Люди и судьбы. Жертвам политических репрессий Краснотуранского района посвящается...
Семья проживала в с.Иджа, Шушенского района, Красноярского края. В семье нас было шестеро детей, а седьмым мама была беременна на последнем месяце. В 1934 году начались наши мытарства. Со слов мамы и старших сестер было следующее: жили мы средне. Отец и все трудоспособные дети трудились. Было хозяйство: лошади, коровы, овцы и другая живность. Была усадьба – изба и надворные постройки. Начало нашей беды – «подвели под твердое», так говорила мама, т.е. обложили налогом. Заставили сдать зерно. Отец сдал. Через некоторое время опять преподнесли налог. Сдать снова зерно, а его уже почти не было. Он отказался. Отца осудили в 1935 на два года тюрьмы. Нас выгнали из избы. Забрали все, что можно было, угнали весь скот со двора, даже курицы не оставили. Постройку всю снесли, спилив даже столбы. Сестра рассказывала, когда ломали избу, все были на улице, а я осталась на печке и никак не хотела ни к кому идти. Начали ломать потолок. Земля сыпалась мне на голову, а я кричала, плакала, что не хочу идти к чужим.
Приняла нас бабушка – мамина мать. Мы, когда были подростками, спрашивали маму, что бы было, если б не бабушка. Она ответила, что всех по одному спустила бы в прорубь, а потом сама. У нас зимой были бурные проруби. Это она с горя говорила, а сделать бы не смогла. Она нас всех сохранила , 6 человек. Отца второй раз 16.12.1937 года осудили по статье 58 на 10 лет. Вот и началась наша сиротская жизнь.
МАРУДИН Константин Назарович
Когда забрали отца, забрали маму. У нее в сельсовете начались схватки – роды. Ребенок родился больным (тогда говорили родимец бил) и вскоре умер.
Старшие дети подросли, пошли работать в колхоз. Где тяжелее, туда их и толкали, заступиться некому.
Началась в 1941году война. В войну всем было трудно, но у кого отец был на фронте, тем были какие-то льготы. С нас же брали все. Преподносили налог: молоко, яйца, мясо. А нам баба дала теленка, вырастили корову, да мелочь какая, а все надо сдать. Вот так и жили.
Потом дядя купил нам избу, перевезли на свою усадьбу, тогда легче стало.
Посадили огород. Копали целик, сажали подсолнухи, потом их мама возила в город
на базар, а на вырученные деньги покупала соль, мыло, керосин.
Во время войны после школы на санках зимой возили дрова с братом Гошей из леса
почти каждый день. Были морозы, а топиться надо было. Было и такое – запрягали
корову – нашу кормилицу.
В колхозе нужны были мешки для зерна, которое возили на сдачу государству. Для этого раздавали коноплю. Ее сеяли, потом обрабатывали на волокно, а из этого волокна пряли, ткали мешки и сдавали в колхоз. Мама брала тоже, пряла, ткала. Приучила и научила меня прясть на самопряхе. приду из школы и пока не напряду шпульку, уроки делать не разрешала. Тогда свет был лучше – семилинейная керосиновая лампа, а то и в печуре смолье горело. Нас было трое учеников. Чернилами для письма были разведенная водой сажа или свекольный сок. Тетрадей не было, писали на книжках.
Все надо было делать нам, детям, иначе, как жить было. И этот труд пригодился мне в жизни. До сих пор есть самопряха, пряду, вяжу.
Старшие дети выросли, старшую сестру взяли на фронт.
Отец умер 8 мая 1943 года в заключении в возрасте 47 лет.
Мы, младшие, работали в колхозе. Мама брала плантации табака, свеклы, кукурузы, и мы с ней это обрабатывали все лето. Слава богу, мы подросли, учились в школе, потом смогли поступить, брат в сельхозтехникум, я в медучилище. После окончания учебных заведений, уехали по направлениям на работу. Была возможность остаться ближе к дому работать. Боялись. Нам в училище говорили, кто не поедет по направлениям, будут судить. Я побоялась и не каюсь. Живу в Краснотуранске и по сей день.