В.Г.Фукс. Погром
В лагерном отряде, кроме немцев, находились финны, венгры, калмыки и многие другие национальности, в том числе чеченцы. С одним из них по фамилии Сайдуллаев, помещавшемся в том же бараке, каком и я, мы дружили. Каким-то образом он сумел вызвать из Казахстана свою жену и поселить ее в общей зоне рабов советского режима. От меня он не стал скрывать, что вызвать и поселить жену в концлагере ему удалось путем дачи взятки лагерному начальству, но кому конкретно, не стал говорить. Однажды Сайдуллаев сказал:
- Хочу и вторую жену вызвать сюда.
Я не понял.
- Как это "вторую жену", у тебя что, их две?
- А что удивительного, есть у некоторых чеченцев и больше.
Мне показались его слова дикими, спросил его жену:
- Правда, что у вашего мужа две жены?
- Правда.
- А как это вы можете жить вдвоем с ним?
- Мы очень дружно живем втроем, жду - не дождусь ее приезда.
Сайдуллаев с женой, помещавшейся в одном из бараков, где жили "вольнонаемные", встречались часто, они не бедствовали, у них были деньги и продукты, то и дело присылаемые из Казахстана, куда были сосланы все чеченцы из их республики.
В начале 1947 г. очень остро встал вопрос о питании семьи, ставшей теперь, наряду со мной, заключенной концлагеря, со всем бесправием человека. С проблемой питания столкнулись семьи рабов, сумевших поселить жен в зоне или в деревнях вблизи лагеря. Показателем недостатка продуктов служило и то, что германские военнопленные, видимо, с разрешения своих офицеров занялись "бизнесом":
- Кому троф!
- Кому шелезна штук! (какая-нибудь безделица из железа).
Однажды у Тины Биндевальд, жены Кости, возникла идея:
- Виктор, давайте поедем в Кустанай, говорят, там чеченцы меняют пшено на вещи.
Посоветовавшись с женой, собрал последние вещи, в том числе и детские, для обмена на пшено. С нами поехали еще две женщины, жена еврея и жена немца. Хотя все три женщины числились теперь заключенными концлагеря, начальники их мужей "пошли на уступки", разрешив выехать за зону. Поскольку я в это время был "арендован" металлургическим заводом у ГУЛАГА НКВД СССР в качестве крепостного раба, мне заводское начальство разрешило "отлучиться" в Кустанай на несколько дней. Не имея железнодорожных карт (если бы они и были у кого-нибудь, при ночном шмоне гулаговские собаки давно бы их изъяли), не имея понятия, где это Кустанай находится, далеко-близко ли, мы не позаботились как следует одеться, это оказалось непростительной ошибкой. Пассажирские поезда туда не ходили, мы решили ехать грузовым составом бесплатно, кое-как взобравшись на открытую платформу (состав весь был из открытых платформ), мы притулились друг к другу, сквозняки дули со всех сторон, состав то и дело останавливался в пути, с платформ нас никто не сгонял. Было начало февраля, дни морозные. На вторые сутки прибыли к цели. Промерзнув до мозга костей, бросились бежать к одному из частных домов, в котором, по рассказам жителей, проживают сосланные с Кавказа чеченцы. В комнате было сложено мешков тридцать с пшеном, я обрадовался такому обилию, женщины уже выложили свои пожитки, торговались с чеченцами, их было человек десять. Вдруг все стихло, один из них объявил:
- Мы пшено не продаем, эти мешки мы себе сложили на зиму.
Мы встали в тупик: начали продавать, и вдруг прекратили. Я обратил внимание, что все чеченцы подозрительно поглядывают на меня, и Тина это заметила, отозвала одного из них в другую комнату, поговорила, потом отозвала меня.
- Они думают, Виктор, что вы милиционер.
Я взглянул на себя, на военную гимнастерку, фуражку, засмеялся и громко, чтобы все услышали, объявил:
- Я не милиционер, я летчик славных военно-воздушных сил, такой же преследуемый, как и вы, даже больше, я из концлагеря НКВД. Сайдуллаева кто-нибудь из вас знает? Он вместе со мной в землянке прописан.
Чеченцы загалдели по-своему, принялись проворно торговать. Я торговаться с детства не был способен, за меня торговалась Тина, выкладывая мои вещи.
Домой привез килограммов двадцать пшена, можно себе представить ликование домочадцев, их блестящие глаза в предвкушении хоть раз поесть досыта кашу.
Предыдущая Оглавление Следующая