В.Г.Фукс. Погром
Следом за этим письмом я получил от отца второе, в котором наглядно показано, что предела преследованию немцев со стороны КГБ нет:
"… из района края, он рассказал, что послал пяти высшим главарям письма о нашем положении. Ответов долго от них не было, после вторичного запроса им его вызвали в Абаканский обком партии, где пять человек различного ранга занимались многочасовыми угрозами в его адрес за то, что "потревожил спокойствие элиты" страны..."
Далее отец писал:
"Из Москвы попутно ко мне заезжал один знакомый, он передал мне материал, размноженный в Москве. В этих бумагах резко критиковались органы КГБ, правление Союза писателей, прокуроры. Материал должен был отвезти в Абакан Винтер, но он не сумел поехать, и материал остался у меня (5-7 писем). Какой-то немец написал об этих письмах другому, а "нюхальщики" (перлюстраторы) перехватили это письмо. Приехали к Зое в институт и повезли ее в КГБ, а ко мне в это же время явился другой агент, сказав, зачем он приехал. Я провел его в комнату, где на столе лежали эти письма, он составил опись, я расписался, и он увез опись в КГБ. Применяя всяческие методы запугивания, - обычный метод работы КГБ, там требовали от Зои сказать, кто приходит к нам на квартиру, кто читал эти письма. Вызвали тут же Винтера, Яук (женщ.), Адольфа Ивановича, Калесс (женщ.). Сыщики и так знали, кто к нам ходит и к кому я хожу. Вызванных спрашивали, читали ли они эти письма, они отрицали, фактически же читали (вот до чего доводит преступный метод запугивания!), КГБ довел Зою до сердечного стресса, - чем не ежовско-бериевский способ допроса?
Через несколько дней четверых из нас (кроме Адольфа Ивановича) вызвали к прокурору, там же находился и начальник КГБ (точно так, как было с тобой: прокурор + начальник КГБ!). Теперь, вдвоем, снова допрашивали, что это за письма, кто их авторы, говорили, что такие письма московские авторы посылают за границу. Тут было письмо Чуковской с критикой обращения с писателями правительством, не пляшущими под общую дудку идеологического отдела ЦК КПСС, обращение с Солженицыным, Литвиновым и др. Долго болтали, что эти письма не надо распространять, спрашивали, кто читал их... Требовали, чтобы мы писали в верховные органы только от своего имени, а не коллективно, подписи не собирать. Среди писем было письмо о генерале Григоренко, о помещении его, по указанию Хрущева, в сумасшедший дом, статья Костерина "О малых и забытых" (О национальностях, немцах) - его исключили из партии и из союза писателей. К сожалению, в этом году он умер.
Ты спрашиваешь по поводу Ивана Карловича Брута. Вот еще один факт неслыханного гонения немцев в Советском Союзе, осуществляемого совместными усилиями КГБ + КПСС. Как ты, вероятно, помнишь, в январе 1965 г. большая группа немцев, заручившись многими сотнями подписей под петицией к правительству о реабилитации советских немцев, была принята председателем президиума Верховного Совета СССР А.Микояном, в эту делегацию входили представители от ряда городов Союза, в том числе от Красноярского края были Кайзер, Гольман, Шнайдер. От Киргизии (г.Фрунзе) входил Иван Карлович. Разговор происходил между сторонами откровенный, но и довольно жесткий. Правителям страны такие "встречи" не нравятся, их, видишь ли, напрасно тревожат. И вот, Иван Карлович с женой решили съездить в Саратов и Энгельс, на свою бывшую родину, посмотреть на дом по ул.Халтурина в Энгельсе, в котором мы тоже жили, пользуясь общей кухней с ними. Но КГБ + КПСС не допустили такого "преступления" - посещения своего родного города проездом через Москву по билетам, приобретенным во Фрунзе. Их высадили из поезда, но зато КГБ совершил "услугу" - повезли бесплатно в купированном вагоне с персональным сопровождением, чтобы Иван Карлович с женой не вздумали по дороге "завернуть" в Москву!!! Трусливые кремлевские главари из КПСС + КГБ боятся не только встреч с коллективами, а и с одиночками. Мало того, во Фрунзе, как пишет И.К., оказались характеристики на него, присланные из Энгельса, где он работал в милиции до переселения. Ясно, какие могут быть характеристики, если их запросили из КГБ...
Дикий шовинистический случай произошел с двумя преподавателями двух институтов - мужем и женой - Фрицлер. Соседка по квартире подала заявление в милицию, будто они хотели отравить газом ее детей, вынув для этой цели кирпич в смежной комнате с ее квартирой. Вечером явился милиционер, осмотрел все помещения, ничего не обнаружил, но паспорта у них забрал. На следующий день, в день похорон их знакомого - Адольфа Ивановича Ляйхтлинга (преподавателя института) мужа с женой вызвали повесткой в милицию, без всяких оснований приписали им мелкое хулиганство, не выслушав их, посадили в железную клетку, немного позже - в "черный ворон", на котором привезли в суд. Судья вынес определение, что никакого мелкого хулиганства не было, и отпустил домой. Трудно себе представить, какое унижение претерпели два человека, подвергнутые усилиями шовинистов с помощью милиции оскорблениям их чести и достоинства. Несмотря на то, что оба преподавателя просили милицию отпустить их на время похорон своего близкого товарища и преподавателя, начальник отказался это сделать, расчет был очевиден: шовинистке надо было дать преимущество перед "какими-то немцами".
На похороны они опоздали. Немцы предполагают, что к этому делу приложили руки и другие, властные, лица, заинтересованные в дискредитации как двух этих преподавателей, так и немцев в целом. С проклятьями в адрес режима беззакония, установленного в Красноярском крае, преподаватели Фрицлеры покинули страну".
Читая это письмо, мне на память пришел случай, происшедший со мной, когда, живя в Красноярске и работая в одном из предприятий, подвергся, может быть, не меньшему оскорблению, учиненному органами КГБ.
- Вас просит директор зайти к нему в кабинет, - передала мне секретарь.
- Вы не знаете, по какому делу? - полюбопытствовал я, будучи занят срочной работой по его заданию.
- Могу сказать по секрету: там приехал кагэбэшник из Абакана, хочет вас увидеть, как я поняла из их разговора, он собирается вас опознать.
- Опознать? Я что, преступник ему какой-то?
- Подробности я из их разговора не поняла.
- А что, директор не стеснялся при вас разговаривать, при постороннем человеке, о таких, скажем, секретных вопросах?
- Конечно, нет, пусть только посмеет когда-нибудь игнорировать меня, у меня сильное оружие против него, - она рассмеялась.
- Это какое же?
- Я его предупредила, что если будет меня игнорировать, передам его жене, что с ним сожительствую. И сотрудники об этом знают. От вас я секрета не держу, я уважаю вас.
Мне оставалось пожать плечами и пойти в кабинет директора. Они были вдвоем, директор за столом, сотрудник КГБ - почти рядом. Это был сравнительно молодой человек, он, делая вид, что мой заход его не касается, мол, директор по своим вопросам меня вызвал, но он не мог догадаться, что я уже знал со слов секретаря о цели вызова в кабинет.
- Как у вас продвигается составление квартальной сводки? - спросил директор.
Мысленно я готов был спросить: "Не считай меня за дурака". Но, конечно, в тон ему ответил:
- Продвигается.
Потом директор продолжал задавать мне разные вопросы, все дальше отклоняясь в сторону, "невзначай" спросил, не был ли я в Абакане.
Кагэбэшник пристально смотрел на меня, не дрогнут ли мускулы моего лица. Потом разочарованно сказал директору:
- Я вас не буду задерживать, разбирайтесь со своими делами, я спешу. - Он ничем не выдавал себя при мне, думая, что ничего не знаю о нем и о цели его прихода.
Цель была ясна: опознать немца, ездившего из Красноярска в Абакан, проводя работу по формированию делегации в Москву с требованием восстановления немецкой республики на Волге. В этот же день все сотрудники знали, что Фуксом интересуется КГБ.
В Абакане я никогда не был, но проклятий в адрес КГБ у меня были не меньшими, чем у двух преподавателей институтов, преследуемых шовинистами. Даже если бы и был в Абакане, - какое право имеет КГБ дискредитировать меня и немцев в целом только за то, что они собираются вместе для обсуждения своих проблем, требуя равноправия с русскими.
В одном из писем, присланном мне, отец писал, что 3-й секретарь крайкома Макеева сказала, якобы я смог в условиях крепостного права, то есть вечной ссылки, уехать из Красноярска "благодаря" Кокареву и ей. Это ложь: я, пренебрегая преступным Указом "Николая 3-го" (Шверника) о вечной ссылке, не обращался к крепостникам с просьбой уехать из Красноярска. Но в бывшую Немреспублику не попал, не было меньщиков, и в западной Украине не смог оставаться (сырой климат - больная жена). Вернулся в Красноярск.
Спустя десятки лет, "Красноярская газета" и "Красноярский рабочий" пропели аллилуйю шовинисту Кокареву в связи с годовщиной со дня его рождения, им безразлично его отношение к малочисленным нациям, сосланным в Сибирь преступными правительствами СССР, в преследовании которых Кокарев активно участвовал.
Предыдущая Оглавление Следующая