушки… Отец признался во всем, сказал, что остатки муки спрятал под куст. Поехали туда, а под кустом уже ничего нет. Отца не выпускают, посадили в каталажку. Отец врать не умел, всегда говорил правду. Спасибо следователю, оказался добрым человеком. Отпустил отца. Мол, кто потерял, пусть тот и отвечает перед законом.
Около города Караганды был лагерь политзаключенных. Трактор, на котором работал отец, грузят на тралер и увозят вместе с отцом на территорию этого лагеря. Степь огромная, и лагерь, расположенный там, огромен – вышки охранников стояли до самого горизонта. Там, наверное, не тысячи – миллионы людей были. Заключенные сами кормили себя. Выращивали картофель, капусту, сами ее солили. И себя обеспечивали, и вывозили продукцию за пределы лагеря.
Потом мы жили, рассказывает Артур Александрович, на руднике, где шахты были. Породу поднимали, дробили, вымывали, как золото. Отец работал на этих шахтах. Сначала делали сами шахты, укрепляли их, а потом уж добывали вольфрам и молибден. На шахтах стояла жуткая пыль, и люди дышали этой пылью. Отец заработал там силикоз легких. Это страшная болезнь: пыль в легких цементируется и затвердевает. В сорок шесть лет отца не стало.
Когда я стал совершеннолетним, меня тоже взяли под надзор. Надо было отмечаться в комендатуре каждое десятое число месяца. В 1956 году надзор был снят. Жил в поселке один человек, кореец, который помогал всем находить родственников. За определенную плату писал в разные инстанции и, таким образом, разыскивал близких. Так, через него мать нашла своих сестер. Решили ехать к ним, в город металлургов Тимертау. В 1946 году у меня появилась сестренка Лида. Поехали туда втроем.
В Тимертау мы уже жили свободно. Когда нас освобождали от ссылки, мы все давали расписку, что не будем претендовать на оставшееся в Поволжье имущество. Комендант припугивал: «Пиши, что ты отказываешься. Если нет, тогда еще останешься под принудиловкой». Сестры матери тоже съехались вместе. Мать умерла в 1977 году. Сестра Лидия до сих пор живет в тех краях.
Я образования хорошего не получил, так как на полустанке школы не было. Пошел в школу в десять лет. После пяти классов пришлось идти на работу. Стал учеником электрика. Дали наставника. Быстро поднимался в гору. Из ученика стал электриком 3-го разряда. Это уже была какая-никакая зарплата. Мать была довольна. Потом вскоре же присвоили 4-й разряд. Еще спустя немного времени пятый и шестой разряды и, наконец, 7-ой, высший разряд. Стал получать зарплату на уровне мастера.
Перебираю в памяти прожитую жизнь, те времена – все работали тогда хорошо, никто не лодырничал. В Тимертау работал на заводе электриком 7-го разряда. Хорошо работал. Но как мой труд ценили? К каждому празднику выступал директор с докладом и зачитывал приказ о поощрении лучших рабочих. Меня в том приказе никогда не отмечали. Вот какая несправедливость! И только потому, что я был немцем. Тогда я этого не понимал. Сейчас вижу, что эту процедуру прошел целый народ.
Я не имею зла на эту систему. Почему? Немцы как народ – народ особенный. Государство переселением сделало много. Немцы окультурили Казахстан. Казахи стали перенимать у немцев все хорошее, культурное. Целую нацию окультурили. Казахстан сделал рывок из феодализма сразу в социализм. Там были аулы грязные, а стали красивые города. Правительство выиграло в этом плане.
Записала Лариса Голубь
Артур Александрович Юнг