Эту историю я много раз рассказывал. Попробую записать для тех, кому не посчастливилось слышать :).
Началась она с Юрия Ивановича Кулакова. Юрий Иванович – физик, ученик великого Игоря Евгеньевича Тамма, и сам выдающийся учёный. Основатель нового раздела физики – теории физических структур, о чём будет сказано ниже. Проживает в Новосибирском Академгородке. Наш давний друг, аж с 1967 года.
Вот один из его рассказов.
Будучи в Москве, Ю.И. пошёл на Патриаршие пруды, те самые, где явился Воланд, и сел на лавочку, возможно ту же самую. Сел и глубоко задумался. Его с некоторых пор захватила ошеломляющая научная идея: должна существовать универсальная формула мироздания. Формула в прямом математическом смысле. Формула, зависящая от параметров. Меняя параметры, можно получать различные физические законы. Такие как законы Ньютона, Кулона, Максвелла… Вместо многих законов, описывающих различные аспекты физической реальности – один универсальный. Природа – едина!
Сидит, значит, Кулаков, о своей проблеме-фикс размышляет. Подходит пожилой мужчина и вежливо просит разрешения присесть. Хорошо было бы для моего рассказа, чтобы он слегка хромал и глаза имел разного цвета, но нет – обычный прохожий. Впрочем, возникло ощущение незаурядности: мужик, по видимости, не простой. Посидели, помолчали каждый о своём. Завязался разговор.
– А разрешите спросить, чем вы занимаетесь? – поинтересовался незнакомец.
Ну, Юрий Иванович и рассказал о проблеме, заполонившей его жизнь и разум.
– Так вы ищете формулу Бога! – вскричал собеседник. Протянул руку и представился: Кулаков!
Юрий Иванович пожал протянутую руку и ответил: Кулаков!
Кулаков Михаил Петрович оказался ни много, ни мало главой церкви адвентистов седьмого дня в России. Так началась дружба Юрия Ивановича с адвентистами.
Следующее событие произошло 12 марта, в ближайший день рождения Юрия Ивановича. Утром раздался телефонный звонок, неизвестный мужчина представился: Либенко Николай Назарович, – поздравил с днём рождения, сообщил, что у него есть подарок от Кулакова М.П. и он хотел бы его вручить.
Ю.И. весьма удивлённый, ответил, что через час мог бы гостя принять.
– Через час, извините, я не смогу, с вашего разрешения ближе к вечеру.
Оказывается, Либенко звонил из Москвы. Ю.И., выражаясь молодёжным жаргоном, офигел! Через несколько часов на пороге появился Николай Назарович и вручил Кулакову чемодан полный огромных душистых яблок. Как узнали про день рождения, как смогли оперативно добраться в Новосибирск – осталось загадкой.
Впоследствии Ю.И. по приглашению М.П. побывал на великом адвентистском празднике жатвы. Хорошо его принимали. Много любопытного там увидал и рассказывал мне об этом в красках.
В этом месте Юрий Иванович покидает мою историю. А от его имени в Красноярск прибывает гонец из далёкого Еревана.
Остаётся сказать, что формулу Ю.И. открыл. Она приведена в его капитальной книге "Теория физических структур". Возникло целое научное направление под одноимённым названием. Юрий Иванович считает, что наблюдаемый мир является отражением ненаблюдаемой высшей реальности, а Формула доказывает наличие разумного замысла в его возникновении.
Году в 1978-м мне позвонил мой друг Володя Пивоваров: "Валера, приходи, у нас гость". Гость представился: "Рафик". Невысокий мужчина, приятной внешности. Армянин. И, как выяснилось вскоре, адвентист седьмого дня. Рафик прибыл спасать своего племянника Самвела. История с одной стороны удивительная, с другой – характерная для загнивающего советского режима.
Юный Самвел достиг призывного возраста. Чтобы откосить, в Ереване нужно занести военкому 3000 рублей. По тем временам огромная сумма. Община посовещалась. Деньги собрать, конечно, можно, но через полгода новый призыв. И так до 27 лет? Самвел хилый, больной, у него врождённый порок сердца. Медкомиссия должна бы забраковать. Но откосивших много, а план по призыву надо выполнять. И загремел бедный Самвел в Советскую Армию. Попал из солнечного Еревана в лютую Сибирь, в Уяр. Оказался настолько непригоден, что его определили на ворота, пропускать машины в часть. Осень продержался, а первые же морозы его подкосили, и лежит бедняга в Красноярске, в госпитале ВОВ с тяжёлым воспалением лёгких.
Община скинулась на билеты и взятки и отправила Рафика на выручку. У верующих глобальная сеть взаимопомощи. Обратились в штаб-квартиру – нужны явки в Сибири. Кулаков позвонил Кулакову. Юрий Иванович сообщил координаты Пивоварова. И вот Рафик перед нами.
Для нас в то время живой верующий – экзотика. Времена суровые, диссидентов прессуют. Религия, а секты особенно, под контролем. Поговорить о вере – заманчиво. А у адвентистов заповедь. Им Христос сказал: как вы обо мне будете свидетельствовать, так и я буду за вас заступаться на Страшном суде. Так что желания совпали. Наше – слушать, Рафика – проповедовать. Пивоваров собрал друзей, все учёные, материалисты.
Адвентисты ждут пришествия Христа. Он придёт, когда исполнятся все пророчества из Библии. Верующие чутко отслеживают текущие события и решают: то что случилось – это пророчество сбылось или просто так? Рафик приводит примеры. "Разве вы не видите, что это исполнившееся пророчество?!" Нет, не видим. Постепенно начинаем постигать особенности религиозного сознания. У них в головах особо устроенный мир.
Впрочем, так же функционирует насквозь мифологизированное сознание большинства современных людей. Сложившуюся картину мира ничто не способно поколебать. В сознание проникает только то, что её подтверждает, а всё что противоречит – отторгается.
Мне нравился Рафик и его спокойная манера вести спор. Его главный оппонент, Андрюша Лебедев, горячился, нервно высказывал научные аргументы, которые в системе мировосприятия Рафика не имели никакой силы. "Если ты прав, что ж ты так кипятишься?" – говорил ему Рафик. После бурной дискуссии все разошлись, а мы с Рафиком пошли прогуляться по вечернему Красноярску.
Я узнал много интересного о том, во что верят адвентисты. Когда исполнятся пророчества, придёт Христос, все живущие умрут, и земля покроется их телами. Начнётся Страшный суд, который пройдёт в два этапа. Сначала Бог-отец будет судить праведников, а Христос будет свидетельствовать. Потом суду подвергнутся неправедные, судить их будет Христос, а свидетельствовать за них праведники. Все дела человеческие покажут на экране, вид наказания единственный – горение в геенне. Только время горения разное. От микросекунды, образно говоря, до тысячи лет. Тысячу лет будет гореть дьявол. Здесь я не понял: дьявола осудят как человека или особым порядком. После суда Христос вторично покинет землю и вернётся в третий раз через тысячу лет. Все мёртвые воспрянут, оденутся обновлённой плотью, и человечество заживёт райской жизнью под управлением Христа. Причём не на небе, а на земле. Как-то так.
Рафик хлопотал за Самвела. А наши прогулки продолжались. Рафик рассказал, как нашёл свою веру. Потребность в боге снедала, но церковные установления не подходили. Он перепробовал несколько конфессий. Будучи в армии, служил в ансамбле песни и пляски. На гражданке устроился работать в автохозяйство. Товарищ по работе, слесарь, оказался адвентистом. Приобщил. Рафик понял – это та религия, которую он искал. Никаких попов. Труд, взаимопомощь, любовь. И десять заповедей.
"Ты готовый христианин, – говорил мне Рафик, – только сам этого не понял". Он рассказал, что есть три пути прихода к вере. Иносказательно "три ключа": золотой, серебряный и железный – откровение, чтение библии и приключившееся горе-болезнь-несчастье. На прощание дал мне московский телефон Либенко со словами: "Это наш главный проповедник".
Остаётся сказать, что Самвела Рафик выручил и, уезжая, доверил нашему попечению. Мы навещали его в госпитале, таскали фрукты. Как христиане. Или просто нормальные люди. Очень трогательный заморыш этот Самвел – маленький, щуплый, лопоухий. Выписался и уехал в Ереван.
Никакого религиозного рвения во мне не появилось. Тем не менее, будучи в Москве в командировке я позвонил Либенко. Сослался на Рафика, сказал, что хотел бы пообщаться. Мне назначили встречу у вокзальных касс, сказали, что подойдут. Долго я маячил у касс. Очевидно за мной наблюдали.
Конец семидесятых. Москва – опасное место. Диссидентское движение и репрессии нарастали, усиливая друг друга. Наши первобытные предки обладали алертностью – чувством, ныне утраченным. Постоянно находились в состоянии спасительной настороженности. Приезжая в Москву, я попадал в поле высокого напряжения. Чувствовал себя как дикарь в древнем лесу, ежеминутно ожидающий нападения. Странным образом это ощущение связалось с воем набирающего ход метропоезда. И даже много лет спустя этот заунывный звук воскрешал во мне забытое нервное возбуждение.
В Москве я останавливался у Саши Лавута. Саша в то время был одним из редакторов "Хроники текущих событий" – подпольного журнала, освещавшего политические репрессии. ГБ рвало и метало, выслеживая редакцию. Саша рассказывал о плотной слежке за ним. Он подводил меня к окну и показывал стоящую внизу машину, тёмную и безжизненную: "Там мои топтуны". Однажды рассказал, как уходил от слежки, отправляясь на встречу. Разговаривая о важном, Саша прикрывал рот рукой. Полезная привычка против подслушки.
Вспомнился эпизод. К Саше пришёл мужчина, как я понял за советом. Увидев меня, вздрогнул. Взгляд затравленного зверя вопрошал: кто этот незнакомец? Так чувствовали себя многие, попавшие в то время под пресс КГБ. Саша тихо и спокойно заговорил с ним, увещевая. Я вышел из комнаты, чтобы не смущать гостя.
"Владей собой среди толпы смятенной…". Перечитывая "Заповедь" Киплинга, я вижу перед собой Сашу.
Один в один.
"Смотри, как бы эти ксёндзы тебя не охмурили", – напутствовал он меня, намекая на незадачливого Адама Козлевича.
Диссидентство состояло из нескольких сильных течений: демократическая интеллигенция, национальные движения в республиках, русские националисты, религиозная оппозиция. Общины РПЦ и секты кишели агентами КГБ. У адвентистов существовало непримиримое крыло – ВСАСД: "Верные и свободные адвентисты седьмого дня". Они обретались в подполье, имели свой нелегальный журнал "Верный свидетель", сотрудничали с "Хроникой". Я знал, что их духовного лидера Владимира Шелкова, проведшего четверть века в лагерях, недавно в очередной раз посадили.
И хотя Кулаков и Либенко принадлежали к лоялистскому крылу адвентизма, а я не таил никаких враждебных намерений, осторожность и некоторое недоверие ко мне понимал. Наконец, проверка завершилась, ко мне подошли двое, мы познакомились и отправились куда-то электричкой. Двое суток провёл я с Николаем Назаровичем на конспиративной квартире, почти без сна. Изредка появлялась молчаливая старушка, приносила какую-то еду, чай. Либенко вещал. Запомнилось, как он оттягивал щипком кожу на моём запястье и страшно закатив глаза, обратив ко мне белки, произносил: "и всё тленное станет нетленным". Это про то, как все праведники воскреснут после тысячелетнего карантина.
В Москву я вернулся порядком измотанный, но не просветлившийся.
– Ну, как? Охмурили? – спросил Саша.
– Да, нет.
– Послушай анекдот. Дева Мария даёт интервью, все коры стоят на ушах. Вопрос: "О чём вы думали во время непорочного зачатия?" "Мы думали, у нас будет девочка!"
Я рассмеялся. Смешно ведь, хоть и кощунственно.
– Ты меня успокоил, – сказал Саша.
21.01.2019.