Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Геннадий Капустинский. Так было. История без вырванных страниц


Беглец

Осень 1948 года. Послевоенный Канск. Возвращались домой победители-фронтовики. Кто возвращался к семье на прежнее местожительство, многие строили свое жилье, обзаводились семьями. Жизнь брала свое.

Построил небольшой домишко на окраине Канска и мой отец по соседству со своими братьями. Получился целый квартал Капустинских. Строили, торопились, чтобы зимовать можно было в своих избах.

Многого не хватало, да и достать в ту пору что-либо из материалов было очень проблематично. Поэтому вместо пакли использовали мох из ближних болот, который мы с отцом на ручной тележке привозили, а потом сушили. Гвоздей тоже не хватало, из-за чего доски на потолке были не прибиты, а просто уложены и сверху засыпаны землей и шлаком. Внутри дома ничего не было еще окрашено, не отштукатурено, не побелено, на стенах торчал мох в щелях меж бревен. Но жить уже можно было: все окна, двери поставлены, пол настлан, печка работала.

Вот в такую избу мы и вселились. Я в ту пору ходил в школу во второй класс. Жила у нас и моя двоюродная сестра Елизавета, или просто Лиза, как я ее звал. Она была сиротой, ее отец Александр погиб на фронте. Это был старший брат моей мамы. Мать ее умерла.

Лиза была старше меня и училась в то время в Канском педагогическом училище, а до этого она жила в деревне Солянка Рыбинского района у бабушки с дедушкой – родными моей мамы.

Так вот, в один из осенних вечеров (по-моему, в ноябре) Елизавета сидела и занималась своими учебными делами. Мои родители и я уже спали. Стояла обычная ночная тишина. Вдруг с потолка возле печной трубы посыпалась земля. Лиза подумала, что это мыши бегают, и не придала этому никакого значения. Однако земля снова посыпалась и исчезла доска в потолке. Через образовавшуюся щель видно стало крышу.

Лиза испугалась и, почуяв недоброе, быстренько разбудила моих родителей. Проснулся от этой суматохи и я. Дальше события развивались довольно быстро. Отец схватил топор и с Лизой выскочил на крыльцо, велев ей бежать к братьям за подмогой, а сам, взяв топор на изготовку, как ружье, громко закричал в сторону чердака:

- Не шевелись! Стрелять буду!

Я все это слышал, тоже хотел выйти на крыльцо к отцу – интересно же было, как он из топора стрелять будет. Но мать мне не позволила, да и двери быстренько закрыла на все крючки и засовы, так что отцу путь к отступлению был явно отрезан, а он продолжал держать «под прицелом» топора чердак и раздавать все мыслимые и немыслимые угрозы и кары неизвестным, затаившемся на нашем чердаке. Оттуда не доносилось ни звука.

Между тем, Лиза успешно добежала до домов отцовых братьев Владимира и Федора (рядом же дома стояли), всех подняла на ноги. Прибежал дядя Федя с женой; уже отцу легче стало «оборонять» крыльцо, но на чердак они подниматься не решались, тем не менее, всячески давали понять неизвестным, что они обнаружены и им будет очень плохо. Вскоре и дядя Володя подоспел, держа в руке трофейный пистолет «Люггер» («Парабеллум»). За ним бежит младшая сестра его и отца – Валентина, и наша бабушка Катя. Ее слышно было издалека по причитаниям с белорусским акцентом:

- О! Небожечка ж ты наш! О, люди добрые! Ой, родненькие вы мои! – так она и бегала вокруг дома с этими причитаниями.

Уже втроем, братья поднялись на чердак, оттуда раздалось несколько выстрелов. Это дядя Володя стрелял вверх перед трубой, так как неизвестный, стоявший за трубой, взмахнул дубиной, но отец и дядя Федя быстро его скрутили, довольно жестко ссадили его на землю и ввели в дом.

Изба заполнилась возбужденными родственниками, в сопровождении которых вошел и неизвестный возмутитель спокойствия. Это был здоровый молодой мужик лет 35-40, заросший щетиной и волосами. На нем одета была телогрейка неопределенного цвета, на рукавах и плече которой торчала вата. Большие рваные штаны закрывали обувь, которая была неизвестно из чего сделана и напоминала что-то вроде галош с остатками валенок.

Взгляд был какой-то затравленный. Глаза его постоянно бегали – он явно был обескуражен случившимся.

Дядя Володя постоянно держал его на мушке, хотя руки ему за спиной уже успели связать отец и дядя Федя. Бабушка Катя все время уговаривала своих сыновей:

- Родненькие, не бейте его! Не бейте!

Но его никто и не собирался бить. Его усадили на табурет и стали расспрашивать: кто он и откуда, и что ему надо. Мужик не отвечал ни на какие вопросы, притворившись глухонемым. Только когда дядя Володя сунул ему под нос ствол пистолета, он заговорил. Путаясь и заикаясь, он стал лепетать, что заблудился, что из какой-то геологической партии, что замерз и хотел просто погреться.

Вдруг дядя Володя очень внимательно пристально на него посмотрел и, прервав его россказни, четко и ясно произнес:

- Это враг! С ним все понятно!

Видимо, чутье фронтовика ему что-то подсказало. Мужик после этого замолк, сник и больше не произнес ни слова. Только попросил воды.

Оставив его под охраной братьев, дядя Володя побежал на краслаговский аэродром, где он работал пилотом, и где был телефон. Позвонив «куда следует», он быстро вернулся быстро, ведь, аэродром-то был рядом. Через некоторое время подъехал грузовик с солдатами, и мужика увезли. После этого случая надолго хватило разговоров об этом по всей нашей округе.

Прошло два-три месяца и наш родственник, который работал следователем в Канском управлении КрасЛАГа рассказал отцу и его братьям об этом мужике все, что ему удалось узнать, так как он принимал участие в расследовании этого дела.

Оказывается, этот мужик совершил побег из лагеря поселка Тугач Саянского района. Бежал он еще в августе 1948-ого года, а осужден был на десять лет как «власовец», то есть солдат РОА генерала Власова. В этом лагере отбывали срок много «власовцев», и он был один из них. Но после этого побега, когда им вплотную и очень скрупулезно занялись следователи МГБ (так тогда называлась госбезопасность) выяснилось, что это был не простой рядовой РОА, а идейный каратель-провокатор с гестаповской выучкой. Он по заданию гестапо внедрялся в подразделения РОА, где выявлял недовольных, колеблющихся и сомневающихся, а также бывших советских командиров и политработников. Всех этих людей по его наводке гестаповцы уничтожали или отправляли в лагерь смерти. И на его счету было несколько десятков лично им загубленных жизней. Это был ценнейший гестаповский агент. Видя неминуемый крах гестаповской Германии, и понимая, что бывшие покровители его просто бросили, он затаился в одном из подразделений РОА, в составе которого и попал в плен; был осужден и отбывал срок в лагере в поселке Тугач. Все складывалось для него нормально. Заметая следы, он отсидел бы срок, вышел бы на волю, сохранив жизнь и жил бы так, что никто не знал о его прошлом.

Но случилось непредвиденное. Летом 1948-ого года в лагерь этапом прибыла новая партия «власовцев» и некоторые из них его опознали, как душегуба и гестаповского агента. Но доносить властям лагеря не стали, а решили сами свести с ним счеты. Он также узнал некоторых, и понял, что над ним нависла смертельная угроза.

Мешкать он не стал, и в один прекрасный момент, используя свой опыт и навыки, убив конвойного, с его оружием исчез в тайге. Пока было тепло и патроны, он в тайге успешно скрывался. У нас ведь в сибирской тайге можно целую армию упрятать – и не найдешь. Вот и его не нашли. Когда уже подошла осень и он, исчерпав все возможности для проживания в тайге, решил определиться на зиму. Как он сам рассказывал следователям, он намеренно шел в Канск и долго высматривал на окраине города подходящую избу. Наконец, он выбрал свежепостроенную, хотел ночью проникнуть в нее, убить всех, кто бы там не находился, взять одежду, документы, деньги, после чего на станции сесть в поезд, доехать до Хабаровска или Владивостока (судя по обстоятельствам), перейти нелегально границу и проникнуть в Японию. Ну, а дальше, уже как судьба распорядится, где и как затеряться.

При выборе избы, он учел, что хозяин болен, в доме дети, да женщина, сопротивления он не ожидал. Учел, кажется, все факторы, и даже дефицит гвоздей. Но все его планы нарушила девчонка-студентка, которая по большому счету и спасла наши жизни.

Его расстреляли. Одному Богу известно, где упокоилось его грешное тело. Может быть, свой последний час он встретил в тюремной камере, а может быть на свежем воздухе на какой-нибудь «Салотопке». Он промелькнул эпизодом в моей жизни, но какой пласт судеб и событий канул вместе с ним…


На оглавление Вперёд